Епископство

Церковь является иерархической структурой, в которой служение управления с самых ранних времен принадлежит епископу. Такое понимание характерно уже для ранних отцов Церкви, в частности для священномученика Игнатия Богоносца. В своих посланиях Игнатий неустанно подчеркивает первенствующую роль епископа как главы евхаристического собрания, утверждая, что «на епископа должно смотреть как на Самого Господа» (Еф. 6). Все в Церкви должно совершаться с ведома епископа: «Без епископа никто не делай ничего, относящегося к Церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это... Непозволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви; напротив, что одобрит он, то и Богу приятно» (Смирн. 8). Игнатий постоянно подчеркивает необходимость единства пресвитеров и диаконов со своим епископом: «Епископ председательствует на месте Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, а диаконам вверено служение Иисуса Христа (Магн. 6); «Пресвитерство так согласно с епископом, как струны в цитре» (Еф. 4). Эта экклезиология ведет Игнатия к следующей классической формуле: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же как где Христос, там и кафолическая Церковь» (Смирн. 8).

Первенствующая роль епископа, по учению ранних отцов, обусловлена тем, что он занимает место Христа в евхаристическом собрании. Именно это понимание объясняет тот факт, что так называемый монархический епископат — один епископ в каждой евхаристической общине или Церкви — стал общепринятым в Древней Церкви[i]. Будучи единоличным возглавителем Церкви данного места, епископ тем не менее управляет Церковью не единолично, а в соработничестве с пресвитерами и диаконами. Епископ не обладает церковной властью или авторитетом сам по себе, в силу полученного им сана: он является священнослужителем внутри местной церковной общины, которая доверила ему это служение. Вне церковной общины служение епископа теряет смысл и действенность.

Работая над кандидатской диссертацией в Ленинградской духовной академии, будущий Патриарх Кирилл уделил особое внимание учению Игнатия Богоносца о роли епископа в Церкви. Он отмечает, что в своей основе епископское служение сохранило те основные черты, которые сформировались уже во II веке. «Я не думаю, что роль епископа в Православной Церкви претерпела какое-то радикальное изменение в сравнении с тем, как представлял себе епископское служение священномученик Игнатий. В православной традиции епископ является пастырем и совершителем Таинств, вокруг которого объединена Церковь и который приносит ей свое служение. И сегодня, как и в древности, епископ несет особую ответственность за отношение своей общины к внешнему миру, за сохранение ее внутреннего единства. От епископата на протяжении всей истории требовались мужество и мудрость, а в особых случаях — и способность принести себя в жертву, оставаясь верным Господу и своей пастве. Так было во времена священномученика Игнатия, так было в ХХ веке в истории Русской Церкви. Так должно быть всегда и везде, где исповедание Церковью веры в Триединого Бога вызывает неприятие, осуждение или даже агрессию со стороны тех, кто имеет реальную власть в этом мире»[ii].

Свое видение епископского служения будущий Патриарх Кирилл с большой полнотой раскрыл в речи при наречении во епископа Выборгского, произнесенной 13 марта 1976 года. «Многогранно и широко по своему содержанию служение епископское, — говорил тогда будущий Патриарх. — Епископ — предстоятель Поместной Церкви, блюститель веры и нравственности, раздаятель благодати Божией, преемник апостолов. Сколь значительно служение это для спасения человеческого, если святой Киприан Карфагенский дерзнул сказать, что Церковь во епископе и епископ в Церкви, и кто не с епископом, тот вне Церкви. Это означает, что именно на епископе сосредотачивается ответственность за сохранение веры и соблюдение в чистоте кафолического Предания в Поместной Церкви»[iii].

Главной задачей епископа является сохранение внутреннего, духовного единства вверенной ему паствы. «Эта сторона архиерейского служения требует сегодня особого напряжения духовных сил. Епископ должен радеть как о стойкости и непреклонности в верности преемственно воспринятому от апостолов учению, так и о том, чтобы это учение во всякое время и на всяком месте сохраняло свою жизненность и оставалось действенным. Живое же невозможно сберечь неповрежденным в ветхом сосуде, отсюда должна проистекать особая озабоченность епископа духовным обновлением вверенного ему народа Божия».

