Если ехать по шоссе из Слонима в сторону Волковыска,
то на десятом километре, за небольшим лесным массивом, неожиданно раскрывается
необычный пейзаж, напоминающий Шотландию
или Бургундию: справа на расстоянии двух километров четко вырисовываются
контуры небольшого средневекового замка с башнями по углам, с двухскатной
островерхой крышей, столь характерной для готики. Это Сынковичский храм святого
Архистратига Божия Михаила. Однако специфическая архитектура, строгий и даже
суровый вид строения как-то не соответствует привычному облику православного
храма. Это несоответствие еще более усиливается вблизи, когда становятся хорошо
видны все элементы боевого оснащения храма: бойницы в башнях, а по стенам, в
верхней их части, ряд машикулей, бойниц особого устройства.
Любопытно, что протоиерей Плакид Янковский, известный в наших краях церковный деятель и писатель середины XIX века (кстати, похоронен в Жировицах у стены Георгиевской кладбищенской церкви), в своем очерке «Заметки о Сынковицкой церкви» высказал предположение, что Сынковицкий храм первоначально был... мечетью! Угловые башни, например, представлялись ему минаретами[1]. У отца Плакида, как литератора, воображение было весьма буйное. Не вдаваясь в опровержение столь одиозного заключения, все же стоит обратить внимание на тот факт, что отец Плакид не признал в облике Сынковицкого здания православный храм: уж слишком чужды элементы его архитектуры канонам православного храмового зодчества.
На стене у входа в храм находится металлический щиток с надписью, авторитетно заявляющей, что перед вами «...памятник архитектуры конца XV-начала XVI века — Церковь оборонного типа». У церковного человека сразу же возникает недоумение по поводу такой характеристики храма. Ее могли придумать только далекие от Церкви люди, совершенно не понимающие роли и значения храма в жизни верующих. Господь Иисус Христос, изгоняя торгующих из Иерусалимского храма, обратился к слушателям со словами: «Дом Отца Моего не делайте домом торговли» (Ин. 2,16). Тем более Дом Божий не может быть местом пролития крови. Поэтому православные храмы никогда не строились с таким расчетом, чтобы их можно было использовать и для молитвы, и для битвы. Нам могут возразить, указывая на монастыри, обнесенные стенами с башнями и бойницами, с пушками и стрельцами. В ответ напомним, что на территории монастырей находились не только храмы, но и другие постройки, например, жилые кельи, разного рода мастерские амбары и хранилища, библиотеки, богадельни и лечебницы. Все это надо было охранять и защищать от разграбления.
Наличие упомянутых фортификационных элементов послужило основанием для определения архитектурного стиля Свято-Михайловской церкви в селе Сынковичи как здания «оборонного типа». Однако Сынковицкая церковь, несмотря на свои башни и бойницы, как это ни парадоксально, для обороны совершенно не пригодна.
Даже наблюдательный турист может заметить в
архитектуре храма такие детали, которые совершенно несовместимы с понятием
сооружения оборонного типа. Прежде всего, это огромные окна. Хотя они расположены
довольно высоко от земли, но при осаде
нападающие без особого труда через эти окна могли забросать осажденных горящими
материалами. Еще большее недоумение вызывает то, что с восточной стороны,
т.е. со стороны алтарной апсиды, вообще
нет никаких устройств для отражения нападающих. Сразу же возникает вопрос:
почему с трех сторон в стенах устроены машикули, а с четвертой, восточной, их
нет. Что за странное упущение строителей! Кроме того, уязвимость крепости со
стороны алтаря усиливают низко расположенные окна. Следует также обратить
внимание на различие архитектуры башен. Если западные тяжеловесные башни
выглядят внушительно, даже сурово, то восточные — наоборот: легкие, стройные, к
тому же тонкостенные. Создается впечатление, что древние зодчие, воздвигая восточные
башни, больше заботились о создании архитектурного ансамбля, чем об усилении фортификационной
мощи объекта. К тому же восточную сторону храма, то есть обе башни и апсиду, украшает
поясок декоративной кладки, чего нет в других частях храма. Таким образом,
здесь налицо два стиля, что в свою очередь наводит на мысль о двух этапах
строительства здания, являющегося ныне храмом Архистратига Божия Михаила.
