Продолжается публикация серии статей, посвященных труду лингвиста и теоретика перевода Юджина Найды. В данной публикации Андрей Десницкий рассматривает критику, с которой столкнулась современная теория библейского перевода, созданная в 1960-е гг. Юджином Найдой и Чарльзом Тэйбером. В результате этого в 1986 г. вышла совместная книга Ю. Найды и Я. де Варда «На новых языках заговорят», которая подвела своего рода итог теоретическому направлению библейского перевода.

В прошлой моей статье речь шла о современной теории библейского перевода, созданной в 1960-е гг. Юджином Найдой и Чарльзом Тэйбером[1] и по сути своей революционной. В той статье много сказано о том, какое распространение получила эта теория, но никак нельзя сказать, будто она была всеми одобрена и не встретила никакой серьезной критики, об этом мы и поговорим сейчас.

В наиболее полном виде принципиальные возражения к самому подходу Найды и Тэйбера были высказаны уже через несколько лет после публикации их книги французским ученым и переводчиком (в том числе и Библии) Анри Мешонником[2], заговорившем об «эпистемологии перевода». Его принадлежность к французской культуре упомянута не случайно: для французских авторов куда больше, чем для английских, характерно внимание к эстетическим тонкостям переводимого текста, к общекультурному контексту и неповторимости художественного произведения. Именно об этой стороне переводческого процесса и говорил Мешонник в своей книге. Он, в частности, обратил внимание читателя на тот факт, что переводы обычно не притворяются оригинальными текстами, как следовало бы по их теории. Иными словами, переводчик обычно желает сохранить культурную дистанцию, дать читателю ощущение некоторой отстраненности от текста из иной культуры.

Впрочем, у Мешонника были предшественники: в частности, перевод Мартина Бубера и Франца Розенцвейга на немецкий был выполнен именно с таких позиций (выполнялся он порциями с середины 1920-х по начало 1960-х годов), а в 1970-е появился перевод на французский Андре Шураки, выполненный с еще более радикальным дистанцированием. Он начинается так: «ENTÊTE Elohîms créait les ciels et la terre», – это можно примерно передать по-русски как «ВОГЛАВЕ Элохим создал небеса и землю». Этот перевод нарочито буквален, он стремится показать читателю внешнюю форму оригинала даже там, где можно было бы найти более естественное для языка перевода выражение.

Для Мешонника (а равно и для Бубера или Шураки) не существует никакого независимого от формы значения, которое может быть воспроизведено при помощи определенных техник, но смысл оказывается теснейшим образом связан с культурой оригинала, которая, разумеется, отлична от культуры языка перевода, и эти отличия должны быть сохранены. Переводчик при таком подходе совсем не похож на миссионера – он, скорее, посредник между двумя культурами, или даже гид, который проводит читателя по незнакомой ему территории, давая необходимые пояснения.

Однако было бы неверно думать, что англоязычное научное сообщество не высказало никакой критики теории динамического эквивалента. Для этого сообщества наибольший интерес представляла не только теория, но и перевод Good News[3], который воплотил ее положения на практике. Наибольшую известность получила книга английского литературоведа С. Прикетта, одна цитата из которой повторяется практически в каждой статье или книге, критикующей теорию Найды. Говоря о тех целях, которые ставит перед собой перевод Good News, Прикетт восклицает: «До какой же степени возможно, цитируя предисловие к Good News Bible, “пользоваться языком естественным, ясным, простым и недвусмысленным”, когда Библия говорит совершенно не о таких предметах, которые были бы естественными, ясными, простыми и недвусмысленными?»[4] В качестве примера он приводит здесь «глас хлада тонка», в котором Господь явился пророку Илии (3 Царств 19, 12). Разумеется, это не метеорологическое явление, и описывать его как простой ветер было бы неверно.

Стоит заметить, что работа Прикетта посвящена не столько библейскому переводу как таковому, столько той роли, которую играют библейские тексты с их богатой образностью и особым языком в становлении и развитии национальной литературной традиции. Проблема даже не в том, что Good News неадекватен, а скорее в том, что он лишает читателя всего того богатства, которое содержится в Библии.

