Духовный путь у святого Иоанна Лествичника и Джона Буньяна : Богослов.RU

Духовный путь у святого Иоанна Лествичника и Джона Буньяна

Кандидат философских наук, доцент Брянского госуниверситета К.А. Матаков проводит сравнение понимания и видения духовного пути святого Иоанна Лествичника и английского писателя и баптистского проповедника Джона Буньяна.

Статья

Богословие Нравственное богословие Аскетика

Богословие Патрология

История Церкви История протестантизма

История Церкви Монастыри и монашество

А. Сравнение духовного пути у столь разных людей является трудно постижимой задачей. Один из них был монахом, другой – радикальным протестантом, ненавидящим монашество. Их разделяют более 1000 лет. Но и тот, и другой писали о восхождении души к Богу, поэтому возникает потребность сравнить эти пути хотя бы кратко. Обращает на себя внимание, что рассказ о духовном пути у Буньяна, – это сон, который приснился автору. Из-за этого весь рассказ приобретает характер литературной фантазии, мечтательных воспарений, грез. Само название труда Буньяна, – «The pilgrim`s progress», – порождает определенные толкования. Английское «progress» может означать «продвижение», «развитие», просто «прогресс», а также «делать успехи». Таким образом, это не просто «путь паломника», но путь, означающий непременное развитие, успех, поступательное движение. Здесь видятся следы кальвинистского учения о предопределении. Но у св. Иоанна речь идет о «лестнице», на которой с равной степенью вероятности возможен путь и вверх, и вниз. У Буньяна путь носит горизонтальный, материальный характер: пилигрим идет по земле из города Гибель в Небесный Град. У св. Иоанна путь вертикален, в нем четко выражено новое, «духовное измерение»: лестница существует между адом и раем, нижним и верхним миром. Уже в начале «пути Буньяна» главный герой его книги высказывает безапелляционную уверенность в том, что он получит венец славы, сияющий как солнце, и будет на небесах вместе с херувимами и серафимами[i].
+

В первой главе «Лествицы» св. Иоанн, предупреждая об опасностях духовного подвига, пишет: «покусившимся с телом взойти на небо, поистине потребны крайнее понуждение и непрестанные скорби, особенно в самом начале отречения, доколе сластолюбивый наш нрав и безчувственное сердце истинным плачем не претворятся в боголюбие и чистоту... всем приступающим к сему подвигу, жестокому и тесному, но и легкому, должно знать, что они пришли ввергнуться в огонь, если только они хотят, чтобы в них вселился невещественный огонь. Посему каждый да искушает себя, и потом уже от хлеба жития иноческого, который с горьким зельем, да ест, и от чаши, которая со слезами, да пьет: да не в суд себе воинствует. Если не всякий, кто крестился, спасется, то… умолчу о последующем»[ii]. Реальность падения у св. Иоанна чувствуется значительно острее, чем у автора «Путешествия». Буньян тоже говорит об опасностях, но делает это в более мягкой форме, не забывая о «спасении по вере».

