Л.П. Карсавин и Н.А. Бердяев строят своё учение на идее всеединства, у истоков которой стоял Вл. Соловьёв. Считалось, что философы придали ей определённую специализацию: для Бердяева таким приматом послужила свобода, Карсавину приписывали «нелюбовь к свободе». Если оценка творчества Бердяева на сегодня не изменилась, то с Карсавина было снято обвинение в нелюбви к свободе и антиперсоналистичности.
Изучение их наследия показало, что Бердяева с его отказом от онтологии можно считать предвестником постмодернистского конца метафизики, а Карсавина - провозвестником сегодняшнего возврата к метафизике и религии. Автор показывает, что предубеждение против учения о «симфонической личности» Карсавина исходит от самого Бердяева. Проводя сравнительный анализ позиций философов, Ю.Б. Мелих делает вывод, что философия Бердяева остаётся «равнодушной» к бытию.
По мнению автора статьи, стремление Бердяева преодолеть бытие и деонтологизировать реальность приводит к отказу от триединства как фундаментальной структуры сущего и его деперсонализацию. Тогда как Карсавин исходит из неразрывности бытия и мышления, но отмечает, что разум разделяет бодрствование и мышление, делая возможным познание вообще. Для установления связи выделенных бытия и мышления с идеей всеединства, Карсавин вводит термин «качествование». Все качествования субъекта различны, но не разъединены, видимость их различия определяется недостаточной опознанностью их субъектом. «Я» осознаёт себя в одном качествовании, другие имеют особый род присутствия в единстве («стяжённом»).
Карсавин вводит временную характеристику - «момент», образующую новую категорию, «момент-качествование». Эти моменты не равнозначны. Их «различённость» воспринимается как данность, положенная вне «я». Восприятие реального мира является частью этого мира, с одной стороны, и качествованием субъекта, с другой. Следовательно, субъект, воспринимающий «иное», сам является частью этого иного. Значит, познающий субъект шире, чем тот же субъект как сумма его «качествований».
Выход к реальному миру, по теории Карсавина, возможен, если эта реальность той же природы, что и субъект, и описывается в тех же терминах. Эта реальность выводит к «высшему субъекту». Человек, как единство моментов, сам оказывается моментом высшего субъекта. Переход от психологического к теоретическому Карсавин осуществляет при помощи терминов, взятых у Кузанца, - «стяжённое» и «posset». Последний переводится ‘возможность-бытие' и применяется для раскрытия всеединства как становления из возможности в реальность.
В философии мыслителя личность выступает фундаментальным принципом онтологии, а триединство-всеединство как коррелят догмата троичности. В Абсолюте первоначальное единство есть троичность. Принцип триединства, или совокупность трёх взаимно упорядоченных ступеней с общей сущностью, и есть принцип становления. Человек и весь тварный мир также представляют собой триединство, хотя и несовершенно «стяженно». Смысл понятия «стяженно»: 1) на онтологическом уровне человек содержит триединство; 2) на онтологическом уровне он познаёт своё триединство с Богом; 3) на индивидуальном уровне он делает это «участняемо», то есть индивидуально, и «умаляемо», то есть ограниченно.
Полнотой бытия и личностью является только Бог. Бытие твари есть только движение к бытию. Тварь становится личностью при свободном принятии в себя божественного «содержания», через участие в Логосе. Автор считает, что именно эта мысль дала возможность Бердяеву констатировать «метафизическое рабство» у Карсавина, так как Карсавин учит о симфонической личности осуществляющей божественное триединство, но «растворяет» существование самой человеческой личности. Карсавин, по его мнению, не может примирить личность с всеединством, а это якобы свидетельствует о том, что персонализм не может основываться на монистической метафизике.
