Наместник Данилова ставропигиального монастыря Москвы архимандрит Алексий (Поликарпов): у нас в России деятельность монастырей разнообразна: наряду с молитвенной жизнью много трудовых, хозяйственных послушаний, социальная работа и т. д. На Западе монастыри чаще сосредоточены на чем-нибудь одном. Нужна ли и возможна ли «специализация» для наших монастырей и существует ли это где-нибудь на практике? Второй вопрос относится к монашескому постригу: насколько правильна мысль о необходимости пострижения послушника в случае болезни – с надеждой, что это будет способствовать исцелению?
Митрополит Иларион: монашеский постриг не является средством исцеления от болезней, как и монашеский постриг перед смертью – это обычай, о котором можно поставить ряд вопросов. Что касается специализации монастырей, – не думаю, что мы можем и должны воспроизводить западную католическую систему с разделением на ордена. Даже если мы создадим ученый монастырь, где все иноки будут заниматься библеистикой и патристикой, то сразу встанет вопрос: кто будет их обслуживать и т. д. Идея полного разделения на отдельные служения неосуществима. Хотя при знакомстве с западными монастырями – центрами учености видно, что им удается сочетать самообслуживание в традиционном монашеском смысле (сами готовят, вместе с игуменом моют посуду) и серьезную научную деятельность. Если будет желание и установка поддержать стремление к учености, то найдется и возможность.
Реплика из зала: у нас поступают проще: создают в монастыре параллельную женскую структуру, которая готовит, моет, убирает…
Митрополит Иларион: вопрос о параллельной женской структуре требует отдельного рассмотрения и исследования: допустима ли такая структура в мужских монастырях.
Вопрос: посоветуйте монастырь с хорошей духовной жизнью, куда можно поступить?
Митрополит Иларион: монастырь нужно выбирать по внутреннему зову: необходимо посмотреть, пожить в нескольких обителях, и где вы почувствуете, что хотели бы остаться жить и умереть, ту обитель и избирайте.
Вопрос: замечательный доклад, но помогите сделать сказанное реальностью. Все время уходит на послушание, а на духовную жизнь его почти нет, и думаешь: можно ли вообще жить по-монашески? Помогите нам!
Митрополит Иларион: это вопрос к тому монастырю, в котором пребывает автор записки. Безусловно, послушание является частью духовной жизни, и мы не можем его отделять от духовной жизни. Но, действительно, приходится часто наблюдать такую картину, что монахи и монахини из-за перегруженности физическим трудом не могут посещать богослужения, не хватает сил на келейную молитву. Думаю, что от игумена или игумении монастыря зависит, будет ли оставаться у монахов и монахинь время на духовное делание: молитву, чтение Священного Писания и святых отцов.
Вопрос: возможно ли, чтобы игумен назначил сам себе преемника?
Митрополит Иларион: думаю, что невозможно, так же, как и архиерей не может назначить себе преемника. В каждом отдельном случае, идет ли речь о назначении или об избрании, должен происходить полноценный процесс поставления во игумена. Это не значит, что игумен монастыря не может воспитывать того или иного человека или группу людей для того, чтобы они могли впоследствии продолжить его дело. Здесь есть определенная степень риска: если при жизни игумена возникает «фигура № 2» в монастыре, это может вызвать соблазн и трудности, в том числе для самого этого человека. Мудро поступают те игумены и игумении, которые готовят себе преемников, но этого не афишируют, и только после их кончины или ухода для всего братства или сестричества становится явным, кто должен быть следующим игуменом или игуменией.
Вопрос: если монах или монахиня уходят из монастыря, они остаются монахом или монахиней?
Митрополит Иларион: думаю, что остаются, если Церковью не принято иное решение, если постриг не признан недействительным. Знаю случаи, когда монахи уходили из монастыря, вступали в брак, желали принять священный сан, но это невозможно по каноническим причинам. Думаю, никто не может освободить человека от монашеских обетов, кроме священноначалия; в том лишь случае, если оно сочтет, что постриг был совершен с грубыми нарушениями, в том числе с теми, о которых я говорил в своем докладе. В таком случае, думаю, человек может и венчаться, и может получить священный сан. Если же человек ушел по своей воле, в глазах Церкви он остается монахом, но монахом падшим. Церковь молится о его возвращении на монашеские стези.
Вопрос: как Вы относитесь к тому, что архипастырь, чтобы быть настоящим отцом для монашествующих, должен сам иметь реальный опыт монастырской жизни? Не нужно ли кандидату в архиереи годик-полтора провести в монастыре в качестве простого брата?
