«Армянский взгляд на вещи...»: к изданию книги иеромонаха Гевонда (Оганесяна) «Размышления на тему Халкидона. Армянское достояние на Святой Земле» (Иерусалим, 2009)
Рецензия преподавателя византийской истории в Хайфском университете (Израиль) диакона Александра Занемонеца затрагивает основной вопрос в отношениях между дохалкидонскими и православными церквями.
Статья
Отец Гевонд (Оганесян) — молодой иеромонах Армянской Иерусалимской патриархии, настоятель монастыря Свв. Архангелов и, безусловно, один из ученейших представителей духовенства Армянской Апостольской Церкви на Святой Земле. Его книга важна русскому читателю для знакомства с историей армянского присутствия в Иерусалиме, а также она заставляет серьезнее относиться к источникам того, что мы слышим или сами рассказываем в Иерусалиме (как, например, история с расщепленной колонной у входа в Храм Гроба Господня).
Некоторые аспекты книги не хотелось бы оставить без комментария, так как всякая хорошая книга не может не вызывать читателя на собственные размышления и поиски. Я ограничусь первой частью книги — «Размышления на тему Халкидона» — ведь именно то, что касается вероучения и церковной жизни, является камнем преткновения между Православием и Армянской церковью. Конфликты на Святой Земле, имущественные претензии христиан друг к другу являются делом важным и очень интересным, но, несомненно, второстепенным в отношениях между различными христианскими церквами.
Традиционно православные считают последователей Армянской церкви еретиками — представителями одного из направления монофизитской ереси, возникшей еще в V столетии и осужденной Церковью на IV Вселенском соборе в Халкидоне. Именно с этим мнением борется о.Гевонд, утверждая, что армянская церковь ничего не изменила в учении первых трех Вселенских соборов и никогда не исповедовала монофизитскую доктрину. Слово «ересь» — hairesis — происходит от греческого глагола haireo, который означает выбирать, делать выбор, выбирать часть от целого. Если угодно, ересь это не церковное ругательство, а осознанная жизненная позиция, когда человек или церковная община выбирают в церковном учении какую-либо часть, гипертрофируют ее и строят на этом основании свое учение. Как часто бывает, ересь развивает какую-то мысль, какой-то аспект христианского учения, который сам по себе верен, но будучи отделен от целого и гипертрофирован, он становится уродством. Наверное, к такому выборочному (еретическому, если угодно) восприятию христианства склонен каждый, но именно поэтому христианская жизнь в принципе общинна (или церковна), чтобы дары и недостатки каждого отдельного христианина уравновешивались дарами и достоинствами другого. Единство Церкви означает отнюдь не административную унификацию, но единство вероучения и единство Евхаристии для всех христиан, то есть совместное участие в Тайной Вечери Спасителя, на которой не было отдельных помещений для представителей различных национальных, политических или каких-либо еще групп, вызванных человеческими разделениями. Так что прекращения общения в Таинствах есть следствие и главное свидетельство нарушения церковного единства. Именно это произошло в свое время между Армянской церковью и Православием.
Если община отделяется от церкви, то это называется либо ересью, когда имеет место какое-то особое богословское учение, либо схизмой, расколом, когда причина отделения не богословская, а политическая, национальная или какая угодно другая. Но результат один и тот же — в такой общине может начаться «духовная гангрена», поскольку какая-то часть церковного организма оказывается отделенной от общего кровообращения. В таком случае либо искажается само видение христианского благовестия и духовной жизни (крайние старообрядцы или крайние протестанты), либо община оказывается на периферии творения христианской культуры и цивилизации. Это можно сказать о многих восточных христианских общинах, еще в древности отделившихся от Вселенской Церкви. Возможно, что они сохраняют и язык, и образ жизни евангельских времен или же эпохи раннего монашества, но все же развитие христианской культуры, мысли, духовности пошло по широкому фарватеру греко-римского мира, пусть и весьма отличного от мира «библейского».
