Тридцатилетняя Кавказская война, спровоцированная Турцией и развязанная в 1834 г. фанатичными горскими племенами Восточного Кавказа – последователями движения мюридизма и газавата против России, официально завершившаяся в 1859 г. пленением имама Шамиля, а фактически – в 1864 г.[i], после героического освобождения русскими войсками крепости Карс в Армении, беспощадно истощала не только человеческие, материальные, но и духовные ресурсы России. Современник событий, русский поэт Иван Савич Никитин в неопубликованном стихотворении «На взятие Карса» в ноябре 1855 г. писал:

…И знамя Ислама позорно упало

Над Карсом поднялся двуглавый орёл.
Да здравствует наша родная держава,
Сынов-исполинов бессмертная мать!..

…За нас Господь! Он Русью правит,
Он с неба жезл царю пошлёт;
Царь по волнам жезлом ударит –
И рати двинутся вперёд,
И грянут новые удары…
И вам, защитникам Луны,
За грабежи и за пожары
Отплатят Севера сыны[ii].

Окончания войны ждали не только войска, правительство, но и весь российский народ.

Для поддержания духа православия, окормления разнообразного по сословиям и верованиям кавказского населения незадолго до окончания войны в январе 1843 г. специально утверждается Кавказская и Черноморская епархия с центром в Ставрополе, ставшем к тому времени и административным центром Ставропольской губернии. В результате христианская жизнь в регионе начинает оживляться.

Третий по времени епископ Кавказский и Черноморский Игнатий (Брянчанинов)[iii] в декабре 1859 году беседовал с наместником Кавказа кн. А.И. Барятинским о развитии миссионерства среди горского населения, а 1 января 1860 г. он в отношении к начальнику Ставропольской губернии П.А. Брянчанинову (брату святителя), заботясь о постройке каменной церкви в г. Моздоке для чудотворной Иверской Моздокской иконы Божией Матери, писал: «…между тем счастливейшее событие на Кавказе – покорение всех горских народов Левого крыла, единодушно признавших себя подданными православного царя, равно как и незадолго до этого объявленная мне Святейшим Синодом благословенная воля царя о том, чтобы принимаемо было всевозможное старание о доставлении святого христианского верования иноплеменникам, погруженным в идолопоклонство или верующим в нелепые  учения и басни исламизма, открывает обширное поприще для новых, весьма верных соображений. К величайшему утешению моему, 14 сего декабря я лично услышал из уст князя Александра Ивановича Барятинского, что Его сиятельство принимает живейшее участие в распространении христианства между горцами. При таких обстоятельствах действие чудотворной иконы на горцев, и ныне сильное, может несравненно более усилиться – повести к самым благоприятным результатам ». В отчете епископа за 1858 г. автор этой же книги отмечает, что чудотворная икона Иверской Божией Матери г. Моздока вынесена горцами из Карталинских ущелий в 1793 г. и является предметом благоговейного почитания не только православных христиан-горцев, но и самих магометан, привлекая также богомольцев из соседних русских губерний и земли Войска Донского, а среди горских народов – «громка и славна она чудесами своими»[iv].

Именно в этот период и возникают на территории Черноморского побережья Кавказа, в предгорьях и горах четыре мужских монастыря, основанные русскими монахами-афонитами, проведшими на Афоне по десяти и более лет, впитавшими дух Афона и горячо желавшими привнести его в свое Отечество, – на столь напоминавшей им природу Афона Кавказской земле.

Возникают и строятся эти монастыри почти одновременно, становясь светильниками веры христианской и благочестия на многострадальной и обильно политой кровью земле. Не усилиями людей, но самим Промыслом Божиим, видимо, было определено возникнуть им на относительно небольшом расстоянии друг от друга, в одной епархии. Однако история и обстоятельства возникновения каждого из афонских кавказских монастырей имели свои особенности, предысторию, истоки, свои особенные трудности, печали и радости.