Митрополит Иларион: считаю, что это полезно. Мне кажется, что у нас во многих случаях так и происходит. По крайней мере, за последние четыре с половиной года, когда мне приходится участвовать в заседаниях Священного Синода, было избрано более ста архиереев – в основном это люди, которые прожили не «годик-полтора», а многие годы или даже десятилетия в монастырях. Думаю, что нашу Церковь очень оздоровляет то, что архиереи приходят из монастырской среды, а не из числа церковных карьеристов, для которых монашество – только способ продвижения по иерархической лестнице.
Настоятельница Никольского Черноостровского монастыря игумения Николая: Ваше Высокопреосвященство, Вы предложили исключить степень трудничества и сразу начать со стадии послушания. Но, как правило, и Вы тоже об этом сказали, принимая послушника (послушницу), мы сразу его прописываем и делаем членом своей монашеской семьи. Если мы опустим испытательный период, то будем принимать всех подряд, что приведет к плохим последствиям. Может быть, не меняя существа дела, поменять термин: не трудник, а кандидат в послушники?
Митрополит Иларион: когда я поднимал этот вопрос, то не говорил о прописке. Прописка – это уже обязательство монастыря перед конкретным человеком. Но для того, чтобы быть послушником или послушницей, не обязательно быть прописанным в монастыре. Я согласен с понятием испытания, но не согласен с тем, чтобы понятие «трудник» вписывалось в монастырский устав в качестве некоей обязательной ступени перед послушничеством.
Настоятельница Воскресенского Новодевичьего монастыря г. Санкт-Петербурга игумения София: Ваше Высокопреосвященство, хотелось бы поставить вопрос о евхаристической дисциплине в наших монастырях… Монашеская община – это прежде всего евхаристическая община. Если приходская жизнь предполагает разнообразие практик, обсуждаемость этих практик, то тем более этот вопрос должен быть отражен в «Положении о монастырях и монашествующих». Как Вы полагаете, какие акценты можно было бы здесь расставить? Например, архимандрит Ефрем Ватопедский говорит, что дело духовника – не лишать допуска к Причастию, а решать вопрос о причащении, когда человеку что-то препятствует. Но монашеская жизнь и монастырский устав предполагают особый аскетический подвиг, который, как и исполнение всех монашеских обетов, должен рассматриваться в контексте евхаристической жизни. И еще вопрос: в правилах свт. Василия Великого есть слова, что и не произнесший монашеских обетов, но облаченный в иноческую одежду (очевидно, по толкованию Вальсамона, это и соответствует нашему рясофору), должен быть понужден к произнесению обетов и монашескому постригу. Хотелось бы услышать канонический и исторический комментарий. И хотелось бы присоединиться к Вашему мнению, что монашество в миру не досадное исключение, а особое послушание, на которое направляется человек Церковью. В связи с этим я считаю, что нельзя согласиться с требованием о приписывании всех без исключения монахов к каким-либо монастырям – это абсурдно и не способствует налаживанию ни монастырской, ни общецерковной дисциплины. Ведь данное правило касается монахов, постриженных ненадлежащим образом, которых нужно водворить в монастырь, вручить. Монах должен жить в монастыре, а не быть формально к нему приписанным. О присутствии монашествующих в учебных заведениях: в начале ХХ века белое духовенство и люди, антимонашески настроенные, любили ссылаться на древний аскетический идеал: монах должен сидеть в пустыне, а дело преподавания и науки оставьте людям светским. Священномученик Иларион Верейский категорически возражал против этого, он говорил: монахи, которые несут свое служение в духовных школах, поставлены «на свещнице» и озаряют своим светом всех…
Митрополит Иларион: если начать с конца того, что Вы говорили, мне кажется, что история монашества представляет собой удивительный пример постепенной трансформации церковного института, который зародился как очень скромное и специфическое начинание. Монашество зарождалось именно как уход из мира, поэтому процветало исключительно вне городов. Более того, монашество создавалось как институт, практически не совместимый со священством. В древних обителях не было пресвитеров из среды монашествующих, их приглашали из города для совершения Евхаристии. И когда святой Савва был рукоположен, то получил имя Освященного, потому что это воспринималось как исключение из правил. Но впоследствии монашеская идея стала трансформироваться, и церковная практика показала, что монашество совместимо со священством, архиерейством и многими другими служениями, в том числе – с миссионерским и просветительским.
