В статье кандидата исторических наук, доцента, доцента кафедры истории Костромского государственного университета Натальи Сергеевны Майоровой на основе различных исторических источников предпринята попытка анализа позиции Патриарха Сергия (Страгородского) в вопросах епископского служения, положения Церкви в государстве, свободы совести, мотивов и свободы выбора церковными иерархами программ действий и ответственности за принятые решения. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий последовательно реализовывал программу лояльности в отношениях Церкви и государства. Действия митрополита Сергия получили неоднозначную оценку, но их результатом стало восстановление церковного единства и сохранение Русской Православной Церкви.

Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский) — значимая фигура в истории Русской Церкви ХХ века. Период его патриаршества был непродолжителен, но в статусе Заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола, каковым он стал после смерти Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), митрополит Сергий фактически управлял Церковью на протяжении 17 лет. Вскоре после смерти Патриарха был издан сборник «Патриарх Сергий и его духовное наследство», в котором Патриарх Алексий I (Симанский) — преемник на патриаршестве, иерархи и священники, близко знавшие и трудившиеся вместе с Патриархом Сергием, дали высокую оценку его личности и деятельности. Но такая оценка лишь одна из возможных. Действия Патриарха Сергия «одними признаваемы и возвышаемы, другими же — уничижаемы и поругаемы. Для первых Патриарх Сергий — церковный деятель, сумевший в сложных и трагических обстоятельствах… сохранить Православную Церковь как единый организм, уберечь ее от разгрома и уничтожения со стороны “государственного атеизма” и лидеров “обновленческого” движения. Для вторых он — человек, совершивший “акт предательства” интересов церкви, добровольно и безоговорочно “сдавший” ее в “сладкий плен безбожного государства”, а потому достойный самого строгого церковного суда»[1]. Следует признать, что оснований для столь различающихся между собой оценочных характеристик достаточно. Однако, вероятно, истина находится где-то посередине. Невозможно давать оценку действий исторической личности, не принимая во внимание личностную позицию, убеждения и мотивы поступков. Взгляды митрополита Сергия были изложены в статьях, приветственных словах и речах, личных письмах. Охватить все письменное наследие затруднительно, но на основе текстов, написанных в разные годы под влиянием или по случаю разных событий, дать характеристику взглядов Первоиерарха — думается, достижимая цель.

Первой епископской хиротонией Сергия (Страгородского) стала хиротония во епископа Ямбургского, и в речи, произнесенной им по случаю наречения 22 февраля 1901 г., он особенно отметил, что в самом факте избрания усматривал «изволение Духа Святого» и полагал для себя невозможным «даже, если бы и желал, отказаться от этого призвания». Он выразил надежду и возносил молитвы, чтобы «Господь мой и Судья, Которому известно мое недостоинство, мои немощи и грехи, Сам своей вседейственной благодатью исцелил сокрушенное и оскудевшее и сподобил меня чистым сердцем и воспринять и в непорочности соблюсти и умножить вверяемый талант». Речь епископа Сергия буквально пронизана насквозь идеей жертвенности, хотя историческая ситуация начала ХХ века была временем максимально благоприятным для Церкви, в котором отсутствовал сколько-нибудь серьезный намек на гонения, преследования и страдания. «Внешняя обстановка епископского служения может быть весьма разнообразна. Епископы могут быть в почете и богатстве, могут пользоваться обширными гражданскими правами и преимуществами, но могут быть и в полном бесправии, в нищете и даже в гонении. Все это зависит от причин случайных и внешних, от государственного положения христианства, от народных и общественных обычаев»[2]. Но как бы не менялись исторические условия, сколь бы сильным не было внешнее давление, епископское служение, полагал епископ Сергий, остается неизменным. Жезл как символ епископского сана не есть символ власти и превосходства, но «жезл силы и целомудрия (Тим. 1:7), жезл человека, несущего на себе бремя церковное…». Пастыри Церкви призваны не к Господу, «а к тому, чтобы вместе с благовествием “передать (своей пастве) и души наши” (1 Сол. 2:8), чтобы искать не своей власти, не своего авторитета или покоя, а одного лишь спасения вверенных нам словесных овец… Должны понести на себе всю неукротимость страстей нашей паствы, всякие искушения ее смущенной совести, всю немощь ее немощной души. Мы стоим на правильном пути не тогда, когда паства нам служит, а тогда, когда мы ей служим и потребностями ее духовного благополучия определяем всю нашу духовную и телесную жизнь»[3].

