Доклад епископа Солнечногорского Алексия, наместника Данилова ставропигиального мужского монастыря на международной конференции «Монашество и современный мир» (Большая Соборная палата подворья святого Прокопия ставропигиального мужского монастыря Киккской иконы Божией Матери. Никосия, республика Кипр, 28–29 ноября 2019 года).
Прежде всего я хотел бы выразить свою благодарность за возможность принять участие в настоящей конференции. Уже второй год подряд мы, монашествующие Кипра и России, собираемся на этом благословенном острове, чтобы поделиться многовековым духовным опытом наших Церквей.
Тема моего доклада «Светильники духа» – служение духовного наставничества монашествующих в годы гонений на Церковь в XX веке» очень обширна, я ограничусь рассказом о духовном наставничестве некоторых из братии Данилова монастыря в 1920–1930-е годы и в послевоенное время.
Старейший в Москве Данилов мужской монастырь был основан в конце XIII века. За свою более чем семисотлетнюю историю он пережил годы расцвета и забвения, разрухи и возрождения. Накануне революции обитель ничем не выделялась среди других московских монастырей, но именно Даниловой обители в годы богоборчества, гонений на Церковь и разрушения основ православной жизни было суждено сыграть важнейшую роль в истории Русской Православной Церкви. В суровых условиях тех лет ее насельники сумели сохранить полноценную монашескую жизнь. Это было, несомненно, связано с тем фактом, что 1 мая 1917 года настоятелем Данилова был назначен епископ (с 1923 года архиепископ) Волоколамский Феодор, которому удалось зажечь в обители благодатный огонь пастырского служения в миру.
Владыка Феодор (в миру Александр Поздеевский) родился в 1876 году в семье священника; окончил Костромскую семинарию и Казанскую академию; в 1900 году пострижен в монашество; в 1904 году назначен на должность ректора Тамбовской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита, в 1906 году определен на должность ректора Московской духовной семинарии, а в 1909 году стал ректором Московской духовной академии и хиротонисан во епископа Волоколамского, викария Московской епархии.
При своем наречении во епископа владыка Феодор сказал: «Мудрость мира сего теперь особенно восстает на разум Божий, и это есть главный идол современности. Многие ли принимают теперь Христа и христианство так, как они есть и открылись в святом Евангелии, предании церковном и самой Церкви?.. Опознать подделки Христа и христианства, различать верно “духов” – от Бога ли они – и составляет главную задачу современности для пастыря». Эта борьба с «мудростью мира» и «подделками христианства» и была одним из главных дел владыки всю жизнь. Стоит заметить, что это не потеряло своей актуальности и в наши дни. И словно предвидя испытания, уготованные Господом ему и его пастве, владыка произнес пророческие слова: «В том естественном душевном смятении, какое переживается мною теперь, особенно хочется слушать нечто подобное тому, что говорил Пророк Божий народу Израильскому: Укрепите ослабевшие руки и утвердите колени дрожащие, скажите робким душою: не бойтесь: вот Бог ваш (Ис. 35:3–4)». В дальнейшем практически все братия Данилова монастыря стойко и достойно понесли свой исповеднический крест – никто из них в тюремных застенках не отрекся от Христа, не ушел в обновленчество, мужественно претерпели гонения за имя Христово и сподобились мученических венцов.
