Зло является ещё одним, но отнюдь не необходимым, инструментом управления миром, который “лежит во зле”. “Не мир пришёл Я принести, но меч” [Мф. 10:34][iii], говорит Христос. Именно об этом, о двух путях Промысла, и говорит Леонтьев: “Чтобы самаритянину было кого пожалеть и кому перевязать раны, необходимы же  были разбойники. Разумеется, тут  естественно следует  вопрос: “Кому  же взять на себя роль разбойника, кому же олицетворять зло, если это не похвально?” - Церковь отвечает на это не моральным  советом, обращенным к личности, а одним общеисторическим пророчеством: “Будет зло!” — говорит  Церковь”.

Развивая свою мысль, Леонтьев замечает: “все христианские мыслители были тоже своего рода пессимистами. Они даже находили, что зло, обиды, горе в высшей степени нам полезны и даже необходимы; так что христианское мировоззрение с этой стороны можно назвать — оптимистическим пессимизмом”.[iv] Подтверждение своим размышлениям, Леонтьев находит в творениях Блаженного Августина. Действительно обратившись к наследию этого христианского писателя мы сможем выяснить для себя один из источников леонтьевского учения.

Блаженный Августин в своём трактате “О порядке”, говоря об устроении мира предупреждает: “постигнуть и разъяснить тот общий порядок, которым держится и управляется мир, дело весьма трудное и редко осуществимое”. “Порядок есть то, посредством чего Бог управляет всем”. И критик, не постигший общего замысла, но рассуждающий о ценности или целесообразности того или иного элемента структуры впадает в грех осуждения и даже хулы на самого Творца. “Разве виноват художник в том, что его критик не в силах воспринимать его мозаичные работы, сливающиеся во всей своей совокупности в одно прекрасное целое? Но ведь именно это и происходит с теми недалёкими людьми, которые не будучи в силах своим слабым умом объять всю совокупность и гармонию вещей, если что-нибудь причиняет им вред, и, по их мнению, этот вред велик, считают, что и во всём мире царит великая мерзость”,[v] — вопрошает Августин. Таким образом красота у Августина неразрывно связана с Божественным порядком. В этой упорядоченности и проявляет себя Бог.[vi] Само это единство совершеннее и прекраснее любой из своих частей. В величественном порядке, воздвигнутом Творцом, всё находит применение, обретает смысл, служит общему замыслу. И даже зло, трактуемое Августином как лишь “недостаток добра” выступает фоном, на котором, по закону контраста, выгоднее, рельефнее оттеняется добро. “Именно идея порядка навела Августина на открытие интересной структурной закономерности красоты — закона оппозиции, аналогию которому он усмотрел в упорядоченном функционировании добра и зла в общественной жизни”.[vii] Наблюдая за явлениями природы, общественной и личной жизни человека, Августин приходит к выводу, что в их организации определяющую роль играет закон контраста, оппозиции. Так мы видим, что через идею единства мира, как универсума, Августин приходит к пониманию красоты, организованной по закону контраста.[viii] Подобного рода построения дали возможность Е.Н.Трубецкому видеть в “отождествлении порядка или единства с абсолютным благом заключается основное заблуждение системы Августина”,[ix] а саму теодицею Августина характеризовать как “антигуманную”.

Леонтьев вслед за Августином видит в красоте отражение Божественного установления, а в контрасте составляющих элементов — гармонию, но воспринимает эту гармонию не как моральный закон, а как эстетический феномен. “...Поэзия земной жизни и условия загробного спасения — одинаково требуют не сплошной какой-то любви, - считает Леонтьев, - которая и невозможна, и не постоянной злобы, а, говоря объективно, некоего как бы гармонического, в виду высших целей, сопряжения вражды с любовью.- <...> Это гармония, примирение антитез, но не в смысле мирного и братского нравственного согласия, а смысле поэтического и взаимного восполнения противоположностей и в жизни самой, и в искусстве”.[x] Подводя итог Леонтьев произносит окончательный приговор либеральной гуманности, которая “хочет стереть с лица земли ... полезные нам обиды, разорения и горести”, — что привело бы к “воцарению” среднего европейца — человека, который является идеалом и орудием всемирного разрушения, человека, о котором сказано в Апокалипсисе: “Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст моих” [Откр. 3:16] <...> В этом отношении христианство и гуманность можно уподобить двум сильным поездам железной дороги, вышедшим сначала из одного пункта, но которые вследствие постепенного уклонения путей, должны не только удариться друг об друга, но даже и прийти в сокрушающее столкновение”.[xi]

В свете вышеуказанных рассуждений становится понятным, что Леонтьев говоря о зле, не касается личного, персонального греха, а размышляет о месте зла в мире, о его месте в космологии, говорит о том, что и зло может служить для исправления человека. Согласно учению Церкви, зло вошло в мир через человека, по его воле и каждый лично для себя может отказаться от него, преодолеть. Впустив зло в мир, человек становится его заложником и, в конце концов, встречается со смертью, которая является закономерным следствием грехопадения. Таким образом, человек пожинает плоды собственного волеизъявления. Боговоплощение есть спасение, но отнюдь не избежание телесной смерти, которая, как и всё зло сохранится до конца времён.

Подводя итог, отметим, что для Аврелия Августина порядок и единство являются свидетельством наличия Божества, а хаос — его отсутствия. Для Леонтьева, зло является не только орудием Промысла, но и началом, которое способно привести добро и зло к одному знаменателю. Это активное начало, которое нарушает красоту, порядок путём нивелировки добра и зла в мире. У Августина Бог представляется ограниченным собственным установлением — порядком, который в этом случае является лишь Его манифестацией. Леонтьев уходит от основного противоречия Августина: отождествления порядка с благом. Для Леонтьева, красота материи, порядок есть лишь отражение в кривом зеркале падшего мира, порядка Божественного. Поэтому красота — обречена в этом мире. Искажённая грехопадением человеческая природа не в силах вместить всю красоту замысла Творца.