В условиях первой русской революции 1905–1907 гг. на повестку дня был поставлен не только вопрос утверждения свободы совести и введения веротерпимости, но и вопрос освобождения Церкви от опеки со стороны государства. Епископ Сергий утверждал, что обращенные к Церкви «укоризны в неподвижности, в застое, в молчальничестве» носят справедливый характер. Однако обуславливаются они неизменностью истины Христовой: «Церковь действительно неподвижна, ничего из своего духовного достояния она никому не уступит и со своего вечного основания и своего пути никогда не сойдет. Она не ставит своей целью быть признаваемой всеми и господствовать над всем мыслящим человечеством, над всеми умственными течениями и чаяниями людей; ей дана задача, с земной точки зрения более скромная, “спасти хотя некоторых” (1 Кор. 9:22)»[4]. В отличие от многих приветствовавших закон 1905 г. иерархов епископ Сергий к введению веротерпимости относился с опаской и видел в ней скорее угрозу, нежели благо для Православной Церкви. Он полагал, что с установлением свободы совести каждый подданный Российской империи приобретет «право не только быть индифферентным к вере и правилам природной для него Православной Церкви (это не запрещалось и не преследовалось и теперь), но и официально отступить от своей веры в другое исповедание…»[5].

Но опасения не были равнозначны отрицанию свободы совести. Подчеркивая исключительность природы Церкви, епископ Сергий считал, что «Церковь принципиально всегда будет на стороне так называемой веротерпимости или свободы совести. Осуждая всякий компромисс, Церковь не может терпеть и лицемерного принятия ее учения без всякого искреннего убеждения, не может допустить, чтобы кто-нибудь, не разделяя в душе церковной веры и не живя церковной жизнью, тем не менее числился в Церкви»[6]. Такое внешнее, формальное причисление себя к Церкви, по мнению епископа Сергия, несло угрозу язычества и нехристианства. Выдвинутые Церкви общественным мнением обвинения в ограничениях и насильственных действиях в отношении иноверцев епископ Сергий связывал не столько с Православной Церковью, сколько с государством, для которого «весьма важно, чтобы именно его подданные, по возможности, все были хорошими людьми, и если это определяется их православием, то чтобы по возможности все были православные… Отсюда закон — и с ним принуждение оставаться православными, хотя бы человек этого уже не хотел… Пастырь, даже и сознающий всю непоследовательность, с церковной точки зрения, принудительных мер, все-таки никогда не решится энергично протестовать против таких мер, если они уже существуют помимо его воли… Неестественно и пастырю особенно стараться о свободе вероисповедания, которая на практике будет значить, что всякий лжеучитель свободно может совращать его не утвержденную паству в любое лжеучение. Это совсем не в интересах пастыря. Но как бы ни было законно и естественно такое отношение пастыря к государственным мерам против лжеучения, во всяком случае существование и одобрение таких мер свидетельствует только о ненормальном ходе церковной жизни, о ее глубоком упадке, когда на свою паству пастырь совсем положиться не может, считая ее веру непрочным зданием на песке, готовым рухнуть при первом прикосновении»[7]. Стремиться сохранить число верующих, пренебрегая потерей веры, с небрежениями и нарушениями церковной жизни, означало сохранять внешнюю ограду Церкви и не заботиться о том, что внутри.