Это можно сказать и о том, как Армянская церковь, согласно распространенному мнению, восприняла Четвертый Вселенский собор, происшедший в пригороде Константинополя — Халкидоне — в середине пятого столетия. Представители Армянской церкви в соборе не участвовали, как не участвовали и в предыдущем Третьем, и в последующих. Это является формальной причиной воспринимать соборы как «имперские», но не вселенские. Однако ни один из семи вселенских соборов не объединял по настоящему всех христианских епископов. Это было технически невозможно. Формально их «вселенскость» означала участие православных епископов из Римской империи — ойкумены, — то есть «цивилизованного мира» того времени. Но важность тех соборов не в количестве собравшихся епископов (на еретические лже-соборы, позже отвергнутые Церковью, иной раз собиралось еще больше народу), а в важности их решений и формулировок для всей церкви. Да, представителей Армении или враждебной Византии Персии на Вселенских соборах не бывало, как не было на них представителей еще не родившейся тогда Русской церкви и многих других, как не было там нас с вами, но тем не менее значение этих соборов, сформулировавших те или иные аспекты христианской веры, для всех нас остается актуальным. Принятие христианства означает принятие всей полноты его.
Не ограничиваясь распространенным мнением о «неактульности» Халкидонского собора для Армении, Эфиопии или Египта, о.Гевонд идет дальше: «Армянская Апостольская Церковь, как и другие Восточные Церкви, оставаясь верными александрийской школе и преданию, не приняли Халкидонский собор. Причиной непринятия Халкидона со стороны Армянской Церкви являются не политические мотивы, не незнание греческого языка, которое хотят приписать армянам некоторые историки и богословы. Непринятие Халкидона связано с его взаимоисключающими понятиями и христологичесикми исповеданиями, не соответствующими Апостольским преданиям» («Размышления...» с. 23). Так что вопреки оптимистическим надеждам современного богословского диалога, согласно о.Гевонду Армянскую церковь и те церкви, которые находятся с ней в общении, правильно было бы называть не «до-халкидонскими» или «не-халкидонскими», но «анти-халкидонскими», как это и предполагают многие «православные фундаменталисты».
В этой цитате из книги о. Гевонда важна оговорка — «оставаясь верными александрийской школе и преданию», то есть богословскому языку св.Кирилла Александрийского. Но в том-то и значение Халкидона, что на нем были сняты противоречия богословского языка Александрийской и Антиохийской школ православной экзегезы, мысли, богословия. В своих крайностях каждая из этих школ пришла к еретическим выводам: несторианство родилось из Антиохийской традиции, а монофизитство — из Александрийской. При том что они продолжали пользоваться богословскими формулировками своих отцов, отрицая что-либо новое. Но в своем синтезе эти школы дали Халкидон, ставший неотъемлимым как для Восточного, так и для Западного Православия. Любая традиция, утвердившись в своем интегризме, неизбежно приходит к самоизоляции и противопоставлению себя всем остальным.
Именно это культивировалось многими в Армянской церкви. Защите этой изоляции, а также апологии исключительности языка св.Кирилла Александрийского и его школы, полторы тысячи лет назад прекратившей свое существование на его родном греческом языке, посвящены многие страницы книги. Но отражает ли это полноту армянской традиции — традиции народа, принявшего христианство одним из первых? Конечно же нет. Все знают о том, что множество византийских императоров были армянского происхождения, а византийская армия на протяжении веков строилась на основе армянского этноса. Были ли все византийские армяне вне общения с Православной церковью? Конечно же нет. Все, или по крайней мере большинство, армянского населения Империи, как и сопредельной Грузии, было православным в халкидонском смысле слова. Внутри самой Армении халкидонское православие всегда находило своих сторонников, а антихалкидонизм стал знаменем не включенности во Вселенское христианство, а подчеркнутой отделенности от остального христианского мира.
Сегодня это также сохраняет силу. Есть армяне-халкидониты (будь то православные или католики), есть армяне-нехалкидониты и даже анти-халкидониты, каким видит себя автор рассматриваемой книги. Например, в Русской Духовной Миссии на Святой Земле в настоящее время служит два священника-армянина, которые вовсе не забыли родной язык и не отреклись от своих корней. Но они в общении со всей Православной Церковью! Конечно, принадлежность к Вселенской церкви никоем образом не должна приводить к нивелировке и обезличиванию входящих в нее людей, народов и культур. Но можно ли сказать, что греки, румыны и различные славяне, веками живущие на Балканах бок о бок и исповедующие одну веру, потеряли свое лицо? Как писал Борис Зайцев о воспоминаниях об Афоне: «Чем искреннее и подлиннее монах отказался от самого себя и согласился «умереть для мира», тем лучше и ярче проявляется вся неповторимость его лика».