Еще один серьезный критический труд – неопубликованная диссертация А. Николса[5], которая разбирает, помимо прочего, влияние перевода Good News на другие переводы, в том числе и на индонезийский. Эту теорию, равно как и порожденный ей перевод, он оценивает довольно невысоко: она, с его точки зрения, не отдает должного процессу общения, сводя его к простой передаче информации, и потому не обращает особого внимания на контекст. Как и Прикетт, во главу угла он ставит адекватное описание сложной природы коммуникации в ее культурном контексте. Еще один критик, Л. Венути[6], обращает внимание прежде всего на то, что при подобном подходе переводчик заставляет звучать оригинал, как если бы он был порожден внутри его собственной культуры, и тем самым лишает культуру автора права на самобытное существование.

Словом, недостатки и ограниченность «динамического эквивалента», на котором принципиально настаивали эти авторы, достаточно очевидны. Перечислим наиболее принципиальные, отмеченные во множестве критических работ:

• Авторы исходят из достаточно спорных предпосылок, не обсуждая их и не разбирая никаких контраргументов. В частности, они предполагают, что каждый текст имеет одно, строго определенное значение, к которому современный переводчик имеет полный доступ.
• Другая подобная предпосылка: смысл представляется практически независимым от формы, которая может быть произвольно изменена без малейшего влияния на смысл текста. Если быть в этом последовательным до конца, можно будет вообще отказаться от идеи перевода, ведь основное содержание текста может быть передано в вольном пересказе, в мультфильме и т.д.
• Теория перевода у Найды и Тэйбера целиком и полностью определяется лингвистикой и антропологией (возможно, при минимальном участии богословия), для других научных дисциплин не остается практически никакого места.
• В результате эта теория практически ничего не говорит о переводе поэтических текстов, не случайно примеры из Ветхого Завета, где так много поэзии, встречаются в этой книге крайне редко.
• Что касается лингвистических предпосылок, такая теория перевода полностью опирается на  идею о произвольности всех языковых знаков (идущую от Ф. де Соссюра) и в особенности на «трансформационную грамматику» Н. Хомского. Если идеи Хомского подлежат уточнению и пересмотру (как это и происходит в современной лингвистике), теория перевода Найды и Тэйбера лишается основания. При этом авторы идут даже дальше Хомского, который не говорил о трансформациях применительно к переводу; насколько это расширение его теории правомерно – вопрос спорный.
• Теория сосредоточена на переводе отдельных высказываний и не обращает почти никакого внимания на структуру текста.
• Следовательно, речь вообще не идет о целостной теории перевода – скорее, перед нами ряд конкретных рекомендаций для переводчиков Библии в контексте евангелическо-протестантской миссии. Они основаны на определенных лингвистических, антропологических и (менее явно) богословских предпосылках, которые разделяются не всеми и которые не связываются в сколь-нибудь полную теорию. До некоторой степени это обстоятельство признавал в более поздние годы и сам Найда, который при этом сомневался, что такая целостная теория вообще возможна[7].
• Эта теория полностью перскриптивна (предписывает определенную модель поведения) и сходу отвергает все варианты перевода, которые в нее не укладывается. Читатель в этой теории в любом случае оказывается в роли пассивного и неквалифицированного потребителя.
• Такой подход вытекает из евангелически-протестантского миссионерства и может вполне ему соответствовать, но он принципиально не обращает никакого внимания на другие возможные христианские течения и традиции, которые точно так же могут быть заинтересованы в библейском переводе, не говоря уже о светских переводчиках.

Эти и другие менее существенные возражения, которые мы не перечисляем здесь просто из-за недостатка места, не остались незамеченными. К тому же и в лингвистике идеи раннего Хомского вызывали все больше вопросов; нельзя сказать, чтобы лингвисты полностью от них отказались, скорее, они стали лучше видеть их относительность и ограниченность. На смену представлениям об общении как обмене закодированной информацией приходила многоплановая теория коммуникации, которая рассматривала общение как некий гораздо более сложный процесс, в котором передача собственно информации становится не единственной и даже не обязательно главной целью. Всё это неизбежно меняло и отношение к теории перевода в целом и к идеям Найды и Тэйбера в частности.

Подробную историю того, как воспринималась, развивалась, уточнялась и оспаривалась эта теория вплоть до начала XXI в. в библейских обществах и партнерских организациях (которые и взяли ее на вооружение) можно найти в исчерпывающей статье Стефена Пэтмора[8]. Практические аспекты теории перевода получили свое развитие прежде всего на конференциях по библейскому переводу, которые проводятся Объединенными библейскими обществами раз в три года, начиная с 1981 г. (UBS Triennial Translation Workshop, TTW), и по итогам которых публикуются сборники статей и в журнале The Bible Translator. Звучала здесь и критика Найды и Тэйбера, порой достаточно серьезная, но в целом речь шла именно об уточнении и дополнении теории, а не о ее ниспровержении.

