В докладе я хотел бы рассмотреть сам феномен «акедия-уныние», сравнить, как он проявляется в исихастском опыте и в повседневной жизни, и попытаться понять онтологическое основание этого переживания, этого опыта, этого состояния.
Акедия переводится как уныние – грех из числа восьми основных грехов, идет после греха «печаль». Греческийй термин акедия (Ἀκηδία) состоит из «а» – не и «kedon» – труд, старание [1]. Буквально – не-старание, не-труждение, нерадение, беспечность. Чтобы понять этот термин (слово-понятие), следует обратиться к самому опыту. Отцы-исихасты его называют «бесом полуденным» и описывают его так: где-то в 12 часов дня на отшельника находил очень тяжелый дух. С одной стороны, полное бессилие, изнеможение души [2, с.274], невозможность ничего делать, с другой стороны, дрожь, жар [3, с.120], беспокойство, тревога, которые заставляли его бросать дело, идти к кому-то беседовать или выглядывать кого-то [4, с.73], или находили мысли покинуть место подвига, уйти куда-то [5, с.441]. При рассмотрении этого состояния, важно иметь в виду эти два аспекта проявления акедии-уныния. Это не только бессилие и не только суета, это парадоксальное, вроде бы нелогичное соединение их обоих. Это феномен, про который надо не просто рассказывать, давая понятийные определения, его надо показывать, как он проявляется в опыте, как каждый это чувствует, иначе его скрытую очевидность словами не объяснишь тому, кто не внимает себе, не покажешь его сущностное ядро, смысл. Это бессилие, тяжесть, упадок, но в тоже время в этом мертвом бессилии присутствует какое-то дрожание [3, c.120], горение, беспокойство, желание убежать, невозможность сосредоточиться, отвращение к труду, усилию и ко всему вообще.
Описание состояния в душе при нашествии акедии-уныния – ум, сердце, воля.
Ум не сосредоточен, заморожен, холоден [6], парализован, помрачен, при этом цепляется за вещи, бегает, суетится, рассеивается в мечтательных, любопытствующих, многоречивых помыслах.
В сердце (чувствах) бесчувствие, охлаждение (окаменелое бесчувствие), удручение, тоска, тяжесть на сердце, внутренняя тягота. Также возбуждение на делание бесцельного, смятение, хаос чувств, раздражение на все (злое разленение), тревога, гнетущее беспокойство.
Воля – безвольна, бессильна, изнемогает, не хочет волить, усиливаться, совершать усилие, работать, напрягаться. Воля-безволие не просто пассивна, она активна в противлении плодотворному усилию. Безвольная воля активно противится воле к делу. Сознательная воля (направленная на добро, благо) хочет работать, но какая-то скрытая, неявная, греховная воля противится этой работе, всячески мешает – «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» [Рим 7:15]. Это состояние предельного внутреннего ступора, коллапса – внутреннее противоречие. Состояние внутреннего разрыва, раздирания [7].
Иллюзия внутренней целостности терпит крах. Невыносимое откровение своей греховной раздвоенности, разорванности бытия, от которого хочется убежать в небытие иллюзорной целостности, забыться в мертвых делах, в мертвой оболочке обыденного «Я», которое полагает себя целостным, цельным, самоослепленного и самоослепляющего себя, лишь бы не увидеть ужасной правды о себе – греховный разрыв в себе самом, зло в душе. «Это невозможно, этого нет, потому что «Я» хороший, зла во мне нет», – отрицание реальности, убегание в ложное бытие – не-бытие, самопогибание, самоуничтожение своей настоящей личности, лишь бы не видеть правды.
Исаак Сирин советовал это состояние, это искушение, это испытание просто претерпевать, не убегать из кельи, надеяться на избавление Божие [8]. С этим состоянием сталкивается всякий подвизающийся, этот опыт присутствует и в повседневной жизни, но тут на него следует специально обращать внимание, чтобы точно увидеть, что это – акедия-уныние.
В обыденной повседневной жизни акедия-уныние проявляет себя так: состояние тяготы, ничего не хочется делать, все надоело, все бессмысленно, тщета усилий, скучно [9], тоскливо, никто не любит, не ценит. Всё как то не так, всё не то, нет стабильности, уверенности в будущем. Внутреннее беспокойство, неопределенная тревога. Хочется забыться, спрятаться, убежать. Куда убежать, какие псевдо-выходы из этой ситуации?
