В Докладной записке об экономическом положении Финляндской Православной Церкви за 1930 г. протоиерей Сергий Солнцев говорит, что «в русское время наше приходское духовенство содержалось на оброки, взымаемые в размерах, утвержденных Императорским Финляндским Сенатом, в городах – на жалованье, выдаваемое из Финляндской казны»[1]. В 1899 г. 29 клириков Финляндской епархии из 96 получали жалование из Сената Финляндии, 34 священнослужителям и членам консистории жалование выплачивал Священный Синод. Им же в конце 1915 г. бедным приходам, как сельским, так и городским, было назначено пособие в размере 76456 фин. марок. Всего на Финляндскую епархию (содержание архиерея, духовенства Консистории и школ) к к. 1916 г. тратилось 250000 финских марок или 93 750 рублей в год[2].

Сразу стоит указать, что большинство карельских приходов (Йоэнсуу, Куопио, Иломантси, Тайпеле, Салми, Мантсинсаари, Суйстамо, Кителя, Кююреля) получало поддержку от финляндского Сената еще с 1809 г. и очень сильно зависело в материальном отношении от государственной власти и пожертвований прихожан. Священный Синод содержал лишь 3 карельских прихода: Суоярви, Тиурила и Корписелка и большинство русских[3].

 Новая большевистская власть в октябре 1917 г. реквизировала в Государственном банке более 2 млн. рублей, принадлежавших Финляндской епархии[4]. Финляндский сенат сразу же позаботился выделить епархии субсидию в размере 400000 финских марок. Протоиерей Сергий Солнцев в свой Докладной записке упоминает сумму в 107100 марок, выдаваемую правительством на содержание духовенства[5].

26 марта 1920 г. в Гельсингфорсе (Хельсинки) президентом Каарло Юхо Стольбергом и министром церковно-учебных дел Лаури Ингманом было принято Постановление об общей кассе Православной Церкви в Финляндии. Касса учреждалась под непосредственным руководством Церковного Управления, ее задачами были:

- уплачивание расходов на общецерковные нужды, определяемые Церковным Собором;

- выдача пособий бедным приходам;

- уплачивание пенсий членам духовенства.

Касса состояла из пожертвований, пособий от государства, средств, полученных в качестве церковного налога от приходов и монастырей, и доходов от церковной недвижимости. Предполагалось ежегодное отчисление 10 % от всех доходов кассы для создания особого фонда, который в дальнейшем должен был бы покрывать ежегодные общие церковные расходы[6]. Ежегодно в церковной прессе должен был публиковаться отчет о состоянии кассы.

Некоторые приходы (Гельсингфорсский, Питкярантский, Кидельский, Салминский) смогли улучшить свою материальную базу и увеличить содержание причтов. Большинство же приходов, особенно в Выборгской губернии, в связи с выездом из страны большого количества прихожан, не могли даже содержать духовенство. Для этих целей ежегодно отпускалось из Церковного Фонда 107100 марок. В конце 1920-х гг. правительство Финляндии в финансовом плане заняло по отношению к Православной Церкви такую же позицию, как и к Евангелическо-лютеранской: из государственного бюджета оплачивалось лишь содержание управления Церкви и обучение будущих священнослужителей, приходские затраты государством не компенсировались. Это привело к серьезным материальным затруднениям.

Вопрос о содержании духовенства рассматривался на Церковных Соборах 1922, 1923, 1925 и 1927 гг., в дальнейшем было выработано «Положение о содержании духовенства», утвержденное правительством 18 мая 1929 г. Необходимым условием для одобрения «Положения» властью стало обязательное его приведение в исполнение к 1 января 1931 г. Если же приходы оказывались не в состоянии выплачивать своему духовенству установленное жалование, то они теряли самостоятельность и присоединялись к соседним. Оказалось, что из 29 приходов только 12 в состоянии содержать на свои средства причты. Для сохранения остальных 17 решено было спешно собрано 200000 марок за счет увеличения в 4 раза налогового обложения всех приходов. Протоиерей Сергий Солнцев считал эту меру необходимой, в ином случае, по его мнению, треть православных, лишившись своих приходов и постоянного священника, перешла бы в лютеранство, а через 20 лет число приходов Финляндской Православной Церкви не превышало бы и пяти[7]. Все же число православных приходов уменьшалось. Так, в 1932 г. были объединены Кексгольмский, Ряйсяльский, Пюхяярвиский и Каукольский приходы[8]. Жалование многих священников еще в 1930 г. продолжало составлять 2400-4800 марок в год, что было меньше заработной платы наемного рабочего.