В то же время сами эти уточнения, как повествует Пэтмор, были достаточно серьезными. Так, Х. Пикок призывал перенести центр тяжести с отдельных высказываний, которые воспринимаются несколько механистически (значение, вложенное в форму), на перевод текста в целом как сложно организованной структуры. Он призывал к более четкому осмыслению и проговариванию герменевтических, философских и богословских оснований теории перевода и замечал, что перевод отныне не может быть просто вложен в руки читателя – следует помочь ему самому приблизиться к тексту[9]. В том же самом сборнике было опубликовано несколько других статей, разбиравших возможные возражения против теории Найды и Тэйбера и способы улучшить ее.

В результате всех этих обсуждений в 1986 г. вышла совместная книга Ю. Найды и Я. де Варда «From one Language to Another» (в русском переводе – «На новых языках заговорят»)[10]. Впервые материалы этой будущей книги были представлены на TTW в 1978 г., и нетрудно понять, что это была не просто книга двух авторов, а скорее труд, созданный ими в рамках UBS в тесном контакте с коллегами и на благо всех библейских обществ мира. Говоря о том, какую роль он стал играть в практике работы UBS, С. Пэтмор сравнивает прежний труд Найды и Тэйбера с Библией (конечно, не надо воспринимать это сравнение слишком серьезно), а эту книгу – с авторизованным комментарием к ней, который призван дать самое верное толкование неясным местам и показать, как поступать на практике[11].

Самое заметное внешнее изменение – отказ от понятия динамический эквивалент в пользу функционального эквивалента. Как утверждают сами авторы, на самом деле это практически то же самое, но с этой их оценкой согласны далеко не все[12]. Во многом, конечно, это вопрос о том, называть ли стакан наполовину пустым или наполовину полным: вполне очевидно, что между двумя книгами есть преемственность и, более того, основные положения теории Найды и Тэйбера не подверглись радикальному пересмотру. В то же время в этой книге было дополнено и исправлено всё существенное, что только можно было дополнить и исправить без такого пересмотра.

Естественным образом при этом сместился центр тяжести и даже понимание основной задачи переводчика: если динамический эквивалент подразумевает «отклик на весть», то функциональный сосредотачивается на передаче текста в его коммуникативной ситуации. В основу такого подхода положена теория речевых актов, в особенности в том виде, в каком она была сформулирована Р.О. Якобсоном[13]. Всякое высказывание имеет ряд функций, и передача информации – только одна из них. Другие функции, например, установления контакта или эстетическая, не менее важны – и адекватный перевод должен исполнять для целевой аудитории те же функции, какие оригинал исполнял для аудитории изначальной.

Книга Найды и де Варда начинается с развернутого изложения теории коммуникации во всех ее аспектах, да и весь дальнейший материал можно было бы описать как объяснение этой теории на практических примерах разного рода. В самом начале книги объясняются вещи, которые, казалось бы, не имеют отношения к теории перевода: на какой бумаге и каким способом издавать книгу? Но если исходить из принципа, что книга должна дойти до читателя, то необходимо, чтобы она не обманывала его ожиданий и в отношении внешнего вида, поэтому для революционного латиноамериканского студенчества нужно было печатать книгу пророка Амоса ротатором на дешевой бумаге – только такие брошюры и читали эти студенты[14].

Ведь если книга построена на теории коммуникации, она должна обращать внимание не только на сам текст и его код, но и на контекст, который оказывается совершенно различным у автора и у читателя. Речь идет не только о контексте ситуативном или историко-культурном, здесь, казалось бы, всё понятно: в разных культурах люди имеют неодинаковые представления о мире, традиции, способы поведения и выражения своих мыслей и чувств и т.д. Всё это понятно, и об этом говорилось, пусть в самых общих чертах, и в книге Найды и Тэйбера.

Но теперь авторы обращают внимание и на ситуацию в конкретном переводческом проекте: как обстоят дела с данным языком, какова целевая аудитория, как, наконец, организован переводческий проект. Все это прямым и непосредственным образом влияет на принятие конкретных переводческих решений, а главное, заставляет нас задуматься о том, что проекты бывают разными, и то, что хорошо в одном случае, может оказаться непригодным в других. В конце концов, что переводить в первую очередь – это тоже зависит от аудитории: «Вряд ли людей, живущих в Сахаре, особенно заинтересует то, что пережил апостол Павел во время бури, завершившейся кораблекрушением близь Мальты»[15].

