По мнению Ж.-М. Соже, автора статьи о святом Тимофее Прусском в «Bibliotheca Sanctorum», основным и, судя по всему, древнейшим источником об этом христианском мученике являются богослужебные тексты и повествования Константинопольского синаксаря X века[1]. В соответствии с этим резонно начать сегодняшние заметки с анализа первого рода источников, к которым относится прежде всего канон утрени, совершаемой в честь святого Тимофея. Авторство этого литургического письменного памятника в греческих Минеях приписывается Арсению, монаху с острова Корфу, жившему в IX веке[2]. Собственно биографических подробностей в нем содержится не так много. В частности, в третьем тропаре первой песни канона (а также в первом тропаре третьей песни) говорится о пастырском служении Тимофея[3], что можно понимать как указание на его епископство или пресвитерство. К слову сказать, с идентификацией Тимофея как священномученика есть определенные трудности, так как уже в самом каноне он характеризуется в качестве церковнослужителя, пребывающего «в левитском образе»[4]. Не совсем понятно, имеет ли в виду здесь автор его священническое достоинство мученика или подразумевается дьяконское служение святого (проведение параллели между дьяконским и левитским служением встречается уже предположительно в Первом послании Климента, написанном в конце I века[5]). Ведь во многих, если не во всех, раннехристианских общинах диаконы часто выполняли функции по разносу Евхаристических даров больным и отсутствовавшим на богослужении членам общин. Болландисты очень осторожно предполагают в начале своего очерка о святом Тимофее в «Acta Sanctorum», что священная степень могла быть приписана по ошибке Тимофею из-за близости даты его памяти, согласно Савваитскому типикону (редакция не указана), дню памяти «святого Александра, мученика и епископа Пруссы»[6] — 9 мая. Такое предположение подтверждается указанием Синаксаря Константинопольской церкви. В нем, во-первых, так же как и в Савваитском типиконе, 9 мая стоит память «святого священномученика Александра, епископа Прусского»[7], указание на сан которого могло быть по ошибке переписчика или даже составителя перенесено на Тимофея, также происходившего из Пруссы. Во-вторых, память святого Тимофея, приуроченная к 26 мая[8], сопровождается житийной заметкой, не содержит никаких сведений о его священническом или епископском сане[9], тогда как в кратком житийном повествовании о Тимофее, относящемся в том же синаксаре к 10 июня, он прямо называется «священномучеником» и «епископом Пруссы»[10]. «Священномучеником» он называется и в Месяцеслове императора Василия II Болгаробойцы, датируемом XI веком, и в ряде других более поздних литургических памятников[11]. То есть вполне возможно на основании приведенных данных сделать гипотетический вывод о сосуществовании в IX-XI веках двух традиций относительно святого Тимофея, согласно одной из которых он представлен как мученик (без священнической степени), по другой — как священномученик. Однако обоснованность такого предположения ослабляется тем фактом, что свидетельства, касающиеся отсутствия священного сана у празднуемого сегодня святого, текстологически в основном относятся к XIII-XIV вв. Это касается и Савваитских уставов, на которые ссылаются балландисты[12]; это же относится и к сведениям Константинопольского синаксаря[13]. При этом, справедливости ради, стоит отметить, что данные, которые обнаруживаются, в частности, в более поздних версиях того же синаксаря, вполне могут отражать традицию гораздо более раннего времени, когда 25 мая праздновался день мученической кончины святого Тимофея из Пруссы, а не день перенесения его мощей в Константинополь. Как доказывают болландисты, последнее событие произошло и впоследствии отмечалось именно 10 июня и в конце концов вытеснило празднование 26 мая[14]. Помимо этого, остается очень большая вероятность зрительной ошибки, которую допустил, как уже говорилось выше, либо переписчик, либо сам составитель, будь то Савваитского типикона или Константинопольского синаксаря. То есть вопрос о священнической степени остается пока окончательно не решенным.