Священнослужители, вышедшие на покой, получали незначительную пенсию от Церковного Управления. Об этом мы можем узнать из письма владыки Германа (Аава) игумену Валаамского монастыря Павлину от 19 апреля 1926 г., в котором архиепископ просит монастырь помочь больному священнику прихода Иломантси Василию Островскому. Из общецерковной пенсионной кассы ему ежемесячно выплачивалось 150 марок, чего для большой семьи из 7 человек было недостаточно[9].

Следует сказать, что же подразумевалось под обеспечением причта жалованием и содержанием в Финляндской Православной Церкви.

Также за каждые 5, 10 и 15 лет служения полагалось увеличение заработной платы на 5%[10].

В 1930 г. Церковный Фонд Финляндской Православной Церкви насчитывал 1354559 финских марок. Эта сумма позволяла покрыть ежегодные церковные расходы (содержание причтов бедных приходов, пенсии духовенству, пособия вдовам и сиротам духовного звания, преподавание Закона Божьего в народных школах, внутренняя миссия, церковный суд, сохранение церковного имущества и собственности), но все предыдущие годы ежегодный дефицит составлял 19958 финских марок.

Повышение налогов с приходов очень настораживало Церковное Управление. Каждый верующий должен был внести как минимум одну марку в год, были приходы, где налог составлял более двух марок, в то же время налог в лютеранских приходах не превышал сумму в 25 пенни. Подобная ситуация могла обернуться отпадением несостоятельных верующих от Церкви. Для понижения в дальнейшем налогов было решено в 1930 г. построить доходный дом в Сортавале и увеличить доходность церковного дома в Выборге. Средства для этого (ок. 3 млн. марок) были взяты из Валаамского монастыря, 2 млн. марок выделило Церковное Управление. Предполагалось, что в итоге Церковь будет иметь недвижимости на 12-13 млн. марок, которые будут давать чистого дохода 600000-700000 марок ежегодно. Уже в 1931 году по проекту архитектора Юхани Вийсте в Сортавале был построен Дом Церковного Управления, в котором размещалась резиденция архиепископа, духовная семинария, канцелярия Церковного Управления. В том же году была построена и семинарская церковь Иоанна Богослова, выполненная в традициях лютеранских храмов. Но Зимняя война 1939-х – 1940-х гг., окончившаяся присоединением к СССР Карельского перешейка с Выборгом и Сортавалой, не дала Финляндской Православной Церкви долго пользоваться данными источниками материальных доходов.

О бедности Финляндской Церкви можно судить по таким фактам: для хиротонии новоизбранного епископа Выборгского 5 октября 1935 г. в Валаамский монастырь было направленно письмо архиепископа Германа (Аава) с просьбой одолжить два архиерейских облачения, две архиерейские мантии, два архиерейских посоха, две желтые митры, 12 орлецов, 18-24 хороших иерейских облачения и 10 стихарей[11]. 3 июля 1935 года архиепископ Герман просил у Правления Валаамского монастыря пожертвовать из монастырской ризницы одно иерейское и одно диаконское облачения, из которых можно было бы изготовить архиерейское облачение[12]. Игумен Харитон (Дунаев) сделал не одно, а два облачения: и для архиепископа, и для нового епископа Выборгского Александра (Карпина).

По-видимому, вопрос о нехватке богослужебных облачений стоял очень остро, в связи с чем государство помогло выпустить специально разработанный материал для облачений желтого, голубого и фиолетового цветов. Уже в 1937 г. архиепископ Герман сообщает приходским советам и Правлениям монастырей, что через Церковное Управление они могут приобрести парчу по 80-90 марок за метр[13] (облачения из этого материала можно еще сейчас увидеть в приходах Финляндской Православной Церкви). В 1955 г. вопрос о наличии необходимого числа облачений стоял еще достаточно остро. Так, на VI Церковном Соборе было принято решение об изготовлении облачений для разъездных священников: для изготовления 9 комплектов иерейских облачений было решено выдать из церковных фондов 18798 фин. марок, а для пошива 3 подрясников – 5000 фин. марок[14].