Архимандрит Феодор вел строгую, по-настоящему аскетическую жизнь, полагая, что для пастыря, духовного руководителя, необходим опыт личного аскетизма, проверенного опытом христианских подвижников. Современники говорили о нем: «Если владыке нужно выпить стакан воды, он выпьет половину. И так во всем». Он вызывал глубокое уважение и любовь у хорошо знавших его людей. С его назначением настоятелем Данилова монастыря, обитель преобразилась. Вслед за учителем сюда пришли многие его бывшие студенты, помощники и единомышленники. Вокруг владыки сложилась так называемая «Даниловская группа» близких по духу архиереев, твердо державшихся святоотеческих традиций и канонов Церкви, изгнанных властями и обновленцами со своих кафедр и нашедших пристанище в Даниловом монастыре. Число насельников обители возросло почти втрое. Одной из своих главных задач новый настоятель считал привлечение в монастырь ученых монахов и создание братства монахов-подвижников, подлинных защитников православия, способных противостоять натиску всевозможных «революционных» и «реформаторских» течений в Церкви. В 1918 году в монастыре была открыта Высшая богословская школа. Преподавать в ней владыка пригласил близких себе по духу людей, в том числе священника Павла Флоренского, и сам читал курс аскетики, но просуществовала она всего несколько лет. В 1920 году архиепископ Феодор был арестован, а без его руководства школа не могла существовать долго. Однако для многих монашествующих и мирян сама Данилова обитель стала высшей духовной школой.
***
С самого начала своего существования новая власть в России занялась насаждением воинствующего безбожия. В августе 1918 года (вскоре после печально известного Декрета об отделении Церкви от государства) было развернуто полномасштабное наступление на московские монастыри. Когда в двадцатые годы обновленческий «епископат» с помощью властей захватил большую часть храмов, верующий народ перестал в них ходить – они пустовали. В то же время храмы Данилова монастыря всегда были полны народа. Именно в эти годы монашеская жизнь в Данилове достигла необычайной духовной высоты. Обитель стала центром духовной жизни столицы, да и всей православной Руси. Верующие шли сюда помолиться на уставной монастырской службе, исповедоваться у опытных духовников, получить молитвенную поддержку, утешение и совет. Даниловская братия славилась своими духовниками, этими «светильниками духа», не давшими угаснуть пламени веры среди моря воинствующего атеизма, внедряемого безбожной властью в умы людей, особенно молодежи.
Самые известные из даниловских духовников – архимандрит Георгий (Лавров); архимандрит Симеон (Холмогоров); архимандрит Поликарп (Соловьев); архимандрит Стефан (Сафонов); архимандрит Серафим (в схиме Даниил, Климков), иеромонах Павел (Троицкий). О них известно главным образом благодаря воспоминаниям их духовных чад, а также из следственных дел 1920–1930-х годов, которые в наши дни стали доступны для исследователей. С первых лет восстановления Данилова братия и сотрудники монастыря работают в архивах, стараясь по крупицам восстановить историю обители и ее насельников. Многочисленные отчеты об их исследованиях публикуются на страницах монастырского альманаха «Даниловский благовестник» и на монастырском сайте «Прихожанин».
***
В те годы одним из самых любимых даниловских батюшек был архимандрит (прославленный ныне преподобноисповедник) Георгий (Лавров), который почитался как московский старец. Постриженик Оптиной пустыни, бывший игумен Мещовского Георгиевского монастыря Калужской губернии, он был арестован в 1918 году и приговорен к расстрелу, но чудесным образом избежал смерти. Находясь в заключении в Таганской тюрьме в Москве, освоил основные медицинские навыки и помогал другим арестованным как санитар, а главное – тайно исповедовал заключенных.
В это же время в Таганской тюрьме находились многие архиереи, например, настоятель Данилова монастыря епископ Феодор (Поздеевский), митрополит Кирилл (Смирнов) и другие. Митрополит Кирилл, увидев в отце Георгии явный дар Божий к утешению страждущих, благословил его на старчество. Владыка Феодор после своего освобождения в 1922 году взял его «на поруки» в Данилов монастырь. Отец Георгий по послушанию принимал исповеди прихожан. Слух о нем быстро облетел всю Москву. В будни в маленькой церковке на первом этаже храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, а в праздники – в Троицком соборе, около раки с мощами преподобного князя Даниила Московского, он принимал «скорбный московский люд, текущий рекой в заветный уголок утешения» [3].