Не менее значимой для епископа является задача сохранения единства со своими собратьями и через них — со всей Полнотой Православной Церкви: «Через соборное общение со своими братьями-архиереями епископ совершает великое служение единству Вселенской Церкви. Это служение не имеет постоянного видимого выражения, но оно неотъемлемо присуще епископству, а потому сохранение соборного общения и восстановление его там, где оно нарушено, должно являть епископу предмет непрестанной, неусыпной заботы».

Наконец, в современном мире, где христиане разделены между собой, долгом православного епископа является диалог с христианами иных конфессий. «Поиск путей, ведущих разделенный ныне христианский мир к единству в Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, не может быть для православного архиерея делом второстепенным, чем-то прямо не относящимся к его служению. Напротив, созидание церковного единства есть неотъемлемая часть этого служения. Святой Игнатий Богоносец говорил святителю Смирнскому Поликарпу: «Блюди место свое со всяким тщанием, плотским и духовным. Старайся о единении, лучше которого нет ничего» (Послание Поликарпу, 1)».

Епископство, по словам будущего Патриарха Кирилла, «это подвиг, который требует всего человека без остатка, ибо епископ не принадлежит себе, но Церкви. Его радость, его горе, его жизнь — это радости, горе и жизнь вверенного ему народа. Подвиг епископского служения превышает силы одного человека, и тем не менее этот подвиг совершался, совершается и будет совершаться в Церкви Христовой. Он возможен именно потому, что он совершается в Церкви и ради Церкви, и сама Церковь вместе с епископом разделяет его»[iv].

Спустя 30 лет, уже в новую эпоху, говоря о служении епископа, Патриарх Кирилл указал на еще один важный аспект деятельности архиерея: его участие в миротворческом процессе, активность в социальной и общественной сфере. «Особенностью служения архиерея в Русской Православной Церкви сегодня является повышенное внимание к миротворческой миссии в условиях, когда многонациональное и многорелигиозное общество, пройдя через опыт радикальной перестройки экономической и политической системы, через трагический опыт разделения народа, оказавшегося в одночасье по разные стороны неожиданно воздвигнутых границ, сохраняет потенциал к конфронтации... Мир в отношениях между людьми разных национальностей и религий, мир между различными социальными группами — это важная пастырская задача. Но хорошо известно, что не бывает прочного мира без справедливости. Бороться за справедливость означает быть активным в общественной и социальной жизни, стремиться доступными способами оказывать нравственное и духовное влияние на процесс принятия решения в обществе и в государстве»[v].

Пастырство и духовничество

Следующим после епископа звеном в церковной иерархии является священство. В отличие от Католической Церкви, где существует обязательное безбрачие духовенства, в Православной Церкви есть как безбрачные, так и женатые священники, причем большинство священников, несущих служение на приходе, состоит в браке. «Сама традиция отсутствия жесткого предписания — свобода выбора брака или безбрачия — восходит к апостольским временам, — говорит Патриарх Кирилл. — В Евангелии и Священном Предании можно найти примеры в пользу сохранения безбрачия и вступления пастырей Церкви в брак... Для священников возможны и спасительны оба пути. У того и другого есть свои преимущества: безбрачие и монашество освобождают от бремени житейских попечений. Брак подчеркивает связь священника с обществом, является примером постоянства, укорененности, христианских отношений в семье, что очень важно и для самого пастыря, и для паствы. Практика семейной жизни позволяет священнику делиться опытом с прихожанами, лучше понимать их семейные проблемы»[vi].

Пастырское служение, по словам Патриарха Кирилла, «имеет многовековую традицию и связано с особым избранием, в котором сакраментальным образом соединяется промыслительное действие Творца и человеческое произволение. Подлинное пастырство — синергия Божественной благодати и волевого устремления человека к Богу»[vii].

Важнейшим аспектом деятельности пастыря является богослужение, в особенности совершение Божественной литургии, которое представляет собой «центр не только жизни священнослужителя, это должен быть центр жизни каждого человека»[viii]. От литургического служения неотделимо проповедническое. «Проповедь — слово Божие, обращение к людям — передача в том числе и своего внутреннего духовного опыта. Это очень важная миссия, которая стоит и стояла перед священником во все времена, а сегодня особенно востребована нашим обществом»[ix].

