Крест воздвигается
Иеромонах Иосиф (Павлинчук) : «Крест воздвигается, и все верные стекаются, крест воздвигается, и град торжествует, и народы совершают празднество», – говорит в Слове на Воздвижение Креста святой Андрей Критский (660–740, память 4 июля). Крест – символ христианства. Даже если некоторые неопротестантские деноминации отвергают Крест, отвергать его силу, его духовное и моральное значение, его влияние на массы почти невозможно. Это понимают и почитатели Креста, это во все исторические эпохи понимали и его ярые гонители, – вот почему споры о Кресте не умолкают уже 2 тысячи лет. Каким образом осмыслить богословское понимание Креста? В чем заключается Крестоношение для современного человека? Ущемляются ли религиозные права нехристиан (представителей других религий) при виде Креста?
Диакон Августин Соколовски : Действительно, рассуждение о Кресте Христовом предполагает множество осмыслений. Крест – обоснование политического таинства христианского государства, празднуемое сегодня Церковью, в День Воздвижения. Это означает, что всякая легитимность власти и авторитета обосновывается как исходящая от Того, Кто в момент Своего Воздвижения на Крест был наименован Царем в надписи Пилата (Ин. 19,19). Крест несет в себе богословскую, историческую, литургическую, аскетическую и социологическую реальность
На пути к богословию
о. Иосиф: Богословская реальность Креста раскрывает перед нами всю тайну домостроительства Божия, или «икономии полноты времен» (Еф. 1, 10). Именно Крест, как орудие пытки, или «воплощение сущности греха», по замечательному выражению Александра Шмемана, служит жертвенником, на котором принесена жертва совершенная, жертва спасительная. «Христос заклан за нас» (1 Кор. 5, 7). Таким образом Крест становится Святым, становится источником бессмертия и знамением победы. Слово «совершилось» Христос произнес именно на Кресте! Смысл этого возгласа приобретает силу в контексте христианской сотериологии. На Кресте, единожды и навсегда совершилась тайна нашего спасения!
о. Августин: Акцентуация внимания на сотериологии стала одной из контурных характеристик предреволюционного русскоязычного православного богословия, она все еще имеет место быть и в наши дни. Возможной причиной этого явилась неспособность богословской традиции к рецепции всего спектра интуиций христологического догмата. Именно это привело к введению в богословский инструментарий двух технических проекций объяснения тайны Креста: «юридической и нравственной теорий искупления».
Пути искупления
о. Иосиф: Желание рационально объяснить тайну Креста породило в богословии множество теорий, среди которых и только что упомянутые. Все они в той или иной степени пытались земными критериями раскрыть дело и подвиг Христа. В какой-то мере они достигали своей цели: получались очень красивые стройные построения, особенно у Ансельма Кентерберийского (1033–1109), но в существе своем они раскрывали только одну сторону Искупления. Все события в жизни Иисуса Христа имеют искупительное значение. Своей непорочной жизнью Он восстанавливает нашу природу, возводит и поставляет ее одесную Бога Отца, обожает ее. Христос свободно, добровольно совершил дело первого Адама. И как первый Адам «от древа прельстился», Новый Адам древом крестным просвещает и спасает, исцеляет яд греха.
о. Августин: Рассуждение о христологическом свершении помогает приблизиться к правде таинства свободы, которую возвещает нам Церковь. Это благовестие, говорящее о том, что в приближении к свободе Бога свободным становится человек. Исходя из этой интуиции строились различные методологии прочтения совершенного Христом.