Восстановление независимости Церкви на основах соборности в дни революции 1905–1907 гг. виделось как ближайшая перспектива. Епископ Сергий в речи при вручении жезла новопоставленному архимандриту Михаилу в марте 1905 г. выразил по этому поводу вполне обоснованную радость: «Вот теперь по Руси разнеслась благая весть: нашей Российской Православной Церкви вскоре будет возвращена вся ее древняя, отцами преданная и святыми канонами утвержденная, церковная красота (с восстановлением патриаршества и соборного управления), и наша Церковь, освобожденная от внешних стеснений и указаний, получит возможность невозбранно жить своей жизнью»[8]. Но желанная свобода совсем не означала бесконтрольной власти, что пастыри смогут делать все, что пожелают. Такая свобода скорее несла бы Церкви угрозу разрушения, «не ищем мы этой свободы, и ее, во всяком случае, при настоящем порядке вещей у нас гораздо больше, чем будет впереди, когда от нас потребуют всей нашей силы, когда нельзя будет ограничиться одной только внешней исправностью и усердием только наполовину». Свобода для Церкви означала восстановление самой природы Церкви, правильного и законного порядка жизни, в котором «пастыри являются отнюдь не хозяевами и господами положения, а несменными слугами общего спасения…»[9].

В Российской империи Церковь оставалась в стороне от разнообразных «умственных и социальных движений» и отказывалась или воздерживалась от ответов на животрепещущие и злободневные вопросы, поскольку все они были несоизмеримо далеки от ее спасающей роли. «К установившемуся строю все привыкли, и он уже не отвлекает к себе главного интереса, не требует особых затрат духовной энергии; всякие же перемены и отвлекают внимание человека от главного, единого на потребу»[10]. Церковные деятели более консервативны, чем либеральны, однако епископ Сергий допускал и даже принимал оппортунизм, который расценивал как компромисс с современностью. И то, что было допустимо для священноначалия в 1900-е гг., стало жизненно необходимо для Церкви в 1920–1930-е гг.

При открытии работы Предсоборного совета 12 июня 1917 г. председательствовавший на заседании архиепископ Сергий особо отметил возникшие в церковной среде колебания, вызванные предстоящим созывом Поместного Собора: «Боязнь эту обнаруживают даже люди вполне сочувствующие Собору, но Собор так давно был предметом молитв, мечтаний для всех истинно верующих, что теперь, когда эта мечта накануне исполнения, как-то невольно нападает колебание… Но для устранения этих сомнений нужно помнить, что Собор, при всем его мистическом величии, есть явление для Церкви повседневно необходимое, есть условие ее нормальной жизни, без которого она не может жить, как нельзя жить без пищи или без воздуха»[11]. Как отмечали многочисленные участники Поместного Собора 1917–1918 гг., митрополит Сергий проделал огромную работу по подготовке Собора и выработке проектов соборных решений, однако протоколы соборных заседаний отражают достаточно редкие проявления его активности в дискуссиях и прениях.

Революционные события 1917 г. и антирелигиозная политика новой власти не прошли мимо митрополита Сергия. Вместе с другими иерархами он прошел через запреты, давление, преследования и тюремные заключения. В какой-то момент выход из сложной ситуации в государственно-церковных отношениях митрополит Сергий увидел в обновленчестве, где пребывал в период с 16 июня 1922 г. по 27 августа 1923 г. Вместе с архиепископом Нижегородским и Арзамасским Евдокимом (Мещерским) и архиепископом Костромским и Галичским Серафимом (Мещеряковым) митрополит Сергий выступил с заявлением[12] о признании канонической законности созданного обновленцами Высшего церковного управления и переходе под его власть. Архиепископ Мануил в статье «Патриарх Сергий и обновленческий раскол» оценил действия митрополита Сергия — одного из самых влиятельных после Патриарха Тихона иерархов — как «великий соблазн», порожденный в умах епископата, духовенства и верующих, и «великую скорбь, которая сковала сердца всех преданных Церкви Христовой и не пошедших по стопам лжеучителей и наемников — обновленческих апологетов… Сперва он считал свой поступок продуманным и единственно правильным, но жизнь подсказала, что именно на этот раз он ошибся и совершил поступок не мудрый, не дальновидный, и потому должен был смириться». Неприглядная сторона обновленчества довольно скоро стала ясна митрополиту Сергию, но возвращение в лоно патриаршей Церкви осложнялось тюремным заключением Патриарха Тихона и невозможностью принести покаяние. Постепенно и молчаливо митрополит Сергий отошел от обновленчества, «не восхваляя обновленцев и их тактику, не обличая их антиканонические деяния, молчанием проходил мимо них»[13].