В сентябре 1936 г. протодиакон Лев Казанский (Лео Касанко), секретарь Церковного Управления и брат зятя архиепископа Германа, просит игумена Харитона о 200 марках. В подарок новоизбранному Выборгскому епископу духовенство Карельской епархии преподнесло в день его хиротонии крест (видимо с украшениями), заказанный в Эстонии. Но на цепь из свастик денег не хватило, и вдобавок – за крест надо было доплатить еще 100 марок. Решено было попросить средств у монастырей Коневского и Валаамского. Игумен Харитон, конечно же, дал недостающие 300 марок[15].

Можно сказать, что довоенный период деятельности Финляндской Православной Церкви характеризуется как период нестабильности и материальной зависимости от государства. Это было одним из главных факторов формирования особой церковно-административной системы, главным отличием которой являлось минимальное количество приходов, но при хорошо обеспеченном духовенстве.

Материальное положение Финляндской Церкви в первые послевоенные годы было крайне тяжелым. В «Краткой справке» указано, что, помимо помощи от государства, православные приходы получали материальную помощь из заграницы: «от протестантов из США, Англии, Швеции и Мирового Совета Церквей»[16]. В августе 1947 г. Элеонора Иридейл – секретарь Церковно-восстановительного комитета Англии – встретилась с архиепископом Германом, пообещала материальную поддержку и пригласила его посетить Англию. В феврале 1948 г. Финляндская Церковь получила от Церковно-восстановительного комитета Англии легковой автомобиль, а также 75000 финских марок на литературу для работы с молодежью. Мировой Совет Церквей 5 февраля 1948 г. выделил 2000 долларов для материальной помощи финляндскому православному духовенству[17]. В Фонде Совета по делам РПЦ есть упоминания о посылках с одеждой, продуктами и богослужебными облачениями из Англии и Америки.

По итогам Зимней войны Советского Союза и Финляндии в 1939 – 1940-х гг. Финляндская Православная Церковь лишилась практически всех средств к существованию, но уже к концу 40-х г. ее материальное состояние стабилизировалось полностью. В №4 «Aamun Koitto» за 1950 г. упоминается: «…материальное благосостояние Финляндской Церкви достигло такого уровня, какой мы имели в течение 30 г. самостоятельного существования»[18].

Архиепископ Герман считал своей обязанностью материально поддерживать молодых священнослужителей. Так, в 1952 г. священнику-практиканту Нило Карьемаа было выдано из фондов Церковного Управления единовременное пособие в размере 15000 марок для обучения в Парижском Св. Сергиевском богословском институте, а священнику Ихатсу – 20000 марок для обучения в Богословском институте Бухареста[19].

На Церковном Соборе 1955 г. делегатом И. Волковым было сделано предложение об образовании комиссии по улучшению экономического положения ФПЦ. Этому послужило недостаточное улучшение материального положения Церкви за период с 1950 по 1955 гг. В 1955 г. бюджет Финляндской Церкви составлял 16 951 000 фин. марок, расход за год равнялся 16 984 000, в итоге дефицит составлял 17 000 марок[20]. Комиссия была создана, в ее состав вошли И. Волков, ревизор А. Потконен, настоятель прихода Котка свящ. Михаил Ритамо, директор К. Туомиоя и помощник судьи С. Хяркинен[21]. Кроме того, впервые в 1955 г. было озвучено, что в Церковном фонде имеется 40 000 000 фин. марок, составляющих компенсацию государства за упраздненные после Зимней войны 1939–1940 гг. приходы Ладожской Карелии[22].

На том же Соборе были изменены правила материального обеспечения духовенства. Теперь священнослужители ФПЦ приравнивались по своему статусу к государственным чиновникам: заработная плата священника должны была равняться заработной плате лектора, а псаломщик должен был получать столько же, сколько и учитель народной школы[23]. Священнослужители стали получать прибавку к жалованию за выслугу лет и по старости. На сумму заработной платы количество богослужений влиять перестало, теперь если прихожане хотели провести дополнительные богослужения, то их пожертвования, полученные за данную службу, поступали целиком в пользу Церковного Управления[24].