По воспоминаниям монахини Екатерины (в миру Елены Владимировны Чичериной), отец Георгий «имел дар утешения и прозорливости. К каждому человеку у него был особый подход. Он как бы видел указываемый Богом жизненный путь человека и направлял его на этот путь. Многие, приходя к нему в беспросветной скорби, уходили облегченными. Часто можно было слышать: “От батюшки выйдешь – как на крыльях полетишь…” Помнится, в юности придешь к нему с огромным списком грехов, недоумений, вопросов. Все это смешано, неясно для самой себя. Смотришь, после первого же разрешенного греха или недоумения в списке уже почти ничего не остается, как-то сразу несколькими словами он ликвидируется, и вся эта длинная хартия становится ни к чему. И так станет легко и беззаботно, да батюшка и скажет, бывало: “У тебя, деточка, все хорошо”. И вполне и надолго успокоишься, и порхаешь себе пташечкой…» [4].
У отца Георгия, которому было уже за шестьдесят, окормлялись и монашествующие, и миряне – простой народ и интеллигенция. На каждой службе к нему на исповедь стояла большая очередь. Особенно много внимания он уделял молодежи. «Путь человека складывается смолоду, и потом трудно его изменить», – говорил отец Георгий. Из числа его духовных детей вышли видные деятели науки и культуры. Батюшка привлекал к себе людей мудростью и терпимостью, своим добрым и простым отношением ко всем, душевной теплотой, умением утешать в скорбях и жизненных невзгодах. Он умел проникать в самое сердце человека и направлять его на доброе устроение всей жизни.
В 1928 году, еще до окончательного закрытия монастыря, архимандрит Георгий был вновь арестован. Обвинили его в том, что он якобы «играл роль “старца” в черносотенном Даниловом монастыре». Сообщалось, что «обслуживаемый им контингент состоял главным образом из интеллигентов, бывших людей, торгашей и т. д.», а также о том, что количество «духовных детей Георгия Лаврова достигало тысячи человек, причем они собирались у него большими массами, до трехсот человек и Лавров вел среди них антисоветскую пропаганду» [5].
Архимандрит Георгий был выслан в Казахстан сроком на три года. За ним последовали некоторые его духовные дети. Чтобы облегчить батюшке тяготы ссылки, его навещали московские чада, хотя путь был не близок и опасен. В тяжелых условиях отец Георгий заболел раком гортани и, возвращаясь из ссылки, скончался после Причащения, с Чашей в руках, в Нижнем Новгороде, 4 июля 1932 года.
Духовные семена, посеянные отцом Георгием в душах своих пасомых, принесли обильные плоды. И после смерти батюшки его чада держались вместе, стараясь друг друга поддерживать. Через полгода многие из них были арестованы и высланы из Москвы, но даже эти испытания не поколебали их веры, не заставили отойти от Церкви. Преподобный Георгий воспитал по-настоящему верующих православных людей, стойких воинов Христовых.
В 2000 году архимандрит Георгий был причислен Архиерейским Собором к лику святых. Святые мощи преподобноисповедника Георгия почивают в Покровском храме Данилова монастыря. Ему составили службу, которую совершаем каждое первое воскресенье месяца вместе с акафистом, за исключением Великого поста и праздничных дней.
***
Рядом с богомудрыми старцами послушание духовничества несли в Даниловой обители и молодые монахи, ученики и сподвижники владыки Феодора – один из них – архимандрит Поликарп (Соловьев).
Ученик владыки Феодора по Московской духовной академии, архимандрит Поликарп, с 1920-го по 1927 год был фактически наместником Данилова монастыря, так как владыка Феодор, начиная с 1920 года почти постоянно находился под арестом или в ссылках и назначал наместников из числа братии.