Возвращение в тихоновскую Церковь для митрополита Сергия с учетом масштаба его фигуры было проведено особым порядком: «Святейший Тихон и обставил чин покаяния и приема митрополита Сергия в соответствующей величественной обстановке, давившей на его неложное смирение и сокрушение сердечное. И вот, этот отец всех чаяний русской современной богословской мысли, этот неутомимый исследователь во всех областях богословия всемирного стоит на амвоне, лишенный моментом покаяния и архиерейской мантии, и клобука, и панагии, и креста. Кланяется низко Святейшему Тихону, восседавшему на кафедре, в сознании своего полного уничижения и признанной им вины приносит он дрожащим от волнения на этот раз негромким голосом свое покаяние. Он припадает до пола и в сопровождении патриарших иподиаконов и архидиаконов тихо сходит и приближается к вершителю его судьбы, к кроткому и всепрощающему Свят[ейшему] Тихону. Снова земной поклон. Постепенно вручаются ему из рук Святейшего панагия с крестом, белый клобук, мантия и посох. Патриарх Тихон в немногих словах тепло, со слезами приветствует своего собрата во Христе взаимным лобзанием, и, прерванное чином покаяния, чтение часов возобновляется»[14]. Предпринятый митрополитом Сергием шаг был, несомненно, проявлением не только глубочайшего раскаяния, но и огромной душевной силы и исключительного мужества. Не в этом ли пережитом и преодоленном соблазне, понимании и сочувствии к тем, кто прельстился ложными ценностями, и следует искать основания нежелания митрополита Сергия вести в 1930-е годы решительную борьбу с расколами внутри Православной Церкви, где сохранялось еще обновленчество и возникло течение «непоминающих»[15], среди которых были григорианцы, или григорианский раскол, и иосифляне.

«Еще в 1926 г. Митрополит Сергий… утвердил постановление 13 украинских архиереев (во главе с Экзархом, Митрополитом Киевским Михаилом) о главарях так называемого лубенского раскола. Этим постановлением главари лубенского раскола, и в частности Феофил Булдовский, были не только лишены сана, но и отлучены от Святой Православной Церкви. Утверждая постановление украинских архиереев, Митрополит Сергий сделал оговорку, предоставляющую право лубенским раскольникам просить о помиловании или о новом рассмотрении дела Собором архипастырей Всероссийского Патриархата»[16]. В этой оговорке явно видно стремление митрополита Сергия не вести борьбы и, воздерживаясь от давления, уповать на разум, совесть и добровольное раскаяние ушедших в раскол. Преследовал митрополит Сергий и другую цель — не усугублять раскол, а мягкой, но последовательной позицией содействовать его уврачеванию. В письме, адресованном епископу Александру (Толстопятову) 21 мая 1940 г. Патриарший Местоблюститель выразил свое беспокойство по отношению к вошедшим в состав СССР территориям: «Новая заплата не сразу пристает к старой одежде. Все у них как-то там по-своему. В особенности трудно дается усвоить, что прежняя их автокефалия на церковном языке называется “раскол”, со всеми следующими отсюда выводами: что все, признаваемое за ними, признается лишь “икономии” ради, а строго говоря, по канонам ни на что они права рассчитывать не имеют»[17]. В одном из следующих своих писем митрополит Сергий отмечал, что Бессарабия «ждет устройства», а с Латвией и Эстонией приходится «нянчиться», но результаты были обнадеживающим — покаяние и воссоединение с Русской Православной Церковью отпавших от нее церквей.