Что же послужило толчком к созданию афонских (и в первую очередь Ново-Афонского) монастырей? К сожалению, в отношении этого исторического явления в литературе закрепилось ложное мнение, что страх перед Турцией, угрозы захвата ею Афона, притязания самой Греции на русские монастыри и их келлии на Афоне вынудили афонских монахов стремиться к устроению в России новых обителей, отличавшихся афонским уставом.

Так, в монографии Леонова (монаха Прокопия) читаем: «Напряженные отношения между Россией и Турцией в 70-х годах 19 века заставляли опасаться за судьбу русских монастырей и келий на св. Горе Афон. Идея перенесения на Кавказ Афонской святыни принадлежала наместнику Кавказа Михаилу Романову, брату императора Александра II. Первым был основан Ново-Афонский Симоно-Канонитский монастырь в 30 км от г. Сухуми на Черноморском побережье. Вторым был утвержден Свято-Михайловский монастырь в майкопском отделе Кубанской области»[v].

Также, например, и в книге Н.А. Иониной «Сто великих монастырей» при описании Симоно-Канонитского Ново-Афонского монастыря находим следующее: «Во второй половине IX в. русские иноки на Святой горе Афон терпели сильное экономическое и юридическое притеснение. Речь шла даже о возможном уходе со Святой горы, и тогда в 1871 г. русское правительство вызвало представителей  Пантелеимонова монастыря в Санкт-Петербург и предложило им выбрать на Кавказе место для возведения новой обители, которая и была устроена во имя Симона Канонита – одного из учеников Иисуса Христа»[vi]. Отсутствие у автора ссылок на источники не позволяет выявить, где еще прозвучала такая заведомо ложная информация о русских на Афоне во второй половине XIX в.

К сожалению, и на довольно популярном в России сайте isihazm.ru встречаем то же заведомо ошибочное мнение относительно возникновения Ново-Афонского монастыря (приводим сканированный с неуказанного источника авторами сайта текст без правок): «Симоно-Кананитский монастырь (Новоафонский монастырь) – православный монастырь расположенный у подножия Афонской горы в Абхазии. Основан в 1875 году монахами со Старого Афона (Греция) из обители св. Пантелеимона.

…Особой любовью и попечением старца Иеронима, игумена Пантелеимонова монастыря на Афоне, пользовалась устроенная по его замыслу на Кавказе новая обитель, впоследствии ставший известным всему православному миру Ново Афонский Симоно Кананитский монастырь. Ее основание и невиданно скорый расцвет – это тоже свидетельство безграничного упования старца Иеронима на благость Промысла Божия, поскольку первым толчком к строительству новой обители на Кавказе явились печальные события смуты 1874–1875 годов.

…В 1874 году, в разгар печальных событий в монастыре, старцы Иероним и Макарий увидели необходимость теснее связать судьбу Афонской обители с родным отечеством, поставить себя под покровительство своего правительства, чтобы впредь не иметь опасений за теплое убежище на случай угрозы выселения с Афона, а также послужить духовной пользе того края, который бы их приютил. Отец Иероним и отец Макарий обратились к своему защитнику и благодетелю графу Н. П. Игнатьеву, чтобы он исходатайствовал право русской братии Пантелеимонова монастыря поселиться на Кавказе и основать там новую обитель.

Одновременно в письме к наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу они просили «благоволить им даровать и указать удобное место из необозримых кавказских пределов для постройки обители и прирезать к ней часть земли и леса для обеспечения обители на будущие времена». По ходатайству Н.П. Игнатьева это разрешение было получено, и в августе 1875 года монастырские уполномоченные во главе с деятельным помощником старцев Иеронима и Макария иеромонахом Арсением прибыли на Кавказ на Новый Афон»[vii].

Увы, сколько неточностей в столь малом отрывке текста!