Отец Поликарп выделялся среди братии особенной сдержанностью, скромностью, молчаливостью, сосредоточенностью, был необыкновенно добрым. Казалось, что он постоянно молится про себя. Братия и прихожане монастыря уважали и любили его. Проповеди отца Поликарпа были просты и проникновенны. «Это была светлая личность, – вспоминал о нем архимандрит Даниил (Сарычев; †2004), бывший в те годы послушником и регентом в Данилове. – Кротость – необыкновенная, никогда никому вслух замечаний не делал. Заметит оплошность, подзовет человека и кротко с ним поговорит. И человек исправляется». В нем сочетались истинно монашеское смирение и блестящая образованность. Вспоминают, как однажды в богословском разговоре владыка Феодор процитировал одного из святых отцов. Он не помнил, чьи это слова, и обратился к отцу Поликарпу: «А ты, авва, не помнишь?» Отец Поликарп тут же назвал автора, издание, где было напечатано процитированное изречение, и даже указал страницу.
Духовное чадо владыки Феодора (Поздеевского) архимандрит Поликарп был духовником даниловской братии. Старейший прихожанин нашего монастыря, Михаил Иванович Макаров (еще мальчиком он ходил в Воскресную школу монастыря, а после возрождения Данилова был его постоянным прихожанином), оставил очень интересные воспоминания о монастыре и его насельниках того времени: «Отец Поликарп обладал особым даром совершения исповеди. Те, кого он исповедовал, говорили, что у него необыкновенно легко исповедоваться, хотя он часто накладывал на исповедующихся епитимии. Но неоднократно приходилось слышать, что его духовные дети освобождались от закоренелых тяжких грехов и греховных привычек и, раскаявшись в них, никогда уже к ним не возвращались. Такова была благодатная сила совершения им исповеди и его молитв за духовных детей» [6].
Архимандрит Поликарп много раз был в заключении и ссылках. В 1937 году был вновь арестован, проходил по одному делу с владыкой Феодором и в октябре, почти в один день, они были расстреляны.
***
Трагична судьба еще одного Даниловского исповедника, архимандрита Симеона (Холмогорова), духовного друга и соученика владыки Феодора по Казанской духовной академии. В 1906 году отец Симеон был назначен на должность ректора Тамбовской духовной семинарии, а в 1907 году был тяжело ранен одним из взбунтовавшихся семинаристов. Пуля попала отцу Симеону в поясной позвонок, вследствие чего нижняя часть тела осталась парализованной. Долгое время он мог только лежать. Впоследствии его поднимали, сажали в инвалидную коляску, и двое келейников возили в церковь. До 1915 года отец Симеон жил в Спасо-Елеазаровом монастыре у своего духовного отца, старца Гавриила (Зырянова), ныне прославленного в лике святых, о котором написал замечательную книгу [7]. После кончины схиархимандрита Гавриила владыка Феодор поселил его в Сергиевом Посаде, а затем в Даниловом монастыре.
Сохранились воспоминания духовной дочери отца Симеона, игумении Иулиании, о том, как он принимал исповедников.
«Вся обстановка исповеди и самая исповедь у батюшки была особенная. Когда вы приходили, он надевал, лежа на своей кровати, епитрахиль и тушил электричество. Вы становились, по обычаю монастырскому, на колени у его кровати. Горела одна лампадка в киоте. Отец Симеон читал молитвы перед исповедью всегда наизусть, и начиналась исповедь с того, что он перечислял все те грехи, которыми он был грешен перед вами как духовник, и просил прощения. Потом он обычно сам начинал спрашивать, но спрашивал так, что вы, конечно, во всем были грешны. Батюшка не спрашивал никогда, как многие другие духовники и старцы: “Не оклеветали ли кого-нибудь?” А спрашивал: “Не обидели ли кого-нибудь, хотя бы выражением своего лица”. Не спрашивал: “Не лгали ли?” А ставил вопрос так: “Не прибавили ли, когда говорили, или в свою пользу, или чтобы было интереснее?” Если вы были больны, не спрашивал: “Не роптали ли на Бога?” А: “Вы были больны? А Бога благодарили?” Всё перечислить нет возможности. В конце исповеди у вас оказывалось такое множество грехов, что все ваше самомнение, какое у вас было, исчезало, и вы вдруг вспоминали еще куда больше своих грехов, чем перечислил батюшка» [8].