Если бы мы строго следовали букве готовящегося «Положения» или же решений Архиерейского собора 2000 года, в которых говорилось, что все монахи из мира должны быть возвращены в монастыри, где бы мы нашли пространство для таких миссионеров, как святитель Николай Японский? Не проведя ни одного дня в монастыре, получив постриг в духовной школе, он отправился в далекую страну, жил там в одиночестве и создал целую Поместную Церковь. Это показывает, что монашество имеет много форм, в которых может успешно и достойно существовать.
Думаю, что монашество в миру – одна из востребованных сегодня форм монашеского служения. В отношении рясофора есть разные мнения, в своем докладе я сделал длинную сноску, которую не стал зачитывать, в печатном виде она будет вам доступна. История установления трех чинов: рясофора, пострига в малую и великую схиму - показывает, что в первом тысячелетии существовало два этапа вхождения в монашескую жизнь: просхима, или первая схима, не сопровождаемая обетами, которая соответствует рясофору, и собственно схима, соответствующая, вероятно, малой схиме. Разделение на три чина произошло постепенно, в текстах чинопоследования малой и великой схимы различия выражены не очень внятно. Остаюсь при убеждении, что рясофорный инок – это послушник, человек, который не давал обетов. Хотя уход из монастыря такого человека является нарушением дисциплины, но его нельзя приравнять к уходу монаха, давшего обеты. Сознательное вступление на путь монашеской жизни, зафиксированное в обетах, которые произнесены вслух перед алтарем и лицом братства, является тем пунктом, от которого обратного пути нет.
В отношении Евхаристии думаю, что «Положение о причащении» заслуживает не менее серьезного обсуждения, чем «Положение о монастырях и монашествующих». Мы должны создать условия, чтобы люди причащались Святых Христовых Таин. Возбранение приступать к Святым Тайнам должно зависеть от решения духовника, тогда как само причащение должно быть нормой, особенно в монастырях, и об этом необходимо написать в «Положении о подготовке к причащению». Там оставлены без рассмотрения такие важные моменты, как подготовка к причащению для священнослужителей, монашествующих. В «Положении» говорится только о мирянах, к которым подчас предъявляются более строгие требования, чем к монашествующим и священнослужителям.
Вопрос: не должна ли быть создана при Священном Синоде специальная комиссия, которая разбирала бы сложные и противоречивые ситуации, которые могут возникать между монахом и священноначалием, между монастырем и епископом?
Митрополит Иларион: в современной жизни монастырей возникает множество противоречивых ситуаций. Такая комиссия уже существует – Синодальный отдел по монастырям и монашеству, который возглавляет Высокопреосвященнейший Феогност, архиепископ Сергиево-Посадский.
Вопрос: как должны складываться отношения монастыря с правящим архиереем? Каковы границы вмешательства архиерея во внутреннюю жизнь монастыря?
Митрополит Иларион: думаю, за исключением тех случаев, когда архиерей является полноценным игуменом того или иного монастыря (живет в монастыре, участвует в жизни братии), отношение должно выражаться греческим словом «эпископи», то есть наблюдение. Архиерей не может подменять собой игумена, благочинного или духовника: он наблюдает за тем, чтобы жизнь в монастыре текла в нужном русле, не было бы конфликтов, устанавливались нормальные отношения между игуменом и братией, и в этом смысле у епископа есть начальственные полномочия. Но не думаю, что он должен в полной мере руководить монастырем. Управлять монастырем должен игумен.
Вопрос: что делать, если в монастыре не выделяется время на чтение, и какие книги лучше читать монаху, если у него нет постоянного руководства?
Митрополит Иларион: аскетическая литература, необходимая монаху, не устаревает – это прп. Иоанн Лествичник, Исаак Сирин и другие Отцы, в том числе те, которые вошли в «Добротолюбие»; наставления подвижников более позднего времени, таких, как Оптинские старцы. Но если не выделяется времени для чтения, то это – проблема. Думаю, что во всех монастырях должно выделяться время для келейного чтения, хотя бы час в день, помимо времени на келейное правило. К сожалению, нередко приходилось наблюдать такую ситуацию, когда иноки, вовлеченные в круг послушаний, переставали понимать, для чего они находятся в монастыре. Монаху для духовной жизни нужна подпитка в виде чтения, ведь в творениях святых отцов мы находим удивительные примеры и советы. Оторванный от этого знания, монах может утратить цель и внутренний огонь, а если огня внутри нет, то все теряет свой смысл и происходит внутренний кризис.