Почти сразу же герой Буньяна попадает в топь Уныния. Здесь чувствуется известная протестантская схема, полная психологизма: душу одолевает тяжкое уныние, т.к. она не уверена в своем спасении, но затем она навеки получает его, и освобождается от этих напастей. Разумеется, Буньян не пишет о том, как его герой, Христианин, освободился от уныния: Бог протянул ему руку помощи и вытащил его. Не хватает деталей. Читая это место, как и другие места произведения английского пуританина, невозможно понять, с помощью каких средств человек побеждает грехи свои. Он говорит об испытаниях на пути паломника, о преодолении испытаний, но не о средствах преодоления. Да, Бог предлагает нам благодатную помощь, но что должен делать человек? Св. Иоанн говорит как раз о деталях. Оказывается, «уныние подущает к странноприимству; увещевает подавать милостыню от рукоделия; усердно побуждает посещать больных; напоминает о Том, Который сказал: болен бых, и приидосте ко Мне (Мф. 25, 36); увещевает посещать скорбящих и малодушествующих; и будучи само малодушно, внушает утешать малодушных. Ставшим на молитву сей лукавый дух напоминает о нужных делах, и употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Богом /.../ Когда нет псалмопения, тогда и уныние не является; и глаза, которые закрывались от дремоты во время правила, открываются, как только оно окончилось»[iii]. Не напоминает ли это соблазны протестантского пути? Чтобы избавиться от уныния, люди после обретения спасения обращаются к бурному внешнему деланию, имитируют евангельскую заботу, но оставляют внутреннее, что приводит к деланию во Имя Бога, но не с Богом. Говоря о соблазнах уныния, св. Иоанн говорит и о средствах избавления от него: «Плачущий о себе не знает уныния. Свяжем теперь и сего мучителя памятию о наших согрешениях; станем бить его рукоделием, повлечем его размышлением о будущих благах»[iv]. Нельзя сказать, чтобы протестанты отвергли эти советы совсем, но даже если они говорят о духовном делании, то о будущих благах вспоминают заметно чаще, чем о плаче. Протестанты рассматривают духовные проблемы как звезды в подзорную трубу: звезды становятся «чуть ближе, но все так же холодны». У православных речь идет о микроскопе: проблема видна во всех деталях, даже очень мелких. Св. Иоанн перечисляет заметно больше видов страстей, чем Буньян. Конечно, по сравнению с современным американским протестантизмом, книга Буньяна кажется образцом благочестия, ибо она всерьез говорит об испытаниях, пусть и в протестантском ключе, но в сопоставлении с «Лествицей» возникает ощущение тесной комнаты, как будто вас переместили из трехмерного пространства в одномерное.

В. Буньян не был бы протестантом, если бы на его пути не встретился господин Законность и его сын Угодливость, олицетворяющие католичество. Ближе к концу пути ему повстречается господин Невежда, который тоже представляет католичество, как его понимает Буньян. А однажды ему повстречался одряхлевший великан по имени… Папство. Испытание «законничеством» занимает в книге Буньяна почетное место. Ее полемический, антикатолический характер виден повсюду: автор бичует «обманщиков и лицемеров»[v], в нем чувствуется вихрь негодования. Естественно, что у св. Иоанна нет такой страстной полемики. Нет и отдельно взятого искушения законничеством. Преп. Иоанн говорит о гордости, связанной с исполнением дел: «враги наши часто нарочно для того подущают нас на такие дела, которые выше нашей силы, чтобы мы, не получивши успеха в них, впали в уныние и оставили даже те дела, которые соразмерны нашим силам... Видел я немощных душою и телом, которые ради множества согрешений своих покусились на подвиги, превосходившие их силу, но не могли их вынести. Я сказал им, что Бог судит о покаянии не по мере трудов, а по мере смирения»[vi]. Св. Иоанн видит, что «во всех деланиях, которыми стараемся угодить Богу, бесы выкапывают нам три ямы. Во-первых, борются, чтобы воспрепятствовать нашему доброму делу. Во-вторых... стараются, чтобы сделанное было не по воле Божьей. А если тати оные и в сем умышлении не получают успеха: тогда уже тихим образом... ублажают нас, как живущих во всем богоугодно. Первому искушению сопротивляются тщание и попечение о смерти; второму – повиновение и уничижение; а третьему – всегдашнее укорение самого себя»[vii].

Искушения, описанные св. Иоанном, в несколько иной форме присутствуют и у Буньяна. Один из его героев говорит о своем духовном пути: «В грехе я зашел очень далеко, сильно провинился перед Богом, и все мои грехи внесены в Книгу жизни. Даже если я исправлюсь, то кто простит и искупит все мои прошлые грехи? Каким образом я смогу избежать проклятья?.. Анализируя самым тщательным образом всю свою жизнь, я находил все новые и новые грехи. С ужасом начинал понимать, что мне грозит вечная погибель. Один-единственный день моей жизни был настолько грешен, что этого вполне хватило бы, чтобы попасть в ад, даже если бы все остальные дни я вел жизнь ангела»[viii]. У преп. Иоанна люди, раздавленные тяжестью греха, тщетно ищут выход в совершении непосильных дел (это напоминает католичество). Но здесь мы имеем дело с другой эпохой, духовно более слабой. Люди не ищут выхода в делах, они взыскуют спасение по вере. Тем не менее, в этих рассуждениях все равно видна католическая закваска. Человек понимает спасение как «закрытие» греха добрыми делами, расплату за долги, но не как обретение вечной жизни и благодатную трансформацию человеческой сущности. Речь идет не об очищении от грехов, но о том, как избежать проклятья, налагаемого за них. Разумеется, протестант всегда предпочтет то мнение, согласно которому все наши грехи «закрыл» Христос на Кресте, и потому нам не нужно самим участвовать в собственном спасении.