1. В работу. Забыться в работе, чтобы не было просвета, остановки, чтобы ни в коем случае не думать о своей жизни. Потому что сама мысль о жизни заставит почувствовать, что что-то не так, заставит начать трудится над своей жизнью, а не плыть по течению и жить как живется. Человек хочет отрешиться от себя и убежать в работу, чтобы так на этой работе устать, чтобы тоже не думать. Устать, раствориться в ничего-не-делании, в изнеможении, провалиться в небытие сна, чтобы там найти спасение от беспокойства. Но и сон беспокойный, невозможно расслабиться, покоя в душе нет. Это феномен «от-себя-бытия», человек не хочет «быть-в-себе», в своем сердце. Он убегает в работу (и в отдых), чтобы убежать от себя, от своего внутреннего чувства «не по себе», чтобы якобы успокоиться во внешнем, лишь бы не быть в себе, потому что там внутри тоска. И такая работа не приносит удовлетворения и не бывает по-настоящему плодотворной. Ее, как фон, сопровождает тщетная суета [10], беспокойство, скука, тоска, безжизненность, мертвость. Тут нет живости духа, души. Душа не вкладывается в работу, потому что душа мертва от уныния. Видимость работы, видимость старания, видимость жизни. Мертвые люди творят мертвые дела. Нет основы, покоя, мира; отчуждение от себя, душа не на месте, чего-то нет, хотя по видимости и работа может быть успешной, престижной. Самообман для других. Но душу свою не обманешь. Ее не убедишь, что все хорошо, когда в ней, в душе, неладно. Тут нежелание задуматься [11], а свое ли дело делаю, или чужое, на своем ли я месте, мое ли это призвание, моя ли это жизнь, так живу, как надо, или не так? Такие мысли тяготят, заставляют посмотреть на себя, они беспокоят, напрягают, призывают измениться, умо-перемениться (покаяние-метаноя) и легче от них убежать в привычное ненапряжное псевдосуществование. «Хочется легкости жизни, а тут как-то все сложно и тяжело. Пусть все идет, как идет, не стоит этим заморачиваться». Но от себя не убежишь, уныние-акедия и тут давит, хоть и не признается.
2. Пустое общение. Болтовня. Говорить лишь бы с кем, лишь бы о чем. На работе, в семье, с родственниками, по телефону, в интернете, со знакомыми и незнакомыми. Тут цель – не дело (о чем речи), а говорение само по себе, лишь бы время убить. Говорить не о деле, о несущественном, а даже если и о деле, то это лишь видимость, дело – лишь предлог, чтобы убежать от себя в разговоре, в псевдообщении. И общения настоящего нет, другой тут не интересен, он лишь средство убежать от себя, от своих проблем. Да и вообще ничего не интересно, кроме себя, и сам себе по-настоящему тоже не интересен. Обсуждать кого-то, чужие дела, чтобы не думать про свое дело, про себя. Жаловаться на жизнь, на начальство, на власти, на всех – «думают только о себе, про меня не думают». Жаловаться на тех, кто делает жизнь тяжелой, и на тех, кто не помогает, не желает облегчить жизнь. Общение в интернете про политические, национальные, религиозные и другие проблемы – вроде смысл есть, а дел нет, так, лишь бы время потратить, чтобы скучно не было. Да еще позлобиться на оппонентов, что не так думают, как я. Думать – сильно сказано, так как цель такого общения – убежать от думания, мышления, усилия собирания своей мысли на существенном; тут – напротив, расслабленно рассеяться в многоговорении. Разговоры ни про что, о пустом, ни про что настоящее, которое действительно нужно для души. Убегание в празднословие, в котором время своей жизни потратить на ничто, на пустое, на неважное, на ерунду, на мелкое, зряшное. Но на душе после такого общения тяжело, тягостно, совесть обличает, что зря потратил время и силы, чувство вины, которое тут же заглушается самооправданием-самоуспокоением-самообманом, что потратил время на нужное, плодотворно пообщался. Но все равно гнетет чувство бессмысленности – уныние-акедия. Плодов то нет, от пустого ничего и не будет, «не собирают смокв с терновника, и не снимают винограда с кустарника» [Лк 6:44]. А зря проговоренное время не вернешь.
3. Любопытство. Телевизор, интернет. Путешествия, поездки – чтобы на мир посмотреть, развлечься и отвлечься, отдохнуть, убежать от однообразия, скуки, обыденности жизни. Но и в том путешествии-развлечении, в которое убегаешь, тоже все как-то без толку, какая-то смутная тревога, беспокойство, и чувствуешь, что толком-то и не отдыхаешь.