А ведь было все как раз наоборот! На Афоне тех лет наблюдался небывалый расцвет русского монашества, совпавший по времени с русскими победами на Кавказе, о чем скажем чуть ниже. А пока приведем небольшую цитату из репринтного издания Краснодарской Краевой научной библиотекой им. А.С. Пушкина – справочной книги «Черноморское побережье Кавказа» группы авторов (В.П. Доброхотова, А.С. Ермолова, А.А. Каминского, И.В. Палибина, Н.И. Воробьева, А.П. Зотова и других известных ученых разных областей знания предреволюционной России), вышедшей в издании М.А. и Б.А. Сувориных в 1916 г.: «В 1810 г. Абхазия вступила в подданство России, но до последней четверти прошлого столетия для восстановления христианства в ней ничего не было сделано. Мысль об устройстве в Закавказье монастырской общины принадлежит монахам Русского Пантелеимонова монастыря на Старом Афоне: настоятелю архимандриту Макарию и иеросхимонаху Иерониму. Об осуществлении ее они просили ходатайствовать перед высшим начальством тогдашнего посланника и полномочного министра при Оттоманской Порте генерал-адъютанта Игнатьева. Но осуществление этой мысли состоялось при помощи бывшего наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича. С его разрешения в конце августа 1875 г. в Тифлис Афона прибыли для приискания места в Сухумском округе иеромонах Арсений и монахи Агапий и  Иоанн. Уже 6 сентября они выбрали место на развалинах древней Анакопии. ‹…› Выбор этого исторического места монахами, оцененного уже римлянами, греками-понтийцами и генуэзцами, нельзя не одобрить. Это лучшее в Абхазии, центральное по положению место, замечательное по своему плодородию и живописности. ‹…› Афонские монахи по получении участка немедленно приступили к заготовке материалов для возобновления древней церкви и для других монастырских построек»[viii]. Горячим желанием монахов-афонитов было прославление строительством нового монастыря памяти святого апостола Симона Канонита, подвизавшегося в пещере неподалеку от храма, крестившего, исцелявшего абхазов и принявшего здесь же мученическую кончину. Поэтому и строительство монастыря они начинают с восстановления храма в честь святого апостола, воздвигнутого в его память еще в Х в. Новая церковь была освящена в 1879 году. Архимандрит Иерон (Васильев) «создал большое монастырское хозяйство ‑ фруктовые сады, виноградники, водопровод, электрическое освещение и прочее. В 1889 г. он поставлен был архимандритом. ‹…› Вспыхнувшая вскоре война с Турцией повлекла разграбление и сожжение устроенного им. По окончании войны игумен Иерон с братией вскоре восстановили монастырь»[ix].

В Православной Энциклопедии 2002 г. об этих событиях в статье Д.Б. Кочетова указывается: «В августе 1875 г. наместник Кавказа Великий князь Михаил Николаевич разрешил насельникам Пантелеимонова монастыря основать в Абхазии Ново-Афонский монастырь, 10 июня 1880 г. Великий князь побывал в монастыре, в память о своем приезде он оставил в обители серебряную лампаду с надписью. В 1888 г. Ново-Афонский монастырь посетил император Александр III с семьей».

И далее: «Афонские монахи также основали на Кавказе Закубанскую Михаило-Афонскую пустынь (1883), Александро-Афонский Зеленчукский монастырь (1889), Второ-Афонский монастырь (1904).

В 1879 г. святогорским инокам был разрешен въезд в Россию «без предварительных сношений со Святейшим Синодом», лишь с паспортом, выданным русским консульством в Константинополе»[x].

Об Афоне этого периода в энциклопедической статье игумена Петра (Пиголя) говорится: «После поражения Турции в войне с Россией и заключения Адрианопольского мирного договора (1829) турецкие войска оставили Афон. С 1830 г. русские снова начали беспрепятственно приезжать на Святую Гору и принимать монашество. В основном они подвизались в скитах и в приобретенных у греков келлиях и каливах. Главным местом поселения русской братии в 30-х гг. XIX в. стал Ильинский скит.