Но если уврачевать раскол и преодолеть заблуждения отпавшие не стремились, то митрополит Сергий проявлял твердость и предпринимал решительные шаги. Так, лубенцам своеобразная отсрочка — возможность одуматься и раскаяться — предоставлялась в течение восемнадцати лет. «Раскаяния лубенцы не принесли… Феофил Булдовский продолжал священнодействовать и даже вмешиваться в дела чужих епархий. В 1944 г. Святейший Патриарх Сергий окончательно и уже без каких-либо оговорок утвердил прежнее (от 12 (25) декабря 1924 г.) постановление украинских епископов о лишении Булдовского и его сторонников архиерейского сана и отлучения их от Церкви»[18].. Единство Церкви и сохранение ее целостности были непреходящей заботой митрополита Сергия. «Верность и преданность догматам и канонам Святой Церкви, стояние на страже Православия, стремление всячески охранять единство Церкви — составляют основу и главный предмет его писем. Каждый раз, когда это необходимо, обращается к архипастырям и пастырям, волей и неволей раздиравшим хитон церковного единства, с просьбой и предупреждением об отказе их от всех заблуждений»[19]. В письме к архиепископу Григорию (Яцковскому), возглавлявшему созданный вопреки установленному порядку Высший церковный совет, митрополит Сергий настаивал: «Если общение с нашей иерархией Вы прервать не намерены, то какими каноническими основаниями Вы оправдываете свое начинание и какой канонический бесспорный источник Ваших полномочий Вы можете указать, чтобы возглавляемый Вами ВЦС по своему происхождению и каноническому достоинству существенно отличался от бывшего ВЦУ, и чтобы православная русская иерархия могла сохранить с Вами общение, а верные чада Святой и нашей Церкви могли безопасно за Вами следовать»[20].

В начале ХХ в. в памятной речи о преосвященном епископе Борисе, бывшем ректоре Санкт-Петербургской духовной академии, епископ Сергий разделил пастырей Церкви на три категории: «Есть пастыри — вожди народа, которых жизнь — в борьбе: они все время ведут неустанную борьбу с врагами Церкви и истины, часто и умирают впереди своей паствы. Есть пастыри — строители, какими были, например, Петр и Алексий, святители Московские, известные собиратели Русской земли и Церкви. Но есть пастыри иного рода. Кипучая деятельность не дана им в удел. Их задача как будто в том, чтобы отразить на себе одно свойство Христово, один луч Его Божественного света… Может быть, не широка внешняя деятельность таких пастырей, не громки их дела, но всякий, кто хоть раз внимательно остановит свой взор на их личности, не останется без духовной пользы и никогда не забудет тихого сияния этой личности»[21]. И если епископа Бориса — своего предшественника на посту ректора Петербургской академии — епископ Сергий отнес к третьему типу, то сам он, был, несомненно, строителем. Строителем, собиравшим и сохранявшим то, что оставалось от целенаправленно разрушаемой и гонимой Церкви. К аналогичному заключению пришел и митрополит Крутицкий Николай. После кончины Патриарха Сергия 17 мая 1944 г. митрополит Николай произнес надгробное слово, где охарактеризовал личность Предстоятеля Русской Церкви и оценил масштаб этой личности: «… Нельзя было бы иначе назвать его, как Великий Святитель. В веках истории Русской Православной Церкви никогда не умрет его благословенное имя наряду с именами мудрого Филарета и святых Петра, Алексия, Ермогена, печальников за русскую землю». Митрополит Николай подчеркнул, что жизнь Патриарха Сергия была «заполнена непрерывными подвигами служения и Церкви, и Родине в течение 55 лет»[22].

С житейской, обывательской точки зрения церковное служение трудно и тяжело, «мир ничего хорошего не готовит для служителей слова, для проповедника Царства Божия». Но утешением пастырям должно служить присутствие Иисуса Христа и пребывание с ними Духа истины, который «будет содействовать вам, будет исполнять вас силой Божественной. Он дарует вам в скорбях ваших утешение, с которым не могут сравниться никакие радости мира сего»[23]. Сам Патриарх Сергий служил примером глубочайшей искренней веры в Божий промысел и спасительную благодать Божию.

В должности Местоблюстителя Патриаршего престола митрополит Сергий вынужден был взаимодействовать с самыми разными властными органами по весьма специфическим поводам, как например: ограничение права детей духовенства на получение среднего технического образования, тарифы по проведению технической экспертизы церковных зданий, исключение членов из профсоюза работников искусств за участие в религиозной жизни — церковное пение, правомерность сбора денежных средств для помощи пострадавшим от стихийных бедствий и др.[24].

