Самым ранним письменным источником о святом Мартиниане, а одновременно и свидетельством его литургического почитания, является канон церковного песнописца Феофана, написанный в IX веке. В нем приводятся отдельные сцены из жития преподобного, которое к тому времени уже существовало в некоей форме. Также к IX веку относится и указание на день памяти преподобного в Синайском календаре[1]. Самые ранние рукописи Жития датируются XI-XII веками[2]. Разные версии Жития, содержащиеся в этих рукописях, имеют примерно одинаковый вид (они включают сокращенный и развернутый варианты); как общая канва повествования, так и все подробности сохранены почти без изменений[3].
По своей литературной форме Житие больше напоминает развернутую притчу[4] или своего рода назидательную легенду[5], описывающую противостояние отшельника плотскому влечению и внешним обстоятельствам, вызывающим или усиливающим в нем желание, нежели биографию. Однако однозначно так охарактеризовать Житие святого Мартиниана не позволяет наличие большого количества имен, названий и подробных реалистических сцен из повседневной жизни Византийской провинции Палестины периода до-арабского завоевания. Скорее, это произведение можно отнести к разновидности «агиографического романа»[6] с элементами притчи.
Завязкой всей истории Мартиниана (после небольшой биографической «справки» в главе 1) выступает в Житии диалог подвижника с диаволом, обещающим одолеть святого посредством помыслов: «Ибо я нашел средство, чрез которое лишу тебя надежды твоей»[7]. Здесь, как видно из первой главы[8], диавол намекает на совращение к совместной жизни с женщиной. И что примечательно, автор Жития говорит о женщине как об «орудии греха». Впрочем, такой взгляд смягчается мыслью о большей моральной неустойчивости женщины по сравнению с мужчиной.
Далее в Житии описываются встречи Мартиниана с женщинами, одну из которых звали Зоя, а другую Фотиния. При этом первая сама целенаправленно приходит к преподобному в пустынническую келию, чтобы склонить его к сожительству. Вторая же, спасшись от гибели после кораблекрушения, оказывается в месте его уединения на одном из островов Средиземного моря. В обоих случаях святой, постигнув диавольский замысел, с помощью Божией благодати побеждает врага, а женщины, видя его твердость и веру, обращаются к Богу: одна становится монахиней, другая отшельницей, по примеру Мартиниана. При этом первая история описана вполне реалистично и даже драматично: Мартиниан сильно обжигает на костре свои ноги, чтобы преодолеть влечение к Зое[9]; вторая же история содержит мотив, взятый из древнегреческого мифа: святой, дабы избежать совместной жизни со спасенной им женщиной, кидается со скалы в воду, где его «тотчас подхватили два дельфина и, подняв его на спины, вынесли из моря и поставили на земле»[10]. В этом фрагменте ясно видно заимствование мифологического сюжета из истории о поэте-певце Арионе, который был выброшен грабителями за борт корабля, но был спасен дельфинами по приказу бога Аполлона (по другой версии самим Аполлоном в виде дельфина). Заимствуя эту сюжетную линию, автор, скорее всего, хотел указать на божественную помощь в избавлении от искушения. С другой стороны, эпизод можно интерпретировать как подтверждение свыше победы подвижника над стихией плотских страстей[11] или вообще над демоническим силами и соблазнами, которые в Житии изображаются в виде бушующей морской стихии[12].
Другой весьма интересный эпизод Жития, хоть и являющийся традиционным для житийной литературы, связан с Фотинией. После того, как Фотиния решила остаться на острове и стать отшельницей, она попросила знакомых Мартиниана — супружескую пару, снабжавшую его всем необходимым — привезти ей мужскую одежду. Когда они выполнили ее просьбу, она «попросила мужчину удалиться на кораблик, чтобы ей переодеться в мужской образ. Когда же он удалился, она, сняв с себя женские платья, а вместе и женскую слабость, опоясалась мужским разумом и оделась в мужские одежды»[13]. Очевидно прогностическое значение фразы, как и слов, приведенных в примечании 8[14].