‹…› В начале 40-х гг. XIX в. на Афоне находилось около 50 русских иноков и около 100 украинцев. ‹…› Русские насельники Пантелеимоновой обители оставались российскими подданными и находились в ведении российского посольства в Константинополе, платя ежегодную подушную подать (харадж) турецкому правительству в размере 6 руб. Хотя святогорским канонизмом 1876 г. афонские монахи, «какого бы рода и народности они ни были», объявлялись «верными подданными могущественной Оттоманской империи», подданство это было номинальным, а канонизм, хотя и был введен в свод турецких законов, никогда не выполнялся. Пантелеимонов монастырь пользовался покровительством Русского Императорского Дома и правительства в лице российских послов в Константинополе. ‹…› Обитель получала большую поддержку и от российских консулов в Салониках.

‹…› Иеросхим. Иероним (Соломенцев) стал возобновителем и устроителем жизни русского монашества на Афоне в XIX в. Благодаря его духовному руководству и разносторонней деятельности стали возможны невиданный ранее духовный и материальный расцвет Пантелеимонова монастыря и прочность положения русских на Св. Горе, что дало возможность в 1880 г. русскому генеральному консулу в Македонии М. А. Хитрово говорить о «всестороннем устроении великого русского дела на Афоне»[xi].

 «С середины XIX в. до первой мировой войны Русский монастырь являлся своеобразной базой (бытовой и научной) для многочисленных российских ученых-гуманитариев (как духовных, так и светских) различных специальностей, исследовавших культурные сокровища Афона.

Чрезвычайно активной была внешняя деятельность обители: открылись подворья в Константинополе, Москве, Одессе, Таганроге, Ростове-на-Дону, началось строительство Ново-Афонского монастыря на Кавказе и его подворья в Санкт-Петербурге. При московской Пантелеимоновской часовне широко развивалась издательская деятельность. Монастырь оказывал помощь церковной утварью, иконами, деньгами российским, сербским, греческим, болгарским храмам и монастырям, духовным учреждениям, благотворительным и учебным заведениям в Константинополе, России, Болгарии, русским духовным миссиям в Иерусалиме, Японии, на Алтае. Окрестное население Македонии получало от монастыря помощь продовольствием.

‹…› Под покровительством Пантелеимоновой обители, имевшей своего представителя (антипросопа) в афонском киноте и использовавшей свой голос в защиту интересов всех русских афонцев, русские келейные обители были защищены от нападок и претензий господствующих греческих монастырей. После кончины о. Иеронима и о. Макария русские келейные обители решили объединиться для взаимной поддержки, оказания помощи бедным русским келлиотам и отшельникам, ведения миссионерской деятельности. В этих целях в 1896 г. русскими келлиотами было основано Братство русских обителей (келлий), поддержанное русским правительством через консульство в Салониках и посольство в Константинополе. Братство, боровшееся за сохранение прав монахов-негреков на Афоне, прекратило существование в 30-х гг. XX в. ‹…› К началу XX в. на Афоне подвизались около 4800-5000 русских иноков, в то время как греческих насельников было около 3900-4000 человек».

Таким образом, совсем не от трудностей на Афоне стремились на Родину – на Кавказ – монахи-афониты. Влекло их сюда «расширенное сердце» – христианская любовь и желание поделиться благодатным духом Святого Афона с земляками.

