Автор статьи - Рэндел Х. Льюис (Randle H. Lewis)
С конца 1970-х годов проявления постмодернизма в практической жизни и в средствах выражения современного общества интересуют многих философов и богословов. Среди них - профессор Кальвин Колледжа, Джеймс К. А. Смит. В своей последней книге «Кого пугает постмодернизм? Деррида, Лиотар и Фуко в церкви» он обращается «не просто к философам-теоретикам, но к практикам, - а именно к христианам, которые несут свое служение в современном постмодернистском мире... чтобы рассказать о новых идеях и течениях людям, которые обычно не путешествуют по волнам философии» (стр. 21). Как указано в названии книги, автор держит курс в направлении трех основных потоков, «изначальных философских импульсов постмодернизма»: Жак Дарида, Жан-Франсуа Лиотар и Мишель Фуко. Основной катализатор работы Смита - распространенное понимание постмодернизма как «пугала для Христианской церкви», и его личное убеждение, что постмодернизм «может быть союзником христианской традиции»: «именно эти три парижанина могут помочь нам быть Церковью» (стр. 23).
В первой, вводной главе Смит кратко описывает сильные и слабые стороны постмодернизма в целом, рассуждает об основных позициях и классических высказываниях трех философов и заканчивает пояснением структуры последующих глав (обсуждение недавно снятого, актуального фильма; представление и пояснение центральных утверждений одного из трех философов; дальнейшее развитие и следствия из этих утверждений; параллели в контексте церкви эпохи постмодерна).
Каждую главу Смит посвящает одному философу, рассматривая, как может быть интерпретирована его философская система в христианстве постмодерна. В заключительной главе, собирая воедино все вышеприведенные выводы и умозаключения, Смит утверждает, что «самый последовательный постмодернизм должен прийти к строго конфессиональной церкви, с особым (в данном случае католическим) древним богослужением и преемственностью. Другими словами - «радикальная ортодоксия» и есть единственный итог постмодернистской критики» (стр. 25). Книга Смита представляет собой оригинальную и своевременную работу, которая будет полезна всем интересующимся постмодерном. Однако следует отметить два момента, касающихся применения выводов Смита в практическом служении.
Первое препятствие, с которым сталкивается человек, готовый принять призыв Смита к радикальной ортодоксии, - это авторская «реконструкция» высказывания Дерриды: «нет ничего кроме текста». Смит старательно объясняет эту мысль Дерриды, в надежде исправить «неправильное понимание этих слов, полученное «навешиванием ярлыков»» (стр. 34). Он уверяет читателей, что «комментаторский» подход к интерпретации -который «объясняет контекст событий», и таким образом делает повествование прозрачным, а толкование излишним - был бы для Дерриды слишком «наивным предположением, так как он не дает возможности осознать, что мы не можем оказаться «позади» или «по ту сторону» текста» (стр. 37-38). Далее Смит проясняет мысль Дерриды о том, что толкование текста не есть «несколько обручей, через которые мы должны перепрыгнуть, чтобы достичь области непосредственного опыта, где мы уже больше не будем нуждаться в толковании. Напротив, толкование является неотъемлемой частью человеческого бытия и восприятия мира» (стр. 39). Смит заверяет нас, что для понимания выводов Дерриды необходимо признать, что «любая реальность уже истолкована посредством своего языкового выражения» (стр. 39). И он не считает это показателем того, что Деррида был «лингвистическим идеалистом».
Впрочем, для многих наиболее спорным является вопрос принятия истины, которая, таким образом, не объективна сама по себе (стр. 44-51). Смит убежден, что идея «объективной истины» является исключительно современным, а не традиционным учением. Его аргументация вкратце выглядит так: «Я соглашаюсь с тем, что Евангелие - это интерпретация, и мы не можем знать, что оно истинно, если подразумевать под знанием непосредственную объективность, то есть понимание «вещей, как они есть» (мечта Руссо)... неправильно было бы делать вывод, что такое видение несовместимо с ортодоксальной христианской верой. Такого рода критика опирается на неверные утверждения о сущности интерпретации и определении истины, согласно которым, если что-то истолковано, то оно уже перестает быть истиной; и наоборот, если что-то является истиной, то оно должно быть объективно» (стр. 44). Далее, Смит бросает вызов модернистской «объективности» Библии: «Даже если мы ссылаемся на особое Божие откровение о событиях, засвидетельствованных в Писании, это все же остается интерпретацией происходившего» (стр. 48). Скорее всего, дойдя конца второй главы этой книги, те, кто считает Библию непогрешимым, непреложным, богодухновенным и непререкаемым Словом Божиим, которое можно толковать только применяя историко-критический экзегетический метод, будут готовы не согласиться с выводами Смита.
Его ответ на эту критику состоит из двух частей: во-первых, «утверждение, что наше толкование является не толкованием, а объективной истиной, часто превращается в продвижение своих собственных планов в худших традициях «империализма» и «колониализма»»; во-вторых, «наша вера основывается не на объективности, а на силе убеждения Святого Духа...; потеря объективности не влечет за собой потерю уверенности в исповедании истины Евангелия» (стр. 51).
Второе препятствие в принятии концепции постмодернистской церкви Джеймса Смита - описание церкви в заключительной главе «Обращение к радикальной ортодоксии». В этом описании Смит синтезирует все аргументы за «несвятую троицу», как он называет трех французских философов, и превращает их в идеал как прошлого, так и будущего. Он считает такое видение «здоровой конфессиональной экклесиологией, которая бескомпромиссно перерабатывает старые практики в и для культуры постмодернизма» (стр. 116). Однако в описании картины церковной службы вызывает подозрение отсутствие двух вещей: вероисповедания и иерархии. Смит настаивает на том, что радикальной ортодоксии существенно важны как время и история, так и место и расположение (стр. 125). Но, уважая все это, Смит осуждает тех христиан, которые впадают в примитивизм, то есть в «противоречащее вере и антикатолическое отрицание в вероучении и в практической жизни того, что было сформулировано церковью между первым и двадцать первым веком» (стр. 129). И, тем не менее, в его описании службы радикальной ортодоксальной церкви нет упоминания чтения Символа Веры ни служителями, ни прихожанами. Нет там также никакого указания на то, что присутствующие на службе или совершающие таинства каким-либо образом связаны с более крупной иерархичной общиной, которая бы наставляла их. Тогда как его внимание к месту и расположению охарактеризовано как приносящее «плод онтологии воплощения и целостной антропологии» (стр.136), - выражение, которое в лучшем случае может быть сочтено эклектичной игрой, а в худшем - культурным синкретизмом.
«Кого пугает постмодернизм?» - весьма своевременная и полезная книга для тех, кто заинтересован в продолжении исторического христианства в третьем тысячелетии. Те, кого интересует пасторское и практическое богословие будут рады обнаружить, что автор концентрирует свое внимание на целостном богослужении. Те, кто озабочен катехизацией современного и последующих поколений найдет в книге созвучный своим устремлениям призыв к конфессиональной догматизации. А те, что желает провозгласить истину Евангелия, будут обрадованы смелой апологетикой книги. И все согласятся, что еще предстоит много потрудиться, чтобы сохранить вино Христианства в новых, более мягких мехах.