Уже переводчикам древности было понятно: переводить можно по-разному. Первыми сколь-нибудь подробно заговорили об этом римляне, которым, с одной стороны, приходилось осваивать культурное наследие греков, а с другой – налаживать связи с различными народами, входившими в их огромное государство или окружавшими его. Прежде всего, стоит упомянуть Цицерона и Горация[1], согласных в одном: мастера переводят смысл текста, неумелые ремесленники – букву. Позднее величайший библейский переводчик и тоже римлянин, Иероним Стридонский, определил эти два подхода соответственно как verbum e verbo (слово за слово) и sensum de senso (смысл от смысла)[2]. Первый подход приличествовал текстам, где, по словам Иеронима, et verborum ordo mysterium est (самый порядок слов есть таинство), то есть текстам священным и текстам юридическим, требовавшим дословной точности во избежание кривотолков. В то же время для литературных текстов за лучшее признавался второй подход, он свидетельствовал прежде всего о мастерстве самого переводчика и о его глубоком проникновении в смысл оригинала.

С тех пор и до середины XX в. те, кто рассуждал о переводе, в целом следовали идеям Цицерона и Иеронима, да и сегодня обычно ситуацию описывают именно так: переводить можно буквально (дословно, подстрочно) или литературно (идиоматически, свободно), второй способ гораздо лучше, но при обращении к авторитетным и в особенности священным текстам переводчик часто выбирает первый. Но к середине XX века этих общих слов было уже недостаточно, требовалась некая стройная и логичная теория, которая объяснила бы разницу между этими двумя подходами и предложила бы какое-то решение, которому переводчики могли бы следовать на практике. Именно такую теорию и предложил создать Юджин Найда (р. 1914) – человек, который, пожалуй, сделал для развития теории перевода больше, чем кто бы то ни было в мировой истории, начиная от Цицерона и Иеронима.

С 1943 г. он активно занимался переводческими проектами в рамках библейских обществ и в 1964 г. опубликовал книгу под названием «К науке перевода»[3], которая содержала базовые предпосылки для создания общей теории перевода, учитывающей достижения гуманитарных наук середины XX в., в первую очередь лингвистики, семиотики, антропологии. Вполне в духе Цицерона и других древних теоретиков, Найда говорил о двух видах перевода, называя их формальным (formal) и динамическим (dynamic)[4], причем его симпатии были целиком на стороне последнего.

Ключевым понятием для динамического перевода становилась у него трансформация (transformation) или перенос (transfer), т.е. многоуровневое переструктурирование текста в соответствии с потребностями языка перевода. Чем больше изменилось в тексте перевода в сравнении с буквальным подстрочником, тем глубже трансформация и, если она способствовала верной передаче смысла, тем лучше этот перевод. Вообще сам процесс перевода понимается у Найды как адекватная передача значения (meaning) средствами другого языка – тоже вполне в духе Цицерона. При этом оно не сводится к некоторому объему фактической информации: Найда отмечает, что текст может иметь и эмоциональное значение, которое тоже должно быть передано при адекватном переводе.

Кроме того, книга 1964 г. включала краткое перечисление некоторых конкретных переводческих задач и способов их решения, говорила о стандартных процедурах в переводческих проектах, а последняя ее глава была полностью посвящена проблеме машинного перевода, который в те годы только делал первые шаги. Найда отмечал, что в обозримом будущем машина явно не вытеснит человека из этой области, и тогда, казалось бы, зачем вообще обращать внимание на машины? Но сам подход Найды был основан на некоторой механистичности: по сути, он искал алгоритм самого правильного перевода. Хотя машина явно была не в состоянии справиться с этой задачей, но человек, занятый переводом, должен был до некоторой степени формализовать свою деятельность и поставить ее под контроль строго научного анализа, а это уже вносило в его творческий процесс некоторый элемент механики. Однако сам Найда ясно заявлял, что в деле перевода неизбежно останется эстетический компонент, машинам принципиально недоступный.