Так, началу создания второго афонского монастыря на Кавказе – Свято-Михайловской Афонской общежительной пустыни – послужила «случайная встреча» приехавшего для поклонения Святой Горе Афон с Кавказа схимонаха Виталия (Расторгуева) и будущего основателя этого монастыря иеромонаха Мартирия. Афонский иеромонах Мартирий (Островый), уроженец г. Херсона, принявший постриг в Киево-Печерской лавре, проживал уже около 10 лет на Афоне в Успенской келлии греческого Кутулмушского монастыря. Услышав рассказ схимника о древнем византийском пещерном монастыре в горах неподалеку от г. Майкопа и о стремлении местного населения к возрождению здесь монашеской обители был глубоко взволнован и, согласно описанию Леонова (монаха Прокопия), «воспламенился идеей создания монастыря на Кавказе».

К этому времени на месте будущей Свято-Михайловской пустыни уже поселились искавшие монашеского отшельничества государственный крестьянин Саратовской губернии будущий монах Исидор Турбин (в миру Феодор) и присоединившийся к нему через год харьковский мещанин Илия Безверхов, жившие первоначально прямо в пещерах византийско-греческого древнего монастыря и начавшие хлопоты по устроению нового монастыря с обращения в 1874 г. с ходатайством к правящему архиерею Ставропольской епархии преосвященному Герману, поддерживаемые местными казачьими поселениями (станицами Царская, Севастопольская, Каменномостская и Даховская)[xii]. Надо сказать, что в тот период казачьи станицы на своих сходах неоднократно «постановляли приговоры» о выделении средств на поддержание православных приходов и духовенства[xiii].

Иеромонах Мартирий, узнав о возможности создания монастыря на седом Кавказе, пожелал все свои материальные средства (55 тыс. руб.), духовные и физические силы направить на основание обители. В 1877 г. он с товарищем приехал на место будущей обители. Вскоре по благословению афонских старцев в монастырь прибыли и другие афонские монахи. С собой они привнесли на землю Адыгеи не только афонский богослужебный устав, но и книги, частицы святых мощей.

В короткий срок в монастыре были сооружены храм, странноприимный дом, братский корпус, хозяйственные постройки. Начался приток богомольцев. Постепенно трудами братии монастыря было возведено 5 храмов: во имя Архистратига Божия Михаила, преподобного Александра – игумена обители Неусыпающих, Успенский, Преображенский и Троицкий.

На территории располагались также больница, аптека и богадельня для престарелых воинов, книжная лавка, дома для паломников и мастерские: иконописная, столярная, иконостасной резьбы, свечной завод и др. Были и «черные» мастерские: кузнечная, слесарная, плотничная, маслобойня, мельница, известковый и кирпичный заводы. В народе монастырь называли «Казачьей Лаврой» за постоянную поддержку со стороны казачьего населения Закубанья. А в насельники его принимали преимущественно лиц казачьего происхождения[xiv]. В богадельню же монастыря, как показывают приводимые ниже документы, принимали преимущественно престарелых православных воинов – бывших защитников Кавказа.

Монастырь по мере своего разрастания в ответ не только окормлял жителей окрестных станиц, но и строил там храмы и часовни. Например, вблизи станицы Царской была заложена памятная часовня, курируемая монастырем и в дальнейшем[xv].

Что же за насельники приходили в новые кавказские афонские обители? Заглянем в «Ведомость о монашествующих, приписанных к братству и проживающих в Закубанской Михайловской пустыни, за 1880 год[xvi]. Здесь мы находим, что в третий год существования монастыря, начинавшегося с 6-7 человек братии[xvii], в монастыре уже проживало 88 человек, из них 10 монашествующих, в том числе трое афонских монахов. Послушников – 5. И насельников, живущих в пустыни на испытании по документам – 73. Каковы же были судьбы этих подвижников? Ибо условия жизни в XIX в. здесь были не из легких, особенно если сравнивать со старыми и благоустроенными равнинными российскими монастырями…

Строитель иеромонах Мартирий (в миру Мартин Островый), 49 лет – из мещан города Херсона, женат не был; грамоте учился в приходском училище. Первоначально определен (26 сентября 1864 г., в 33 года) послушником в Глуховский Петропавловский монастырь Черниговской епархии, где 18 апреля 1865 г. пострижен в монашество. Был рукоположен во иеродиакона 1 августа 1865 г. и перемещен в Архиерейский Черниговский Дом, а 15 августа того же года рукоположен во иеромонахи. Здесь в послужном списке о. Мартирия появляется длительный, в 12 лет, пробел. Это время его жизни и трудов в нескольких монастырях на Афоне «по отпуску начальства» Черниговского Архиерейского Дома.