Патриарх Кирилл подчеркивает, что священнослужитель несет ответственность не только за себя, но и за свою паству, а потому его собственное внутреннее устроение, его молитвенный и религиозный опыт важны не только для него самого, но и для его прихожан. «Чтобы защитить Святую Русь, сохранить Православие, сохранить единство Церкви, мы должны воздействовать на умы и сердца людей... Сегодня духовная жизнь пастырей, состояние их умов и сердец — это не только их личное дело. Если мы воины, призванные защитить духовные рубежи, то мы должны помнить, что наше оружие — это наша мысль, наше слово и наше религиозное чувство. Теплохладный человек не может защищать рубежи. Человек необразованный не способен в нынешних условиях оказывать воздействие на умы людей. Человек, не имеющий личного религиозного опыта, не может передать этот опыт другим»[x].

Если пастыри сами не живут верой, они не могут проповедовать ее, ибо в таком случае их проповедь становится пустыми, ничего не значащими словами. Патриарх напоминает пастырям о том, что сила слова присутствует только там, где есть реальный религиозный опыт: «Если есть молитва, если есть размышление над словом Божиим, если есть радость переживания Святой Евхаристии, то все это выходит наружу в словах священника. И тогда, даже если он не совсем грамотно складывает слова, если не хватает ему немножко образования и со стилистикой он не в ладах, — люди ему это простят»[xi].

Патриарх Кирилл нередко говорит о том, что вся информация, получаемая людьми, подразделяется на две категории: сигналы и шумы. Первые должны приниматься и усваиваться человеком, вторые — игнорироваться или отсекаться. Искусство духовной жизни заключается в том, чтобы в потоке шума не пропустить важный сигнал, и в то же время чтобы не принять за сигнал обычный шум.

Проповедь священника, по словам Патриарха, не должна быть просто бессодержательным шумом. «Слово Церкви должно быть сигналом, а не шумом. Если мы вливаемся в общий шумовой поток, то люди столь же безразлично, как и ко всему прочему, относятся и к нашему слову. Поэтому вопрос об интеллектуальном посыле имеет огромное значение для дела просвещения. Ну, а интеллектуальную искру высекают люди не только способные, но и трудолюбивые»[xii].

В задачу священника входит координация деятельности мирян в возглавляемой им общине. Консолидация здоровых сил внутри прихода, привлечение молодежи к активной социальной и благотворительной деятельности должны быть сферой постоянной заботы священника: «Важно уметь понять, что многие люди, особенно молодые, ищут возможности приложения своих сил на пользу Церкви, стремятся участвовать в общественно и церковно полезной работе. Задача священника -— направлять эту работу. Для этого надо знать паству, видеть ее возможности, понимать расположение прихожан к тому или иному виду общего служения. Через такое руководство приходской священник содействует осуществлению соборного начала на уровне возглавляемой им общины»[xiii].

Пастырское служение, по словам Патриарха Кирилла, должно иметь ярко выраженную миссионерскую направленность. Современный пастырь не может ограничивать свою деятельность рамками прихода. Весь окружающий мир является миссионерским полем, которое он призван возделывать. Господь дал заповедь апостолам: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк 16:15). Пастыри Церкви «должны следовать их примеру, открыто и мудро свидетельствуя в обществе о евангельских ценностях. В то же время великой ответственностью пастырей является забота о вверенной их попечению пастве, труды во имя спасения верных чад Церкви. Очевидно, что эти два направления трудов — пастырство и миссию -— не следует противопоставлять. Ибо они составляют то единое служение, которое Церковь унаследовала от святых апостолов»[xiv].

От пастыря XXI века требуются как навыки миссионерского служения в условиях современного общества, так и укорененность в многовековой традиции, истинная и глубокая церковность. «Для гармоничного сочетания традиции и современности нужно не только искать новые формы и методы духовного попечения, но и уметь преломлять их сквозь призму многовекового опыта пастырского делания. Подлинная церковность требует от пастыря укорененности в истинной вере, в Священном Предании и в православном каноническом сознании. Без этого немыслимо внутреннее единство церковного организма. И именно такая духовная основа созидает правильное понимание пастырем важности сохранения его молитвенной, духовной и административной связи со своим епископом и священноначалием, со всей церковной полнотой»[xv].

Во взаимоотношениях с прихожанами от пастыря требуется сочетание открытости с трезвенной бдительностью по отношению к любого рода лицемерию, с непримиримостью по отношению к греху. «Пастырь должен быть открыт и доступен каждому. Различные области жизни, все, что волнует людей, должно входить в сферу его ответственности и заботы. Конечно, это не означает, что священник должен раздавать направо и налево благословения, без оглядки поддерживать те или иные действия, в том числе нравственно сомнительные и связанные с грехом. Умение распознать тщательно замаскированную ложь, выдаваемую за правду, отличать безнравственное... поведение от вполне допустимого -— составляет важное качество пастыря»[xvi].

