«Мусульманские» языки и мусульманский культурный Ренессанс в Китае при Юань. Кадырбаев Александр Шайдатович
События

В Юань-ши сообщается, что в 1263 г. были учреждены академии Ханьлинь и Ханьлинь-гоши-юань – государственной истории, а в 1289 г. пяти чиновникам было поручено организовать преподавание языка «истифи», на котором говорили в империи Юань мусульмане. В 1314 г. при юаньском министерстве образования было создано Хуэй-хуэй-гоцзы-цзянь-сюэ – Мусульманское государственное учебное заведение, куда были направлены работать чиновники, ответственные за обучение языку «истифи» [12, цз. 387, с. 1006–1067]. Причём преподавание этого языка находилось в поле зрения великого монгольского хана и императора из династии Юань Ши-цзу или Хубилай-хана, который высказал мнение, что «язык „истифи“ удобен для использования в делопроизводстве», а также рекомендовал «всем сыновьям сановников и богатых людей изучать этот язык ежедневно». Таким образом, юаньский двор учредил своеобразный исламский государственный университет в Китае в 1289 г. и преобразовал его в 1314 г. в мусульманское ведомство образования, где преподавался язык «истифи» и практиковались переводчики-мусульмане. Очевидно понятия язык «истифи» и язык мусульман идентичны. Располагалось это учебное заведение в Ханбалыке и все переводчики «истифи» отбирались на государственную службу из этого заведения [12, цз. 81, с. 978].

Каким он всё же был этот язык – персидский (фарси) или арабский? По мнению исследователей, «истифи», ещё называемый в китайских источниках эпохи Юань «пусуманьцзы» или «пусалманский» язык – это фарси [10, т. 1, с. 20]. Ещё в 1246 г. великий монгольский хан Гуюк вручил послу римского папы Плано Карпини послание, написанное по-монгольски уйгурским письмом с параллельными текстами по-латыни и на «сарацинском» (мусульманском) языке. Этот, так называемый «сарацинский», текст сохранился до наших дней в Ватикане и оказался текстом на персидском языке [11, с. 80].

Персидский язык – фарси был официальным, третьим по значению в государственной канцелярии империи Юань после монгольского (на уйгурской письменности) и китайского языков, продолжая традицию, сложившуюся ещё в империи Чингиз-хана и его первых наследников, где фарси был языком внешнеполитических документов, о чём свидетельствует упомянутый выше подлинник письма Гуюк-хана римскому папе и западноевропейским государям [5, с. 40, 79].

Большинство мусульман, живших в Китае при Юань, пользовались фарси, поскольку среди них преобладали представители иранских народов – таджики и персы. Следами культурного влияния фарси являются некоторые слова, заимствованные китайцами в эпоху Юань, например: баг, бах – сад; дашимань, данишманд – мусульманский священнослужитель; делемиши, деэрвиши, деэрмиши – дервиш, отшельник; намасы – намаз, мусульманский обряд, молитва. Хотя некоторые эти термины пришли в фарси из арабского, но в китайский язык они проникли через фарси в юаньское время. Таким словом, например, является хачжи (хаджи) – паломник. В Юань-ши, в разделе Тянь-вэнь («Астрономия») приборы по астрономии носят персидские названия. В китайских источниках эпохи Юань для обозначения языков, на которых говорили мусульманская община, используются термины хуэй-хуэй вэнь («мусульманский язык»), исытифэй-вэнь – («язык истифи»), пусумань-цзы («язык пусумань»). Как свидетельствуют последние исследования, анализирующие эти термины в китайских источниках, они обозначают персидский язык. В Юань-ши упоминается, что «язык истифи очень удобен при проверке цифр». При этом уточняется, цифры «в истифи удобны были для всех, знающих или не знающих этот язык». Вероятно, это арабские числа, используемые в фарси. Распространение арабских цифр в Китае в это время связано с расширением сферы деятельности персидского языка в империи Юань.

Причинами, обусловившими более широкое распространение языка фарси по сравнению с арабским или другими, были, вероятно, преобладание среди мусульман в юаньском Китае представителей иранских, персоязычных народов – персов, таджиков, а также то обстоятельство, что ещё в домонгольскую эпоху в восточной части исламского мира – Иране, Афганистане, Индии и Средней Азии, вплоть до границ Китая – персидский стал основным культурным языком мусульман. В монгольскую эпоху значение персидского языка не уменьшилось. Фарси, наряду с монгольским на уйгурской письменности, был официальным языком монгольского государства ильханов Хулагуидов в Иране и на Ближнем Востоке, а также вместе с монгольским и тюркскими языками официальным в монгольских империях Чагатаидов в Средней Азии и Улусе Джучи-Золотой Орде, владевшей Русью, Хорезмом, Кавказом, Крымом и степными пространствами от Иртыша до Дуная. Фарси стал государственным языком Румского султаната турок-сельджуков в Малой Азии, покорённого монголами в 40-х годах XIII века, и Делийского тюркского султаната в Индии – крупнейшей мусульманской державы XIII–XVI веков, устоявшей в течение XIII и начала XIV столетий под непрерывным натиском монголов. Юаньская империя не стала исключением в этом отношении, хотя к ней применимы другие цивилизационные критерии, чем к упомянутым выше государствам.