Теперь хотелось бы высказать несколько замечаний по содержанию краткого житийного рассказа о святом Тимофее. В нем есть, думается, несколько несообразностей и странностей. Прежде всего, это указание на то, что святой был казнен в царствование императора Юлиана Отступника по личному приказу императора и вместе с тем за отказ «отречься от Христа»[15]. Однако здесь автор жития явно допускает некоторый анахронизм. Дело в том, что, согласно наиболее достоверным историческим источникам, император Юлиан лично не разу не приговаривал никого из своих подданных к смертной казни за исповедание той или иной религии, в том числе христианства[16]. С другой стороны, отдельные случаи истязаний или гибели христиан во время Юлиана были вызваны и часто совершались толпой язычников, возмущенных разрушением христианами святилищ и храмов богов[17]. То есть в Житии налицо экстраполяция некоторых характерных черт гонений Диоклетиана, Галерия и Максимина Дайи и их предшественников на правление Юлиана. Видимо, факт казни святого Тимофея мог быть обусловлен его непримиримым отношением к языческим культам, указание на что содержится в третьем тропаре шестой песни канона, посвященного мученику[18].
Что касается мифологической сцены с драконом в кратком Житии, то бросается в глаза, что в каноне ни разу не говорится ни о подобном звере (кстати, греческое слово drakon может переводится (и, надо сказать, это более естественно) как «змей»), якобы обитавшем около Пруссы, ни о «сказачно-былинном» поединке с ним святого Тимофея. Учитывая то, что канон может рассматриваться в качестве наиболее древнего источника, содержащего элементы изначального, не сохранившегося Жития мученика, то будет весьма резонно предположить, что в этом последнем ничего не говорилось о чудесном уничтожении дракона, а речь шла о разрушении или разорении языческого святилища, находившегося недалеко от города Прусса, в районе тепловодных источников[19]. Если данная догадка верна, то святилище скорее всего было посвящено самому популярному богу-целителю — Асклепию. (Кстати, именно о жертвоприношении этому божеству около термических источников упоминается и в Житии Патрикия Прусского). Подтверждением такого предположения служит прежде всего сам мифологический образ дракона, или точнее змея — это был основной в античности символ бога Асклепия[20]. Также не исключено, что и термические источники, и кипарисовое дерево (или роща), находившиеся около пещеры[21] змея, могут расцениваться как культовые атрибуты святилища Асклепия. Хотя кипарисовое дерево по преимуществу считалось деревом Аида (отсюда греческий обычай их посадки на кладбищах), однако рощи кипарисов могли быть посвящены разным божествам, в том числе и богу-врачу[22].
Кипарис в Житии Тимофея Прусского, как оно дошло до нас, мог выступать также в качестве райского символа. В таком контексте это дерево фигурирует в Книге Иезекиля: «Кедры в саду Божием не затемняли его; кипарисы не равнялись сучьям его, и каштаны не были величиною с ветви его, ни одно дерево в саду Божием не равнялось с ним красотою своею» (31:8). То есть сцена противостояния святого и дракона у кипариса могла быть составлена в качестве аналога сцены диалога человека и змея, описанной в Быт 3, но с противоположным финалом. При этом автор или редактор краткого Жития не упускает возможности подчеркнуть при помощи своего мифологизированного повествования важность и святость таинства Евхаристии в противостоянии темным силам (святой умерщвляет змея посредством наложения на него плата, которым во время богослужения порывались евхаристические Хлеб и Вино), влияющим на человека. Одновременно посредством указанной сцены и символов в житийном рассказе было продемонстрировано превосходство христианских средств обретения полноценной жизни языческим способам исцеления, которые провозглашаются бездейственными и даже смертоносными (указание на убийства «драконом» людей и животных).