С созданием в 1943 г. Совета по делам Русской Православной Церкви Патриарху Сергию приходилось обсуждать с председателем совета Г. Г. Карповым вопросы назначения и переназначения архиереев, встреч с представителями иностранных газет, содержание ответов на адресованные Патриарху, но направленные из-за рубежа письма и др. Так, например, Г. Г. Карпов возразил на высказанное Патриархом намерение перевести архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого) с Тамбовской кафедры на Тульскую и указал на ряд «неправильных притязаний со стороны архиепископа Луки, неправильных его действий и выпадов. В частности, что архиепископ Лука в хирургическом госпитале в своем кабинете повесил икону; перед исполнением операций совершает молитвы; на совещании врачей эвакогоспиталей за столом президиума находился в архиерейском облачении; в дни Пасхи 1944 г. делал попытки совершать богослужения в нефункционирующих храмах; делал клеветнические выпады по отношению к обновленческому духовенству»[25]. Фактически этот властный орган принял на себя функцию согласования и решения внутрицерковных дел, что позволяет проводить параллели между Советом по делам Русской Православной Церкви и институтом обер-прокуратуры.

«Митрополит Сергий рассматривался властными структурами, занимавшимися государственной церковной политикой, как единственный авторитетный лидер, могущий “собрать” патриаршую Церковь. А потому, выпустив его из очередного тюремного заключения, с ним вступили в переговоры, требуя публичного заявления о лояльности Церкви, осуждения “карловацкого раскола”. Конечно, Сергий мог отказаться от переговоров, но это наверняка повлекло бы за собой очередное давление репрессивного аппарата на Церковь и, по всей видимости, окончательно ее бы ликвидировало. Он прекрасно понимал, что спасти Церковь со всем ее богослужебным укладом, местными и центральными органами управления, спасти от поглощения “обновленчеством”, спасти как цельный институт и тем дать ей надежду на благоприятное будущее, могло только одно — урегулирование отношений с государством на выдвигаемых с его стороны условиях. И в этой ситуации Сергий, как и ранее Патриарх Тихон, не уклонился от тяжкого жребия, посланного ему судьбой. Он сделал шаг навстречу власти, шаг, который лично ему не мог принести “славы и почета”, но который давал шанс выжить всем тем, кто был рядом с ним, кто пришел бы в Церковь в эти и последующие годы, и вместе с тем не дал бы прерваться тысячелетней нити православия на Руси»[26].

Итоги служения Патриарха Сергия в надгробном слове за Литургией 18 мая 1944 г. подвел архиепископ Григорий, подчеркнув, что еще при жизни он увидел «плоды великих забот и трудов: видел Церковь успокоенную, утвердившуюся для дальнейшей духовной работы на спасение чад своих; видел церковные раздоры угасающими, верующих — объединенными; имел радость видеть и Родину, освобожденную от врагов, народ крепко сплоченный, патриотически воодушевленный, готовый на новые геройские подвиги для славы и могущества Родины»[27]. Схожие мысли высказал в своем надгробном слове и протоиерей Н. Ф. Колчицкий. Приняв руководство Православной Церковью в трудный для нее период, Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Сергий «повел Церковную жизнь по верному пути, сохранив Церковь во всей ее канонической чистоте и сняв с нее всякое подозрение в неискренности отношений верующих к существующей государственной власти… Спас Русскую Церковь своим мудрым руководством от разрухи и гибели». И, вопреки раздававшимся упрекам и непониманию, твердо шел по избранному пути во имя «правды Церковной». Признали правоту митрополита Сергия и идейные противники, которые «сознали ошибки своих новых церковных исканий»[28].

Во многих своих речах и посланиях митрополит, а позднее Святейший Патриарх Сергий приводит одну цитату: «И врата адовы не одолеют ее» (Мф. 16:18). Судьба и существование Церкви имели для него первостепенное значение. И для сохранения Церкви могла быть принесена любая жертва, поэтому ни личное благополучие, ни высота положения, ни даже собственная жизнь не ценились им настолько высоко, как Церковь и ее благо.