От современного пастыря, по мнению Патриарха Кирилла, требуется умение обращаться к молодежной аудитории: его слово должно быть понятным не только для прихожан пожилого возраста. При этом священнику непозволительно опускаться до так называемого «молодежного жаргона». «Каждый человек должен оставаться самим собой, и, когда я говорю о необходимости научиться говорить на языке, понятном для молодежи, я имею в виду не сленг, не жаргон, не принятые в молодежной среде мифологемы, не считающиеся в данный момент модными идеи и имена. Я говорю о способности священника, обращаясь к молодежной аудитории, проникнуть в суть реальных жизненных и духовных проблем нового поколения и ответить на них на основании Слова Божия. Ибо у нас с вами нет другого основания для диалога с миром. Но сформулировать свое слово к молодежи мы должны на простом и ясном языке»[xvii].

Патриарх Кирилл резко выступает против превращения Православия в музейный экспонат, против «костюмированного Православия», насаждаемого отдельными священниками. Православие — это не отказ от современности, не уход в прошлое, не навязывание прихожанам той или иной благочестивой с точки зрения священника формы одежды. «Встречаю как-то утром на дороге к храму группу молодых женщин, — рассказывает Патриарх. — Все как одна выглядят диковато, резко выделяются среди горожан, одеты странно и не по-людски. Оказывается, местный батюшка допускает женщин на службу не иначе, как в этой псевдоправославной униформе. Вот и ходят они в храм в каких-то черных сарафанах. Все это не имеет никакого отношения ни к Православию, ни к благообразию, ни к достоинству, ни к скромности. Это пародия на Церковь, дурновкусие. Насаждая фольклорное, музейное, костюмированное Православие, мы словно сигнализируем обществу и человеку о том, что наша вера якобы не имеет никакого отношения к современной жизни. А между тем место Православия — на стремнине жизни и в сокровенном обиталище наших чувств»[xviii].

В 1998 году будущий Патриарх Кирилл, тогда председатель ОВЦС, инициировал в Священном синоде обсуждение острых вопросов, связанных с духовнической деятельностью отдельных пастырей. Необходимость такого обсуждения была вызвана участившимися жалобами прихожан на различные рода злоупотребления в духовнической практике. Как отмечалось в справке, приложенной к журналу Синода от 28 декабря 1998 года, «некоторые священнослужители, получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. Не памятуя о том, что отношения между духовником и духовными чадами должны строиться на основе взаимного уважения и доверия, таковые пастыри... вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане... Некоторые духовники объявляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчания в храме. Случается, что духовник настаивает на расторжении брака между супругами, когда один из супругов не принадлежит к православной вере. Иные монашествующие духовники запрещают своим духовным чадам вступление в брак и принуждают их к принятию монашества на том основании, что монашество якобы выше брака»[xix].

Священный синод отмечает также, что «некоторые пастыри-духовники не допускают к причастию лиц, живущих в «невенчанном» браке, отождествляя таковой брак с блудом; запрещают своим духовным чадам вступление во второй брак на том основании, что второй брак якобы осуждается Церковью; запрещают супружеским парам развод в том случае, когда в силу тех или иных обстоятельств семейная жизнь становится для супругов невозможной. Имеют место случаи, когда пастырь «не благословляет» тому или иному из своих прихожан жениться или выходить замуж по любви, но предлагает «по послушанию» вступить в брак с лицом, рекомендованным самим пастырем. Также имеют место случаи, когда пастырь запрещает пасомым обращаться за медицинской помощью, препятствует исполнению пасомыми своих гражданских обязанностей — участию в выборах, службе в Вооруженных Силах. Некоторые пастыри навязывают пасомым те или иные политические взгляды. Иные духовники считают учебу в светских учебных заведениях ненужной или вредной для спасения»[xx].

По итогам обсуждения Священный синод постановил «указать священникам, несущим духовническое служение, на недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к следующим действиям и решениям: принятию монашества; несению какого-либо церковного послушания; внесению каких-либо пожертвований; вступлению в брак; разводу или отказу от вступления в брак, за исключением случаев, когда брак невозможен по каноническим причинам; отказу от супружеской жизни в браке; отказу от воинского служения; отказу от участия в выборах или от исполнения иных гражданских обязанностей; отказу от получения медицинской помощи; отказу от получения образования; трудоустройству или перемене места работы; изменению местожительства».