План храма — слегка вытянутый, перекошенный прямоугольник. Две пары граненых колонн делят внутреннее пространство на три нефа, которые перекрыты крестообразными полусферами сводов. Поднявшись по винтовой башенной лестнице на чердачное помещение, которое, по сути дела, являлось боевым сектором, мы сталкиваемся с очередным «сюрпризом». Здесь своды нефов выступают своей обратной, выпуклой, стороной, образуя кирпичные «бугры», которые буквально заполняют все пространство боевого отсека, оставляя вдоль стены только узкий проход. В результате доступ к бойницам сильно затруднен. Да и расположены они как-то неудачно — на расстоянии полуметра от пола (в некоторых местах даже ниже), что, естественно, усложняло действия защитников во время отражения нападения. К тому же передвигаться в этом помещении затруднительно: мешают кирпичные полусферы сводов. Более того, находиться здесь значительному числу людей небезопасно: своды тонкие (кладка в один кирпич), так что им и обрушиться немудрено. И снова возникает вопрос: как это древние зодчие «умудрились» создать такое сооружение «оборонного типа», в котором практически невозможно обороняться!
Нынешний настоятель храма протоиерей Арсений Ананко обратил внимание на весьма важную деталь: своды над нефами не воспринимаются как единое целое с колоннами и пилястрами, естественным продолжением которых по законам зодчества они должны являться. Здесь же создается обратное впечатление: своды как бы «поставлены» на колонны и пилястры, а это значит, что они сооружены позже своих оснований. Если своды воздвигнуты позже, то потолок, естественно, первоначально имел другую форму. Вероятнее всего он был плоским и более низким. В связи с этим верхнее помещение представляло собой обширный зал, в котором доступ к бойницам был свободен, и ратные люди во время осады могли беспрепятственно перемещаться от одних бойниц к другим.
Итак, храм в честь Св. Архистратига Михаила, что в Сынковичах, имел когда-то другой вид и действительно был сооружением оборонного типа в прямом смысле этого слова. Однако в связи с изменением общественно-политической ситуации в данном регионе, а, быть может, из-за частичных разрушений замок потерял значение оборонного объекта и был перестроен в церковь. Тогда-то и появились своды, которые преградили доступ к бойницам, были также растесаны окна, пристроена алтарная апсида и вместе с ней две восточные башни. Диссонанс архитектурного стиля этих башен с остальным обликом здания, о чем уже говорилось, свидетельствует в пользу такого предположения. И не только стиль, но и различное техническое состояние кирпича башен и апсиды подтверждает наши выводы: сохранность кирпича в восточной части храма значительно лучше, чем его состояние в остальной части, где он во многих местах начал разрушаться.
И еще одна деталь: на южной стороне храма, на расстоянии метра от угловой восточной башни, сверху донизу тянется трещина. Казалось бы, что же тут удивительного — строение-то древнее. Но дело в том, что и на северной стороне намечается такая же трещина, так что алтарь как бы стремится отделиться от основной части здания. Не является ли этот своеобразный «сепаратизм» подтверждением того, что алтарная часть была построена позже?
Есть еще одна странность у храма «оборонного типа»: в нем отсутствуют бойницы для поражения врага на расстоянии, т.е. на подступах. Упомянутые машикули пригодны только для ведения ближнего, так называемого подошвенного боя, когда нападающие уже штурмуют стены. Поэтому машикули устроены специфически: их отверстия имеют наклонную форму, что позволяет защитникам обозревать пространство непосредственно около стен. Отсутствие бойниц, позволяющих видеть и поражать врага еще на подступах, заставляет предположить, что замок в древности не был одиноко стоящим объектом. Его, несомненно, окружали стены, которые и были первым оборонительным рубежом, преграждавшим путь нападающим. И только в случае потери этого рубежа защитники могли укрыться в замке, последнем своем оплоте. Здесь-то и нужны бойницы для ведения ближнего боя.
Подступы к замку в древности усложняло естественное препятствие — местная водная система. И в наши дни южнее храма тянется лощина. Это пойма реки Березы. Правда от нее осталась только тощая струя воды на дне мелиоративной канавы. В прошлом речка была, безусловно, более полноводной, о чем свидетельствует ширина речной поймы. Пишущий эти строки еще застал в середине прошлого века Березу, способную крутить жернова водяной мельницы, которая здесь стояла, и сам ловил пескарей в прозрачной воде речки. С северной стороны храма протекает другой рукав реки Березы, который на расстоянии нескольких сот метров восточнее храма соединяется с южным рукавом, после чего река единым руслом вливается в Щару.