Что же касается алгоритмов, некоторые из них были предложены в следующей книге «Теория и практика перевода», изданной Найдой совместно с Чарльзом Тэйбером в 1969 г. Она начинается со следующего утверждения: «Один специалист по устному и письменному переводу в области самолетостроения сообщил, что в своей работе он не посмел применить принципы, которым зачастую следуют библейские переводчики. “У нас, - сказал он, – полное понимание есть вопрос жизни и смерти”. К сожалению, переводчики религиозной литературы порой не испытывают такого же стремления к ясности выражений»[5].

Казалось бы, общий принцип вполне понятен: перевод Библии должен быть настолько же однозначным и доступным, как и перевод технический, в области самолетостроения. Однако на самом деле всё несколько сложнее. На той же самой первой странице своей книги Найда и Тэйбер отмечают, что говорить о правильности перевода нелепо, не задавшись вопросом: для кого будет этот перевод правильным? А это уже уводит нас от однозначности технических документов.

Далее мы будем говорить о том, как авторы предлагают переводить библейские тексты, но само слово «текст» может оказаться не совсем уместным. Найда и Тэйбер предпочитают говорить о message – «сообщении, послании, вести», которую ученики Христа несут всем народам. В некоторых случаях они говорят даже не о передаче смысла, а о том отклике, который порождает эта весть у аудитории – он должен быть похож на отклик, порожденный оригинальным текстом у изначальной аудитории. Это вполне естественно для книги, написанной прежде всего в контексте христианской миссии, такая установка декларируется на самой первой странице – но сама книга все же говорит не столько о благовестии и откликах аудитории, сколько о переводе библейского текста. Вполне понятно, что желанный отклик у аудитории может быть вызван далеко не только переводом, но и картинами или фильмами на библейские темы, словесной проповедью, да просто личным примером миссионера – но всё это уже лежит за пределами перевода.

Если же говорить об отклике, который вызвал оригинал у изначальной аудитории, то он нам очевидным образом просто неизвестен, и на это обращали внимание практически все критики Найды (о них мы поговорим далее). Даже если бы нам было доподлинно известно, какую реакцию вызвало у римских христиан Послание к Римлянам, нам вряд ли удастся ее воспроизвести в общинах, которые живут в совершенно других условиях и сталкиваются с совершенно другими проблемами. Но в данном случае декларируемые в самом начале книги цели намного шире того, о чем говорит сама книга. Она ограничивается переводом.

Авторы заявляют, что их подход отличается принципиальной новизной и сразу перечисляют его основные принципы[6]:

• «У каждого языка есть свой гений». Речь идет о характерных особенностях на всех уровнях любого языка, которые отличают его от всех других, даже близкородственных.
• «Для успешного общения надо уважать гений каждого языка». Речь идет о том, что при переводе недостаточно калькировать конструкции языка оригинала.
• «Всё, что сказано на одном языке, может быть сказано и на другом языке, кроме случаев, когда форма есть существенный элемент текста». В качестве конкретного примера такой ситуации приводятся метафоры: их значение в разных языках не совпадает, и порой передача смысла означает принципиальный отказ от передачи формы.
• «Чтобы сохранить содержание текста, его форма должна быть изменена». Как мы видим, эта теория базируется на последовательном разделении формы и содержания, причем содержание обладает безусловным приоритетом.
• «Библейские языки подвержены тем же ограничениям, что и любые другие естественные языки». Говоря иначе, можно было бы назвать это отказом от идеи священного языка, обладающего сущностным превосходством над всеми языками перевода (ср. «триязычную ересь» времен Свв. Кирилла и Мефодия).
• «Авторы библейских книг хотели быть понятыми». Здесь отрицается такой подход к священному тексту, когда важно лишь прочитывать слова, не вникая в их смысл.
• «Переводчик должен постараться воспроизвести значение отрывка, как его понимал автор». Здесь подспудно утверждается еще три вещи: библейский автор в каждом случае придавал отрывку некое конкретное значение, это значение является единственно истинным и современный переводчик вполне может его установить.