Синод также постановил «напомнить всем пастырям-духовникам о том, что они призваны помогать своим пасомым советом и любовью, не нарушая при этом богоданную свободу каждого христианина. Подчеркнуть, что беспрекословное послушание, на котором основывается отношение послушника к старцу в монастырях, не может в полной мере применяться в приходской практике во взаимоотношениях между священником и его паствой. Особо указать на недопустимость для пастырей вмешиваться в вопросы, связанные с выбором жениха или невесты кем-либо из их пасомых, за исключением случаев, когда пасомые просят конкретного совета. Подчеркнуть недопустимость негативного или высокомерного отношения к браку... Особо подчеркнуть, что принятие монашества является делом личного выбора христианина и не может совершиться «по послушанию» тому или иному духовнику... Напомнить пастырям о том, что Православная Церковь, настаивая на необходимости церковного брака, с уважением относится к гражданскому браку, а также к такому браку, в котором лишь одна из сторон принадлежит к православной вере... Напомнить пастырям о необходимости соблюдения особого целомудрия и особой пастырской осторожности при обсуждении с пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их семейной жизни»[xxi].

Текст этого определения Священного синода готовился в Отделе внешних церковных связей под непосредственным руководством митрополита Кирилла и в полной мере отражает его собственные взгляды на упомянутые в этом тексте проблемы. Духовничество — та сфера пастырского служения, которая требует от священника особой осторожности, мудрости и верности многовековому Преданию Церкви. Актуальность тем, затронутых в историческом определении Синода о духовничестве, сохраняется и в XXI веке.

Монашество

Значимую роль в жизни Православной Церкви играет монашество. Исторически монашество как особый класс внутри Церкви сложилось в IV веке, и его бурное развитие связано с окончанием эпохи гонений при Константине Великом. В египетской пустыне IV века существовало монашество двух родов — отшельническое и общежительное. Отшельники жили поодиночке, монахи общежительных монастырей — большими группами. Традиционно родоначальником общежительного монашества считается преподобный Пахомий Великий, а родоначальником отшельников — преподобный Антоний. В ту же эпоху развился и третий тип монашества, когда иноки селились небольшими группами по два-три человека. Такой тип получил название скитского монашество (слово «скит» происходит от Скитской пустыни в Египте, где такой тип монашества был впервые опробован).

Монашество зародилось в IV веке как форма ухода от мира, однако в дальнейшем наблюдается стремительный количественный рост городских монастырей: монахи стали возвращаться в мир и селиться в городских пределах. Это была своего рода монашеская миссия в миру, в результате которой происходила постепенная христианизация мира и идеалы монашества проникали в широкие слои византийского общества. Впрочем, и сами городские монастыри приобретали иной облик по сравнению с ранней египетской пустыней. Хотя основные принципы общежительного монашества оставались неизменными, это были уже не изолированные общины, а миссионерские и просветительские центры. Монастырское богослужение посещали миряне; монахам приходилось осуществлять духовное руководство мирянами. В послеиконоборческий период завершилось преобразование восточного монашества из спонтанного движения ревнителей духовного подвига в отдельное сословие внутри Церкви; с тех пор и до сего дня оно играет в Православной Церкви ведущую роль.

Одним из основных центров монашеской жизни в Православной Церкви является Афон. Здесь на протяжении более тысячи лет существуют монастыри, где несут свое безмолвное служение Церкви сотни иноков. До середины XX века афонское монашество разделялось на общежительное и «идиоритмическое»*, однако во второй половине столетия все монастыри перешли на общежительный устав. Рассказывает Патриарх Кирилл: «Монастырская традиция имеет многовековую историю. Со времен преподобного Пахомия Великого существует два наиболее устойчивых типа организации монашеской жизни: общежительный и отшельнический. В наше время преобладает первый тип, который находит себе воплощение в общежительных монастырях -— киновиях. Хотя наряду с киновиями остаются так называемые особножительные -— идиоритмические -— монастыри, однако и они постепенно становятся киновиальными. В этом смысле неслучайно, что на Афоне, который во многом является образцом устроения монашеской жизни, практически все монастыри, бывшие особножительными, в недавнее время стали киновиями. Что касается отшельничества, то оно также сохранилось в уединенных уголках мира — на Афоне, на Кавказе, однако это путь для избранных»[xxii].