Одно из требований отца Симеона своим духовным чадам заключалось в том, чтобы никогда и ни в чем не было елейности: чтобы не было никаких разговоров о чудесах, если они случались или с ним, или с кем-либо из них, и вообще, чтобы не было никаких попыток показать свою якобы праведность [9].
Последний келейник отца Симеона, Михаил (Карелин), отмечал, что отец Симеон всегда был снисходителен к человеческим немощам, считая, что человек – одно, а немощи его – другое. Он мог даже в самой незначительной мелочи проявить большую любовь к человеку [10].
Всякое движение отца Симеона было сопряжено с мучительными болями, которые не покидали его всю жизнь. Он не любил жаловаться и практически никогда не говорил с окружающими о своей болезни. Только однажды сказал келейнику Михаилу: «Ты знаешь, если бутылку взять и мелко потолочь, а потом стекло на кожу положить – вот какая у меня боль». Отцу Симеону было суждено нести мученический крест до последних дней земной жизни.
29 декабря 1936 года отец Симеон был арестован. Вместе с ним в одной камере находился и его келейник Михаил. Через сутки Мише сказали собираться с вещами. «Я должен был оставить отца Симеона одного, беспомощного, – вспоминал отец Михаил. – А батюшке и пошевелиться было трудно. Поклонился я ему: “Простите, батюшка. – “Бог тебя простит, – ответил он. – Вот тебе мое последнее слово: я здесь в тюрьме умру, а ты еще вернешься и еще многое увидишь”». Эти пророческие слова отца Симеона полностью исполнились. 9 сентября 1937 года отец Симеон был расстрелян во Владимирской тюрьме, но некоторые полагают, что он умер в тюрьме задолго до этого.
А девятнадцатилетнего Михаила Карелина впереди ожидали шесть месяцев Ивановской тюрьме, пятнадцать лет Колымских лагерей и колымское поселение. Но милостью Божией он всё это прошел – испытания не сломили, а закалили его. В 1959 году он был реабилитирован и вернулся в Москву, дожил до возрождения Данилова монастыря и в 1996 году вернулся в братство Даниловой обители. Для всех нас он стал примером стойкости во Христе, постоянного молитвенного предстояния пред Господом. Он олицетворял нашу связь со старой Даниловской братией, отдавшей свою жизнь ради Бога.
***
Самым молодым духовником в Даниловом монастыре в 1920-е годы был иеромонах Серафим (Климков). Он родился в 1893 году в Галиции, принадлежавшей в то время Австрии (ныне Львовская область, Украина). Хотя в крае было сильно влияние католичества, семья Климковых исповедовала православие. С 1915-го по 1919 год учился в Московской духовной академии, был учеником владыки Феодора, оказавшего решающее влияние на всю его жизнь. В 1921 году принял монашество и стал насельником Данилова монастырь. В обители его послушанием было принимать исповедь прихожан. В Данилов в то время ходило много народа. На исповедь выстраивались длинные очереди, и, пожалуй, одна из самых длинных – к отцу Серафиму. Батюшка был очень строгим духовником, но число окормляющихся у него с каждым днем все увеличивалось. Великим постом он мог исповедовать до трех часов ночи, часто доходил до полного изнеможения, а уходя – уносил с собой пачку тетрадей и листков, это были подробные исповеди, откровение помыслов и вопросы духовных чад. И каждому он потом письменно отвечал на все вопросы и недоумения. Отец Серафим требовал от своих пасомых полного откровения и послушания и на себя брал ответственность за них перед Богом. Такой способ общения с ними сохранился у отца Серафима на всю жизнь. Когда он скрывался от преследований и чада не могли приезжать к нему, он вел с ними переписку. Кто-нибудь из доверенных людей привозил ему письма, и батюшка обязательно отвечал каждому.
