культура: Преподаватель вашего факультета Федор Гиренок считает, что философы теперь — это художники... Согласны ли Вы с его концепцией?
Миронов: Мы дружим с Федором Ивановичем, но в этом случае я с ним спорю. Проблемой, на мой взгляд, как раз является отнесение философии исключительно к гуманитарному сектору. Как будто не было Пифагора — великого математика и одновременно философа. Или Декарта — физика, математика, физиолога и философа. Общее направление на «гуманитаризацию» привело к тому, что очень немногие люди с этим образованием теперь разбираются в точных науках хотя бы на общем уровне. Мы это стараемся выправить. Знаете ли вы, что кафедра логики есть только на двух факультетах МГУ: на мехмате и у нас? У нас также изучают философию физики, биологии, математики и других наук. Лекции по проблемам сознания студентам читает, в том числе, известный нейрофизиолог Константин Анохин. И это очень важно. «Философия делает ясным то, что было смутным в мифе», — сказал Гегель. То есть должна разъяснять, а не затуманивать мозги. Сегодня же многие считают, что чем мутнее и непонятнее я выскажусь, тем я философичнее. Идеальный вариант — когда я сам себя не понимаю.
культура: То есть философия — это точная наука?
Миронов: Я так не сказал... Естествоиспытатели изучают мир объективно, в предметной форме. С точки зрения механики, например, человек — совокупность рычагов. Естественные науки достигают высокой точности за счет предельного огрубления бытия. А философия пытается рассмотреть мир с разных сторон, проникнуть в сердцевину, понять его как переживание. Стремление к истине в науке носит векторный характер: более поздние системы описывают мир адекватнее своих предшественниц. А в философии нет линейного прогресса, иначе нам незачем было бы изучать взгляды Платона, жившего две с половиной тысячи лет назад. Философия работает в смысловом пространстве, ограниченном общими повторяющимися вопросами, получая ответы на них внутри этого пространства. Здесь в отличие от математики нет константы 2х2=4. И нет единой системы доказательств. Ложные воззрения могут быть обоснованы весьма убедительно. И наоборот, глубокая мудрая мысль может выглядеть для большинства людей спорно или просто не увлекать их. В этом аспекте роль философа подчас приближается к призванию религиозного проповедника.
культура: Удалось ли философии избежать узкой специализации?
Миронов: Это большая проблема. Когда человек у нас замыкается в рамках узкого профиля, то фактически уходит из философии с ее онтологическим подходом в другую область, в искусствоведение, например. Получается искаженная картина. Кант утверждал свой «категорический императив» потому, что так, по его убеждению, устроено бытие. И как философ он дал многоступенчатое обоснование этому тезису. Если бы он просто бросал бездоказательные этические призывы, то его никто не стал бы слушать. Чтобы не потерять онтологический кругозор в нашей профессии, было бы хорошо давать дипломникам для защиты две темы: одну специализированную (по выбранной кафедре) и совершенно другую, с этой кафедрой не связанную. Увы, пока образовательный стандарт этого не позволяет.
культура: Кто сегодня поступает на факультет? Какова мотивация абитуриентов и оправдывает ли ее последипломная жизнь?
Миронов: В последнее время философия становится модной наукой. К нам стараются попасть в том числе дети известных деятелей политики и искусства. Причем если еще несколько лет назад мотивированных именно на постижение мудрости веков было не более половины (остальные шли полуслучайно по рейтингу ЕГЭ), то сегодня уже около 80 процентов абитуриентов. Довольны результатами образования и последующим трудоустройством остаются, по нашим опросам, порядка половины выпускников. Но факультет при этом, строго говоря, философов не выпускает, а готовит преподавателей философии. И если в старых дипломах писали «преподаватель философии, философ», то сегодня вторую часть стыдливо убрали. Действительно, как в Литературном институте не могут выучить на талантливого писателя, так и мы не гарантируем появление новых Кантов и Контов. Философ может проснуться внутри человека любой профессии. Якоб Бёме, которого Гегель называл «первым немецким философом», работал сапожником, Бенедикт Спиноза — шлифовал линзы. Мыслитель — это не профессия, которой можно заработать на хлеб, а призвание. Преподавателями становятся лишь небольшая часть наших выпускников, многие идут аналитиками в разные сферы, включая госуправление, бизнес, СМИ. Их можно встретить и в Администрации президента, и в руководстве крупных масс-медиа, в списке «Форбс», и в Церкви.
культура: Не ударила ли по вам реформа высшего и среднего образования, последствия которой мы до сих пор расхлебываем?