Говорили мусульмане и на тюркских языках. Китайские источники упоминают тюрок, исповедовавших ислам, например, карлуков Садаллаха, Дашмана, Найсяня, аргына Абдуллу, канглы Османа [15, S. 168–171]. Некоторые тюркские слова проникли в китайский язык XIII–XIV веков: бадулу – бадур, батыр, богатырь, герой; хала – кара, черный; кэхань – каган, хан, правитель, император. Но всё же тюрки, одни из самых влиятельных этнических групп в Юаньской империи после монголов, в большинстве своём не были тогда мусульманами. Поэтому их языки даже условно трудно отнести к «мусульманским», во всяком случае, в Китае при Юань.

Определённое распространение в Китае при Юань имел арабский язык, свидетельством того являются надгробные камни с надписями, датированные началом XIV в. и открытые китайскими археологами...

Среди знатоков фарси в юаньском Китае, кроме Ифтихар-ал-Дина, известен его сын Убайдуллах, главный юаньский министр в 1282 г. Маджи-ад-Дин (Машудин по-китайски). Ифтихар-ал-Дин перевёл с фарси на монгольский язык индийский литературный памятник «Панчатантра» [1, с. 1]. Причём Ифтихар-ад-Дин и Убайдуллах знали и арабский язык. Оба они преподавали персидский и арабский, что и принесло им известность [17, p. 89].

Среди монголов, членов правившей династии Чингизидов в Юаньской империи, также были мусульмане, знающие арабский и персидский языки, например, внук Хубилай-хана Аньси-ван («Князь–умиротворитель Запада») Ананда, одно время наследник юаньского престола. «Он учил Коран и очень хорошо пишет по-тазикски (т.е. по-таджикски, одном из диалектов фарси)» [6, т. 2, с. 206–209].

При юаньском дворе звучали и пользовались успехом мелодии и песни на фарси. Знаменитый путешественник XIV в. из Марокко, Ибн-Баттута, побывавший в юаньском Китае свидетельствует по этому поводу: «Куртай – главный эмир Сина (Китая)… Мы гостили у него три дня и затем он отправил своего сына с нами на канал… Его сопровождали музыканты и певцы, которые пели китайские, арабские и персидские песни. Певцы исполнили одну персидскую песню и по приказу сына эмира несколько раз повторили её так, чтобы я запомнил её слова. У песни удивительный ритм» [2, с. 37]. Персидский учёный Мухаммад Казвини обнаружил, что приведённые Ибн-Баттутой слова этой «газели» персидского поэта Саади Ширази, умершего в 1291 г.

В свою очередь китайские источники этого времени сообщают: «Около столетия прошло с той поры (т.е. со времени создания Монгольской империи, одной из наследниц которой была империя Юань. – А.К.), и сейчас многие из них (мусульман – представителей в основном иранских народов.– А.К.), расселившись в разных уголках нашей страны (Китая), изучают оды, историю, трудятся над составлением посланий…» К началу XIV в. «учёные Хотана, Аравии и Самарканда… устремляются к столице [Китая] и держат экзамены перед уполномоченными на это чиновниками…» [14, с. 292].

О выходцах из Бухары, живших тогда в Китае, свидетельствует персидский летописец монгольской эпохи Рашид-ад-Дин Фазлаллах: «Некий учёный, по прозвищу Риза, из Бухары, находился при нём (Тимур-каане, императоре династии Юань, внуке и преемнике Хубилай-хана.– А.К.) и претендовал на знание алхимии, белой и чёрной магии» [6, т. 2, с. 193, 292]. Но выходцы из Средней Азии и Ирана не только приобщались к китайской цивилизации, они сами оказывали влияние на её развитие. Известны градостроители юаньской столицы Ханбалыка или Дайду (Даду) на месте современного Пекина, предположительно персы Якдар (Ехэйдар по-китайски) и его сын Мухаммадшах (Махэмашао). Якдару было поручено Хубилай-ханом возглавить строителей и ремесленников из числа персов, таджиков, арабов, которым поручалось сооружение специальных шатров и строительство дворцов для монгольских владык Китая. В 1267 г. Якдар и его люди приступили к строительству новой столицы. Под его руководством была построена внешняя крепостная стена города, чтобы защитить императорский город, резиденцию великого хана и его дворцы. Когда строительство было завершено, стены императорского города отделили Хубилай-хана и его окружение от воинов и чиновников, и от горожан, чьи кварталы располагались за внешней стеной [12, цз. 125, с. 1452].