[1] J.-M. Sauget. Timoteo, vescovo di Prussa// Bibliotheca Sanctorum. Vol. 12. Roma, 1969. Col. 490; собственно автор статьи говорит о единственности указанных источников по причине того, что единственная существующая полная версия Мученичества еще не была опубликована ко времени написания статьи. Положение дел с публикацией на сегодняшний день нам, к сожалению, не известно, и самого текста, соответственно, под рукой нет. Также нигде в литературе о Мученичестве Тимофея нет никаких показаний относительно датировки данного Мученичества, поэтому в заметках используются синаксарные рассказы и богослужебные свидетельства как наиболее древние.
[2] Архиепископ Сергий (Спасский). Полный Месяцеслов Востока в 3-х томах. Т. 2. М., 1997. С. 175-176. Церковнославянская версия канона опубликована в интернете по адресу - http://www.orthlib.ru/worship/mineya/jun/
[3] «...Стаду (духовному - П. Л.) твоему благодаря своей верности (до смерти) стал ходатаем» (перевод с церковнославянского авт. - П. Л.). В первом тропаре третьей песни Тимофей прямо прославляется как пресвитер (как минимум): «...среди священников мудрых явил себя священническим украшением» (также см. второй тропарь той же песни, где содержится призыв к стаду воспеть Тимофея как «прусскаго первоначальника»); точно сказать, имеется в виду здесь вообще священническое служение, которое обще и для пресвитера, и для епископа, или именно пресвитерская степень, сказать трудно.
[4] Второй тропарь четвертой песни.
[5] 1 Клим, гл.40.
[6] Acta Sanctorum. Junius. T. 2. Venezia, 1742. P. 273.
[7] Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae. Mensis Maius // Propylaeum ad Acta Sanctorum. Novembris. Bruxellis, 1902. Col. 742. (В данном месте сегодняшних заметок и далее все даты приводятся по старому стилю - как они обозначаются в источниках.)
[8] Ibid, col. 709-712.
[9] Хотя в латинском переводе в Acta Sanctorum греческое слово hosiomartyros, присутствующее в этой заметке, передается как «sancti et sacri Martyris», то есть святой священномученик, однако такой перевод является очень вольным, осуществленный под влиянием уже сформировавшегося представления о Тимофее именно как о священномученике. Точный же перевод этого сложносоставного слова - «святой мученик» (A Patristic Greek Lexicon. Ed. by G.W.H. Lampe. Oxford, 1961. P. 973).
[10] Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae. Mensis Iunius, col. 741.
[11] Maenologium graecorum Basilii Parphirogenetus. Mensis Junius // PG 117. Col. 493, а также и в ряде других месяцесловах и прологах (см. Архиепископ Сергий (Спасский). Полный Месяцеслов Востока в 3-х томах. Т. 2, с. 175-176; Там же. Т. 3, с. 216).
[12] Самые ранние рукописи версия этого устава датируются не раннее, чем XII веком (М. Арранц. Око церковное: история Типикона. М., 1999. С. 55).
[13] Версии, в которых отсутствует указание на Тимофея как священномученика, относятся к XIII-XIV векам (См. Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae. Prolegomena, col. xxxviii, lxi).
[14] См. Acta Sanctorum. Junius. T. 2, p. 274.
[15] Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae, col. 711-712.
[16] Единственное исключение в данном случае можно предполагать в связи с казнью Ювентина и Максима, о которых рассказывает Феодорит Киррский (Церковная история, 3. 15), однако обстоятельства суда над ними не очень ясны, что позволяет предполагать и чисто политические мотивы расправы.
[17] Например, см. Феодорит Киррский. Церковная история, 3. 17-18.
[18] «...Безумие царя всецело обличил и идольские храмы разрушил, о Тимофей».
[19] Свидетельство об их существовании содержится в Житии мученика начала IV века Патрикия Прусского (память 19 мая по старому стилю).
[20] Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.1. С.113-114 (электронная версия опубликована в интернете по адресу - http://www.edic.ru/myth/art_myth/art_1346.html
[21] Языческие святилища очень часто размещались в гротах и/или пещерах.
[22] См. Энциклопедия символов - http://esymbols.ru/rasteniya/kiparis.html