Миронов: Многие негативные вещи Московскому университету удалось минимизировать благодаря твердой позиции нашего ректора Виктора Садовничего. Но, конечно, не все. Так называемая Болонская система ударила и по нам: ведь бакалавр, окончивший четыре курса, это просто недоученный специалист... Кстати, в Европе почти повсеместно идет «откат» от этой практики, по крайней мере, в той карикатурной форме, какой она была навязана нам. Я полностью согласен с призывом ректора отказаться от Болонской системы, возобновить полноценные специалитет и аспирантуру. Реформа образования, включая Единый государственный экзамен, проводилась у нас практически без экспертной оценки, о чем я всегда говорил. Однако убежден: резкие контрмеры, вроде немедленной отмены ЕГЭ, приведут к еще большему хаосу, чем был при судорожном введении. Я в свое время высказал мысль, что этот экзамен отменят как хрущевскую кукурузу: то есть разумно локализуют, не запретив посев там, где нормально растет и плодоносит. Остается, конечно, недоумение: а зачем столько денег потратили на глупость и теперь тратим на ее исправление? Но этот вопрос, впрочем, риторический...
культура: В МГУ будет открыт Совет по гуманитарным наукам, который призван поднять на новую планку исследования в этой области. Вы непосредственно участвуете в создании этой площадки? Чего ожидаете от проекта?
Миронов: Это идея нашего ректора, она находится в стадии формирования. Дело в том, что у нас в МГУ есть полувиртуальный «Институт человека», который создан для синтеза знаний, нахождения синергии точных, естественных и гуманитарных наук. Виктор Садовничий как продвинутый математик и организатор точно уловил тенденцию: сегодня при внешнем господстве технических дисциплин, настала пора интеграции «физиков и лириков», а также гуманитарной экспертизы научно-технологических проектов.
Ключевое слово здесь — этика, оценка близких и дальних последствий для общества. Совет по гуманитарным наукам призван найти «прорывные точки» в этом процессе, выработать саму методологию участия гуманитариев в подобной экспертизе. Кроме философов, в него войдут психологи, социологи, историки, филологи, политологи. Хотим сформировать гуманитарный «стержень» развития России на ближайшие годы и среднесрочную перспективу. Форма работы, думаю, будет традиционной: научные конференции, а затем семинары для выработки единых подходов и предложений. Я выступлю в ближайшее время с докладом «Трансформация культуры» — о том, как влияют процессы, идущие в этой сфере, на все составные части и механизмы социума. Один из тезисов — философский подход к толерантности. А именно — при успешной многовековой практике мирного и дружного сосуществования разных культур и народов в России не стоит пытаться искусственно исключить из этой системы понятие «чужой», присущее любому жизнеспособному сообществу. «Чужой» может стать «своим» в результате успешной адаптации к традиционным ценностям, принятым в обществе, куда он попал. Но никак не наоборот, что навязывается сегодня на Западе.
культура: В последнее время все более популярным становится понятие «хай-хьюм», совокупность знаний и духовных ценностей, которые объединяют людей и побуждают их к коллективной деятельности. Входит ли философия в этот контекст?
Миронов: Не просто входит, а должна цементировать все остальные составляющие, поскольку именно она способна на обобщение разнородных фактов, их анализ и последующие выводы. Возьмите все «цветные революции», информационные атаки и политтехнологии, с помощью которых они совершаются. Этот фактор требует регулярного оперативного осмысления с привлечением гносеологии и даже онтологии. Важно понимать все в комплексе. Отсутствие официально принятой и формализованной системы ценностей (я не говорю — идеологии) значительно облегчает манипулирование сознанием наших граждан с помощью ценностного «плюрализма». Противостоять технологическому нападению, основанному на определенных мыслеобразах, можно только с помощью более сильных понятий.
культура: Не умерла ли доказательная философия, чьи творцы выстраивали цельные системы, следуя принципу causa — effectus (причина — следствие)? Не победила ли форма представления мыслей, оперирующая яркими образами и красивыми парадоксами?
Миронов: Об этом можно было рассуждать в начале прошлого века. Сегодня в тренде аналитическая философия, оперирующая логическими связками и цифрами на основе опытных наблюдений, мысленных экспериментов. Она доминирует во всем мире, даже в Германии, где традиционно был силен классический идеализм. В условиях глобализации работы философов-аналитиков становятся похожи друг на друга: тот же ход мысли, те же примеры. Индивидуального художественного, артистического блеска почти не встретишь. Стиль мышления Федора Гиренка — уже редкость. Торжествует сциентистский неопозитивизм, ориентация на технологии как высшую точку разума.
У меня в 1987 году вышла статья (самому это сегодня удивительно), в которой я как бы предсказал, что страна, доминирующая в научно-технической сфере, будет лидером и в идеологии, а говоря сегодняшним языком, определять мировой дискурс.