Ко всегдашнему укорению себя паломник Буньяна не способен. Св. Иоанн сказал бы: нужно плакать о грехах. У него есть целая глава под названием «О радостотворном плаче». Боюсь, герои Буньяна не поняли бы, что он имеет в виду. Преп. Иоанн говорит, что «источник слез после крещения больше крещения, хотя сии слова и кажутся несколько дерзкими. Ибо крещение очищает нас от бывших зол, а слезы очищают грехи, сделанные и после крещения… И если бы человеколюбие Божие не даровало нам оных, то поистине редки были бы и едва обретались бы спасающиеся /.../ не тот достиг совершенства плача, кто плачет, когда хочет, но кто плачет, о чем хочет (т.е. о чем-либо душеполезном). Даже и тот еще не достиг совершенства плача, кто плачет, о чем хочет, но кто плачет, как Бог хочет. С богоугодным плачем часто сплетается безблагодатнейшая слеза тщеславия; и сие на опыте благочестно узнаем, когда увидим, что мы плачем и предаемся гневливости /.../ кто облекся в блаженный, благодатный плач, как в брачную одежду, тот познал духовный смех души (т.е. радость)»[ix]. Однако протестанты ищут иных слез – слез обретенного навсегда спасения от проклятия: «И душа моя встрепенулась от радости, из глаз полились слезы, и вся сила любви в душе моей была направлена на Иисуса Христа, возлюбившего всех»[x]. Это слезы оттого, что больше не нужно слез.

С. На упреки Невежды-католика в том, что протестантское учение о спасении ведет к бездеятельности и потворству страстям, герой Буньяна отвечает: «Если бы в твоем сердце была хоть искорка веры в Спасителя, ты бы знал, что Его огромная милость вызывает в душе спасенного горячую любовь к Иисусу Христу, к Его Слову, к Его народу. Человек уже более просто не может жить в грехе»[xi]. Это волшебное «просто не может жить в грехе» требует пояснений. Христианин не должен жить в грехе – это одно дело. Но жизнь христиан свидетельствуют об обратном. Собственно, и книга Буньяна говорит об этом: сколько на ее страницах безвозвратных падений в бездну. А где падения, там не любовь к Иисусу Христу, а ненависть. Бог не заставляет нас любить, хотя кальвинисты думают иначе. Св. Иоанн определяет любовь как «отложение всякого противного помышления», «бесстрастие»[xii]. Любовь у него – это «подательница пророчества», «виновница чудотворений», «бездна сияния», «источник огня в сердце»[xiii]. Видимо, герои Буньяна сразу же достигли бесстрастия и победили все злые помышления… Пуританский Паломник, обсуждая причины отпадения людей от «истинного пути», говорит: «Чувство своей вины и страх перед адом для них просто невыносимы. Сознание своей греховности и недостойности, быть может, подстегнуло бы их оставить путь греха и броситься с раскаянием к стопам милосердного Бога. Но, избегая тяжелого чувства страха и уже однажды подавив его в себе, они стараются ожесточить свое сердце к подобным проявлениям угрызения совести»[xiv].