Еще в 70-е годы прошлого столетия мелиораторы, проводившие здесь работы, обнаружили в междуречье, где стоит церковь, насыпной грунт. Это свидетельствует о том, что в далеком прошлом здесь потрудились люди, превратившие участок земли, заключенный между двумя руслами Березы, в своеобразный остров. Они прорыли со стороны северной Березы в сторону южного потока канал. Следы его сохранились до наших дней в виде оврага, который тянется в двухстах метрах западне храма. Канал не доходил, однако, до южного русла, так как путь ему преграждает холм. В свое время этот холм был своего рода мостом, который соединял образовавшийся остров с «материковой частью суши».
По инициативе отца Арсения недавно было проведено с применением георадара исследование прилежащей к храму территории. В результате работ были обнаружены остатки фундаментов, которые кольцом окружают современный церковный погост. Это свидетельствует о том, что в древности на острове находились какие-то строения, т.е. существовало городище.
Масштаб работ, проводившихся здесь, мог быть выполнен лишь в эпоху расцвета Полоцкого княжества, т.е. в XII веке. Тогда эти места были порубежьем княжества, что требовало сооружения форпостов. Конечно, здание нынешнего храма в то время не могло быть построено, поскольку готика как таковая только зарождалась во Франции. Чтобы ответить на вопрос, кто и когда построил готический замок в Сынковичах, необходимо напомнить некоторые факты из истории Великого Княжества Литовского (ВКЛ).
В 1276 году Великий князь Литовский Тройден (1270-1282) выделил в окрестностях Слонима земли для поселения пруссов, которые оставили родные края после жестокого подавления крестоносцами их очередного восстания. Чтобы сохранить воинственных пруссов как боевое сообщество, на которое князь мог в будущем рассчитывать, надо было предоставить переселенцам соответствующее место для компактного проживания. В окрестностях Слонима лучшего для этой цели места, чем течение реки Береза с ее естественным полуостровом и городищем, было трудно найти. Здесь, скорее всего, и поселились беглецы-пруссы. Здесь они и начали создавать свой новый дом.
Если принять это предположение как факт, тогда разрешаются многие недоуменные вопросы, связанные с историей Сынковичского храма. Во-первых, можно получить ответ на вопрос, почему о Сынковичском замке молчат летописи. Все очень просто: жизнь пруссов не представляла особого интереса для летописцев. Их внимание привлекали родословия княжеских семей, междоусобные распри, войны, межконфессиональные конфликты. Во-вторых, наша точка зрения проливает свет на время постройки замка.
Если придерживаться общепринятого мнения, что замок был воздвигнут в конце XV в. — нач. XVI в., то совершенно невозможно объяснить, кому и зачем понадобилось сооружать укрепление в местности, которая в указанное время не представляла никакой стратегической значимости. Ведь здесь уже была мирная глубинка ВКЛ. Тевтонцы после Грюндвальского разгрома (1410) сидели смирно в захваченной Пруссии. Московское княжество было далеко — аж за Смоленском. Крымцы если и совершали набеги на ВКЛ, то в большинстве случаев на его степные пределы, где был простор для их конницы. Так далеко они редко забирались.
Сторонники общепринятой датировки настаивают на том, что в ВКЛ готика не могла появиться раньше XVI века. Но они не берут во внимание пруссов, которые продолжительное время проживали рядом с крестоносцами. Известно, что крестоносцы возвели в Пруссии десятки замков, широко используя при этом принудительный труд порабощенных пруссов. Не сами же знатные рыцари, отпрыски титулованных родов, «вкалывали» на строительстве этих замков! При таких обстоятельствах пруссы освоили строительное мастерство и фортификационные секреты. Здесь они могли познакомиться и с готикой, которая в XIII столетии уже широко была распространена в странах Западной Европы.
