В статье рассматривается религиозно-философская концепция символа священника Павла Флоренского в контексте свидетельств, приведенных в его «Воспоминаниях» и письмах с Дальнего Востока и из Соловецкого лагеря. Эти свидетельства относятся к переживаниям, испытанным Флоренским на берегу моря и осмысляемым как подтверждение разработанной им к 1920-м гг. «конкретной метафизики». Проблемы критики этой метафизики, воспринимаемой священником Павлом Флоренским в качестве основы общечеловеческого и христианского миропонимания, остаются за рамками данной статьи.

В статье рассматривается одна из самых важных особенностей религиозно-философского и богословского творчества священника Павла Флоренского, которая, несмотря на большое количество исследовательской литературы, остается еще недостаточно изученной. В отличие от ряда других мыслителей, в трудах Флоренского элементы мистики и мистических восприятий связаны с его непосредственным интересом к тем реальностям, которые относятся к теории и практике магии и оккультизма. В статье дается краткий обзор суждений, высказанных ведущими исследователями наследия Флоренского, которые касались данной темы, и отмечается отсутствие ее серьезных разработок после публикации всех текстов Флоренского к началу 2010-х гг. Делается главный вывод, что мистику как «познание высших миров» Флоренский, будучи христианским мыслителем, воспринимал прежде всего в ее сотериологическом аспекте, но главную опасность ложной мистики, так же как и практики «темной» магии и оккультизма, видел только в неосознанном или сознательном проявлении человеческого своеволия и человеческой субъективности.

В статье кандидата философских наук, кандидата богословия, доцента, старшего научного сотрудника Научного центра истории богословия и богословского образования ПСТГУ Николая Николаевича Павлюченкова рассматривается первый этап философско-богословского творчества свящ. Павла Флоренского. На этом этапе для Флоренского характерным являются интерес к наследию В. С. Соловьева и попытка дать богословскую интерпретацию его основным концепциям — учению о Софии Премудрости Божией и «Богочеловечества». На позднем этапе своего творчества Флоренский лишь корректирует эту метафизику (заменой, в соответствии с богословием свт. Григория Паламы, понятия причастия твари Божественной сущности на причастие Божественной энергии) и рассматривает ее с новой точки зрения, разрабатывая энергетическую концепцию символа и онтологию концентрических уровней бытия.

В статье кандидата богословия, кандидата философских наук, доцента, старшего научного сотрудника Научного центра истории богословия и богословского образования ПСТГУ Николая Павлюченкова рассматривается творческое наследие И. В. Киреевского в контексте проблемы влияния философии Ф. В. Шеллинга на отечественные концепции «цельного знания» и всеединства и распространения этих концепций на область богословия. Важность разработки данной темы обоснована фактом восприятия идей Ф. В. Шеллинга и И. В. Киреевского Владимиром Соловьёвым, творчество которого оказало существенное воздействие не только на философскую, но и на богословскую мысль в России в конце XIX — начале ХХ вв. Отмечается, что И. В. Киреевский на позднем этапе своего творчества пытался следовать учению св. отцов, сохраняя при этом некоторые заимствованные у Ф. В. Шеллинга позиции.