Телевизор, интернет засасывают, поглощают. Ты весь там, смотришь все подряд, захвачен вроде бы и интересным, но в душе чувство опустошения, силы как бы выпиты кем-то. Быть вне себя, в вещах, в сущем, а в себе, в душе – ничто, пустота.
Любопытствовать о чужой жизни, кто как живет, что делает. Неподлинный интерес к другому, чтобы не интересоваться своей собственной жизнью. Страх остановиться и полюбопытствовать, а как я живу, что в моей жизни ценного, для чего она? От этого страха убежать в чужую жизнь и там раствориться, спрятаться. «Живо» и рьяно интересоваться жизнью других, семьи, церкви, страны, и всего мира, знать точно, что им надо делать, но не хотеть знать, что делать с самим собой. Что делать родственнику, как должно быть в церкви, в государстве «знаю», а что мне делать в моей жизни, тоже вроде бы «знаю» абсолютно точно, но на самом деле и знать не хочу, это по-настоящему и не интересно. Потому что над своим надо ответственно и тяжело работать, а про чужое можно просто праздно любопытствовать и болтать – акедия (не-труждение).
4. Ложные идентификации, когда человек идентифицируется со страной, нацией, церковью, партией, семьей и т.д. Человек бежит от себя, пустоты, бессмысленности своей жизни в ту общность, которая гораздо больше его, и надеется обрести там смысл и ценность. Он растворяется в ней, забывается, плывет в общем потоке, обретая долгожданный «покой», «безопасность» от тревоги внутренней пустоты. Но этот покой мнимый, смутная тревога остается. Выдает эту неподлинность какое-то отчужденное состояние, человек как не в себе, одержим чем-то, идолом, тварным. Тут присутствует вражда к иному, к не такому как ты. Вражда к сомнению, потому что оно может нарушить чувство мнимой безопасности в общности, нарушить идентификацию, в которую спрятался от себя.
- Ложная идентификация с государством – ура-патриотизм, «мы самые лучшие». Человек так любит страну, так восторгается, что это возникают сомнения в подлинности его чувств. Часто за этим скрывается банальный эгоизм и нарциссизм – раз страна самая лучшая, то и я самый лучший. И часто это все неплодотворно и неконструктивно, нет настоящего делания на благо страны, что выдает скрытую акедию-уныние.
- С нацией, языком – национализм. В этой любви ко всему «своему» так много агрессии и злобы, что возникают подозрения: а любовь ли это? Может, это завуалированное тотальное себялюбие, которое, как правило, делать-то для своей культуры ничего и не может, и не хочет, хочет только злобиться и превозноситься? Идолопоклонничество, которое вызывает опасных духов. Тут не борьба с напирающим в душе злом, а проецирование его на другого, а я хороший. Не-борьба, не-работа в душе, убегание от себя – акедия. Плоды национализма – разочарование в очередных идолах, уныние, злоба, побег в поиск иных идолов и новый виток акедии-уныния. Замкнутый круг. Мрачное злобное царство, прельщающее «мыслью», что ты, как представитель нации, велик, что ты уже не ничтожен, уже «не тварь дрожащая, а право имеешь». И горе тому, кто в этом усомнится.
- С церковью. Человек уж чересчур живет церковной жизнью, отчуждаясь от себя. Церковь тут – иллюзия идеальной семьи, в которой человек хочет получить ту любовь, которую недополучил в детстве от родителей. Некоторые так называемые церкви играют на этом, показывая видимость любви и заботы, за которыми скрываются иные (властные, материальные) интересы. Выдает неподлинность, фальш, неискренность, какое-то прельщенное, одержимое, темное не-в-себе-состояние. Человек бежит от себя, от своих настоящих проблем в эту общность, хочет, чтобы кто-то избавил его от этих проблем, не получается – разочарование, уныние. Чтобы батюшка, старец, община (полагаемые как идолы) взяли и решили за тебя твои проблемы, но чтобы самому над ними не работать, не познавать себя – акедия. Чтобы Бог чудом все за тебя сделал, и чтобы стало хорошо, легко, приятно. А смотреть в себя – неприятно, тут усилие и честность требуются. И как Бог поможет, если сам себе не хочешь помочь, а желаешь свое бремя на других переложить, не берешь свой крест и не следуешь за Христом?