Перед нами – идеальная картина протестантизма. Невыносимый страх ада, попытки убежать от него, нежелание всю жизнь каяться, непреодолимое жжение совести, гнетущее чувство неуверенности – все это приводит к необходимости разрубить гордиев узел греха мгновенным, не теряющимся спасением. И узел разрубают – вместе с шеей, на которой он затянут. На своем пути пилигрим Буньяна встречает ребенка по имени Нетерпение. О нем сказано: «Нетерпение – дитя мира, оно хочет все получить сразу же, еще в нынешнем году, то есть в этом мире... они желают все хорошее получить поскорее... и не могут ждать «будущего года», т.е. будущей жизни»[xv]. Опять автор не замечает, что эта характеристика сильно напоминает протестантизм. Люди хотят сразу же получить спасение, как можно скорее наслаждаться благодатью уже на земле, а не ждать будущей жизни. Настоящие «дети мира». Преп. Иоанн говорит: «терпение есть болезненное чувство души, никак не побеждаемое благословными нуждами. Терпеливый есть непадающий делатель, который и чрез падения одерживает победу. Терпение есть предназначение себе и ожидание ежедневной скорби. Терпение есть отсечение оправданий»[xvi]. Но такого терпения Буньян не желает. Нет, он тоже говорит о скорбях, но в более мирском аспекте: это не ежесекундная скорбь по поводу собственных грехов и спасения. Он не желает отсекать протестантское «оправдание». Когда мы говорим о самооправдании, то имеется в виду, что человек умаляет свой грех или вообще игнорирует его, не желая каяться во всей глубине. Но протестантское оправдание является глобальным, всеобщим самооправданием: любой грех в моей жизни «оправдан», и теперь не нужно «болезненного чувства души», ищущей спасения.

Герой Буньяна видит костер, который с одной стороны некто заливает водой, а с другой – маслом[xvii]. Это символизирует борьбу Бога и сатаны за сердце человека: Бог разжигает огонь благодати в сердце, а сатана стремится водой затушить его. Все это верно, но в этом, как и в других подобных сравнениях, поражает полная пассивность человека, – сам человек не действует в этом сражении: сражаются за него, но не он сам. Св. Иоанн сказал бы здесь о «крайнем понуждении». У Буньяна, конечно, говорится о духовном сражении, но оно сравнительно легко выигрывается. Почему? Да потому, что у его героя есть свиток, который гарантирует вход в Божий град[xviii]. Главная победа одержана, остались мелкие сражения на периферии. Естественно, что герой Буньяна духовно укрепляется исключительно Библией и ничего не знает о таинствах, которые презрительно именует «обрядами». Он даже не прочь покрасоваться собой: «С удовлетворением осмотрел он свое торжественное одеяние, полученное у подножия Креста»[xix]. В другом месте протестантский паломник говорит: «Я чувствую, что окончательно преодолел грех, когда вспоминаю увиденное на Кресте»[xx]. Стоит ли удивляться, что преп. Иоанн пишет о гордыне значительно больше и тоньше, чем Джон Буньян?!

D. Пилигрим-пуританин практически ничего не говорит о посте как о духовном средстве спасения, зато когда во время странствий ему повстречались «скромные прелестные девы» Благоразумие, Мудрость, Благочестие и Милосердие, то они поужинали «хорошим вином и нежным мясом»[xxi]. У св. Иоанна целая глава посвящена чревоугодию[xxii], где говорится о порождении этим грехом многих других, но у Буньяна об этом не говорится, что связано с отсутствием дисциплины поста. Испытания пилигрима приводят его в долину смертной тени. И там он сталкивается с испытанием хульными помыслами: «Когда он проходил мимо страшного входа в ад, к нему подкрался нечестивый и стал нашептывать ему в ухо самые страшные богохульства. Христианину показалось, что они срываются с его собственных уст. Это вызвало в нем чувство глубокой горести и печали. Он упрекал себя, что может хулить Того, Которого еще недавно так любил... Но он не догадался заткнуть уши. Тогда бы он сразу понял, откуда исходят эти страшные богохульства. Совершенно подавленный и не в состоянии произнести ни единого слова, услышал он вдруг среди мрака человеческий голос: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной»[xxiii].

