Евангелие от Матфея, а с ним и весь Новый Завет, начинается с перечня земных предков Христа, то есть с Его родословия. Это было очень важно для читателей того времени, которые должны были убедиться: Тот, о Ком идет речь, действительно потомок царя Давида, плоть от плоти израильского народа.
В древнем Израиле, как и практически повсюду, родословия считались строго по мужской линии, поэтому женщин, строго говоря, упоминать было вовсе не обязательно. Но здесь среди множества мужских имен названы и четыре женских: Фамарь, Раав, Руфь и «бывшая за Урией». Почему упомянуты не самые властные царицы, не самые знаменитые красавицы, а именно они? Наверное, потому, что в четырех женских судьбах раскрывается нечто очень важное, нечто такое, что подводит нас к самой сути Евангелия.
Кто же они такие, эти женщины? Что за истории связаны с ними? Это очень разные истории, но у них есть нечто общее. Во-первых, это скандальные истории — как раз такие, которые люди не любят рассказывать о своих предках. Но если бы дело было только в этом, их бы, наверное, и не упомянули. Значит, там есть что-то еще... Попробуем разобраться!
Но сначала — одна небольшая цитата, не только об этих женщинах, но и о родословиях вообще — о том, зачем нужны эти вереницы имен и история. Митрополит Антоний Сурожский говорил: «вглядимся в эти имена: это все были живые люди, люди плоти и крови, трепетные перед жизнью, порой измученные, а порой — ликующие и торжествующие, и все они живут в чуде Христовой человечности и Христова человечества... Христос все прошлое этой родословной так освятил, что все без остатка стали своими, родными Богу, родными в самом сильном смысле слова. И мы можем своей жизнью, трудом, подвигом, устремленностью к Богу, тоской по Нему, борьбой за Него, за Его победу в нас, осмыслить и оправдать все прошлое нашего рода и его принести Богу как дар, и став сами Ему родными, сделать Ему родными также и тех, которые порой Его не знали, а порой, зная, от Него отступали грехом, неверностью сердца и жизни».
Так кто же стал Ему родным? О Фамари рассказано в 38-й главе книге Бытия. Это произошло на самой заре истории израильского народа, собственно, еще не народа, а небольшой семьи, состоявшей из прародителя Иакова (ему было дано новое имя Израиль) и его двенадцати сыновей от двух жен, тоже с их женами и детьми. От них должны были пойти другие дети, а потом внуки, правнуки... каждый из сыновей Иакова должен был стать родоначальником целого «колена» — большого племени, составной части израильского народа.
Но не всё получалось сразу и просто, особенно в семействе Иуды. Его старший сын умер, не оставив потомства, и тогда он, по обычаю т.н. левиратного брака, отдал жену старшего сына за второго сына, чтобы род не пресекся. Но затем умер и второй его сын. Иуда заподозрил, что дело здесь в жене — Фамари — и не стал выдавать ее замуж за третьего сына, хотя именно этого и требовал обычай. Время шло, дважды овдовевшая Фамарь оставалась одинокой, а род Иуды так и не продолжился...
Тогда она пошла на обман, да на какой! Она нарядилась блудницей (в те времена продажные женщины покрывали лицо) и в таком виде села у дороги, по которой должен был проходить ее свекр. Действительно, его привлекла эта одинокая искательница приключений, и он провел с ней время, так и не узнав в ней свою невестку. В залог будущего «гонорара» она потребовала от него посох и печать, главные знаки достоинства (в наши времена это были бы паспорт и кредитная карточка).
А через некоторое время Иуде сообщили: Фамарь беременна! Иуда, даже не взглянув на распутную родственницу, вынес скорый приговор: за такой позор женщину следовало сжечь. Но в ответ Фамарь предъявила Иуде его вещи. И тогда Иуде пришлось признать: права оказалась Фамарь, а не он сам. Да, она пошла на подлог, и совершила явно предосудительный поступок, но... дело ведь не только в поступке, но и в его мотивах. Фамарь, в отличие от самого Иуды, заботилась о продолжении его рода.
У Фамари родилось двое близнецов, от них-то и пошло колено Иуды, самое многочисленное и сильное в древнем Израиле. Она, казалось бы, пошла на отвратительный обман и кровосмешение — но сделала она это не ради своего удовольствия, а ради будущего потомства, ради сохранения своего рода. И то, что выглядело грязной разнузданностью, на деле оказалось риском ради высокой цели.
Раав, блудница из Иерихона
Вторая история тоже связана с блудницей, причем блудницей профессиональной, да к тому же еще и язычницей. Она случилась, когда народ Израиля, избавившись от египетского рабства, приближался к границам обещанной Богом земли. Ему предстояло завоевать эту землю, и первым городом на их пути был Иерихон. Но прежде, чем идти на штурм, израильтяне отправили в город разведчиков (Ис Нав 2). К сожалению, их быстро обнаружили, выход из города был перекрыт — и тут их позвала к себе блудница, чей дом примыкал к городской стене. Женщину звали Раав, или Рахава, и в ее доме, конечно, присутствие молодых незнакомых мужчин не вызвало особых подозрений.