К отцу Серафиму ходило очень много молодежи. Бывало, что, попав к нему на исповедь случайно, как правило, становились его духовными чадами на всю жизнь. Как, например, Прасковья Емельяновна Мачкина (в схиме Даниила; †1999), даниловская прихожанка того времени, одна из немногих доживших до возобновления Данилова монастыря. Матушка рассказывала, как она стала духовной дочерью отца Серафима. Семья Мачкиных жила недалеко от Данилова, однажды юная Паня с мамой пришла на исповедь и попала именно к отцу Серафиму. Батюшка сразу велел ей неделю говеть и в следующий раз написать полную исповедь. Паня сначала решила, что всё это слишком тяжело для нее, но очень скоро стала одной из самых усердных и преданных чад. Это изменило всю ее жизнь – она стала активной прихожанкой, помогала даниловской братии в тяжкие годы гонений. В их доме под Каширой несколько месяцев жил, скрываясь от новых арестов, архиепископ Феодор, хотя это было опасно и для самой Пани.
В 1927 году архимандрит Серафим был впервые арестован и сослан на пять лет на Север, в город Обдорск (ныне Салехард). После освобождения жил под Москвой, в 1936 году поселился вместе с другими даниловцами в городе Киржач под Владимиром. В 1937 году чудом избежал ареста и расстрела вместе со всеми. Батюшка, скрываясь от «органов», нелегально жил у своих духовных детей под Москвой, переходя от одного к другому. В первые месяцы войны оказался на оккупированной территории, пешком добрался до родных мест на Львовщине и там всю войну служил в храме. В 1945 году мог уехать к родственникам за границу, но ради своих пасомых остался. Вскоре был арестован, осужден на десять лет лагерей. После освобождения в 1956 году жил в Москве, по-прежнему окормляя многочисленных духовных чад. Вернувшись из ссылки отец Серафим очень остро переживал, что не может открыто служить в храме. И вот во сне ему явился владыка Феодор, который сказал: «Прими схиму. Твой путь – духовничество и старчество, а не открытое служение». Отец Серафим принял схиму в именем Даниил, в честь святого благоверного князя Даниила, небесного покровителя всех даниловцев. С этого времени он перестал желать что-либо для себя [11].
Как и все даниловские насельники, отец Серафим пострадал за веру, но ни аресты и допросы, ни годы ссылок и лагерей, ни десятилетия гонений и скитаний не сломили его. Начав свой пастырский подвиг в Даниловом монастыре в 1920-е годы, он самоотверженно продолжал его на протяжении полувека. Скончался отец Серафим 14 февраля 1970 года; похоронен на Котляковском кладбище в Москве.
К сожалению, ограничения по времени не позволяют мне рассказать о судьбе остальных насельников нашей святой обители. Но я думаю, у нас будет возможность продолжить еще эту тему.
***
К концу 1929 года в Москве из всех монастырских храмов оставались незакрытыми всего лишь три: храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, Троицкий собор общины Данилова монастыря, и Никольский собор одного из самых древних (XIV в.) в столице Николо-Греческого монастыря, расположенного близ Кремля. Собор находился под защитой греческого консульства и сюда приходили помолиться греческие дипломаты и проживающие уже несколько веков в этом районе представители греческой диаспоры [12]. Служба в храме проводилась на греческом языке с 1653 года в благодарность за бесценный дар со Святой Горы Афон – список чудотворной Иверской иконы. Но власти не могли оставить без своего «пристального» внимания эти действующие храмы. Осенью 1930 года ключи от обоих храмов Данилова монастыря были у общины отобраны, и братия были вынуждены перейти в расположенный за стеной монастыря приходской храм Воскресения Словущего. А что касается Никольского собора – в 1935 году он был снесен до основания...