О том же самом пишет и преп. Иоанн, но иначе. Он тоже говорит, что эти помыслы – от дьявола, а не от человека. Сходны и симптомы. В то же время св. Иоанн говорит о причинах этих помыслов: «скверная гордость»[xxiv]. Сказано и о средствах избавления от этого недуга: «Перестанем судить и осуждать ближнего, и мы не будем бояться хульных помыслов»[xxv]. Но как не осуждать ближнего? Св. Иоанн поясняет: «Кто хочет победить духа злословия, тот пусть приписывает вину не согрешающему, но подущающему его бесу»[xxvi]. Он замечает, что этот помысел очень трудно исповедать, и приводит пример монаха, который 20 лет претерпевал эти помыслы. Все это отсутствует у Буньяна. Он говорит о грехе, об избавлении от него, но, как правило, не говорит о причинах греха и о том, как устранить эту причину, ведь устранением следствий делу не поможешь, – это все равно, что рубить головы гидры. В уничтожении гидры Гераклу помогал Иолай, который прижигал отрубленные места, чтобы на этом месте вновь не вырастали головы. Христианин должен выжигать грехи огнем смирения. Но о смирении в книге Буньяна говорится мало. Грехи преодолеваются и не возвращаются опять (приходят другие). На все одно лекарство: «оправдание». Устранена не причина греха, но причина осуждения: «спасенный» может ликовать и распознавать в себе «действие благодати».

Признаки действия благодати у Буньяна таковы: полное изменение образа жизни, стремление очиститься от греха и не поддаваться искушениям дьявола, желание любить ближнего[xxvii]. Все это довольно расплывчато, и автор сам оговаривается, что это изложено кратко. Могут ли протестантские читатели Буньяна сказать, что у них полностью изменилась жизнь? Одних стремлений очиститься и желаний любить слишком мало. Это замечательно, но Бог будет судить в первую очередь по делам, т.е. по реализации стремлений и желаний. В этой сфере и проявляется то, насколько мы открылись благодати Божьей. Буньян говорит о практике в споре странника с Краснобаем, но звучит это не очень убедительно, потому что за этим кроется убеждение: я лучше тебя. Если говорить о любви, то герой Буньяна не очень-то любит католиков, и пылает гневом по отношению к ним. Об авторе этого издания протестанты сказали бы, что он не любит их. Но тогда о какой благодатности можно говорить? Преп. Иоанн говорит о признаках преуспевающих в благочестии: отсутствие тщеславия, безгневие, благонадежие, безмолвие, твердая память суда, милосердие, бесстрастная молитва[xxviii].

Признаки совершенных следующие: непленяемое сердце, совершенная любовь, источник смиренномудрия, восхищение ума, Христово вселение, неокрадывание света и молитвы, ненависть к бренной жизни, отчуждение от тела, молитвенник о мире, сослужебник Ангелам[xxix]. Если бы странники Буньяна сравнили свою жизнь с этими признаками, они не стали бы говорить об особых действиях в себе божественной благодати. Св. Иоанн говорит о духовном алфавите: послушание, пост, вретище, пепел, слезы, исповедание, молчание, смирение, бдение, мужество, стужа, труд, злострадание, уничижение, сокрушение, непамятозлобие, братолюбие, кротость, простая и нелюбопытная вера[xxx]. Что из этого может быть у протестантов? Послушание? Но они говорят, что нужно слушать «непосредственно» Бога, а не людей, что на практике означает, что слушать нужно только себя, свой «внутренний голос». Пост, вретище, пепел, слезы? Вам скажут, что все это – зловредные пережитки аскетизма. Об остальном в книге Буньяна сказано немного. Понятно, что св. Иоанн писал «Лествицу» для монахов. Ясно, что православные не хвалятся своими добродетелями: они говорят о грехах, и понимают, что хвалиться нечем и незачем. Сравнивая признаки благодати в обеих книгах, нельзя не воскликнуть: как духовно богат св. Иоанн, и как скудны богатства кальвинизма! Возможно, в моих глазах много «конфессиональных бревен», но, читая эти книги, трудно умолчать.

Е. Когда паломники пуританства подходят все ближе к Небесному граду, они попадают на Ярмарку Суеты. Описание этого города весьма любопытно: «Купить там можно все: дома, имения, фирмы, ремесла, должности, почести, титулы, чины, звания, страны, царства, страсти, удовольствия и всякого рода плотские наслаждения. Не брезгуют и живым товаром: проститутки, развратные мужчины, богатые жены и мужья, дети, слуги, жизнь, кровь, тела, души. Выбор серебра, золота, жемчуга, дорогих каменьев огромен! На этой ярмарке толпами бродят во всякое время фигляры, шулеры, картежники и бродячие артисты, безумцы, плуты и мошенники всякого рода. Круглосуточно можно созерцать всевозможные зрелища, и притом бесплатно, – воровство, убийство, прелюбодеяние, клятвопреступление. Освещена же ярмарка зловещим багровым светом»[xxxi].