- С семьей. Когда семья – бог, точнее – идол. Человек растворен в семье, поглощен ею, идеализирует членов семьи, не видит их как реальных людей. Тут как пелена на глазах – свои все хорошие. На грехи-страсти свои и членов семьи смотреть не дозволяется, попытки встречаются агрессией. Если кто-то в семье начал работать над собой, бороться со страстями, уповая на Бога, такая семья встречает это враждебно и всячески стремится отвратить от этой работы, боясь, что те грехи-страсти, которые скрывались под пеленой самоугодия-самопрельщенности, обнажатся, и придется с этим что-то делать. Но делать не хочется (акедия), и поэтому агрессия на виновника проблем, возмутителя якобы спокойной, самоуспокоенной жизни. Тут «враги человеку – домашние его» [Мф 10:36], «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, …притом и самой жизни своей, и кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» [Лк 14:26,27].
Как бы человек не убегал в ложные идентификации с некими общностями, чувство пустоты, тоски, скуки в душе выдают, что это неподлинный способ совместного бытия. От себя не убежишь, никто за тебя твоего, именно твоего дела не сделает, только жизнь зря пройдет в ложных упованиях, полаганиях.
5. Убегать от уныния в алкоголь, наркотики, чревоугодие, вещелюбие, стремление к пустой славе, бездумное создание карьеры, самоутверждение в мире любой ценой, пустые развлечения, интересы и т.д. Стремление убежать от внутренней злой пустоты-бессмысленности и наполнить эту пустоту чем-нибудь мирским, тщетным, даже и вредным себе, лишь бы не оставаться один на один с собою.
Что общего в исихастском и повседневном опыте-переживании акедии-уныния? Это унывание в труде, скучание за делом [12, с.157], тяжело делать свое дело, не хочется, нет сил, темное обволакивающее «злое разленение» [13]. Чувство тоски, скуки, все надоело, жизнь невыносима и желание от этой «жизни» куда-то убежать. Но в этом убегании покоя нет, подспудная тревога, беспокойство. Убежать к людям, чтобы защитили общностью, общением, но и тут покоя нет, все не то, как хотелось бы. Беспочвенное шатание по жизни, нет корней, нет плодов – духовное бесплодие. Душа не на месте, она чего-то хочет, тоскует, беспокоится, но ты не знаешь, о чем; к чему-то стремится, но не знаешь, к чему. Душа пуста [14], ей неуютно, тоскливо, стремление заполнить эту пустоту жизнью, «миром». Но эта пустота бездонна, наполнение «миром», мирскими вещами приносит лишь временное облегчение от скорби, это видимость полноты жизни. Что в мире не приобретешь, всего будет мало, всего мира мало, чтобы наполнить душевную пустоту, он в нее проваливается. Душа больше мира, как это ни странно осознавать, ее тоску весь мир не успокоит.
Эта пустота душевная, тоска, если о ней задуматься, даст ответ, о чем она. С точки зрения мирского обыденного разума эта тоска бессмысленна, иррациональна, почему он и хочет от нее убежать или обманывает себя, что ее нет, жизнь прекрасна. Но возникает догадка, просвет, что эта тоска не бессмысленна, она онтологична, интенциональна, смыслонаправленна, хотя и не направлена на что-либо в мире. Душа знает, о чем тоскует. Если весь мир ее не успокоит, тогда это то, что не в мире, сверх мира, то, что трансцендентно миру, за пределами мира. Это – Бог, Царство Небесное. Открывается смысл тоски – это тоска по Богу [15, с.251]. Только в Боге, в Его любви, благодати, душа успокаивается, обретает полноту.
Когда находишься в храме – доме Божьем, участвуешь в Литургии, Таинствах, ты чувствуешь (и это внутренне очевидно, себя не обманешь), что душа на месте, душа у себя, она в доме, чувствуешь, что тоска, пустота уходят, душа исполняется благодатью. Душа радуется Богу, она дома, ей уютно, хорошо, благодатно. Сердце, нашедшее себя в Боге, переполняется тихой, светлой радостью. Это со-стояние (стояние в истине, в Боге) присутствует в искренней молитве, псалмопении, в чтении Евангелия, Библии. Эта полнота бытия имеет место в творчестве, в работе, когда исполняется твое предназначение, призвание – тогда унынию нет места. В любви, заботе о ближних. Как ни парадоксально, полнота, радость в душе присутствует, когда молишься о врагах, благословляешь обидчиков, хотя с мирской точки зрения надо отчаиваться и унывать. «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте» [Рим 12:14], «нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» [2Кор 6:9,10]. Эта полнота во Христе для мира есть безумие, но мудрость мира сама есть безумие и посрамляется крестом Христовым, Его любовью. Акедия-уныние побеждается любовью Христовой. При акедии-унынии в душе пустота, тьма бессмысленность, беспокойство, давящее, обессиливающее зло, чувство брошенности, потерянности, неуютности, холодности, леденящий, секущий жар тьмы. Но когда в душе Христос, тогда – полнота духа, радость, благодать, любовь, свет, покой, мир.