Для того чтобы продолжал существовать Данилов монастырь, чтобы продолжалась монашеская жизнь, вопреки всем трудностям, постоянным арестам и ссылкам, братия и в миру старались по возможности быть вместе. Жили небольшими общинами, поддерживали общение между собой (лично и через переписку). И конечно же, были преданные чада, даниловские прихожане, которые не оставляли своих духовных отцов в это трудное время. Продолжала существовать не только даниловская братия, но и даниловская община верующих.
Общение монашествующих между собой, их совместное проживание, контакты с паствой создавали удобный повод для того, чтобы власти смогли сфабриковать фальшивые групповые следственные дела, по якобы «разоблачению» контрреволюционной организации «Всероссийское иноческое братство».
Как и все священнослужители в нашей стране, даниловская братия не избежала репрессий конца двадцатых – начала тридцатых годов и кровавого 1937 года. Почти все насельники монастыря, около двадцати человек, проходившие по «делу о даниловском братстве» и другим делам, вместе со своим настоятелем архиепископом Феодором (Поздеевским) приняли мученическую кончину. Несколько десятков преданных даниловских прихожан также были осуждены и отправлены в лагеря и ссылки…
В заключение хотелось бы привести воспоминания монахини Анны (Тепляковой), прихожанки Данилова монастыря тех лет. Она рассказывала, что это были годы, когда люди тянулись к крепкой молитве. В Даниловом монастыре был именно монашеский дух, была сильная духовная настроенность как монастырских насельников, так и мирян. В Данилов шли молиться и молились так, что не было суеты, не было мирского духа – как будто все, кто стоял в большом соборе, были монахами. Огромное было влияние насельников на мирян, – многие, кто ходил в то время в Данилов монастырь избрали монашеский путь [13].
И этот даниловский молитвенный дух, эту верность Церкви, эту несгибаемую веру помогли пронести через годы тяжелейших богоборческих гонений даниловские духовники. Эти «светильники духа» воспитали целое поколение верующих людей, готовых на любые лишения и испытания ради веры. Никогда не прерывалась даниловская духовническая традиция, она хранилась в сердцах выживших даниловцев, тех людей, которые стремились ко Господу всем своим бытием, и, благодаря их воспоминаниям и рассказам, дошла до нашего времени. Эти люди стали как бы мостиком между нами, современной братией, и прежними даниловскими монахами. Именно благодаря им дотянулась до нас эта нить настоящей веры. И эта вера ведет все новых и новых людей в Царство Небесное.
_______________________________________________________________________________
[1] См. Козлов Владимир. Москва безбожная // Московский журнал. № 3. 1991. С. 68.
[2] См.: Анна (Теплякова), монахиня. Воспоминания. – М.: «Новая книга», 1998. С. 40.
[3] Цит. по: У Бога все живы. – М.: Даниловский благовестник, 1996. С. 19.
[4] Там же.
[5] Там же. С. 45.
[6] Макаров М.И. Сокровенная память души. – М.: Данилов мужской монастырь. С. 177.
[7] Симеон (Холмогоров), архимандрит. «Един от древних». Преподобный старец Гавриил (Зырянов).
[8] Архимандрит Симеон // «Даниловский благовестник». 1999. Выпуск № 10. С. 45.
[9] Там же.
[10] Там же. С. 50.
[11] См. Козлов Владимир. Не погаснут лампады // Памятники Отечества. 1992.
№2–3. С. 114.
[12] См. Козлов В.Ф. Дело № 121 «Группы верующих при Даниловском монастыре». Обитель святого благоверного князя Даниила и другие Московские монастыри в 1920-е годы по архивам московской милиции // 1998. Выпуск № 9. С. 58.
[13] См. Анна (Теплякова), монахиня. Воспоминания. С. 40–41.