Потом в его жизни случилась описанная выше встреча, и в 1877 году Указом по Кавказской Духовной Консистории от 19 сентября он был уполномочен принять землю под устройство новоучрежденной Закубанской Михайловской Пустыни. 27 октября 1877 его перемещают в Кавказский Архиерейский Дом и 8 декабря назначают «заведывающим местом, отведенным под устройство новоучрежденной Михайловской Пустыни». Наконец, 8 августа 1878 г. он получил «благословение Святейшего Синода на благополучное ведение дела по устройству новоучрежденной Михайловской Пустыни» и 16 октября 1878 г. утвержден в должности ее строителя. Уже в следующем году (3 ноября 1879 г.) «за понесенные труды по устройству Закубанской Михайловской Пустыни» архимандрит Мартирий награждается набедренником. И еще ему предстоит трудиться долгих 30 лет, пока зимой 1909 г. при возвращении из Майкопа в родную обитель не встретится его возок со стаей волков на лесной дороге. Лошади понесут, спасаясь от волков, но разобьют возок и седока о ствол дерева. Проболев несколько дней, архимандрит Мартирий отойдет ко Господу… Сейчас монастырь готовится канонизировать своего первого строителя и настоятеля, положившего все имение свое и самую жизнь на создание обители. А по молитвам к о. Мартирию многие паломники (в том числе автор статьи) и жители окрестностей получают просимое…

Второму афонскому иеромонаху – Геннадию (в миру Герасиму Кулакову) в 1880 г. было 34 года. Он происходил из крестьян Ставропольской губернии, женат не был, в 19 лет (в 1865 г.) уехал на Афон и поступил в Андреевский скит послушником. Грамоте учился сначала дома в сельском училище, затем на Афонской Горе – в греческом училище читать и писать по-гречески. В 1868 г. в Андреевском скиту принимает монашеский постриг, 5 июля 1874 г. рукоположен во иеродиакона, 19 декабря 1876 г. – во иеромонаха.

Желая положить свои силы и жизнь на восстановление православия и монашества на родном Кавказе, он 5 февраля 1880 г. согласно прошению определен в Закубанскую Михайловскую Пустынь, но «в качестве послушника; послушания хорошего, поет и читает». Афонский иеромонах становится русским послушником. С чем это было связано, мы не знаем. Из документа Святейшего Правительственного Синода об устроении обители мы видим, что иеромонаху Мартирию поручалось известить афонских братий, желавших поступить в обитель на Кавказе, чтобы они шли с прошениями к Преосвященному Герману и с соответствующими документами[xviii]. Возможно, у иеромонаха Геннадия просто не сохранилось каких-либо документов…

О третьем афонском монахе о. Мартирий в Ведомости специально указывает «схимонах Кирилл Афонского пострижения», в миру – Кондрат Паченцов, 80 лет, из купцов г. Ейска, вдов 1 браком, грамоте не учился. Несет послушание – «окропляет святою водою богомольцев, приходящих в монастырь», и «послушание, ему назначенное, проходит исправно».

Больше афонских пострижеников и монахов в обители 1880 году не было.

Служил в обители также пожилой иеромонах Иннокентий, в миру Иван Бельский, 69 лет, из дворян Полтавской губернии; женат не был. В 32 года (17 ноября 1843 г.) он был первоначально определен послушником в Ахтырский Троицкий монастырь Харьковской епархии, где 23 мая следующего, 1844 г., пострижен в монашество, а 20 июня рукоположен в иеродиакона. Казалось бы, все в его монашеской судьбе складывалось гладко. Но, как известно, не дремлет враг. И вот 25 ноября того же года иеродиакон перемещен в Старохарьковский Преображенский Курожский монастырь, 30 октября 1847 г. перемещен в Кременецкий монастырь Донской епархии.