В унынии душа стенает, мучается в тоске, но когда она со Христом, Дух Утешитель дает ей утешение, надежду на усыновление, надежду на Царствие Божие – мир через Сына с Отцом. Появляется направление – куда стремиться. Не к «миру», не по горизонтали, а по вертикали, вверх, к Царству Небесному. «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» [6:33]. Человек тут в мире – странник, его настоящий Дом – Небесный, в Боге. И это не абстрактные размышления, каждый, кто живет христианской жизнью, сердцем, душой, это чувствует.
Каков выход из беспросветности уныния? Тоска, беспросветность, неприкаянность, бездомность, потерянность происходят от того, что человек отрывается от Бога, уходит, уклоняется от Его воли, Его заповедей. Он, как блудный сын, который ушел от отца, все расточил и попал в состояние уныния. Выход – вернуться к отцу, вернуться к воле Отца Небесного, к Его заповедям. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» [Ин 14:21]. Человек, который почувствовал благодать любви Божией, хочет в ней пребывать, ему в ней хорошо. Но благодать – это дар по милости Божией, это залог Царства, а тут, на земле, надо трудиться. Необходимо трудить себя на исполнение заповедей. Это тяжело. Тут необходимо осознание своей немощи и упование на Христа, чтобы дал силу. И вот здесь человек сталкивается с акедией-унынием напрямую. До этого акедия была не видна, была сокрыта (анонимна), хотя и давила, угнетала, и человек от нее убегал во внешнюю деятельность, в мир, не смотрел на себя. Она его постоянно гнала, хотя он и не знал, от кого бежит: «Там убоятся они страха, где нет страха» [Пс 52:6], не знал, от чего страх (беспредметная тревога – «Angst»). Теперь же, покаявшись, намереваясь исправиться и идти путем Христовых заповедей, он сталкивается с акедией лицом к лицу, и она начинает его явно бороть, восстает на него. «Не хочется» – внутреннее чувство тяготы, лени, обессиленности, неможения – это акедия, которая уже прямо нападает, противодействует работе по Богу. Не хочется идти в церковь, не хочется молиться, не хочется читать Библию, не хочется менять свою жизнь, не хочется любить ближнего, так как привык любить только самого себя. В благодати хорошо, хочется легкости, а трудить и переламывать себя не хочется. (Не следует отождествлять благодать с эйфорией, тут недалеко и до прельщенности). Но необходимо употребить усилие, потому что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» [Мф 11:12]. В преодолении внутренней тяготы, злой лености христианская жизнь показывает себя как несение внутреннего духовного креста. Грех, греховные привычки противятся, внушают отказаться от труда и вернуться к былой легкости, беззаботности. Игнатий Брянчанинов пишет: «Грех, обладающий всем существом моим, не престает говорить мне: «Сниди со креста». Увы! Схожу с него, думая обрести правду вне креста, и впадаю в душевное бедствие: волны смущения поглощают меня. Я, сошедши с креста, обретаюсь без Христа. Как помочь бедствию? Молюсь Христу, чтоб возвел меня опять на крест. Молясь, и сам стараюсь распяться, как наученный самым опытом, что не распятый — не Христов» [16, с.100].
Тут взойти на крест – это не убегать от невыносимой внутренней тяготы борьбы со грехом, страстями, а добровольно хотеть этой тяготы внутреннего труда, превозмогания, и внутри в терпении постоянно преодолевать свою ужасную внутреннюю тяжесть (греховную инерцию, косность), свою злую леность, акедию. И тогда Господь даст силу и поддержку, видя наше свободное изволение на труд, скорби ради Христа: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирён сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Моё благо, и бремя Моё легко» [Мф 11:28-30]. Взять иго Христово, борьбу со грехом на себя, не бояться всей этой тяготы греховной, а терпеливо работать со Господом в кротости и смирении, и только тогда будет иго благо, бремя легко и покой. Тут легкого пути нет, это «тесный путь», и «претерпевший же до конца спасется» [Мф 10:22]. У Ефрема Сирина противоположная унынию-акедии добродетель – терпение [5, с.443], у Григория Синаита – мужество [17, с.215]. Уныние – это давящая, темная, беспокойная тягота, леность, и ей нужно противопоставить непрерывное, упорное, спокойное, мужественное усилие-сопротивление, и в этом молитвенном, терпеливом, настойчивом усилии самопревозмогания, борьбы акедия помощью Христовой преодолевается, убегает, опаляемая огнем Духа Святаго, которым горит ревностный подвижник [18].