В конце декабря 1958 г. благочинный Патриарших приходов в Хельсинки протоиерей Михаил Славнитский составил для Совета по делам РПЦ справку «Положение разных Церквей в Финляндии». В ней говорилось, что «материальное положение православного духовенства в Финляндии приличное», все священнослужители, даже в провинции, имеют большие квартиры. Государственное жалование получает епископат, законоучители и административные лица, а приходское духовенство получает жалование от Церкви. Прихожане Финляндской Православной Церкви облагаются налогом, неуплата которого никем не взыскивается[25].

Несомненно, на решение финляндского Церковного Управления при выборе своего канонического статуса в лоне Вселенского Патриархата сильно повлияли и русофобские настроения в тогдашней Финляндии.

Проблема русофобии в Финляндии – одна из самых противоречивых тем в русско-финской исторической науке. Однако стоит сказать, что отношения русского и финского народов никогда нельзя было назвать теплыми и дружескими. Депутат Государственной Думы В.С. Селезнев в своем докладе на заседании 1 ноября 2011 года, ссылаясь на бывшего финского лютеранского пастора Юха Молари, сообщил, что «русофобия в Финляндии – это широкая проблема, это доказывают многочисленные академические научные исследования. Две главные причины нелюбви к русским: политическая пропаганда, гласящая, что финны создавали свое государство именно против России, и зависть: Россия – богатая страна, там много ресурсов. Существует системная русофобия в финской лютеранской церкви»[26]. Экс-президент Финляндии Тарья Халлонен видит причину русофобии исключительно в двух войнах XX столетия[27].

Попытаемся коротко рассмотреть историю русофобии в Финляндии и определить, какое влияние она оказывала на Православие. В истории финского народа есть примеры, когда в качестве врага выступает православный священнослужитель. Самый яркий пример – жизнеописание преподобного Трифона Печенгского и история его обители. В молодости он занимался грабежом и насилием над финским населением Остерботнии, а убийцей национального героя Финляндии XVI в. Пекки Весайнена является пленный монах по кличке Ахма (фин. «росомаха»)[28]. О более поздних ратных делах русских монахов может поведать архив Ново-Валаамского монастыря, где есть ряд документов о столкновении с финскими военными чинами в 1924 г. монаха Рафаила, который за подражание в бранных делах прп. Трифону на три года был лишен права ношения мантии[29].

Во время Северной войны сочиняется много легенд и сказаний о зверствах русских войск в Финляндии. Типичными были истории о том, как «русские, прежде чем убить матерей, отрезали им груди и засовывали их в рот грудным младенцам, которых они могли насадить на изгороди или бросить на землю», «людей забивали как скот, так что кровь и трупы были видны повсюду на улицах», «казаки убивали тех, кого встречали, насаживали на пики или рубили своими длинными саблями. Женщин сначала насиловали, а потом убивали. Не щадили даже детей, убивая их жестоким образом. Их либо пронзали пиками в колыбелях, либо вынимали из колыбелей и ударяли о стену так, что мозги разлетались по сторонам»[30]. Большую роль в сохранении подобных легенд сыграли шведские историки (многие из них были лютеранскими священнослужителями), которые способствовали прочному сохранению в глазах финнов русских как варваров.

Ситуация немного изменилась после Боргосского сейма 1809 г., когда Финляндия становится привилегированной частью Российской Империи. Так, сенатор Бруннер в своем докладе Александру II в 1861 г. сообщает, что «не должно заключать, что любовь и преданность [финнов] монарху простирается также и на русский народ, к которому доселе не было симпатий по многим причинам, каковы суть: различие религий, характера, нравов и обычаев и прочее»[31]. Святой праведный Иоанн Кронштадтский писал: «Господь говорит: Любите враги ваша, благословите кленущие вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть, и изгонящия вы (Мф. 5, 44). Итак, любите врагов наших: поляков, финляндцев, грузин, армян, евреев, кавказские племена — они крепко ненавидят и болеют диавольскою ненавистью, они — жалки, несчастны, подвержены страстям и сто раз нуждаются в нашем сожалении, сочувствии, ненависть ослепила их сердечные очи, они враждуют и против Бога, заповедавшего всем любовь… Побеждай благим злое (Римл. 12, 21)»[32]. В то же время известно, что личность отца Иоанна пользовалась любовью у петербургских и кронштадтских финнов[33].