Патриарх Сергий обладал даром убеждения, личной скромностью, простотой в общении, но достоинством, огромной эрудицией, вдумчивостью, щедростью и готовностью помочь, добротой, ласковостью проповедника. Качества церковного деятеля и политика, которые многие современники отмечали как характерные черты митрополита Сергия, проявились уже в бытность его членом Св. Синода: «Способность уживаться с представителями различных политических течений, проявлять “законопослушность” и вместе с тем умело отстаивать свои убеждения и через тактические уловки и компромиссы идти к намеченной цели. Таковым был созыв Поместного собора, и ради нее Сергий уступал “претензиям” обер-прокурора и Временного правительства, “замирял” членов Синода и обеспечивал его единство в решении проблем церковной реформы»[29].

Патриарх Алексий I, оценивая своего предшественника, писал: «Всей своей церковной деятельностью Патриарх Сергий показал, что дух церковного управления и благодатная сила канонических правил не только должны, но и могут оставаться в Церкви неизменными, несмотря на то, что формы церковного управления могут видоизменяться под влиянием различных условий гражданского устройства»[30].

 

Список источников и литературы

1. Александр (Толстопятов), еп. В Бозе почивший Патриарх Сергий // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 223–230.
2. Алексий (Симанский), патр. Предисловие // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 7–10.
3. Георгиевский А. И. Образ Святейшего Патриарха Сергия по его письмам // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 92–98.
4. Григорий (Чуков), архиеп. Надгробное слово за литургией 18 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 166–169.
5. Колчицкий Н. Ф., прот. Надгробное слово перед отпеванием Патриарха Сергия 18 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 173–175.
6. Мануил (Лемешевский), архиеп. Патриарх Сергий и обновленческий раскол // Митрополит Мануил (Лемешевский). Каталог русских архиереев– обновленцев [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/sekty/obnovlencheskij–raskol/4 (дата обращения: 15.11.2023).
7. Николай (Ярушевич), митр. Надгробное слово за парастасом 17 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 163–165.
8. Одинцов М. И. Крестный путь Патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства современников (к 50-летию со дня кончины) [Электронный ресурс]. URL: http://rusior.ru/president/president-works/president-works-057/#_edn2 (дата обращения: 15.11.2023).
9. Савич А. А. Краткая биография Святейшего Патриарха Сергия // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 13–52.
10. Сергий (Страгородский), еп. Завет Академии ее питомцам. Речь студентам LIX курса после заключительного молебна по окончанию обучения 4 июня 1902 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 331–333.
11. Сергий (Страгородский), еп. К вопросу о веротерпимости // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 314–318.
12. Сергий (Страгородский), еп. Речь на отпевании Преосв. Епископа Бориса, председателя Училищного совета при Св. Синоде, бывшего ректора Академии 18 сентября 1901 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 329–330.
13. Сергий (Страгородский), еп. Речь при наречении во епископа 22 февраля 1901 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 291–292.
14. Сергий (Страгородский), еп. Свобода для Церкви, но не для нас. Речь при вручении жезла новопоставленному архимандриту Михаилу, доценту академии 20 марта 1905 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 319–320.

 

[1] Одинцов М. И. Крестный путь Патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства современников (к 50-летию со дня кончины) [Электронный ресурс]. URL: http://rusior.ru/president/president-works/president-works-057/#_edn2 (дата обращения: 15.11.2023).

[2] Сергий (Страгородский), еп. Речь при наречении во епископа 22 февраля 1901 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 291.

[3] Сергий (Страгородский), еп. Свобода для Церкви, но не для нас. Речь при вручении жезла новопоставленному архимандриту Михаилу, доценту академии 20 марта 1905 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 319.

[4] Сергий (Страгородский), еп. К вопросу о веротерпимости // Труды Святейшего Патриарха

Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 315.

[5] Там же. С. 314.

[6] Там же. С. 316.

[7] Сергий (Страгородский), еп. К вопросу о веротерпимости // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 317.

[8] Сергий (Страгородский), еп. Свобода для Церкви, но не для нас. Речь при вручении жезла новопоставленному архимандриту Михаилу, доценту академии 20 марта 1905 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 320.

[9] Там же.