Поэтому исихасты придают большое значение непрерывной молитве. Акедия все время подстерегает человека, препятствуя трудиться по Богу. Как только подвижник ослабит внутреннее, умное делание, отпустит, позволит мыслям бегать самим по себе, и тут же помыслы-прилоги вторгаются в душу, распаляя страсти греховные. А тут и до греховного дела недалеко. Внутреннее собранное внимание, усилие в трезвении и молитве, принуждение себя на усилие трезвения-бдительности, на внимание к словам молитвы есть основа умного делания. Внутреннее расслабление, нежелание трудиться во внимании себе, в молитве, попустительство умственной, душевной лени открывает вход в сердце греху. От нерадения, лени, расслабленности все грехи. Поэтому непрерывный труд сердца в молитве и трезвении препятствует греху, огонь ревности в духе Христовом рассеивает тяжелый мрак акедии, попаляет страсти греховные.
Макарий Египетский говорит, что следует принуждать себя к памятованию о Боге, к испытанию помыслов, к молитве, к исполнению заповедей, к любви, милосердию, состраданию, к прощению обидчиков, вообще к добру, стесняя не хотящее сердце. И тогда, видя благое произволение человека, «Господь сотворит с ним милость Свою, избавит его от врагов его и от живущего в нем греха, исполняя его Духом Святым. И таким образом, без принуждения уже и без всякого труда всегда будет он в самой истине исполнять заповеди Господни, лучше же сказать, сам Господь совершит в нем заповеди Свои и плоды Духа» [19]. Труды не беспросветны, Господь дает и облегчение в трудах и скорбях, силою Своею, благодатью даруя силу исполнять Его заповеди, пребывать в них.
Чтобы исполнять заповеди, следует их познавать, терпеливо трудясь над чтением Священного Писания, с помощью святых отцов открывая в нем волю Божью, точнее, получая откровение от Него. Трудить себя на размышление о прочитанном. Стараться исполнять заповеди в жизни, молитвою испрашивая помощи Свыше. Принуждать себя к любви к ближнему («любовь есть исполнение закона» [Рим 13:10]), и Господь по милости, видя веру и упование, дарует Свою любовь, которая превыше всего, и тогда в сердце любящем не будет уже места страху и унынию. Принуждать себя к исполнению заповеди любви к ближнему, потому что греховное бытие (точнее – не-бытие) любит только себя, замыкается на себе, не отдает, не дарит себя, а хочет только брать, тем отделяя себя от источника любви и блага, от Бога. Отсюда и уныние, как лишенность любви, жизни, бытия.
Подлинное и неподлинное бытие
Эгоистическая жизнь, любящая только себя – неподлинна и ведет к унынию. Акедия-уныние – это не-бытие, провал в небытие. Когда человек не работает в Боге, живет без Бога, потакает греховной расслабленности, его жизнь пуста и бессмысленна, хотя внешне может казаться активной и плодотворной. Он и дела своего хорошо, по-настоящему не делает, и жизнь идет обыденно, все пусто, все не то (подспудная скука). Он не сбывается в Боге, не сбывает свои сущностные возможности (таланты от Бога), а бездумно тратит время на несобственное. Когда делаешь не свое, живешь не по-настоящему, в сердце скука, тщета, пустота, это – видимость бытия, какая-то безлюбовность жизни. И от этой безлюбовной пустоты, тоски хочется убежать в мир, забыться в мире, в «людях», спрятаться во всеобщем бытии, жить как все, чтобы всё, как у людей, чтобы всё нормально. Но и забывшись от себя, растворившись в мире, отрешившись от себя умом-вниманием на внешнее, чувствуешь, что сердца своего, в котором тоска, никуда не выбросишь, сердце (душа) неспокойно, мечется, чего-то хочет, и никуда от себя не убежишь. Это ненастоящее, оторванное от себя, от своих корней, от Источника бытие-существование, точнее псевдо-бытие, не-бытие, пустая жизнь. Оторваться от себя, жить «в людях», но и ими как личностями не интересоваться, не любить их, а спрятаться от себя, от своей личности в коллективном безличностном со-существовании. Неподлинное бытие зациклено на себе, это себялюбление (филаутия), но не себя как такового, а своей ложной, льстящей фантазии о себе любимом. Другие нужны для того, чтобы поддерживать эту фантазию, иначе они с ненавистью отвергаются. Псевдообщность держится коллективными фантазиями