Итак, замок, который в наше время является храмом Святого Архистратига Божия Михаила в Сынковичах, был воздвигнут прусскими переселенцами в начале XIV века. Такой вывод подтвердждают следующие материальные свидетельства. Протоиерей Евфстафий Михайловский, который был настоятелем Свято-Михайловского храма с 1872 по 1903 гг. обнаружил на стенах внутри храма ряд надписей. Вот некоторые из них, имеющие прямое отношение к вопросу, касающемуся времени строительства храма. На внутренней стороне западной стены храма, справа от входа, имеется латинская надпись (теперь закрашенная): «А.D. 1347 Eheu Olgerdus! Illos occidendo, hos accusando, civitatem labefecisti» («Лета Господня 1347 О, Ольгерд, одних убивая, а других обвиняя, ты унизил государство»). Вторая надпись, как бы возражающая первой, находится на южной стене: «Olgerdus domi mitoeque clarus. Ille validus ense, fretus amicitia, ingenio, opibus An. 1352» («Ольгерд славится дома и в войне. Сильно действует он мечем, заручен дружбою, умом, богатством. Год 1352 г.»)[2]. Подлинность этих надписей не подлежит сомнению. Действительно, если признать, что Сынковичский храм был построен в XVI веке, то будет не понятно, кому и зачем надо было писать панегирики или упреки князю Ольгерду, который жил в XIV столетии, то есть более ста лет тому назад? Но может возникнуть и встречный вопрос. Кто мог писать в эпоху Ольгерда на латыни, когда в землях ВКЛ этим языком еще не пользовались. Сам Ольгерд (в Святом Крещении Александр) известен ревностным отношением к Православию. Обе жены его тоже были православные: первая — Мария, княжна Витебская, вторая — княжна Тверская Ульяна. В княжестве преобладала православная вера и, следовательно, употреблялась церковно-славянская письменность. Откуда же появилась латынь? С нею могли быть знакомы те самые пруссы, строители Сынковичского замка, которые раньше соприкасались с латиноязычной средой крестоносцев. Несомненно, что колония пруссов, возникшая на землях нынешних Сынкович, постоянно пополнялась новыми мигрантами с Запада, которые селились поблизости. Недалеко от Сынкович, на расстоянии 5-6 км, находится деревня Костени (бел. Касцяні). Этимология этого слова в объеме белорусского лексикона непонятна, но она легко ассоциируется со словом castel — замок. Видимо здесь также проживали в свое время прусские переселенцы, имевшие непосредственное отношение к главному поселению — замку на реке Березе.
Интереснейшее событие в истории Сынковичского городища произошло в ходе противостояния Ольгердовичей и Кейстутовичей в конце XIV столетия. После смерти Великого Литовского князя Гедемина возникли распри между его сыновьями. Политический кризис закончился примирением между двумя более удачливыми из них, Ольгердом и Кейстутом, которые поделили наследие отца. Остальные наследники примирились со своей участью и довольствовались предоставленными им уделами.
После смерти Ольгерда, в 1377 году, его сын Ягайло предательски убил во время переговоров своего дядю Кейстута, а Витовта, его сына, заключил в подземелье Кревского замка. Витовт, опасаясь разделить участь отца, сумел бежать. Он отправился за помощью к крестоносцам. Оказавшись в сложной политической ситуации, Ягайло вынужден был искать примирения с Витовтом. Дело в том, что Ягайло начал сватовство к польской королеве Ядвиге, но у него оказался соперник — цесаревич Вильгельм Габсбургский, с которым она была уже обручена. Вильгельм поддерживал Тевтонский Орден. Поскольку к Витову в Пруссию потянулись многие литовские бояре, недовольные Ягайлой, последний и вынужден был искать примирения с Витовтом, дабы разрушить создающуюся крайне опасную для него коалицию: Габсбурги — Орден — Витовт. Ягайло выделил в княжение Витовту Гродно, Брест, Подляшье. Однако Ягайло не удовлетворил желание Витовта заполучить удел своего отца — Трокское княжество, Витовт порвал договор с Ягайлой и опять ушел к крестоносцам в Пруссию. Истинная причина этого поступка была более серьезной: титул Великого Литовского князя Ягайло сохранил за собой, поставив своего брата Скиргайла в княжестве всего лишь наместником.
Однако в княжестве была сильная оппозиция против унии с Польшей. Главную силу этой оппозиции составляли православные магнаты. Витовт рассчитывал, используя оппозицию, добиться абсолютной власти, т.е. стать единоличным правителем и сохранить независимость ВКЛ. Здесь не место описывать все перипетии братоубийственной войны, она окончилась совершенно неожиданным образом — Витовт в 1392 году опять порвал союз с Орденом и вернулся в Литву. Поворот событий был столь неожиданным, что Скиргайло, которому до сих пор приходилось отражать совместные нашествия Витовта и крестоносцов на ВКЛ, не поверил в случившееся, подозревая некий очередной коварный замысел со стороны Витовта. Поэтому Витовта с его дружиной и двором не пустили ни в Вильно, ни в Гродно, а предоставили возможность разместиться в Острове, как сообщает «Летопись Литовская и Жмойцкая»[3] (далее ЛЛЖ). Отсюда Витовт послал Ягайле приглашение прибыть на переговоры. Ягайло с радостью принял известие о событиях в Литве и вместе с королевой Ядвигой отправился для встречи с перебежчиком.