Говорится в книге и о богословии, хотя совсем немного. Авторы отмечают различие между первичным и вторичным религиозными языками. Первичный – это, собственно, и есть язык Библии, с его богатыми и не всегда понятными образами, а вторичный – язык современного богословия, тяготеющий к терминологической точности и конфессиональности (о последнем, впрочем, в книге не говорится). Смешение одного с другим приводит к тому, что в Библии начинают видеть сборник догматически безупречных формулировок, и соответственно ее переводят, теряя по дороге всю его глубину и многозначность. «Было бы ошибкой устранить всю его возвышенную непонятность и переписать первичный религиозный язык в духе учебника по библейскому богословию», – отмечают авторы[16]. Нельзя не заметить, что здесь они, по сути, спорят со слишком последовательным применением теоретической модели Найды и Тэйбера, которое и в самом деле нередко встречается на практике и которое вполне непротиворечиво выводится и из их теории.

Итак, поздний Найда не спорит с ранним, а скорее дополняет его. Это касается и многих других мест этой книги. При таком подходе в поле зрения теоретиков попадают явления, которые совершенно исключались из него при динамическом подходе, прежде всего художественная ткань текста. Также можно сказать, что он отказывается от некоторой механистичности «трансформационной грамматики» в пользу более полного и адекватного подхода к человеческому общению. Он по-прежнему проводит достаточно строгое различие между формой и содержанием (кому-то оно кажется слишком строгим и несколько искусственным), но при этом не игнорирует форму, как это получалось у Найды и Тэйбера, пусть даже непроизвольно.

Особенно стоит отметить, что в центре внимания Найды и де Варда стоят уже не отдельные фразы, воспринимаемые как логические пропозиции, а большие блоки текста, организованного сложным и не всегда однозначным образом. Теперь в поле зрения переводчика и теоретика перевода попадают не только синтаксис и лексика, но и дискурсный, и риторический анализ. В значительной мере это связано с тем, что де Вард и Найда обращают не меньше внимания и на Ветхий Завет, в котором столько поэтических отрывков, не похожих к тому же на современную поэзию.

Что касается собственно рекомендаций по методике перевода, в целом они согласуются с предложениями Найды и Тэйбера, хотя и местами куда менее категоричны. Но и в новой книге однозначно утверждается, что «переводить – значит переводить значение» (так и называется четвертая глава)[17]. Это общее положение раскрывается через социосемиотическую модель, согласно которой в передаче смысла участвуют знак, референт и интерпретант (в более привычной многим терминологии Ф. де Соссюра первые два элемента назывались бы означающим и означаемым). Другими словами, как будет понят тот или иной знак, зависит от интерпретанта, который его и истолковывает.

Конкретные рекомендации по определению грамматического и лексического значений в целом остались такими же, как и в ранней книге, они опираются на трансформационную или, как стали называть ее более позднюю версию, генеративную грамматику (синтаксис) и компонентный анализ (лексика). Но в книге появились две принципиально новые главы – «Риторические функции» и «Риторические приемы» – действительно, если речь идет о переводе художественного текста, то без внимания к его риторической или поэтической структуре не обойтись. Впрочем, эти главы носят достаточно обзорный характер, в них мы видим скорее интересные примеры перевода, нежели развернутые рекомендации по передаче поэтических черт текста. С другой стороны, такие рекомендации в общем виде было бы сложно дать, ведь это далеко не то же самое, что беспристрастная и объективная дешифровка текста с целью извлечь из него конкретную информацию.

Среди последних публикаций, говорящих об этой теории, стоит также назвать специальный выпуск журнала The Bible Translator, вышедший в 2005 г. (номер 56.1) и посвященный целиком творчеству Ю. Найды. Его личности, его творчеству и огромному влиянию на мир библейского перевода также была посвящена книга Филипа Стайна[18], скорее мемориального, чем теоретического или прикладного характера.

Можно сказать, что книга Найды и де Варда подвела своего рода итог этому теоретическому направлению. Всё самое существенное, что можно было сказать в рамках этого направления, на данный момент уже сказано. Что еще важнее, создано и успешно действует целое направление в области библейского перевода, которое можно считать на сегодняшний день основным. Его при этом никак нельзя считать единственным – но это уже тема для отдельной статьи.