Религиозная тема в творчестве отечественных художников второй половины ХХ века в советском искусстве находилась под запретом. С началом периода религиозной свободы в России в конце 1980-х, на рубеже веков и в наше время возникает желание оглянуться назад, в советское прошлое, осмыслить опыт воплощения религии в образах искусства в стране государственного атеизма.
Именно этим руководствовалась Анна Флорковская – искусствовед, преподаватель МГАХИ им. В.И. Сурикова, которая исследовала религиозную тему в неофициальном искусстве 1960-1980-х годов и прочитала соответствующую лекцию в Российской академии художеств. Лекция состоялась 26 февраля в рамках семинара Отдела древнерусского и церковного искусства.
В начале искусствовед уточнила, что предметом ее исследования стало не церковное искусство этого периода, а религиозное в широком смысле. В духовных поисках художников к традициям христианства, ислама, иудаизма зачастую примешивались мотивы метафизики, мистики, эзотерики, теософии, и порой их трудно отделить – настолько тесно они переплетены. Создавая произведения на религиозные темы, художники и их зрители искали ответы на самые главные экзистенциальные вопросы, которые не в состоянии было дать официальное искусство, подчеркнула лектор.
В период хрущевской оттепели в Москве возникло так называемое «метафизическое направление». Принадлежащие к нему художники «обращались не столько к религиозным темам, сколько вообще к трансцендентному началу», даже не используя при этом религиозных атрибутов. Так, Д. Краснопевцев известен своими натюрмортами, которые «свидетельствовали о наличии нематериальной реальности». Влияние искусства Серебряного века, «пропитанного религиозными интенциями», а также сюрреализма ощущается в работах В. Янкилевского, Ю. Соостера, В. Вейсберга, Н. Вечтомова, полагает исследовательница.
В 70-е гг. многое меняется: в советских СМИ стало активно использоваться слово «духовность». В контексте атеизма-материализма это понятие противопоставлялось «вещизму»; «духовность» ассоциировалась с неким «нестяжанием, верой в светлое коммунистическое будущее». Но, несмотря на такое навязываемое понимание, само появление этого слова в лексиконе «как-то выражало время углубленного внутреннего поиска в культуре, в том числе – в религиозном искусстве», считает историк искусства. В этой области «духовность» связывалась с чем-то иррациональным, религиозным, метафизическим, что явно противостояло официальной идеологии. Духовные поиски художников в это время подпитывались обращением к религиозному искусству прошлого, к исторической памяти, сохранившейся в памятниках культуры и т.д. Кроме того, в 70-е начался «процесс религиозного пробуждения», который выражался в создании подпольных христианских групп и изданий, в деятельности религиозного самиздата. «Альтернативные» сообщества возникли и в художественной среде, художники все более склонялись к религиозным темам, при этом «четкого разделения религии, теософии, мистических течений там не было».
В этом ряду искусствовед назвала несколько известных московских имен. В беспредметных композициях Э. Штейнберга она обнаруживает «синтез мироощущения Серебряного века и пластических открытий авангарда». М. Шварцман обратился к иконе не как к артефакту прошлого (как многие его коллеги), а как к «камертону русского искусства» и «источнику пластического обновления художественного языка». Он создает «иературы» (работы «Ангел праздничного окна», «Ноев ковчег», «Серафим»), стремясь воплотить «духовные сущности, которые художник не может придумать, а только прозреть». В кругу Шварцмана в конце 60-х появляется молодой М. Шемякин, который тоже «заявляет о себе как о художнике метафизического видения».
В Ленинграде в это время появилась своя школа религиозного искусства, сформировавшаяся вокруг Н. Стерлигова, ученика К. Малевича. Здесь развивалась «концепция купольного пространства как соединения земного и небесного».
Значительное явление 70-х гг. в Москве – кружок режиссера Е. Шиферса, в котором сосредоточились религиозные поиски художников, тяготеющих к православию. Члены кружка собирались регулярно, изучали «Иконостас» о. Павла Флоренского, обсуждали работы о. Сергия Булгакова, Н. Бердяева. К этому сообществу принадлежали В. Пивоваров, И. Кабаков, Э. Неизвестный, В. Янкилевский, Э. Штейнберг.
В 1975 г. на выставке нонконформистов в Москве впервые экспонировалась живопись с христианскими мотивами: работы В. Леницкого, Д. Плавинского и других. Обращение к религиозным темам воспринималось во многом «через культурную память, фиксацию разрушенных памятников христианской культуры». По словам лектора, «потихоньку» религиозная живопись стала выставляться в «полуофициальном» выставочном зале Горкома графиков на Малой Грузинской.
Яркие имена 70-80-х гг. – это «фольклорно-наивный» А. Харитонов, «с глубоко укорененной темой юродства»; Б. Козлов, вдохновлявшийся своей работой реставратора икон; В. Линицкий – художник, вдохновлявшийся древней христианской иконографией (ныне – митрополит одной из катакомбных церквей); В. Провоторов, разрабатывавший «тему возмездия, искупления греха» (стал священником); С. Симаков (ныне – инок Серафим), использовавший элементы сюрреализма; О. Кандауров, сочетавший каким-то образом христианство с эзотерикой и теософией; В. Петров-Гладкий, К. Кузнецов, И. Кислицын, А. Милорадов, С. Потапов и другие. Автор исследования упомянул также Д. Пригова как «автора теологического проекта» и «квазирелигиозные перформансы» в группе «Интермедия» при Музее Скрябина в Москве.
Иудаизм в заявленной теме ярко представлен ленинградской группой «Алеф», созданной в 1975 г. Е. Абезгаузом. Художественные размышления на темы Священного писания и истории еврейского народа доминируют в работах М. Гробмана, Д. Лиона, Гриши Брускина. Об искусстве исламских художников этого периода у Флорковской мало сведений. Она назвала лишь группу «Чингисхан», которую в Казани возглавил художник В. Ханнанов.
Подводя итоги, лектор отметила, что в 60-80-е гг. религиозная тематика была одним из главных источников вдохновения для самых разных художников. По частоте обращения к ней вряд ли можно судить о вере художника, речь идет о «светском высказывании на религиозную тему». Ответы на вопросы о смыслах человеческого существования, о жизни и смерти, предложенные художниками, «поражают своим разнообразием, свободой художественного высказывания и парадоксальностью видения». Изучая этот период, необходимо учитывать дух «зачарованности культурой», когда историческое прошлое само по себе, народные традиции, их христианские корни – все это притягивало умы и сердца, в первую очередь, художников. Кроме того, обращение к религиозной тематике в живописи было формой инакомыслия, «попыткой заглянуть за занавес официальной идеологии».
Участники семинара в РАХ согласились с А. Флорковской в том, что избранный ею аспект истории советского искусства нуждается во всестороннем изучении.
Юлия Зайцева