Но почему она, женщина с самого дна общества, решилась на это? Может быть, ей просто стало жалко этих парней? Или она понимала, какая угроза нависла над родным городом, и решила договориться с будущими победителями? Как бы то ни было, а именно это у нее и получилось. Она тайком спустила их прямо из своего окна по городской стене, а заодно получила от них твердое обещание: она и вся ее родня, собравшаяся в ее доме, будут оставлены в живых после взятия города.
Это обещание было исполнено. Более того, после этого ее поступка она стала полноценной израильтянкой. Для Бога не так важна национальность или прошлое человека — гораздо важнее готовность стать членом Его народа, принять на себя благое иго избранничества. И если человек готов это сделать, ничто, на самом деле, не может его остановить.
А мы видим здесь примерно то же самое, что и в истории Фамари — да, грязная, неприятная история, но снова риск ради высокой цели — риск, увенчавшийся успехом.
Руфь, необычная моавитянка
О следующей женщине, Руфи, рассказывает целая книга. Она тоже была не израильтянкой, а моавитянкой. О ее родном народе израильтяне ничего хорошего не думали: моавитяне произошли от дочери Лота, которая обманом переспала с собственным отцом, постоянно оказывались врагами израильтян и вовлекали их в языческие культы. Неудивительно, что их потомки вплоть до десятого поколения не могли стать полноправными израильтянами.
Но история Руфи — своеобразный контрпример к этим утверждениям о «моавитянах вообще». Руфь вышла замуж за израильтянина, который пережидал в Моаве голодные времена. Но и после его смерти она не захотела вернуться к родне и искать нового мужа, как следовало бы ей поступить по обычаям того времени. Нет, она осталась со свекровью и поклялась, что будет до конца своих дней принадлежать ее народу и поклоняться истинному Богу Израиля. Это был риск, и огромный риск — вместо того, чтобы остаться на родине и устраивать собственную судьбу, она отправлялась на чужбину, и рассчитывать на теплый прием ей не приходилось. В те времена, когда не было ни пенсий, ни собесов, вдова могла рассчитывать только на помощь родственников — но какие родственники могли быть у нее в Вифлееме, родном городе покойного мужа?
Впрочем, в родовом обществе существовали свои механизмы: о неимущих должен был позаботиться ближайший родственник. Бездетную молодую вдову он даже должен был взять в жены, чтобы родившийся первенец считался сыном умершего (тот самый левиратный брак, о котором мы уже говорили). Так обеспечивалась преемственность рода, но на практике, конечно, этот закон соблюдался не очень аккуратно: многим ли захочется брать замуж чужую вдову? Так в книге «Малыш и Карлсон» Малыш с ужасом ожидал, что вслед за ношенными вещами старшего брата к нему однажды перейдет и его жена.
Поэтому ближайший родственник покойного мужа Руфи не проявил к ней никакого интереса. Но она познакомилась с другим родственником, состоятельным человеком по имени Вооз. Сначала он разрешил ей подбирать на своем поле колоски, оставшиеся после сбора урожая (те самые колоски, за которые в сталинские времена давали срок). Именно этим зерном и питалась и Руфь, и ее свекровь. А потом свекровь подстроила романтическое свидание Вооза и Руфи...
Воозу очень понравилось, что молодая моавитянка не стала искать молодых и богатых, а хранила верность умершему мужу и стремилась исполнить обычай, о котором сами израильтяне часто забывали. Он взял ее в жены. Моавитянка стала не просто полноправным членом израильского народа, но прабабкой царя Давида, а значит — одним из предков Иисуса Христа. А семейная история этой простой женщины стала частью Священной Истории.
Что же можно сказать после этого о бессовестных и жестоких язычниках, моавитянах? Пусть они таковы, или, точнее, пусть такими их считали израильтяне, но теперь они не могли забыть и о Руфи. Все эти рассуждения о плохих народах — ничто по сравнению с живым человеком, который осознанно и целенаправленно делает свой выбор. И верность Богу и людям оказывается куда важнее заботы о внешних приличиях или холодного расчета.
Вирсавия, «бывшая за Урией»
Следующую женщину звали Вирсавией, и она даже была царицей. Но Евангелист называет ее «бывшая за Урией», и это не случайно. Он словно выставляет напоказ те страницы семейных хроник, которые обычно прячут подальше. Жизнь царя Давида была бурной и не всегда безупречной, но только об одном эпизоде Библия повествует как о страшном грехе, во многом изменившем всю его судьбу.
Итак, однажды царь прогуливался по плоской крыше своего дворца и увидел с высоты, как во дворе небольшого домика принимала ванну красивая молодая женщина. Он немедленно потребовал привести ее к себе во дворец, а потом, удовлетворив свою страсть, отослал обратно. Но вышло так, что женщина забеременела, и ее муж, преданный Давиду воин по имени Урия, как раз был в походе. Сначала царь попытался свалить всё на мужа: вызвал его на время из похода, но тот отказался идти к себе домой, когда его товарищи ночевали в боевом лагере. И тогда царь отослал его на войну с секретным приказом военачальнику: поставить Урию в самое опасное место во время боя, и бросить его одного. Так погиб верный воин, преданный своим царем, а царь получил себе новую жену.