своей исключительности. Она дает видимость уверенности и безопасности, спасает от страха перед чем-то ужасным в душе. Она этот страх проецирует на других, чужих, также и ненависть. «Зло вовне, а не внутри, вместе от него защитимся (вместе не страшно), будь спокоен, уверен. Злые – они, мы – хорошие». Это побег в ложную идентификацию, псевдоспасение в «людях», «идеях», «ценностях» – всё «псевдо-», все видимость, все надуманно, все льстивая себе фантазия. И все это для того, чтобы не видеть собственного зла в душе, греховности. Это не-видение, невнимание, отказ от усилия видеть себя и есть акедия, внутренняя расслабленность, послабление обманывающим, лукавым, греховным помыслам, злым страстям, которые живут в сердце и убивают душу, мертвят, губят. Зло в душе – это какая-то бездна, провал, оно ужасает, давит, теснит, это царство ненавистности, безлюбовности. Это ничто, небытие. Потакая акедии, духовной лени, неможению, человек привносит зло в мир, привносит ничто в бытие, и тогда жизнь, это не с-бывание, дар Божий, а ничтожение, разложение жизни. Провал, бездна зла, небытия вторгается в жизнь, и эту жизнь разрушает, изничтожает. Могут быть и коллективные способы не-бытия, ничтожения, когда со-общество живет пустыми ценностями, целями, смыслами. В них живая личность изничтожается, так как ставит своей жизнью под сомнение коллективные пустые, льстящие себе фантазии. Поэтому и Сократа отравили, и Иисуса распяли, чтобы не мешали спокойно грезить о своей хорошести и спокойно жить в лицемерном фарисейском, псевдоправедном псевдосуществовании. Поэтому и философия, и христианство таким «сообществам» не нужны, так как философия призывает задуматься, христианство призывает к покаянию, умо-перемене и вере-упованию на Господа Иисуса Христа, Который победил зло, смерть греховную и дает воскресение в жизнь вечную. Христос призывает бороться со злом, каяться, уповая на Божье прощение. Лицемер же самообманщик, зла в себе не видит, видит зло в другом, в других, даже в Иисусе, который его обличает, а это неприятно и раздражает. Потому и Евангелие тяжело читать, что оно заставляет измениться, оно – Свет, Слово, обличающее ложь тьмы греховной, и этого Света мир знать не хочет, потому что «дела его злы» [Ин 7:7]. Если философия и христианство помогают псевдосообществу спать во сне греховном, в самовлюбленной самоуспокоенности, в нерадении духовном, в разленении-акедии (но тогда что это за философия, и что это за христианство?), они приветствуются и используются, если нет, изгоняются, изничтожаются.
Подлинное бытие, существование – это вернуться к себе, вернуться в себя, собрать себя из рассеянности в мире, собрать усилием ум и посмотреть в сердце, направить ум в душу. Увидеть всю бездну своей немощной ничтожности, ничтожения, погружение во зло, в грехи и взывать к Иисусу Христу о милости: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Молитвенное взывание ко Спасителю из бездны своей греховности и слабости, чтобы Господь дал милость, дал силу познавать Его, стремиться к Нему, дал духа истины и благодати – «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» [1Кор 12:3], «Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него» [Лк 11:13]. Евагрий Понтийский говорит, что ум имеет подлинное бытие только в молитве [20], потому что ум – это свет, и в молитве устремляется к Свету – «во свете Твоем узрим свет» [Пс 35:10]. Непрерывное труждение себя в молитве, а затем она уже по благодати движется духом, энергией Божией – вот подлинное бытие, бытие с Богом, бытие со Светом, и этой огненной синергией преодолевается и рассеивается расслабленная, засасывающая и обволакивающая, тянущая вниз злая тьма акедии-уныния. Как говорит Григорий Палама, «в горняя, в горняя, к Свету» [21]. Варсонофий Оптинский: «Душа, алчущая оправдания Божия, подобно подсолнечнику стремится, тянется к Богу – Источнику света. Если же перестает искать Его, следовательно, такая душа гибнет. Необходимо в этой жизни ощутить Христа; кто не узрел Его здесь, тот не увидит Его и там, в Будущей Жизни. Но как увидеть Христа? Путь к этому возможен – непрестанная молитва Иисусова, которая одна способна вселить Христа в наши души» [22].