Встреча состоялась, как сообщает ЛЛЖ, в Острове. Здесь произошло примирение враждующих сторон. Известный белорусский историк М. Гайдук идентифицирует место встречи, указанное в ЛЛЖ, с нынешней деревней Острово в Зельвенском районе на Гродненщине[4]. Однако В. Загорульская в «Гісторыі Беларусі» утверждает, что это было имение Острово около Лиды[5]. Отсутствие единого мнения по идентификации упомянутого в ЛЛЖ Острова обусловлено тем, что в данной летописи отсутствуют координаты упомянутого селения, а в настоящее время в наших краях наберется полдюжины населенных пунктов с таким названием. Чтобы установить истинное местоположение этого таинственного Острова, где согласно ЛЛЖ произошла историческая встреча Витовта и польской королевской четы, сыгравшей столь важную роль в истории ВКЛ, надо отказаться от метода, которым пользуется М. Гайдук и В. Загорульская. Для решения данного вопроса нужен другой подход.
Следует, прежде всего, учесть, что для встречи персон такого высокого положения требовались соответствующие условия, которые вряд ли могла предоставить какая-то деревня. Обратимся еще раз к ЛЛЖ и напомним, что названная летопись весьма позднего происхождения — начала XVIII века. Анонимный автор ЛЛЖ пользовался более ранними источниками, в которых согласно с древней орфографией все слова, в том числе и имена собственные, писались с прописной буквы. Составитель ЛЛЖ мог ошибочно принять слово «остров», употребленное в первоисточнике как топографический термин, за название местности.
Известный исследователь летописей Н. Улащик утверждает, что в ЛЛЖ имеются искажения имен и названий[6]. Это дает нам право предположить, что и в нашем случае допущена ошибка, т.е. в первоисточнике речь шла именно о каком-то острове. Наиболее вероятно, что это был остров на реке Березе, который в смысле комфорта (замок и прочее) был вне конкуренции с любой деревней или «маёнтком» (имением). Более того, нам не известно, как в древности называлось городище на реке Березе, где проживали пруссы. Учитывая топографическую особенность этого места, скорее всего, оно и называлось Остров.
Последняя страница в истории замка на реке Березе связана с походом князя Витовта против татар на Дон в 1399 г. Пользуясь длительным отсутствием основных воинских сил, ушедших в поход, крестоносцы начали безнаказанно вторгаться в пределы ВКЛ. С весны 1399 г. и до осени 1400 г. тевтонские рыцари совершили восемь грабительских райзов (наездов), во время которых доходили до Волковыска. Несомненно, сохранившиеся свидетельства не отражают всей полноты бедствий того времени. Вполне вероятно, что крестоносцы проникали и дальше Волковыска. Видимо, в это время они добрались до прусского поселения на реке Березе. Естественно, что уничтожить обнаруженную колонию беглецов для тевтонцев было делом принципа. Таким образом, в 1400 году городище на реке Березе было уничтожено. Достоверность такого предположения подтверждается тем, что в более позднее время переселенцы-пруссы в истории ВКЛ не упоминаются: часть их была, видимо, перебита, а остальные же рассеялись по территории ВКЛ.
Окончательная судьба замка определилась не без участия князя Витовта, непосредственного владельца этого края. Поскольку замок оказался «бесхозным» (вероятно, в какой-то степени и поврежденным), к тому не имеющим стратегического значения, было решено использовать его для религиозных целей. Объем таких работ, безусловно, не мог быть осуществлен без финансовой поддержки на высоком великокняжеском уровне. Известно, что Витовт посещал эти края, а именно в 1407 г. Видимо, в это время была освящена нынешняя церковь Архистратига Божия Михаила, что в Сынковичах, скорее всего, во время визита 1405 г. Витовт определил судьбу заброшенного замка, а в 1407 г. проверил исполнение своего указания.
[1] П. Янковский. Записки сельского священника. М., 2000. с. 233.
[2] Гродненские епархиальные ведомости. №19 за 1909 год. с. 656.
[3] Собрание русских летописей. Том 32.
[4] «Паратунак», Минск, 1993. с. 298.
[5] «Гісторыя Беларусі».Часть 1. с. 109.
[6] Н. Улащик. Введение в изучение белорусско-литовского летописания. М. 1985. с. 77.