Наконец, 25 апреля 1830 г. перемещен в Екатерино-Лебяжскую Николаевскую пустынь Кавказской епархии на Кубани, где случилась беда: 7 сентятря 1857 г. иеродиакон «за возмущение братии поношением и за написание бумаг, ему не принадлежащих, перемещен в Кизлярский Крестовоздвиженский монастырь с запрещенем священнослужения, ношения рясы и камилавки впредь до исправления».

Проходит 2 года. Осенью 1859 г. (12 сентября) он рукоположен во иеромонаха, а 2 августа 1868 г. определен духовником по Кизлярскому округу благочиния приходских церквей. Возвращается почет и уважение братии…

16 октября 1872 г. иеромонах Иннокентий возвращен в Екатерино-Лебяжскую Пустынь, не указано – по собственному ли прошению, или как «исправившийся», где 13 июня 1873 г. назначен духовником братии Пустыни и монашествующих сестер кубанской же Марии-Магдалинской женской Пустыни, а 26 января 1876 г. награжден набедренником. Но… О, превратности монашеской судьбы! Всего лишь через 2 года и три месяца, 31 марта 1878 г., иеромонах Иннокентий «по слабости старческих сил уволен от деятельности духовника Марии-Магдалинской женской пустыни», а 17 сентября 1879 г. «по ходатайству настоятеля и братии уволен от должности духовника братии Екатерино-Лебяжской пустыни». И окончательно то ли нелицеприятный, то ли еще чем-то неугодный отец Иннокентий 17 апреля 1880 г. перемещен в Закубанскую Михайловскую Пустынь. Можно только полагать, сколько скорбных ночных молений иеромонаха из дворян Иннокентия, так и не оставившего своего ни монашеского, ни иерейского креста, слышали стены монастырских келий!

Служил Господу и пришедший в обитель в звании казачьего урядника иеродиакон Валерiан (Иван Лешента), 40 лет, происходивший из Кубанской области. Грамоте учился в доме родителей (вероятно, как многие в то время – по Псалтири). Овдовев, решил посвятить себя Богу и пришел 20 мая 1880 г. в Закубанскую Михайловскую Пустынь, где 18 ноября того же года был пострижен в монашество. А через месяц, 18 декабря, был рукоположен во иеродиакона. Отец Строитель отмечает, что иеродиакон Валерiан кроткого характера и весьма способен к послушанию.

Остальные монашествующие пришли в Свято-Михайловский монастырь «впервые» в 1879–1880 гг. и были пострижены в монашество в течение 1880 года. Это были выходцы главным образом из крестьян: 36-летний клиросный монах, харьковчанин Апогин, учившийся грамоте в приходском училище и умевший красиво читать и писать; трапезарь монастыря монах Кассиан – 42-летний полтавчанин, овдовевший отставной солдат; монах Серафим – также отставной солдат 38 лет, из так называемых помещичьих крестьян, малограмотный, но прекрасно несший послушание сапожника; из жителей военных поселений происходил монах Салафиил – 54-летний отставной и овдовевший уже дважды неграмотный солдат, который умел, однако, отлично выпекать хлеб; из казаков Кубанской Области происходил монах Феофан, грамотный, учившийся в станичном училище, не бывший женатым и обладавший незаурядными клиросными способностями.