Отношения стали меняться в худшую сторону с конца XIX в., что было связано с «политикой русификации» в отношении Финляндии. Ненависть к русскому правительству переросла в ненависть ко всему русскому, в том числе и русскому народу. Наибольший уровень русофобии все же приходится на послереволюционные годы во время гражданской войны. Причину такого положения дел весьма четко сформулировал финский историк О. Каремаа: «Во время гражданской войны в Финляндии за разжигаемой русофобией, как представляется, стояло желание белых (финнов) сделать русских козлами отпущения за все жестокости и тем самым обосновать собственные идеи», «по психологическим причинам жестокую правду о братоубийственной войне пытались замаскировать якобы идеологической борьбой в защиту западной культуры от русских, объявленных заклятыми врагами… без внешнего врага поднять массы на войну было бы сложно»[34].

П.И. Сутулин в статье «Судьба русского населения Финляндии в 1918–1920 гг.» пишет, что в Таммерфорсе (Тампере) после его взятия белыми финнами 6 апреля 1918 г. было уничтожено около 200 русских, в том числе русских белых офицеров, а 26–27 апреля в Выборге около 1000 человек, в том числе женщин и детей[35]. На самом деле оказывается, что белые заняли Таммерфорс лишь 29 апреля, а отступавшими красными было расстреляно в выборгской тюрьме всего 30 человек. Более подробно вопрос о количестве пострадавших русских во вовремя гражданской войны в Финляндии освещен в статье Эдварда Хямяляйнена «О гражданской войне и русских в Финляндии»[36].

В апреле 1918 года Финляндский Сенат постановил выслать из страны всех бывших русских подданных, к лету 1918 г. число высланных русских составило около 20 000 человек. Вскоре в связи с желанием поднятия международного статуса нового государства данный закон был отменен. Всего с 1921 по 1929 гг. Финляндию покинуло ок. 25 000 из 44 000 беженцев[37]. Интересно, что в июне 1918 г. сенатору Э.Н. Сетяля было направлено письмо от бывшего православного священника, а в то время инспектора народных школ А.М. Садовникова (Сомерсаари) с предложением: «Всех русских священников и членов их семей перевести в финляндское гражданство и выслать из Финляндии наиболее злостных русификаторов. До тех пор пока мы это не осуществим, просвещение населения Приграничной Карелии в финском православном духе будет невозможным»[38].

Принято считать, что основными проводниками русофобии в финском обществе стали бывшие егеря (во время Первой мировой войны они в качестве добровольцев воевали в Прибалтике в составе Кайзеровского Прусского егерского батальона № 27), также партия Аграрный Союз (совр. Suomen Keskusta), щюцкор и созданное в 1922 году Академическое карельское общество (АКС). Достижение единства финской нации предполагалось через разжигание ненависти ко всему русскому. Председатель АКС с 1923 по 1927 гг. Элмо Кайла (сын настоятеля лютеранского прихода Кокола в Остерботнии) писал: «Если нам это удастся, тогда уж не за горами то время, как нацию нашу будет вести одна мысль, сильная, всепобеждающая, когда воплотится в жизнь поговорка мужей Хярмя «о рюсся[39] можно говорить, лишь скрежеща зубами. Тогда Финляндия станет свободной». Лаури Элиас Семойоки (Elias Simojoki, с 1925 г. пастор в Киурувеси) разработал проект медали для членов АКС: одна ее сторона олицетворяла любовь к Финляндии, другая – ненависть к России, а в 1923 г. во время празднования «Дня Калевалы» он прямо заявил – «Смерть русским».

Обычно эти угрозы по окончании гражданской войны в конце мая 1918 г. на практике не осуществлялись. Более того, в 1933 г. гостем Валаамского монастыря было военизированное женское общество Лотта-Свярд, напрямую связанное с поддержкой Охранного корпуса (щюцкора). В письме от главы Лотта-Свярд Фанни Луукконен от 18 июля 1933 г. выражается благодарность по поводу незабвенных воспоминаний о посещении Валаама и участии в богослужении[40].