Технологичность нынешней цивилизации при всей ее эффектности несет слишком много недостатков и угроз. Известно высказывание Роберта Оппенгеймера после испытания атомной бомбы: «Мы сделали работу за дьявола». Логично спросить ученого и его коллег: а когда вы начинали Манхэттенский проект, то думали, что делаете рождественскую игрушку? Когда сегодня говорят о том, что тотальная цифровизация облегчит нашу жизнь и принесет всем счастье, то я привожу простой пример: на заре эпохи персональных компьютеров нас убеждали, что теперь человечество резко уменьшит потребление бумаги, люди станут свободнее и более развитыми творчески. Мы видим, что этого не произошло.
культура: Устарело ли классическое деление философов на «материалистов» и «идеалистов»?
Миронов: Поскольку мы все познаем мир не зеркально, а пропуская внешнюю информацию через индивидуальную систему рецепторов с последующей ее уникальной интерпретацией нашим мозгом — то в этом смысле мы все идеалисты. Так же, как и все материалисты, когда выбираем сорт колбасы в магазине. Алексей Федорович Лосев, рассуждая о «главном идеалисте» — Платоне, подчеркивал, что основная категория у него — материя. С другой стороны, у нас смело определяли Фалеса в родоначальника материалистов, забывая, что его «вода» — это не примитивно физическая субстанция, а метафора мироздания, требующая также некоего Высшего существа для запуска этого процесса.
Поэтому деление «материалист — идеалист» всегда было условно, просто в советское время обрело идеологическую окраску. Вопрос о взаимодействии, о природе нашего сознания остается актуальной проблемой, как и века назад. Только язык и инструментарий изучения стал богаче. Сегодня мы знаем, что такое нейродинамические коды, биоэлектрическая активность, нейронные сети, но тайна сознания и познания так и остается тайной. Образы, возникающие в этих материальных системах, сами по себе не имеют ничего материального. Есть грубый пример: если двух человек ударить одной и той же дубинкой с одинаковой силой, то образы у них в голове возникнут разные.
культура: Нужно ли сегодняшнему любомудру пытаться прочесть всех великих философов или достаточно хрестоматии, выжимок?
Миронов: Объем книг, которые стоит хотя бы открыть, и возможности человека катастрофически расходятся с каждым столетием и годом. Поэтому для философа и вообще мыслящего человека важно научиться читать. Я говорю не о быстрочтении, а об умении выбрать, что важно для тебя, что открывает путь, что можно оставить краткими заметками по обочинам этого пути.
Для меня этот вопрос актуален в контексте того, что и как преподавать. Ведь педагог перестал быть для студента непререкаемым авторитетом — и как источник, и как интерпретатор новых знаний. Все можно найти в Сети — другой вопрос, какого качества. И вузовский профессор обязан это понимать. Сегодня преподаватель должен суметь увлечь студента талантливым устным рассказом, неожиданной яркой интерпретацией, глубокими образами и аналогиями, а не веселыми картинками компьютерных презентаций и слайд-шоу, сниженных до уровня профанации. Хотя и без картинок сегодня не обойтись, конечно.
Надежда на будущие поколения у меня есть. Первый курс этого года, например, просто поражает. После одной из последних моих лекций студенты сорок минут задавали вопросы. Никакое дистанционное образование этого никогда не заменит.
культура: Мировоззренческий кризис Запада очевиден. Не смещается ли философский центр на Восток, имея в виду и Россию?
Миронов: Недавно группа наших философов ездила в Дхарамсалу к Далай-ламе, обсуждали проблемы сознания, работы мозга и выпустили по итогу ряд любопытных статей в нашем альманахе. Кстати, выяснилось, что Далай-лама пристально интересуется именно русскими философами, а у нашего языка там чуть ли не примат над английским.
Преимущество российской культуры для будущего человечества в том, что она никогда не была узконациональной монокультурой, всегда вбирала в себя и западное, и восточное миросозерцания, выплавляя некий синтез. Эта мультиментальность, вполне возможно, породит в недалеком будущем мировоззренческую систему, приемлемую и интересную большинству народов мира. Это может стать исторической «цивилизационной переигровкой». В свое время восторжествовала западная парадигма, опирающаяся на Аристотеля с трактовкой философии как строгой науки: это привело в итоге к господству технологизма. За бортом остался Платон, почерпнувший многое из своей мудрости на Востоке и, главное, идею Софийности мира. Удивительно, но именно в России эта мысль через Владимира Соловьева начала возвращаться в мир.
Мне довелось в Гейдельберге вручать звание почетного профессора МГУ выдающемуся немецкому философу Хансу-Георгу Гадамеру. Я его спросил о том, кого из русских философов он особенно выделяет. И он ответил: «Льва Толстого и Федора Достоевского». А затем подумал и добавил: «И Николая Гоголя». Это очень показательно. Наши гении литературы воспринимаются на Западе как великие философы. И в этом смысле нам, безусловно, есть что предложить человечеству.