Несмотря на официальный и стереотипный сухой язык «Ведомости…», сквозь толщу почти полутораста лет пробиваются к нам лучики любви отца Строителя к молодым послушникам (27-36 лет) его монастыря, обученным грамоте и способным к клиросному послушанию. Всем им он дает очень добрые оценки: «к послушанию способен», «очень хороших способностей», «весьма хороших способностей, очень способен к послушанию». Это были крестьяне Марко Нижегольцев и Георгий Попов из Ставропольской губернии, поселянин Харьковской губернии Феодосий Ситенко, несший кроме клиросного послушание портного. Выполнявший клиросное и плотницкое послушание крестьянин Курской губернии Роман Глушков, также клиросный послушник, мещанин г. Майкопа Симеон Попков, очень хорошо читавший и певший. На них, грамотных молодых послушников, была особая надежда настоятеля, мечтавшего о развитии и процветании обители, наподобии афонских…

Среди 73 насельников монастыря, проживавших на испытании, встречались люди разного возраста – от 14 до 70 лет, из разных сословий – казаков Кубанской Области (9) и Полтавской губернии (2), крестьян Ставропольской губернии (10 чел.) (в их числе было 2 брата – Иоаким (Яким) и Яков по фамилии Киек), Тамбовской (1), Курской (5, в их числе отставной унтер-офицер Иван Геращенко), Харьковской (3), Воронежской (5), Екатеринославской (2), Черниговской (1), Пензенской (1), Саратовской (1), Вятской (1) губерний, Области Войска Донского (1).

Из мещан разных, но чаще близлежащих городов (Майкопа, Екатеринодара, Ейска, Ставрополя, Темрюка, Новороссийска) – 11 человек и 1 насельник из г. Бендеры. Из дворян Воронежской губернии проживал в монастыре Вениамин Нагурский – овдовевший титулярный советник, хорошо несший клиросное послушание. Вообще, как видим, все грамотные насельники привлекались настоятелем к пению или чтению на клиросе, несмотря на несение и других постоянных послушаний.

Из военных поселян здесь были на испытании жители также Харьковской (1), Полтавской (1) губерний. Из помещичьих крестьян – отставной 60-летний неграмотный солдат Михаил Крылов. Проживала в пустыни и семья: отставной 60-летний солдат Феодор Шутов, женатый, хороший плотник, с детьми Феодором и Никитой – 16 и 13 лет.

Порой, думая о насельниках монастыря, не знаешь, где в их судьбах кончалось горе и начиналась радость. Но раз они жили здесь, значит, радость и надежду, во всяком случае защиту от мирского зла, видели они здесь, в обители, под покровом Царицы Небесной, Геронтиссы Афона…

Несли эти люди, проживавшие пока на испытании в Пустыни, взрослые (старше 17 лет) насельники самые разные послушания: эконома и его помощника, гостинника, просфорника, конюха, бондаря, колесника, плотника, столяра, слесаря, пастуха, кузнеца, фельдшера (пензенский «билетный» крестьянин 38 лет – Алексий Полозов, грамоте и фельдшерству учившийся в Московском госпитале), печника, пасечника, портного, мельника, повара, водовоза. Дети, пожилые отставные солдаты несли или клиросное, или другие физически посильные послушания.

Таким образом, видим, что свою задачу – прибежища для обездоленных войной отставных солдат, казаков и других категорий мужчин, участвовавших в Кавказской войне, а также искавших афонского устроения монашеской жизни в горах Кавказа – Свято-Михайловская Афонская Закубанская пустынь начала выполнять сразу после своего учреждения. Важнейшей стороной монастырских будней было участие практически всей братии в богослужениях, поочередное несение грамотными насельниками клиросного послушания. Это не давало им забыть, что это – афонский монастырь. Афонский устав соблюдался особенно тщательно, что было непременным условием при учреждении монастыря, как со стороны отца Мартирия, так и со стороны Кавказской епархии.

Трудом сноровистых насельников развивались ремесла, с помощью которые можно было прокормить братию и дать доход монастырю, поспособствовать его разрастанию, развитию духовного и просветительного влияния на Кавказский край, что в последующие годы и происходило.