Большую роль в росте русофобских настроений сыграла пресса. В марте 1923 года в газете «Юлиоппиласлехти» вышла статья «Рюссафобия», в которой утверждалось следующее: «…если мы любим свою страну, нам нужно учиться ненавидеть ее врагов… Поэтому во имя нашей чести и свободы пусть звучит наш девиз: Ненависть и любовь! Смерть «рюссам», будь они хоть красные, хоть белые»[41]. В том же году АКС тиражом в 10 тыс. экземпляров выпустила брошюру «Проснись, Суоми!», содержавшую похожие идеи: «Что же хорошее к нам когда-либо приходило из России? Ничего! Смерть и уничтожение, чума и русское зловоние тянулись оттуда… Россия всегда была и навсегда останется врагом человечества и гуманного развития. Была ли когда-либо польза от существования русского народа для человечества? Нет! А его исчезновение с лица земли было бы человечеству, наоборот, великим счастьем». Не менее радикально была настроена и щюцкоровская газета «Suojeluskuntalaisen», которая провела в 1921 г. среди своих читателей конкурс на лучшую пословицу о русских, победителем в котором стал читатель, предложивший такой вариант: «Какое животное более всего походит на человека? Это “рюсса”»[42].

В общественном сознании финнов в 20-е – 30-е гг. XX века преобладало мнение, что все русскоговорящие в Финляндии каким-то образом политически неблагонадежны. Это в основном находило отображение в прессе, где порой встречались нападки и на православное духовенство. Так, в газете «Карьяла» № 148 за 30 мая 1925 г. была опубликована статья «Один русский интриган. Валаамского монастыря монах Поликарп, агент консерваторов Русского синода». Анонимный автор обвиняет иеромонаха Поликарпа (Шорина) в «темном подстрекательстве» православных масс, в составлении антифинских статей и тайной компрометирующей переписке с митрополитом Антонием (Храповицким)[43]. Учебное министерство Финляндии передало Церковному Управлению распоряжение провести следствие по поводу данной статьи. 5 июня Церковное Управление поручило провести следствие настоятелю Валаамского монастыря игумену Павлину (Мешалкину). Уже 4 июня обвиняемый иеромонах Поликарп направил письмо редактору «Карьялы» с обвинением его в публикации необоснованной клеветы, требованием публикации опровержения и угрозами суда в случае отказа публикации опровержения[44]. 14 июня редакция «Карьялы» сообщила о неубедительности опровержения и отказалась его печатать. Церковное Управление же опровержением оказалось удовлетворено, и следствие было прекращено.

Для нас интересно знать, коснулись ли русофобские настроения Православной Церкви в Финляндии. Цитируемый нами П.И. Сутулин и О.А. Яровой считают, что это имело место. Так, Олег Аркадьевич приводит в качестве доказательства ссылку на записки финского поэта Карла Августа Альквиста, заявлявшего, что «Православная Церковь опасна для национального духа финнов»[45]. Сутулин же в качестве доказательства своего мнения приводит факты закрытия православных храмов, их сноса или передачи лютеранским общинам. На это стоит сразу ответить, что гарнизонные и военные храмы со всем внутренним имуществом были переданы Финляндии Советским руководством еще в 1918 г.[46]. Поэтому они и были использованы государством в своих целях. Епархиальное Управление особой беды в этом не видело, так как без материального обеспечения из России содержание данных храмов, не имеющих своих приходов, было очень обременительным. Так, в 1918 г. Александро-Невский гарнизонный храм в Суоменлинне был передан лютеранской общине, а с 1927 по 1929 гг. состоялась его масштабная реконструкция с целью изменения русского стиля. Стоит заметить, что иконостас, ризница и книги в полном количестве были переданы Церковному Управлению. В 1919 г. лютеранской общине был передан гарнизонный Кресто-Воздвиженский храм в Коуволе, в 1978 г. он был возвращен православным. Петро-Павловский храм в Торнио, также имея статус военного, был передан местному муниципалитету, в 1920-е гг. перестроен в маленький жилой дом. Внутренне убранство его было утрачено. В 1980-е гг. он также был передан образованной православной общине. П.И. Сутулин говорит, что «в 1924 г. была снесена церковь в Хямеенлинне (Тавастгус)»[47], но на самом деле Никольский гарнизонный храм в Хямеенлинне был реконструирован под библиотеку, а его колокола переданы лютеранским приходам Халкиваха, Сунд и Урьяла. В то же время Свято-Никольский храм в Куопио (ныне кафедральный собор) был спокойно передан православному приходу г. Савонлинны.