Так, Ансельм предлагает нам богословие кенозиса и свободы, когда Бог подчиняет Себя категориям права и отдает на Крест Сына Своего в Его свободном решении. Богословие любви святителя Августина Иппонского говорит о спасении как о благодати, по дару Христову рождаемой в человеческом сердце и порождающей в нем доселе неведомую недостижимую способность любить добро. Греческая патристика, следующая интуициям Оригена, намеками говорит о всеобщем спасении силой Креста и более отчетливо – о божественном обмане сил зла. «Крестом обманут диавол, принявший Человека, и не узнавший в Нем Бога», – читаем мы у святителя Григория Нисского. Преподобный Исаак Сирин возвещает милосердие Бога, Крестом противопоставляемое справедливости. Величайший русский богослов XIX века Достоевский предлагает нам сострадание, как подлинное раскрытие тайны Креста и Гефсимании.
Христос веры и Иисус истории
о. Иосиф: Важно подчеркнуть историческую реальность Креста. На протяжении многих веков в исторической реальности Креста и на нем распятого Христа почти никто не сомневался. Правда, были еретики, опровергающие крестные страдания Господа; были иудеи, опровергающие Воскресение Христово. Первые говорили об иллюзорных страданиях, вторые и вовсе их не оспаривали.
Однако начиная с 18 века в исторической науке появились трактаты, оспаривающие, а иногда и вовсе отрицающие историческую реальность Христа, историческую реальность крестных страданий, смерти и Воскресения Господа Иисуса. Почти все они, начиная с Дупьюса (Charles-François Dupuis), пытались доказать мифологизацию евангельского повествования.
В этом контексте, слова святителя Игнатия Богоносца (ок. 50–115) о Христе становятся понятными, убедительными и актуальными: «Он был распят и умер при Понтии Пилате. Он был распят на самом деле, а не для виду, и умер на глазах тварей небесных, земных и подземных». И далее муж апостольский продолжает: «Его приговорили к смерти и распяли – по настоящему, не для виду, не обманно, не игрой воображения. Он истинно умер, был погребен и восстал из мертвых…»
В Иерусалиме, в музее Рокфеллера, выставлен страшный экспонат: скелет ноги с застрявшим в ней с момента распятия ржавым гвоздем. Данное открытие является первым достоверным археологическим подтверждением точности евангельского рассказа. Оно наглядно демонстрирует, как именно осуществляли римские солдаты «правильное» распятие.
о. Августин: Противопоставление Христа веры Иисусу истории явилось типичным плодом мировосприятия Нового Времени, которое неизбежно противополагало убеждения веры неоспоримым, как тогда казалось, историческим данным. Вера в незыблемость истории, в свою очередь, обратилась в руины с падением Берлинской Стены, ознаменовавшим окончательное наступление времени постмодернизма.
Ныне историчность Иисуса из Назарета более не подвергается сомнению ни исследователями, ни обывателями. Исторически вне сомнения и Крест Христов. Для слова Церкви поэтому важно указание, почему именно этот Человек, эта жизнь, прожитая две тысячи лет назад в одной из отдаленных провинций Римской Империи, эта смерть и этот Крест могут соотнестись с невыносимой легкостью бытия современного человека.
Крест свой
о. Иосиф: Словосочетание «невыносимая легкость бытия» может означать внешний быт и благоприятные условия для жизни. В этом контексте слово «крестоношение», так часто употребляемое церковными писателями, может быть непонятым или просто недоступным. В самом деле, если понимать крестоношение только с внешней стороны, как перенесение материальных трудностей и лишений, то европеизированный человек может этого и не почувствовать. Однако на фоне относительного внешнего благополучия человек легко раним, подвержен страхам и переживаниям, слаб и немощен. Кроме того, есть еще внутреннее, духовное крестоношение, которое является более сложным и трудным. Если учесть, что христианин должен постоянно делать выбор между злом и добром, между ложью и правдой, между буквой закона и заповедью о любви, то станет понятно, о каком крестоношении идет речь. А ведь наша задача постоянно соотносить свою жизнь, свои поступки, свои слова и даже мысли с учением Христа. «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9, 23).