Подводя итог, нужно сказать следующее относительно содержания Жития и намерений автора: очень вероятно, что автора чрезвычайно волновала проблематика взаимоотношений полов в рамках радикального направления монашеской аскетики. Он также акцентирует внимание на том, что причиной многих соблазнов в монашеской жизни является женщина. Стоит отметить, что аргументация в пользу брака представлена в остро полемическом и даже ироническом ключе[15]. Впрочем, это только личные предположения автора заметок.
Что же касается поступков Мартиниана и его образа в Житии, то он однозначно является воплощением христианского героизма, для которого характерно очень последовательное стремление к цели, в данном случае к уединенной жизни. Особенно в Житии поражает сильное влечение Мартиниана к отшельничеству с юного возраста (с 18-ти лет). А в его стремлении жить согласно велению сердца обнаруживается подлинная захваченность Богом.
[1] Архиепископ Сергий (Спасский). Полный Месяцеслов Востока в 3-х томах. Т. 3. М., 1997. С. 71.
[2] См. Bibliotheca Hagiographica Greaca. T. 1. Bruxselles, 1957. № 1177-1180.
[3] Выдержки из Жития приводится по: Житие и деяния преподобного отца нашего Мартиниана (перевод В. В. Латышева) // Православный палестинский сборник, №57. СПб., 1907. - http://www.krotov.info/acts/08/3/pps57martinian.htm; приводятся с небольшими изменениями, преследующими цель приблизить текст к современной литературной норме, на основании сверки с латинской версией повествования ([3] Acta Sanctorum. Febrarius. T. 2. Antwerpen, Michael Cnobarus. 1658. P. 667-671). Греческой версии в распоряжении автора данных заметок, к сожалению, не оказалось.
[4] В Житии содержится ряд характерных для притчи особенностей: предельная схематизация хронологической и фактологической канвы (повторяющиеся сроки тех или иных периодов жизни персонажей, приводятся только события, иллюстрирующие основную идею, в данном случае борьбу с плотским влечением); минимальный исторический анатураж (или его отсутствие); предельная функциализация тех или иных явлений эмпирической действительности (подчас крайне трагических) и внутреннего опыта, описанных в символико-мифологическом ключе.
[5] Под термином «легенда» мы понимаем здесь не фантастический рассказ, а назидательную историю, содержащую историческое зерно, но преследующую дидактические и богословские цели.
[6] Об этом жанре см. в: А. В. Муравьёв, А. А. Турилов и др. Варлаам и Иоасаф // Православная энциклопедия, т. 6. - М., 2004. - С. 619-625. - Раздел - «Определение жанра "Повести"».
[7] Здесь дан перевод латинского текста. В русском варианте смысл не ясен: «Ибо я нашел средство, чрез которое сделаю тебя пленником сей надежды твоей».
[8] «...После же старинным своим оружием, посредством которого сделал Адама изгнанником из Рая, замыслил и сего извергнуть из благого его решения», то есть стремления жить уединенной жизнью.
[9] Кажется, именно Житие преподобного Мартиниана (особенно эта сцена) стало источником для сюжета повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий».
[10] Житие и деяния преподобного отца нашего Мартиниана, 16.
[11] В одной из мифологических традиций дельфины считались животными богини плотской любви Афродиты.
[12] «Ибо в одну ночь, взволновав море и возбудив великие волны, показывал ему, что волны поднимались над его головою на пятнадцать локтей. Демон же кричал, говоря: "Ныне потоплю тебя, Мартиниан, в водах"» (Житие, 14).
[13] Житие, 19.
[14] В частности, в одном из древнейших протогностических документов (конец I - начало II века) - Евангелии от Фомы - есть такие строки: «Симон Петр сказал им: Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины недостойны жизни. Иисус сказал: Смотрите, я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в Царствие Небесное» (Логия 118).
[15] Так, Зоя приводит в пример Мартиниану Авраама, Иссака и других патриархов, праведных царей и пророка Моисея, которые были прославлены Богом, будучи даже двое- и троеженцами (Житие, 5).