Можно сказать, что для последователей общин, еще в древности отделивших себя от Вселенской церкви, путь к Православию подобен тому пути, по которому сегодня идут к христианству из еврейской традиции. Конечно, с учетом разницы расстояний. Как писал о.Александр Мень, идущие по этому пути «только прочнее свяжутся со своей традицией. Но это уже будет традиция не в архаическом смысле, не в замкнуто-национальном, а в широком, всемирном, могучем, как самая основа Церкви» (Интервью 1973 г.).
Некоторые аспекты книги не хотелось бы оставить без комментария, так как всякая хорошая книга не может не вызывать читателя на собственные размышления и поиски. Я ограничусь первой частью книги — «Размышления на тему Халкидона» — ведь именно то, что касается вероучения и церковной жизни, является камнем преткновения между Православием и Армянской церковью. Конфликты на Святой Земле, имущественные претензии христиан друг к другу являются делом важным и очень интересным, но, несомненно, второстепенным в отношениях между различными христианскими церквами.
Традиционно православные считают последователей Армянской церкви еретиками — представителями одного из направления монофизитской ереси, возникшей еще в V столетии и осужденной Церковью на IV Вселенском соборе в Халкидоне. Именно с этим мнением борется о.Гевонд, утверждая, что армянская церковь ничего не изменила в учении первых трех Вселенских соборов и никогда не исповедовала монофизитскую доктрину. Слово «ересь» — hairesis — происходит от греческого глагола haireo, который означает выбирать, делать выбор, выбирать часть от целого. Если угодно, ересь это не церковное ругательство, а осознанная жизненная позиция, когда человек или церковная община выбирают в церковном учении какую-либо часть, гипертрофируют ее и строят на этом основании свое учение. Как часто бывает, ересь развивает какую-то мысль, какой-то аспект христианского учения, который сам по себе верен, но будучи отделен от целого и гипертрофирован, он становится уродством. Наверное, к такому выборочному (еретическому, если угодно) восприятию христианства склонен каждый, но именно поэтому христианская жизнь в принципе общинна (или церковна), чтобы дары и недостатки каждого отдельного христианина уравновешивались дарами и достоинствами другого. Единство Церкви означает отнюдь не административную унификацию, но единство вероучения и единство Евхаристии для всех христиан, то есть совместное участие в Тайной Вечери Спасителя, на которой не было отдельных помещений для представителей различных национальных, политических или каких-либо еще групп, вызванных человеческими разделениями. Так что прекращения общения в Таинствах есть следствие и главное свидетельство нарушения церковного единства. Именно это произошло в свое время между Армянской церковью и Православием.
Если община отделяется от церкви, то это называется либо ересью, когда имеет место какое-то особое богословское учение, либо схизмой, расколом, когда причина отделения не богословская, а политическая, национальная или какая угодно другая. Но результат один и тот же — в такой общине может начаться «духовная гангрена», поскольку какая-то часть церковного организма оказывается отделенной от общего кровообращения. В таком случае либо искажается само видение христианского благовестия и духовной жизни (крайние старообрядцы или крайние протестанты), либо община оказывается на периферии творения христианской культуры и цивилизации. Это можно сказать о многих восточных христианских общинах, еще в древности отделившихся от Вселенской Церкви. Возможно, что они сохраняют и язык, и образ жизни евангельских времен или же эпохи раннего монашества, но все же развитие христианской культуры, мысли, духовности пошло по широкому фарватеру греко-римского мира, пусть и весьма отличного от мира «библейского».
Это можно сказать и о том, как Армянская церковь, согласно распространенному мнению, восприняла Четвертый Вселенский собор, происшедший в пригороде Константинополя — Халкидоне — в середине пятого столетия. Представители Армянской церкви в соборе не участвовали, как не участвовали и в предыдущем Третьем, и в последующих. Это является формальной причиной воспринимать соборы как «имперские», но не вселенские. Однако ни один из семи вселенских соборов не объединял по настоящему всех христианских епископов. Это было технически невозможно. Формально их «вселенскость» означала участие православных епископов из Римской империи — ойкумены, — то есть «цивилизованного мира» того времени. Но важность тех соборов не в количестве собравшихся епископов (на еретические лже-соборы, позже отвергнутые Церковью, иной раз собиралось еще больше народу), а в важности их решений и формулировок для всей церкви. Да, представителей Армении или враждебной Византии Персии на Вселенских соборах не бывало, как не было на них представителей еще не родившейся тогда Русской церкви и многих других, как не было там нас с вами, но тем не менее значение этих соборов, сформулировавших те или иные аспекты христианской веры, для всех нас остается актуальным. Принятие христианства означает принятие всей полноты его.