В свете Христовом, в Его любви – настоящая жизнь. Подлинная жизнь – сознательная, осознающая себя, свое сердце, осознание-просвещение в себе тьмы греховных страстей и борьба с ними помощью Христовой. Осознанная жизнь – покаянная жизнь, осознавая в себе грехи, каяться Христу, трудить себя на покаяние, так как акедия и тут расслабляет, отговаривает от покаянного усилия. Осознанная молитва. Осознание своей немощи, вера, упование на помощь Божью – «Сила Моя совершается в немощи» [2Кор 12:9]. Ложная сила акедии во лжи человека самому себе, когда он мнит себя сильным без Бога. Но когда осознаешь свою немощь, свою самомнительную ложь самому себе (а это признать очень тяжело), свое ничтожество без Бога, и взываешь к Нему о помощи, тогда Божьей силой, светом Его истины изобличается и прогоняется, обращается в ничто расслабляющая, ничтожащая, ложная, обманчивая и обманывающая сила акедии-уныния. Тогда в Боге обретается новое, истинное бытие-дар, новое творение, новая жизнь от Бога и к Богу.
Заключение
Акедия-уныние показывает человеку его немощь. Бессилие, упадок духа, теснота внутренняя, неопределенная тоска-тревога, скучание. Скучание без Бога. Но если человек стремится к истине, а не делает выбор себя обманывать, избегая тяжести труда, борьбы с собственной расслабляющей ложью греховной, Бог покажет ему путь, даст про-свет истинный, укажет путь делания. И это делание соборное, церковное, тут святые отцы укажут путь, как бороться со страстями и возрастать во Христе, в Духе Святом. Акедия – это испытание, искушение, и выдержавшему и преодолевшему это искушение даются победные венцы Царства. Слава Богу за все испытания, тяжести, скорби, ибо другого пути спасения нет, как же иначе Бог узнает наши верность и терпение. Скорбями Он нас, как детей, учит, испытывает, укрепляет в бранях, это – проявление Отчей любви к нам. От понимания этого мудрого промысла о нас Отца рождается в душе ответная любовь, благодарность Отцу. И тогда благодарение, слава Богу за всё, будет наивысшим преодолением акедии-уныния.
Спасибо.
Литература
1. Иеромонах Габриэль Бунге. Акедия. Духовное учение Евагрия Понтийского об унынии»
2. Пр.Нил Синайский. Аскетические наставления. Добротолюбие, т.2.
3. Преподобного отца нашего Иоанна, игумена горы Синайской, Лествица. К.: Киево-Печерская Успенская Лавра, 2007. (3 изд.)
4. Св. Иоанна Кассиана – обозрение духовной брани. Добротолюбие, т.2.
5. Св.Ефрем Сирианин. Подвижнические наставления. Добротолюбие, т.2.
6. Архимандрит Клеопа (Илие). О забвении http://www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=2662
7. Ансельм Грюн. Раздирание. От раздвоения к целостности http://www.gnozis.info/?q=node/1575
8. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 88.
9. Карин Юханнисон. История меланхолии http://4itaem.com/author/karin_yuhannison-201430
10. Почему «выгорают» священники: интервью с иеромонахом Гавриилом (Бунге) http://www.bogoslov.ru/text/1066491.html
11. Игумен Нектарий (Морозов). Пусть враг от нас унывает http://www.pravoslavie.ru/smi/49826.htm
12. Св.Феофан Затворник. Страсти и борьба с ними: выдержки из творений и писем. – М.: Даниловский благовестник, 2003.
13. А.Соколовский Грех уныния http://www.blagobor.by/article/strasti/unynie
14. Священник Димитрий Шишкин. Преодоление уныния http://www.pravoslavie.ru/jurnal/51729.htm
15. Старец Силуан. Жизнь и поучения. Православная община, 1991.
16. Св.Игнатий Брянчанинов. Избр. письма. Т. 7. Мгарский монастырь, 2001.
17. Св. Григорий Синаит. Добротолюбие, т.5.
18. Пр. Симеон Новый Богослов. Деятельные и богословские главы http://pagez.ru/lsn/0536.php
19. Преп. Макарий Египетский Семь слов Слово 1. О хранении сердца. гл 13. http://www.verapravoslavnaya.ru/?Makarii_Egipetskii_Semmz_slov
20. Евагрий Понтийский. Слово о молитвеhttp://www.hesychasm.ru/library/evagri/txt1.htm
21. Архимандрит Киприан (Керн) Из кн. «Восхождение к Фаворскому свету» http://www.pravoslavie.ru/put/3082.htm
22. Преп. Варсонофий Оптинский. Беседы старца с духовными чадами (1907-1912 гг.) http://pagez.ru/olb/163_3.php