Небольшой по объему доклад архим. Кирилла (Говоруна), опубликованный на портале «Богослов.Ru», вызвал десятки откликов. Предлагаемые ниже размышления — в сущности, одна из подобных реплик. Однако автору показалось более правильным и удобным для читателя представить свой текст в качестве отдельной публикации.
Когда речь заходит о высшем духовном образовании, обычно имеют в виду прежде всего базовое высшее образование, т. е. применительно к текущей ситуации семинарию. Именно семинарии в наибольшей мере суждено испытать на себе последствия интеграции отечественного образования — как светского, так и конфессионального — в Болонскую систему.
Между тем помимо семинарий в Русской Православой Церкви имеется несколько академий. Не секрет, что употребление термина академия сопряжено с определенной двусмысленностью. С одной стороны, это некая ступень в духовном образовании, которая следует за семинарией. С другой — академией может быть названа учебная структура, которая включает в себя семинарию, академию в узком смысле этого слова, а также (возможно) и другие институции, например, регентскую и иконописную школу. При таком словоупотреблении автор этих строк может именовать себя преподавателем Московской духовной академии, хотя преподает на младших курсах семинарии.
Сама по себе указанная двусмысленность не должна никого пугать. Так сложилось исторически, и, как правило, проблем с пониманием того, в каком значении используется слово академия в том или ином контексте, не возникает. И тем не менее имеются проблемы с пониманием того, что такое духовная академия (в узком смысле слова) по сути и как она соотносится с семинарией.
Попробуем понять, кого готовит каждое из этих учебных заведений (если их вообще можно отделять друг от друга)? На официальном сайте МДАиС читаем: «Московская духовная семинария — высшее духовное учебное заведение, осуществляющее подготовку священнослужителей, а также церковнослужителей и церковных специалистов согласно Церковному образовательному стандарту высшего духовного образования специалиста в области православного богословия с пятилетним сроком обучения». Итак, направленность семинарии, как видим, практическая: подготовка священно- и церковнослужителей (т. е., очевидно, священников, диаконов, иподиаконов, чтецов и т. д.). Что касается упомянутых «церковных специалистов», то здесь налицо порочный круг: церковный специалист — это и есть человек, отучившийся пять лет в духовном высшем учебном заведении. Таким образом, упрощая, можно сказать, что семинария ставит своей задачей подготовку священнических кадров. Собственно, никакого открытия мы не сделали: формула «семинария готовит священников» общеизвестна.
Теперь — академия. «Московская духовная академия — научно-богословский, образовательный и исследовательский центр, осуществляющий подготовку священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, церковных ученых и других специалистов высшей научной квалификации в области православного богословия по программам аспирантуры и докторантуры». Попробуем расшифровать этот текст. Под священнослужителями, вероятно, понимается прежде всего «высший командный состав» — церковная иерархия. Это можно заключить хотя бы из того, для иерея или диакона достаточным является семинарское образование, а вот архиерей, согласно сложившемуся положению дел (нам не удалось обнаружить соответствующих нормативных документов) должен иметь степень кандидата богословия (или выше). С учеными ясно. Преподаватель же высшего учебного заведения — всегда по совместительству и исследователь (по крайней мере, так должно быть), так что преподаватели примыкают к ученым. «Другие специалисты» — надо полагать, не имеющие сана церковные чиновники (я употребляю это слово в качестве нейтрального термина). Общий вывод — академия, в отличие от семинарии, имеет не практическую, а (прошу прощения за каламбур) академическую направленность. Студенты академии могут и должны заниматься «чистой наукой».
А теперь — внимание: кто может поступить в академию? Ответ любезно предоставляет всё тот же официальный сайт: «К вступительным экзаменам в Академию допускаются лица мужского пола, успешно окончившие духовную семинарию по стандарту 5-летнего срока обучения».
Что же получается? После того как человек в течение пяти лет готовился к принятию священного сана и, надо полагать, усваивал необходимые для этого знания, умения и навыки — преимущественно практического свойства, он (о радость!) поступает в академию и имеет возможность заняться изучением науки и богословия. Но на что были потрачены пять лет? Об этом можно узнать у любого семинариста. Много всего интересного происходит за эти годы. Но вот о научных занятиях, о формировании студента как самостоятельного исследователя говорить, как правило, не приходится.
Мы можем представить себе выпускника мехмата МГУ, который, получив диплом, идет в аспирантуру пединститута. Ну, может, не сложились у вчерашнего студента отношения с фундаментальной наукой. Или человек понял, что его призвание — не конструирование и исследование абстрактных моделей, а сфера школьного образования. Но вот обратная ситауация — это нонсенс. Такое тоже можно себе представить, но это будет исключением. Это будет означать, что, отсидев пять лет в педвузе, студент понял, что его влекут к себе области, находящиеся на переднем крае науки. И, что важно, он не только хочет заниматься наукой — он ею заниматься может. А это, скорее всего, означает, что по своим познаниям будущий исследователь должен быть на голову выше сокурсников. Да, это, вероятно, бывает, но, повторимся, это исключение.
Нынешняя же система духовного образования пытается превратить исключение в правило. Но, как мы попытались показать, «академическая академия» после «практической семинарии» — это очевидное противоречие. И пока это противоречие не будет осознано во всей своей остроте, можно бесконечно перетряхивать и перекраивать учебные планы. Нужны ли семинаристу — т. е. будущему священнику (не обязательно городскому) — греческий и латынь в объеме классического отделения университетского филфака? Думаю, что большинство читателей Богослова, положа руку на сердце, ответят отрицательно. А должен ли знать эти языки будущий церковный ученый? Странно и спрашивать. Да, известно, что после введения в 1998 г. новых учебных планов была произведена корректировка: для тех, кто предполагает ограничиться курсом семинарии, признано достаточным одно количество прослушанных часов по древним языкам, а к тем, кто в перспективе претендует на поступление в академию, требования иные. Но решение это, как видно, искусственное, да к тому же оно порождает проблемы организационного порядка.
К чему же клонит автор? Ответ — в вопросе, вынесенном в заголовок статьи. Академия, по нашему мнению, должна стать не квазиаспирантурой, а особым типом церковного учебного заведения, в которое можно поступить после средней школы. С давних пор в России есть университеты, которые готовят ученых, и есть педагогические, медицинские, технические и проч. институты, взращивающие кадры практиков — школьных учителей, врачей, инженеров. В церковной сфере — аналогичные потребности. Нам нужны академии, где студенты 17-22-25 лет занимались бы церковной наукой с перспективой поступления в аспирантуру, докторантуру и т. д., но без обязательств принять священный сан, хотя такую возможность они должны иметь. И необходимы семинарии, которые готовили бы пастырей. И пусть будущие священники, помимо богословских дисциплин, изучают логику, психологию, социологию, основы медицины и др. — всё то, что пригодится им в их повседневном служении, в общении с людьми. При этом практическая направленность семинарий не исключает наличия в них факультетов педагогического, миссионерского, «благотворительного» и мн. др. Равно как вполне возможно существование при семинариях профильной аспирантуры.
Реально ли выстроить церковное образование в соответствии с указанными принципами? Да, если иметь к этому твердую волю. Однако после полутора десятков лет реформ начинать новые преобразования почти с нуля — на это вряд ли кто-то решится. Что же, через 10-15 лет мы увидим плоды подобной нерешительности.