Однако наиболее весомый вклад мусульмане – таджики и персы – внесли в развитие астрономии, медицины, географии, военных технологий, кораблестроения и мореплавания. Китайские источники свидетельствуют об использовании мусульманского календаря в Китае в это время, поскольку в «календаре Сиюй (т.е. в странах к западу от Китая. – А.К.) пять планет описаны тщательнее, чем в Китае, и поэтому был составлен календарь Мадаба. Мадаба – название мусульманского календаря». Основываясь на этом мусульманском календаре, в «котором периоды солнечных затмений и пути движения звезд отличались от китайских», Елюй Чуцай, видный учёный и государственный деятель Монгольской империи времени Чингиз-хана и его первых наследников, исправил ошибки, накопившиеся в китайских календарях Дамин-ли и Ивэй-юань-ли [4, цз. 196]. Известно также, что исправлением китайского календаря уже позднее, при дворе Хубилай-хана занимался персидский астроном Джамаль-ад-Дин. Его расчёты и таблицы использовались в системе исчисления времени в Китае с XIV в. Он предложил новый, более точный календарь, известный под китайским названием как Ваньнянь-ли («Календарь десятитысячелетнего исчисления»). Джамаль-ад-Дин прибыл в Китай в 1267 г. из монгольского государства ильханов Хулагуидов в Иране и на Ближнем Востоке по приглашению Хубилай-хана. По прибытии он преподнёс в качестве даров юаньскому двору солнечные часы, макеты земного и небесного глобусов. Джамаль-ад-Дин составил трактат об астрономических приборах стран, лежащих к западу от Китая, Сиюй-исян, о семи их разновидностях. В уже упомянутом выше разделе Тянь-вэнь в Юань-ши указываются особенности и методика использования этих приборов [9, цз. 155, с. 7а].

Около восточной крепостной стены юаньской столицы Ханбалыка персидскими астрономами была построена обсерватория. В юаньском Китае, кроме Джамаль-ад-дина, было немало мусульманских астрономов, в основном персов, свидетельством деятельности которых является Хуэй-хуэй синли («Мусульманский календарь»), ставший достижением юаньской культуры. В 1260–1264 гг. монгольское правительство Китая учредило Сиюй-синли («Ведомство по календарям стран Западного края»). Сведения персов и арабов, по-видимому, были использованы китайцами и монголами при составлении в период Юань новых карт мира, на которых весьма точно изображались Азия и Европа. К известным юаньским учёным-географам относился таджик Шамсы, автор книги Сиюй-туцзинь по географии стран, лежащих к западу от Китая. Он также был одним из составителей энциклопедии юаньской эпохи Цзинь-ши да-дянь. Его работы на китайском языке посвящены географии Средней Азии, Ирана и арабских стран [15, S. 350–365].

Персидско-таджикское влияние сказалось и на цветовой гамме и орнаменте китайских фарфоровых изделий периода Юань.

Свою лепту внесли мусульмане в развитие юаньской астрологии. Об этом сообщает Марко Поло: «Есть в Камбалу (Ханбалыке) между христианами, сарацинами (мусульманами) и китайцами около 500 астрологов и гадателей. Ежегодно упомянутые христиане, сарацины и китайские астрологи, каждые отдельно, рассматривают по этой астролябии ход и характер каждого года, сообразно положению каждой луны» [3, p. 279–369]. В юаньское время в Китае получили распространение лекарственные препараты из Средней Азии, Ирана, арабских стран, часть из них с тех пор широко использовалась в китайской медицине и уже упоминалась. В летней столице императоров Юань – городе Кайпине или Шанду в северном Китае, были созданы медицинские учреждения, подчинённые ведомству Куан-хуэй-сы («Императорские мусульманские госпитали») и первоначально укомплектованные только мусульманскими врачами и лекарями. Хубилай-хан учредил Тай-и юань («Императорскую академию медицины»). Монгольские великие ханы относились с большим уважением к медицине как к достойной профессии, и для этого у них были основания. По свидетельству современника монгольской эпохи Ан-Насави: «Самаркандский глазной врач (каххал) когда-то вылечил глаза неверного (Чингиз-хана. – А.К.) от офтальмии…» [7, с. 88].

...Тогда же, в период Юань, вошло в обиход традиционное наименование китайских мусульман – хуэй (что в переводе с китайского дословно означает «мусульманин». – А.К.), а среди самих хуэй или дунган – ло-хуэй-хуэй («почтенные мусульмане»). Никогда ещё, ни раньше, ни в последующие времена истории Китая мусульмане не играли такой заметной роли в государственной, научной и культурной жизни этой страны, как это было в эпоху Юань при власти монголов,
Статья полностью http://www.synologia.ru/a/«Мусульманские» языки и мус..

Другие публикации на портале:

Еще 9