Впрочем, Давид не остался безнаказанным — к нему явился пророк Нафан, обличил его, возвестил ему о грядущем наказании. Но Давид покаялся, и его покаянную молитву под названием 50-го псалма до сих пор часто повторяют христиане. А Вирсавия со временем родила другого сына, Соломона, которому и предстояло взойти на престол своего отца Давида, став самым славным и могущественным из царей Ветхого Завета.
Зачем же здесь приведены все эти имена? Эти женщины, казалось бы, позорят своих потомков. В самом деле, одна родила от свекра, другая была блудницей, третья принадлежала к презираемому народу, четвертая стала невольной участницей страшного греха. Не лучше ли было навсегда забыть о них, вычеркнуть этот позор из семейной истории, а привести другие имена — тихих, скромных женщин, которые сидели дома, рожали детей, не попадали ни в какие приключения?
Нет, ведь Библия говорит о своих героях не только благоприятное — она говорит о них главное. Она не скрывает неприглядных деталей, но она показывает нечто гораздо более значительное: первые три женщины пошли на очень серьезный риск ради высокой цели, и риск их оправдался. Фамарь завлекла свекра к себе в постель — но так сохранилось колено Иуды. Раав приютила разведчиков из чужого народа, по сути, способствовала уничтожению собственного города — но так исполнился Божий замысел, и она нашла в нем свое место. Руфь рисковала всего лишь собственной репутацией, идя на ночное свидание с Воозом, но если бы вифлеемляне отвергли ее как распутницу, это означало бы для нее и ее свекрови нищенское существование до конца их дней, и, опять-таки, исчезновение их рода с лица земли.
За Вирсавию, впрочем, все решения принимал Давид. Но и она в полной мере испытала последствия его греховного выбора — смерть мужа, а затем и ребенка. Все начиналось грязно и страшно, но закончилось хорошо — именно от этого брака и родился царь Соломон.
Сквозь все четыре женские судьбы проходит одна и та же нить. Люди часто не знают, как им поступить, оказываются в страшных ситуациях, теряются перед выбором. Их судьбы, их жизненные обстоятельства могут выглядеть сомнительными, а порой и просто позорными. Но суть не в этом. Важно другое: стремятся они впустить замысел Божий в свою жизнь, или творят, чего хотят сами. Если стремятся — как Фамарь, Раав и Руфь, и даже как Давид с Вирсавией после покаяния Давида — всё образуется и встанет на свои места, и что казалось позором, послужит к славе, а что было грехом, будет прощено и брошено позади. Иногда Бог действует в этом мире через ангелов, но гораздо чаще — через людей, грешных, страстных, мятущихся и ошибающихся. Он может привести наши метания и сомнения к высокой цели, может преобразить нас и сделать нас такими, какими Он хочет нас видеть — если только мы доверим Ему это сделать.
А почему всё-таки женщины? Только ли потому, что мужских имен слишком много, и значимые теряются в ряду других, ничего нам не говорящих? Наверное, не только. Женщина может не быть вовлечена в великие события мировой истории, но семейная история — обязательно женская история. А ведь Рождество Христово, прологом к которому служат четыре женских судьбы — это прежде всего история одной семьи, история простой Девушки из Назарета, которая вопреки всем приличиям и ожиданиям окружающих приняла ту удивительную и по-своему страшную весть, которую принес ей архангел Гавриил. Это для нас она теперь Богородица, а тогда она, юная невеста Иосифа, соглашалась на внезапную беременность. В глазах всех окружающих, и даже жениха, единственной причиной могла быть только неверность, а за это ее полагалось побить камнями (милосердный Иосиф, правда, хотел ограничиться лишь тем, чтобы «отпустить» ее, то есть прогнать, расторгнув помолвку). Это был бы конец всему... и все-таки она приняла на себя эту тяжесть, пошла на этот риск — и так в мире воплотился Господь.
До Марии были Фамарь, Раав, Руфь и Вирсавия. Их поступки выглядят куда более сомнительными, чем решимость Марии, но дело даже не в этом. Они сумели довериться Богу, и не обманулись — из их трудностей и падений Он выстроил лестницу к осуществлению Своего Замысла.
В Новом Завете Христос говорит «порядочным людям» удивительные слова: «мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Мф 21:32). Их часто понимают в том смысле, что эти люди, при всей своей внешней приличности, на самом деле ничем не лучше воров и проституток — и это верно. Понимают их и в том смысле, что Господь прощает любой грех, в Царствии уже не важна тяжесть былых грехов, а только беспредельность нынешнего прощения — и это тоже правильно. Но слышится в этих словах и отзвук тех самых женских историй, о которых Евангелист напоминает нам на первой странице Нового Завета: где «порядочный» человек следует за приличием и обычаем, там отверженный грешник, которому нечего терять, может неожиданно бросить всё и пойти за Истиной.