В чем особенности монашеского служения в XXI веке по сравнению с монастырями древности? Патриарх Кирилл так отвечает на этот вопрос: «Внешняя сторона жизни монастырей, направленная на социальное служение, значительно изменилась, поскольку изменился и мир. В наши дни монастыри выпускают газеты и журналы, православную литературу. В издательской и просветительской работе используются современные технические средства и полиграфическое оборудование. Появились новые виды монастырских послушаний, связанные с миссионерской деятельностью. Что же касается внутренней, духовной жизни монахов, то она по-прежнему сокровенна. Типы монастырей и характер социального служения могут быть разными, но, независимо от выбранного направления и строгости монастырского устава, главный труд монаха -— молитвенный. Это истина, которая должна быть неподвластной влиянию времени»[xxiii].

Монашеское служение, по словам Патриарха, есть прежде всего служение любви: «Монастырь тем ближе к идеалу, чем более в нем исполняется заповедь любви. Смысл монашеской жизни не в строгости: воздержание — это только средство духовного совершенствования. Смысл — в любви к Богу и к ближним. Измерить это невозможно. Конечно, есть монастыри, знаменитые на всю Россию, на весь мир, но существуют и тысячи неизвестных миру обителей, простирающих над ним благодатный молитвенный покров. Высота монашеского подвига в полной мере открыта только Богу. Он знает избранных своих»[xxiv].

Традиционно монашество подразделялось на деятельное и созерцательное. Первому типу более соответствовал общежительный устав, второму — отшельнический. По словам Патриарха Кирилла, «оба типа ценны». Традиция деятельного монашеского служения имеет давнюю историю. К числу выдающихся представителей деятельного монашества относится, в частности, преподобный Евфимий Суздальский (XIV в.), который «был известен нищелюбием, странноприимством, выкупал многих несчастных должников, заступался за обиженных и невинно осужденных». Продолжателем традиции деятельного монашества стал преподобный Иосиф Волоцкий (XVI в.), чей монастырь в трудные времена кормил до 700 человек в день[xxv].

Современником Иосифа Волоцкого был преподобный Нил Сорский, выдающийся представитель созерцательного типа монашества. Патриарх Кирилл считает неверным противопоставление Нила Сорского и Иосифа Волоцкого как экспонентов двух противоположных направлений в духовной жизни. На самом деле, по его словам, в их подходе к монашеской жизни много общего: «Написанный преподобным Иосифом «Устав» подчинен задаче полного внутреннего перерождения человека. Большое место в «Уставе» занимает требование от монахов непрерывного труда в соединении с внутренней и церковной молитвой. Труд представлял для Иосифа самую сущность церковности — веру, воплощенную в добрых делах, осуществленную молитву. В наставлениях преподобного Нила Сорского учение о созерцательной жизни и непрерывной молитве — главном способе служения миру -— сочеталось с требованием физического труда для обеспечения личных потребностей. То есть духовный и физический труд, молитва и практическая забота о ближних представляют собой отнюдь не взаимоисключающие крайности, а две стороны единого христианского служения. Бóльшая отрешенность от мира преподобного Нила и вошедшая в историю попечительность преподобного Иосифа оттеняют их индивидуальность, но не составляют противоположности»[xxvi].

В России XVIII-XIX веков сложился особый тип монашества, который принято называть «ученым монашеством». К этой достаточно тонкой прослойке иноков относились те монахи, главным делом которых становилась ученая и преподавательская деятельность. Однако в этот период ученое мо­нашество существовало в Русской Церкви преимуще­ст­венно в его «карьерном» или «чиновном» варианте. «Чиновное ученое монашество»[xxvii] состояло из тех вы­пу­скников духовных академий, которые принимали по­стриг с целью посвятить себя церковно-админист­ратив­ному служению: именно из их числа отбирались канди­даты на архиерейские кафедры. Типичный уче­ный мо­нах по окончании духовной академии последо­вательно сменял должности помощника инспектора какой-нибудь провинциальной духовной семинарии, затем инспектора другой семинарии, инспектора ду­ховной академии, рек­тора академии (с пребыванием по три-четыре года в каждой из означенных должно­стей), после чего получал в управление епархию.

В этой системе были свои очевидные достоинства. Прежде всего, она обеспечивала высокий образова­тель­ный уровень епископата. Не было бы этой сис­темы, не появились бы в русском епископате такие выдающиеся и просвещенные личности, как святители Филарет Мо­сковский, Феофан Затворник, Игнатий (Брянчанинов), митрополит Макарий (Булгаков), ар­хиепископы Фила­рет (Гумилевский) и Сергий (Спас­ский), епископ Пор­фирий (Успенский), чтобы ограни­читься лишь несколь­кими именами.

Однако у дореволюционной системы «чиновного уче­ного монашества» был и один весьма существен­ный изъян: она не оставляла места для тех иноков, ко­торые желали посвятить свою жизнь исключительно науке, стать в собственном смысле слова учеными. Ученость рассматривалась лишь как средство дости­жения высо­кой церковной должности, но не как нечто имеющее ценность само по себе. Если выпускник ака­демии хотел заниматься только наукой, не совмещая эти занятия с другими церковными «послушаниями», самым безопас­ным для него было оставаться миряни­ном, не принимая ни монашества, ни священного сана. Среди наиболее блестящих профессоров академий конца XIX — начала XX столетия большинство были мирянами (В. В. Боло­тов, А. И. Бриллиантов, Н. Н. Глубоковский и др.). Что же касается монахов, то им в конце концов приходи­лось делать выбор: либо про­двигаться по служебной лестнице, все больше и больше погружаясь в церковно-административную деятельность и все меньше и меньше внимания уделяя науке, либо, наоборот, жерт­вовать церковной карьерой ради научных занятий.

Судьба Патриарха Кирилла в какой-то степени повторяла судьбу ученых монахов XIX века: он смог уделить собственно научной работе лишь достаточно недолгое время и еще очень молодым был призван к церковно-административному служению, став ректором академии и архиереем. Говоря об ученом монашестве, Патриарх Кирилл отмечает: «В дореволюционное время этот институт, а вернее направление в монашеской жизни, подвергался критике, отчасти справедливой — многие говорили, что место монаха в монастыре, а при духовных школах остаются только монахи, стремящиеся к карьерному росту. Действительно, на первый взгляд могло казаться, что это так, — архиерейские кафедры и различные административные посты занимали почти исключительно представители этого монашеского «сословия». Однако это вовсе не означает, что эти люди были сплошь карьеристами. Дело в том, что служение епископа или церковного администратора — сложное и ответственное дело. Это служение предъявляет особые требования к совершающим его людям. Оно немыслимо без духовного опыта, который приобретается в монашеском братстве. С другой стороны, служение епископа требует от человека высокой образованности. Получилось так, что именно представители ученого монашества объединяли в себе оба достоинства — опыт иноческой жизни и наличие глубоких общих и богословских познаний»[xxviii].

К числу выдающихся представителей ученого монашества Патриарх Кирилл относит многих замечательных иерархов Русской Церкви, таких как петербургский митрополит Гавриил (Петров, XVIII в.), московские митрополиты Платон (Левшин, XVIII в.) и святитель Филарет (Дроздов, XIX в.); митрополит Антоний (Храповицкий, †1936), Патриарх Сергий (Страгородский, †1945) и митрополит Никодим (Ротов).

По словам Патриарха Кирилла, институт ученого монашества должен быть сохранен и в Церкви XXI века: «Ученое монашество должно существовать потому, что есть потребность Церкви в нем — пока в Церкви есть молодые люди, желающие посвятить себя монашеской жизни и в то же время наделенные интересом и способностями к научной работе, это монашеское «сословие» сохранится»[xxix].

Служение мирян

В своих выступлениях Патриарх Кирилл уделяет большое внимание роли мирян в жизни Церкви. По его словам, «Церковь ассоциируется в сознании большинства людей с батюшками, с архиереями, с облачением и богослужением... Но люди забывают, что в храме служит один священник, может быть, два или три. А за богослужением молятся сотни, может быть, даже тысячи людей. Вот это все и есть Церковь: молящаяся община, в центре которой — священник или епископ, пребывающие вместе с народом и совершающие Святую Евхаристию»[xxx].

Миряне — отнюдь не пассивная масса людей, приглашаемая присутствовать на церковных церемониях, но лишенная права активного участия в жизни Церкви. Совсем напротив, «миряне вместе с духовенством составляют тело Церкви. Полнота их участия в церковной жизни зависит от понимания ими своего назначения, обязанностей. Миссия священника -— духовное водительство и попечение о пастве -— предполагает единение с прихожанами, участие в жизни, нуждах, в испытаниях пасомых. Люди приходят в храм для совместной молитвы, многие миряне активно участвуют в управлении приходом, будучи ответственными за финансы и администрацию в образовательных и социальных программах, оказывают помощь при восстановлении и строительстве Церквей»[xxxi].

Миряне, считает Патриарх Кирилл, должны играть ключевую роль в решении тех многообразных задач в области благотворительности и социального служения, просвещения и миссии, а также политического и общественного служения, которые стоят сегодня перед Церковью. Архиерейский собор 2004 года, подчеркивает он, обратил особое внимание на «открытие богаделен, детских приютов, школ-интернатов, благотворительных столовых, а также на организацию медицинского патронажа в домах ребенка, больницах, хосписах, оказание помощи престарелым, осужденным, больным наркоманией и алкоголизмом, мигрантам, жертвам стихийных бедствий и террористических актов. Без участия мирян решить эти задачи невозможно. Сегодня миряне руководят изданием православной литературы, занимаются общественной и политической работой. Для духовенства одна из этих сфер — политическая деятельность — является закрытой; представлять интересы верующих через непосредственную работу в органах власти могут только миряне»[xxxii].

В последние годы, отмечает далее Патриарх, «в России действует Союз православных граждан, куда входят представители академической науки, писатели, известные деятели искусства, а также целый ряд других организаций мирян. Целью таких организаций является активизация православного свидетельства в общественной жизни и поддержка традиционной русской культуры. Это лишь один из примеров того, как миряне могут деятельно способствовать утверждению в обществе христианских ценностей. Сегодня во многих епархиях при монастырях и даже при крупных приходах открываются центры по борьбе с абортами, патронажные службы, реабилитационные центры для алкоголиков и наркоманов и тому подобное. Все это помогает не только и не столько врачевать социальные язвы, но и — что гораздо важнее — свидетельствовать людям о высокой задаче преображения действительности светом Христовой истины»[xxxiii].

Важную роль в церковном служении играют женщины. Православная Церковь выступает категорически против рукоположения женщин в священный сан, о чем подробнее будет сказано в разделе настоящей книги, посвященном межхристианским контактам. Однако Православием, по словам Патриарха Кирилла, «накоплен тысячелетний опыт женского служения в Церкви -— это семейная жизнь, педагогика, диакония, помощь нуждающимся и страждущим, монашеское служение. Церковное Предание хранит память о тысячах святых жен — мироносицах, мученицах, проповедницах христианства в различных странах, преподобных и праведных. И конечно, архетипом женского служения для православных является образ Пресвятой Богородицы»[xxxiv].

Современный православный приход, отмечает Патриарх Кирилл, «отличается от общины XIX века. В нем нет четко определенного списка прихожан, в городах нет территориальных границ прихода. Конечно, в любом храме есть постоянные люди, но многие посещают и несколько храмов одновременно. При такой системе связь человека с приходской общиной становятся менее тесной. В городе священники могут и не знать всех прихожан своего храма. Пожалуй, главным недостатком в этом случае является то, что люди, к сожалению, забывают об обязанностях по отношению к своему приходу. Пастырю труднее обращаться к прихожанам с вопросом о помощи, привлекать их к образовательным и социальным программам»[xxxv].

В этих условиях на мирянах лежит особая ответственность за созидание приходской общины. Благодаря опыту совместного участия в Таинствах Церкви, в различных благотворительных и социальных программах, люди учатся совместному труду на благо Церкви, между ними укрепляются узы дружбы. Многие прихожане «дружат семьями». Патриарх Кирилл подчеркивает: «Современный приход должен быть настоящей общиной, где люди, получая опыт общения в молитве и в таинстве Евхаристии, распространяют его на межличностные и межсемейные отношения, развивают чувство солидарности и взаимной поддержки. Приход в хорошем смысле слова должен стать местом встречи людей, где бы они чувствовали локоть друг друга. Вот почему так важна социальная приходская работа, особенно с молодежью и одинокими людьми. Не менее важна образовательная деятельность прихода как с детьми, так и со взрослыми, организация внебогослужебных собраний, паломничеств, досуга молодежи. Приходы должны стать центрами, реально объединяющими людей в условиях возрастающего отчуждения»[xxxvi].