Бердяев же ищет путь преодоления бытия, преодоления телесности как детерминированности. Для него важно найти философские пути её преодоления и пути одухотворения. В этом коренится и его социальная концепция революционных преобразований. Он объявляет войну всем формам объективации, и в первую очередь иерархическому порядку бытия. Карсавин, напротив, считает, что единство личности и бытия возможно и это двуединство должно быть личностью (иначе откуда в моменте то, чего нет в первоединстве?).
Двуединство личности с инобытием он называет «симфонической личностью», за пределами личности и её инобытия ничего нет. Наш мир уже не может быть без личного бытия, потому что оно в нём уже есть. Бердяев считал, что человек «во внутреннем» обретает свой образ через образ Божий, «во внешнем» осуществляет правду через подчинение мира образу личности. Это есть персонализм Бердяева. И в этом кроется основное различие между Бердяевым и Карсавиным: для Бердяева мир ещё нужно «подчинить» личности, поскольку тот мир, который существует, - это только «объективация», всегда антиперсоналистичная, для Карсавина неподлинность мира заключается в неполноте проявления в нём Божественного, для Бердяева - в неподлинной иррациональной объективации (близость к Шопенгауэру).
Бердяев стремится освободиться от прикованности к бытию. Если в «Смысле творчества» (1916) он ещё преодолевает в творческом акте царство необходимости, и этим реабилитирует бытие, то позднее всякое бытие видится им как ограничение «я». Его цель - обосновать примат свободы над бытием, так как только субъект со своей способностью трансцендирования может преобразовать мир на основе свободы. Причём свобода есть ничто, в смысле реальностей природного мира, не есть что-то.
Гайденко отмечает, что изначальное ничто Бердяева надо мыслить независимым от Бога, дабы не ограничивать абсолютную человеческую свободу. Она называет такую позицию «метафизическим анархизмом». Но Бердяев разделяет «я» и «личность», «я» может реализовать «личность» через свободное подчинение сверхличностному.
Таким образом, проблема свободы переносится в плоскость заданности личности Богом, а не только зависит от бытия. Для Бердяева личность есть живое противоречие, для Карсавина - телесно-духовное существо (лицо). Последний подчёркивает значимость бытийности твари, рассматривая свободу не только как проблему обожения, но и как проблему олицетворения. Божественность, как условие тварного бытия, а не тварь как таковая, определяет Божественный замысел, человек же свободен сделать Божий замысел своей целью. Зеньковский называл такую позицию «софиологическим детерменизмом».
Предвосхищая такую реакцию, Карсавин отмечал, что само существование твари указывает, что она отдаёт себя Богу. Личность у Карсавина осуществляется через инобытие, осознавая двуединство с ним и с другими личностями. Отсюда признание высшего единства, индивидуализации в себе высшей личности, симфоничность. Карсавину удаётся мыслить бытие как экзистенцию личности, как персоналистическое. Бердяев не может объединить личность и бытие, так как он мыслит бытие как объективированное и не совместимое со свободой. Поэтому он не может выйти за пределы личного переживания и сделать их метафизическими.
Гносеология Карсавина рациональна. «Я» у него является не кусочком бытия, а всем бытием, оно осознаёт себя личностью через соотнесение с инобытием. В философии Карсавина безусловность существования определена его «мыслимостью». Личность делится на познающее «я» и на изведённое из «я» и им познаваемое. Таким образом, степень познаваемости бытия определяется степенью единства с ним. «Я» проходит в самопознании три этапа: 1) неопределённое единство с собой; 2) саморазъединение; 3) самовоссоединение. Именно третий этап обеспечивает полный, бытийственный, возврат к полноте личности.
Гносеология Бердяева иррациональна. Единство мысли он видит не в единстве с миром, а в единстве с противоречивой личностью. Поскольку мир грешен, личность не может реализовываться вовне, это означало бы объективацию, столь ненавистную Бердяеву. Не выходя за рамки самопознания личности, философу все-таки не удалось продемонстрировать способность выхода к космосу - такой вывод делает автор статьи при сравнении взглядов Бердяева и Карсавина.