Интересно, что уже в 1920-х – 1930-х гг. XX века в Финляндии православных, в том числе и коренных финнов, уничижительно называли «молельщиками русской церкви» и «идолопоклонниками». Некоторые государственные заведения, находившиеся в тесных контактах с шюцкором, такие как Почта Финляндии, были настроены достаточно враждебно к деятельности православных приходов. В основном враждебность проявлялась в виде многочисленных жалоб. Так, на колокольный звон с прихода Териоки поступали жалобы: «Невозможно работать на почте, откроешь окно, а там звонят. От колокольного звона бумаги со стола на пол летят!»[48]. Стоит обязательно указать, что подобные выражения неприязни к Православию были достаточно редки.

Тяжелое материальное положение новообразованного государства способствовало росту недовольства большим количеством беженцев, которые, по мнению коренного населения, усугубляли неблагополучие. Так, по мнению финского историка Каремаа, «к 20-м гг. XX в. почти все финны были склонны к восприятию “рюссафобии”»[49]. Имели место отдельные случаи осквернения православных храмов и кладбищ. Так, 15 августа 1932 г. коронный ленсман Имралахтенской общины Илмо Линтури сообщает руководству Валаамского монастыря, что им было сделано публичное объявление о привлечении к суду тех лиц, которые в монастырском имении Сюскюсалми по субботним и воскресным дням пьянствуют, хулиганят, разводят костры, охотятся и рыбачат[50].

В связи с подъемом финского национального самосознания в рассматриваемый период в это время происходит многомасштабная самоидентификация как финского населения, так и проживающих в Финляндии шведов и русских. Это выражалось в том числе и в перемене имен и фамилий на финский лад, но неизвестно, часто ли это вызывалось желанием скрыть свое русское происхождение в целях избежать неприязненного отношения[51]. До 1921 г. в Финляндии не было всеобщих действующих законов об именах и фамилиях или об их изменении, только в указанном году решением Правительства каждый финляндский гражданин обязан был иметь фамилию или по желанию изменить ее. Этим воспользовались многие финляндцы, имеющие шведские или русские фамилии для смены их на финские. Православные священнослужители в стороне не остались: так Варфоломеевы стали Валмо, Сидонские – Раямо, Казанские – Касанко, Толстохновы – Талста и др. В 1930 г. в «Aamun Koitto» были опубликованы две статьи, в которых говорилось, что «Православная Церковь начала важную работу с точки зрения финской национальности, и что связи с Россией окончательно порваны. Но эти связи оставили в наследство Финляндии русские имена и фамилии – видимые знаки политики угнетения во время автономии»[52], а сознательным и образованным гражданам рекомендовалось подавать всем хороший пример и национализировать свои имена и фамилии. В то же время наиболее активные сторонники «финнизации» свои фамилии и имена не изменяли, например, протоиереи Сергий Солнцев и Сергий Окулов.

В первой половине 20-х годов меняется и внешний вид большинства православных священнослужителей: многие из них начинают коротко подстригать или вовсе сбривать бороды. Возможно, это было связано с желанием не выделяться в обществе, но во всяком случае, строго говоря, их нельзя обвинить в подражании лютеранскому духовенству (так, архиепископы Турку Густав Йоханссон (ум. в 1930 г.) и Еркки Кайла (ум. в 1944 г.), епископ Савонлинны Отто Коллиандер (ум. в 1925 г.), епископ Куопио Юха Меннермаа (ум. в 1945 г.) и большое число пробстов и пасторов носили бороды).

В качестве вывода, можно сказать об очень сложном положении православного духовенства и верующих в Финляндии после 1917 года. С внешней стороны это было связано с неприязнью финского населения ко всем русскому, в том числе и Православию, а также с не вполне компетентным, но активным вмешательством светской власти в церковные дела. С внутренней стороны положение православных в Финляндии в первой четверти XX века усугублялось сильным разделением приходов на русские и карельские, отсутствием авторитетного церковного руководства и материальными проблемами.