Авторы признают, что в переводе невозможно добиться полной идентичности и потому используют понятие эквивалентности – наилучшим будет такой перевод, который передаст точный смысл оригинала на языке перевода самым естественным образом, так что он вообще не будет звучать как перевод[7]. Именно такая эквивалентность будет считаться динамической, тогда как следование букве оригинала называется у них формальной.

  Отсюда вытекает и система приоритетов, которой должен придерживаться переводчик[8]:

• контекстное значение превалирует над дословной точностью;
• динамический эквивалент над формальным;
• нормы устной речи над нормами письменной;
• нужды аудитории над формами языка.

Далее авторы достаточно подробно разбирают, как происходит работа переводчика на различных уровнях языка: грамматическом, лексическом и отчасти даже дискурсном. Авторы следуют трансформационной грамматике Н. Хомского, бывшей в то время одной из передовых научных теорий (впрочем, и сегодня многие ее положения остаются весьма значимыми для новых поколений лингвистов). И в самом деле, именно ее представления о «глубинных структурах», которые по-разному реализуются в разных языках мира, в наибольшей степени соответствуют их подходу. Грубо говоря, для перевода текста на другой язык необходимо определить глубинную структуру высказывания, как бы перевести его на язык универсальных логических суждений, а потом осуществить его трансформацию в соответствии с правилами языка перевода.

Что касается лексики, то авторы отмечают: слова имеют не только референциальное значение (указывают на предметы и явления окружающего мира), но и значение коннотативное (вызывают некие ассоциации и эмоции). Адекватный перевод должен учитывать и то и другое.

Ключевым и в этой книге остается понятие многоуровневого переноса или трансформации в понимании Хомского. Хороший перевод, с точки зрения теории динамического эквивалента, это такой перевод, в котором «форма переструктурирована (изменены синтаксис и лексика), чтобы передать точное значение»[9]. Что же мешает переводчику добиваться этого в должной мере, что заставляет прибегать к неуклюжим буквализмам? Найда и Тэйбер и здесь предлагают целый список причин. Это[10]:

• слишком большая приверженность оригиналу;
• пристрастие к особому «переводческому диалекту»;
• неуверенность в способности родного языка выразить все оттенки смысла;
• желание сохранить языковую таинственность священного текста;
• ложные богословские представления о том, что Библия была продиктована свыше на особом священном языке;
• непонимание природы перевода.

Как мы видим, книга весьма полемична – за своими оппонентами ее авторы практически не признают никаких серьезных доводов. Но все же неверно было бы думать, что они отстаивают строго механистичный подход – они признают всю сложность и многоплановость художественного текста… правда, дальше самого факта признания дело не доходит. Например: «При переносе текста с одного языка на другой, любой ценой следует сохранять именно значение; форма, кроме особых случаев, таких как поэзия, глубоко вторична (largely secondary)»[11]. Что следует делать в таких особых случаях, нигде в книге не сказано.

Пожалуй, самое интересное отступление от строго «трансформационного» подхода – это рассуждение о разных пластах, уровнях или регистрах языка (varieties, levels)[12]. Не существует единого английского, русского и какого бы то ни было языка, потому что каждый из них может быть:

• устным и письменным;
• современным и архаичным;
• высоким и просторечным;
• официальным и неформальным.

При этом эти оппозиции могут быть вовсе не тождественны друг другу: устная речь может быть официальной (на собрании), а письменная – просторечной (в записке) и т.д. Таким образом, переводчик обязан подобрать для своего перевода соответствующий уровень – а может быть, даже и воспользоваться разными регистрами для перевода разных отрывков. Конечно, всё это тоже можно описать в терминах трансформационной грамматики: текст при переводе из одного регистра в другой претерпевает ряд вполне формализуемых трансформаций – но сам вопрос о выборе того или иного регистра в рамках грамматически возможных предложений одного и того же языка выводит переводчика из области одной лишь лингвистики и заставляет обратиться к каким-то иным областям гуманитарного знания.