Не ограничиваясь распространенным мнением о «неактульности» Халкидонского собора для Армении, Эфиопии или Египта, о.Гевонд идет дальше: «Армянская Апостольская Церковь, как и другие Восточные Церкви, оставаясь верными александрийской школе и преданию, не приняли Халкидонский собор. Причиной непринятия Халкидона со стороны Армянской Церкви являются не политические мотивы, не незнание греческого языка, которое хотят приписать армянам некоторые историки и богословы. Непринятие Халкидона связано с его взаимоисключающими понятиями и христологичесикми исповеданиями, не соответствующими Апостольским преданиям» («Размышления...» с. 23). Так что вопреки оптимистическим надеждам современного богословского диалога, согласно о.Гевонду Армянскую церковь и те церкви, которые находятся с ней в общении, правильно было бы называть не «до-халкидонскими» или «не-халкидонскими», но «анти-халкидонскими», как это и предполагают многие «православные фундаменталисты».
В этой цитате из книги о. Гевонда важна оговорка — «оставаясь верными александрийской школе и преданию», то есть богословскому языку св.Кирилла Александрийского. Но в том-то и значение Халкидона, что на нем были сняты противоречия богословского языка Александрийской и Антиохийской школ православной экзегезы, мысли, богословия. В своих крайностях каждая из этих школ пришла к еретическим выводам: несторианство родилось из Антиохийской традиции, а монофизитство — из Александрийской. При том что они продолжали пользоваться богословскими формулировками своих отцов, отрицая что-либо новое. Но в своем синтезе эти школы дали Халкидон, ставший неотъемлимым как для Восточного, так и для Западного Православия. Любая традиция, утвердившись в своем интегризме, неизбежно приходит к самоизоляции и противопоставлению себя всем остальным.
Именно это культивировалось многими в Армянской церкви. Защите этой изоляции, а также апологии исключительности языка св.Кирилла Александрийского и его школы, полторы тысячи лет назад прекратившей свое существование на его родном греческом языке, посвящены многие страницы книги. Но отражает ли это полноту армянской традиции — традиции народа, принявшего христианство одним из первых? Конечно же нет. Все знают о том, что множество византийских императоров были армянского происхождения, а византийская армия на протяжении веков строилась на основе армянского этноса. Были ли все византийские армяне вне общения с Православной церковью? Конечно же нет. Все, или по крайней мере большинство, армянского населения Империи, как и сопредельной Грузии, было православным в халкидонском смысле слова. Внутри самой Армении халкидонское православие всегда находило своих сторонников, а антихалкидонизм стал знаменем не включенности во Вселенское христианство, а подчеркнутой отделенности от остального христианского мира.
Сегодня это также сохраняет силу. Есть армяне-халкидониты (будь то православные или католики), есть армяне-нехалкидониты и даже анти-халкидониты, каким видит себя автор рассматриваемой книги. Например, в Русской Духовной Миссии на Святой Земле в настоящее время служит два священника-армянина, которые вовсе не забыли родной язык и не отреклись от своих корней. Но они в общении со всей Православной Церковью! Конечно, принадлежность к Вселенской церкви никоем образом не должна приводить к нивелировке и обезличиванию входящих в нее людей, народов и культур. Но можно ли сказать, что греки, румыны и различные славяне, веками живущие на Балканах бок о бок и исповедующие одну веру, потеряли свое лицо? Как писал Борис Зайцев о воспоминаниях об Афоне: «Чем искреннее и подлиннее монах отказался от самого себя и согласился «умереть для мира», тем лучше и ярче проявляется вся неповторимость его лика».
Можно сказать, что для последователей общин, еще в древности отделивших себя от Вселенской церкви, путь к Православию подобен тому пути, по которому сегодня идут к христианству из еврейской традиции. Конечно, с учетом разницы расстояний. Как писал о.Александр Мень, идущие по этому пути «только прочнее свяжутся со своей традицией. Но это уже будет традиция не в архаическом смысле, не в замкнуто-национальном, а в широком, всемирном, могучем, как самая основа Церкви» (Интервью 1973 г.).
Комментарии ():
Написать комментарий: