Самое древнее свидетельство о мученике Кодрате из Коринфа и о пострадавших вместе с ним христианах представлено в литургическом тексте — в каноне на утрени, авторства Иосифа Песнописца (IX век)[1]. В нем правда содержится совсем немного подробностей о жизни святого: указывается на его страдания и страдания его сподвижников, на его аскетические подвиги, на восприятие веры от родителей... Гораздо более детально жизнь Кодрата, включая и более подробное описание допроса и пыток, представлена в Житии мученика, составление которого на основании рукописных документов можно отнести к X или даже XI веку[2]. Кроме самих страданий, в нем довольно развернуто повествуется как о детстве, так и в целом о периоде, предшествовавшем аресту, допросу и мученичеству святого.
Весьма мифологизированным в этом Житии выглядит рассказ о детских годах Кодрата.
Согласно житийному повествованию[3], мать Кодрата «по имени Руфина», будучи беременной им, спасаясь от гонений, бежала из Коринфа в пустынные места, где и разрешилась от бремени. «Затем, проживши только несколько дней, она скончалась. <...> По повелению Всевышнего Бога с высоты спускалось облако и, стелясь по земле, источало на уста младенца сладкую росу. Таким образом облака питали младенца как бы молоком или мёдом до того времени, пока он, подросши, не стал сам питаться пустынными злаками».
С огромной долей вероятности можно предположить, что в данном эпизоде использована аллюзия на события, происходившие во время странствования израильского народа по пустыне, и конкретно на ниспослание Богом евреям манны небесной[4]. При этом манна предстает в Житии в образе небесного облака, который также, видимо, был заимствован из библейской книги «Исход»[5], но несколько трансформирован под влиянием сцены Преображения в евангелиях[6]. Как в «Исходе», так и в евангелиях облако, несомненно, является природным символом божественного присутствия, которое соответствующим образом понимается и автором Жития.
Далее в житийном тексте имеет место прямое сравнение Кодрата с Иоанном Крестителем. Таким образом, становится ясно, что возможным источником для рассказа о детстве мученика, кроме вышеуказанных, агиографу могла послужить 22 глава «Протоевангелия Иакова». Там как раз повествуется о детстве Предтечи, при этом описание содержит ряд тех же самых деталей, что и Житие Кодрата.
В каноне утрени Иосифа Песнописца[7] говорится лишь о том, что веру Кодрат обрел в очень раннем детстве, то есть воспринял ее, судя по всему, от родителей[8], и нет даже намека ни на одно из чудесных обстоятельств первых лет жизни Кодрата. Это дает основания утверждать, что житийный сюжет обогащен богословско-символическими элементами.
Все остальные обстоятельства жизни святого выглядят довольно правдоподобно[9], за исключением, быть может, одного странного на первый взгляд эпизода в конце повествования о страданиях и смерти святых — появления источника пресной воды на том месте, где земля обагрилась кровью мученика Кодрата и христиан, с ним пострадавших. Однако все начинает выглядеть вполне естественно, если допустить здесь наличие мотивов, взятых из древних мифологических сюжетов, ставших традиционными для греческого сознания, в частности, мифа о Посейдоне: желая стать покровителем города Афин он, посредством удара своим жезлом по скале, извел источник пресной воды (надо отметить, что пресная вода была одним из жизненно важных, стратегических ресурсов Средней Греции, окруженной морем и лишенной больших рек). Также эта мифологическая деталь могла играть роль историзированного толкования строки из канона, посвященного Кодрату и его сподвижникам: «...Вы соделались источником освящения посредством пролития крови...»[10]. Кроме того, здесь вполне допустимо усматривать просто указание на существование водного источника в X-XI веке, посвященного мученику и находящегося на месте его мученической кончины неподалеку, например, от храма, где хранились мощи святого Кодрата[11].
В заключение, относительно Жития в целом, хотелось бы отметить интересную особенность византийских повествований о мучениках первых трех веков христианства: очень многие из них изображаются либо пустынниками, окруженными учениками (как в случае с Кодратом), либо монахами, живущими в полноценных монастырях с общежительным уставом[12]. Помимо того, здесь содержится анахронизм, в чем можно усматривать тенденцию, распространенную в эпоху составления (видимо, IX -X века), сблизить мучеников первых веков с многочисленными монахами, пострадавшими в VIII-IX веках от рук императоров-иконоборцев. Такая экстраполяция характеристик одной эпохи на другую обнаруживает стремление установить духовную преемственность между разными периодами гонений, которые, несмотря на отличия в конкретных мотивах, были по сути борьбой тоталитаризма и тирании мира сего против Евангелия духовной свободы и личностной веры.
[1] Архиепископ Сергий (Спасский). Полный Месяцеслов Востока в 3-х томах. Т. 2. М., 1997. С. 70; также см. сам текст канона в минеях греческих и славянских (в первую очередь, тропари песней 3, 4, 9).
[2] Bibliotheca Hagiographica Greaca. T. 1. Bruxselles, 1957. N 357-358.
[3] Пересказ отдельных мест и цитаты приводятся по переводу-переложению Дмитрия Ростовского, сделанному святителем, видимо, с латинского перевода одной из древнейших версий Жития, опубликованному в Acta Sanctorum. Martii. T. 2. Antwerp, Iacobus Meursius. 1668. P. 4-12.
[4] См. Исх 16:14: «...Роса поднялась, и вот, на поверхности пустыни [нечто] мелкое, круповидное, мелкое, как иней на земле»; см. также 16:15 и далее.
[5] 13:21: «Господь же шел пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью»; также см. 14:19, 24.
[6] См. Мк 9:7 - 8:9 и параллельные места в других синоптических евангелиях.
[7] Второй тропарь 4-ой песни: «От самых младенческих пеленок стал принадлежать все сотворившему; с самого раннего детства устремлениями к совершенству исполнившись и премудрости сильно возжелав, весь был (уже тогда) чистейшим жилищем, о мученик, для Христова пребывания» (буквальный пер. с церк.- слав. автора заметок - П.Л.).
[8] Возможно, что в распоряжении Иосифа была какая-то краткая и, думается, более древняя версия Жития, нежели те, которые легли в основание Житий X - XI и последующих веков.
[9] Однако все же можно допустить, что многие подробности придуманы, так как больше похожи на формально-каноническое перечисление всех возможных пыток и казней (утопление, сожжение, которым были подвергнуты сподвижники Кодрата), применявшихся в отношении христиан в Римской империи и за ее пределами. Что касается длинных речей, то они больше похожи на стандартную языческо-христианскую полемику (как, например, у апологетов периода поздней античности), чем на отчеты о судебном заседании, хотя не исключено, что речи могли быть разработаны агиографом на основе отчетов или преданий о них.
[10] Третий тропарь 1-ой песни.
[11] В третьем тропаре 8-ой песни сообщается о почитании в Коринфе (в период написания канона) мощей святого Кодратия и с ним пострадавших мучеников.
[12] Например, мученик Афинодор (память - 20 декабря; здесь и далее даты указываются по старому стилю), мученица Евгения (память - 6 января), преподобномученица Евдокия (память - 1 марта) и многие другие.