В завершающих главах книги даются практические рекомендации по тестированию новых переводов Библии и предлагается краткая типовая схема организации переводческого проекта. В сочетании с многочисленными примерами и некоторыми практическими упражнениями это показывает нам, что книга Найды и Тэйбера, действительно, говорит не только о теории, но и о практике библейского перевода. Их подход был принят за основу в конце шестидесятых, он был долгое время основным в практике Библейских обществ (а сама эта книга – своего рода программным документом и одновременно методическим пособием), продолжает он работать и сегодня, несмотря на то, что в чистом виде его уже мало кто применяет.

Но самая большая похвала, которая по праву должна быть высказана этой книге – она впервые предложила развернутую, глубоко обоснованную и продуманную теорию библейского перевода в частности, да и перевода с одного языка над другой вообще, а к тому же сопроводила эту теорию рядом ценных и понятных методических указаний. Она основывалась на многолетнем практическом опыте, и следующие поколения переводчиков, в свою очередь, учились переводить Библию именно по ней.

Наследие Найды далеко не ограничивается этими двумя работами. Он – автор целого ряда книг и статей по разным вопросам библейского перевода, антропологии, лингвистики, миссионерства[13]. Более того, его следует считать основателем целой школы библейских переводчиков – основным ее журналом является “The Bible Translator”, который Объединенные библейские общества (UBS) издают с 1950-го года. В 1970–1980-х годах не только Найда, но и его ученики и последователи были в числе основных авторов, публиковавших статьи в этом журнале.

Предложенная Найдой и Тэйбером модель перевода была преподана в книгах, ориентированных на практику – часть этих книг была переведена на русский язык и широко используется при подготовке переводчиков на национальные языки[14]. Кроме того, UBS постоянно издавала и продолжает издавать немало справочной литературы для переводчиков. Прежде всего, это серия «Handbooks» – детальные и ориентированные на переводчиков комментарии к каждой библейской книге, и практические рекомендации там следуют почти исключительно этой модели.

Таким образом, Найда вместе с Тэйбером и другими своими единомышленниками предложили не просто еще одну теорию, и даже не просто теорию по сути революционную, но целый комплекс, состоящий как из теоретических положений, так и из методических указаний, которые детально разрабатывались и опробовались на самом разнообразном материале. Наибольшую известность получил английский перевод Good News. Сначала, в 1966 г., был опубликован Новый Завет под названием Good News for Modern Man, а через десять лет появилась полная Библия под названием Good News Bible: The Bible in Today’s English Version. С тех пор для этого перевода широко используются названия Good News Bible/Transaltion и Today’s English Version, без какого бы то ни было различия между ними.

Затем были изданы аналогичные переводы и на других языках: немецкая Gute Nachricht, французская Bible en Français courant, нидерландская Groot Nieuws и, наконец, русская Радостная Весть – Новый Завет опубликован в 2001 г. (переводчицей была В.Н. Кузнецова, издание подготовлено Российским библейским Обществом). Все они соответствуют достаточно последовательно теории динамического эквивалента. Эта модель была выбрана в качестве основной и для перевода на многие младописьменные языки Африки, Азии, Латинской Америки и Океании, хотя не всегда переводчики понимали замысел Найды. Известно и такое явление, как буквальный перевод английских идиом GN на местный язык, что, конечно, противоречит самой идее динамического эквивалента. Но это уже случай недопонимания и откровенного искажения.

Впрочем, нельзя сказать, что теория Найды и Тэйбера не вызвала никакой критики – она последовала практически сразу после выхода книги, и со временем Найда пересмотрел часть своих теоретических положений. Кроме того, возникли и принципиально иные подходы к библейскому переводу как таковому, но об этом пойдет речь в следующей статье.