[10] Сергий (Страгородский), еп. К вопросу о веротерпимости // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 315.

[11] Журнал №1 заседания Предсоборного совета 12 июня 1917 г. // Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Т. 1 (Кн. 2). Предсоборная работа 1917 года. Акты, определявшие порядок созыва и проведения Собора. М., Изд-во Новоспасского монастыря, 2012. С. 976.

[12] Это заявление называют «конкордат трех» или «меморандум трех».

[13] Мануил (Лемешевский), архиеп. Патриарх Сергий и обновленческий раскол // Митрополит

Мануил (Лемешевский). Каталог русских архиереев-обновленцев [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/sekty/obnovlenchesk-raskol/4 (дата обращения: 15.11.2023).

[14] Мануил (Лемешевский), архиеп. Патриарх Сергий и обновленческий раскол // Митрополит

Мануил (Лемешевский). Каталог русских архиереев-обновленцев [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/sekty/obnovlenchesk-raskol/4 (дата обращения: 15.11.2023).

[15] В храмах, где служили григориане и иосифляне, за богослужением, как и во всех православных церквях, поминали Патриаршего Местоблюстителя Петра, Митрополита Крутицкого, но не имя Заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола Митрополита Сергия. С этим обстоятельством и связано наименование «непоминающие».

[16] Савич А. А. Краткая биография Святейшего Патриарха Сергия // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 48.

[17] Александр (Толстопятов), еп. В Бозе почивший Патриарх Сергий // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 227.

[18] Савич А. А. Краткая биография Святейшего Патриарха Сергия // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 48.

[19] Георгиевский А. И. Образ Святейшего Патриарха Сергия по его письмам // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 92.

[20] Георгиевский А. И. Образ Святейшего Патриарха Сергия по его письмам // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 94.

[21] Сергий (Страгородский), еп. Речь на отпевании Преосв. Епископа Бориса, председателя Училищного совета при Св. Синоде, бывшего ректора Академии 18 сентября 1901 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 329.

[22] Николай (Ярушевич), митр. Надгробное слово за парастасом 17 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 164.

[23] Сергий (Страгородский), еп. Завет Академии ее питомцам. Речь студентам LIX курса после заключительного молебна по окончанию обучения 4 июня 1902 г. // Труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия. Нижний Новгород, 2007. С. 332.

[24] См. документы № 9, 12–14: Одинцов М. И. Крестный путь Патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства современников (к 50-летию со дня кончины) [Электронный ресурс]. URL: http://rusior.ru/president/president-works/president-works-057/#_edn2 (дата обращения: 15.11.2023).

[25] Запись беседы председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпова с Патриархом Московским и всея Руси Сергием (Страгородским) 5 мая 1944 г.: // Одинцов М. И. Крестный путь Патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства современников (к 50-летию со дня кончины) [Электронный ресурс]. URL: http://rusior.ru/president/president-works/president-works-057/#_edn2 (дата обращения: 15.11.2023).

[26] Одинцов М. И. Крестный путь Патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства современников (к 50-летию со дня кончины) [Электронный ресурс]. URL: http://rusior.ru/president/president-works/president-works-057/#_edn2 (дата обращения: 15.11.2023).

[27] Григорий (Чуков), архиеп. Надгробное слово за литургией 18 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 168.

[28] Колчицкий Н.Ф., прот. Надгробное слово перед отпеванием Патриарха Сергия 18 мая 1944 г. // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 174.

[29] Одинцов М. И. Крестный путь Патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства современников (к 50-летию со дня кончины) [Электронный ресурс]. URL: http://rusior.ru/president/president-works/president-works-057/#_edn2 (дата обращения: 15.11.2023).

[30] Алексий (Симанский), патр. Предисловие // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Издание Московской Патриархии, 1947. С. 7–10.

 

Источник: Майорова Н. С. Епископское служение и судьбы Церкви в пастырском наследии и деятельности Патриарха Сергия (Страгородского) // Ипатьевский вестник. 2024. №1. С. 71–83. DOI: 10.24412/2309–5164–2024–1–71–83; ORCID: 0000–0002–7293–7797