о. Августин: Противопоставление благополучия и Креста, на уровне цивилизационного обоснования восходящее к поиску причины религиозной ориентированности существования человека и общества, воспроизводит, по сути своей, один из постулатов марксистского прочтения причинности веры. Парадоксом современного самопрочтения человека является несоответствие между исполнением первостепенных и основополагающих требований безопасности и благополучия, условно достигнутых христианско-западноевропейским типом цивилизации, и ничем не преодолеваемым осознанием конечности, наполняющим собой как повседневное, так и культурно-философское построение эпохи. Соотнесенность Креста, как кульминации восприятия в Себя конечности Царствующим во веки, с отказом от восприятия себя бесконечным человеком современности, идущим путем повседневного принятия реальности личной и цивилизационной невосполняемости, раскрывается в христологическом обосновании аскетического усилия как способа самосохранения перед лицом предстоящей Тайны.
Потерянная слава
о. Иосиф: Аскетическая реальность Креста является основой духовной жизни, жизни в Боге. Крест – образ самоотвержения, отказ от пресыщения и утех плотских, отречения своего эго или по-евангельски – «отвержение себя». Отвергнуть себя – это дать возможность Христу быть в центре жизни, в центре своих интересов, желаний и стремлений. Однако этот путь не ведет к самоуничтожению, исчезновению личности и своей самости (в хорошем смысле слова), напротив, он раскрывает человека во всей его красоте и величии. Умаление себя, по примеру Христа, ведет к славе, к небесной радости, к воскресенью. Именно на этом пути человек достигает и раскрывает первоначальный божественный замысел о себе.
о. Августин: Так, в свете Креста Христова раскрывается определение того, что на языке Библии именуется «грехом». Грех – потерянная слава, к вхождению в которую человек предназначен в замысле богословия творения. Слава эта, утраченная однажды, каждый раз утрачиваемая в повседневности, возвращается приобщением к иной славе, славе Креста умершего за нас и Воскресшего.
о. Иосиф: «Грех – потерянная слава...» Древом Адам соблазнился, согрешил и пал. На Древе-Кресте была совершена победа над грехом, Крестом и мы побеждаем грех. Великий церковный песнописец Косьма Маюмский в стихирах службы Воздвижения Честного Креста воспевает: «О преславный крест! Тебя, ныне воздвигаемый по божественному велению, хвалят ангельские чины, вопия. Ибо ты возносишь всех, отступивших через греховное ядение и впавших в смерть. Поэтому мы, верные, лобызаем тебя сердцами и устнами, принимая освящение и вопия: “Возносите Христа, преблагаго Господа, и поклоняйтесь Кресту – Божию подножию”». И в другой стихире: «О преславное чудо! Гроздь, исполненная жизни, поднявшая Всевышнего, взимается с земли – воздвигается ныне крест, которым мы все были приведены к Богу и которым была пожрена окончательно смерть. О древо чистое, чрез которое мы восприняли в Эдеме бессмертную пищу, славя Христа». Сколько библейских образов переплетено в этих поэтических стихирах. Какие глубины богословия раскрыты!
Престол славы
о. Августин: Здесь нам является литургическая реальность Креста Христова, в которой таинство искупления приобретает новое прочтение. Персонификация Креста Христова, обращение ко Кресту в молитве является одним из наиболее интересных и богатых следствий тем богословского рассуждения. Крест – место Его присутствия, единственное, неповторимое, уникальное и невоспроизводимое и в силу этого становящееся Самим Его присутствием.
о. Иосиф: Крест в Библии именуется подножием Господа, престолом Его славы. Так становится ясным то особое благоговение, тот трепет и умиление, с которым мы приступаем ко Святому Кресту, поклоняемся ему и почитаем его. На картине М.В. Нестерова «Страстная седмица» очень ярко изображена всеобъемлющая и все собирающая сила Креста. Здесь у подножия Креста Господня – представители разных сословий, возраста и пола. Здесь простой крестьянин и интеллигент, мирянин и священник, молодая женщина и старушка. У каждого из присутствующих в руках горящая свеча, как образ молитвы и жертвы. Здесь все мы – перед Ним.