Картина, как будто списанная с современного мира. Более всего она напоминает американские мегаполисы, возникшие в стране победившего пуританства. Продажа и покупка всего и вся, включая спасение души, круглосуточное зрелище порока, и все это – под багровым светом рекламы: таков образ вселенского Лас-Вегаса. Интересно, что когда в этом городе путники сказали, что они ищут истину, то их жестоко избили, а один из них впоследствии был осужден и казнен[xxxii]. Как это напоминает современную политкорректную Америку, где убежденность в Истине вызывает дикую злобу и обвинение в нетерпимости! Римская империя, как известно, тоже была весьма цивилизованна и политкорректна, и поэтому сжигала христиан... На пути к Отрадным горам странники видят слепцов. При этом встреченные пастухи говорят: «Эти люди были такими же пилигримами, как и вы, пока не дошли до забора. И потому, что путь их был каменистым, они сочли за лучшее перелезть через забор и пойти по мягкой траве. На поляне они были схвачены великаном Отчаяние, который запер их в темницу замка Сомнения... он их ослепил и пустил скитаться между могилами»[xxxiii]. Тут просматривается судьба протестантизма. Вместо труда покаяния и стяжания благодати протестанты избрали легкий путь спасения, и потому сомнение разрушает основы их веры изнутри, а их исповедания все больше напоминают слепых, что скитаются между молитвенными домами-могилами, которые покинула благодать.

Преп. Иоанн говорит о пути: «Будем внимать себе, чтобы, думая идти узким и тесным путем, в самом деле не блуждать по пространному и широкому. Узкий путь будет тебе показан утеснением чрева, всенощным стоянием, умеренным питьем воды, скудостью хлеба, очистительным питьем бесчестья, принятием укоризн, осмеяний, ругательств, отсечением своей воли, терпением оскорблений, безропотным перенесением презрения и тяготы досаждений, когда будешь обижен – терпеть мужественно; когда на тебя клевещут – не негодовать; когда уничижают – не гневаться; когда осуждают – смиряться»[xxxiv]. Но в XVI веке протестанты не захотели отсечь свою волю, не захотели присоединиться к Церкви; они, как Лютер, захотели стоять на своем и не смогли иначе. Поэтому они не могут достичь того, о чем говорит св. Иоанн. Поэтому их божество – своеволие. Герои Буньяна во время своего путешествия встречают женщину, превратившуюся в соляной столп. Они не сразу понимают, что это – жена Лота. Один из паломников удивлен, что он еще не превратился в столп: «какая разница между ее грехом и моим? Она только обернулась, а я пожелал идти посмотреть на серебро»[xxxv]. Паломники благодарят Бога, что они не стали такими образцами греха. Они идут дальше, забывают об увиденном, и, конечно же, достигают Небесного Града. Они только на небольшое время вспомнили то, что нужно держать в уме всегда: «Вспоминайте жену Лотову» (Лк. 17, 32). Поэтому преп. Иоанн говорит: «не будем обвинены, при исходе души нашей, за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения; но без сомнения дадим Богу ответ за то, что не плакали непрестанно о грехах своих»[xxxvi]. Если бы Буньян следовал этим словам! Он бы не заснул пуританским сном погибели, а если бы заснул, то проснулся во Христе…

[i] См. Буньян Д. Путешествие пилигрима. – М., 2005. – С.35-36.

[ii] Преподобного отца аввы Иоанна. Лествица. – СПб., 1995. – С.17.

[iii] Там же, С.113, 114.

[iv] Там же, С.114.

[v] Путешествие… - С.42.

[vi] Лествица. – С.201.

[vii] Там же, С.181.

[viii] Путешествие… - С.124.

[ix] Лествица. – С.87, 90, 92.

[x] Путешествие… - С.126.

[xi] Там же, С.130.

[xii] Лествица. – С.248.