ИЗМЕНЕНИЯ ЖИЗНИ СЕЛЬСКОГО ДУХОВЕНСТВА ПОСЛЕ ОТМЕНЫ КРЕПОСТНОГО ПРАВА
Значимость священника как духовно-нравственного руководителя сельского прихода с особой очевидностью стала видна после отмены крепостного права и начала проведения правительством «великих реформ», а впоследствии и реформ С. Ю. Витте и П. А. Столыпина. В период подготовки и осуществления реформ, да и в пореформенное время, правительство рассматривало все уровни церковной администрации, и сельское приходское духовенство, в первую очередь, как наиболее близкое к народу, в качестве основного проводника и исполнителя намеченных преобразований.
Доктор исторических наук Т. Г. Леонтьева писала: «Разумеется, естественным проводником и опорой обновления должны были стать люди светские и образованные. Но их активное участие в данном процессе таило в себе непредсказуемые последствия — российские элиты для традиционных низов казались чрезмерно “вестеризованными”. Поэтому государство с начала Великих реформ не рискнуло отказаться от привычной религиозно-патерналистской (авторитарной, традиционной) модели взаимоотношений с народом. Объективно это предполагало передачу ведущей роли в формировании “модернизационного пространства” не сомнительно политизированной интеллигенции, а православному духовенству»[1].
Но, для успешного проведения реформ через духовное сословие, появилась необходимость проведения реформ и в самом духовном сословии. Надлежало поднять авторитет духовенства, решить проблемы с сильной его зависимостью от прихожан и нехваткой финансов на приходах. «Для обсуждения вопросов о положении духовенства составлено было особое присутствие под председательством митрополита Петербургского Исидора (Никольского). Министр внутренних дел П. А. Валуев (1861-1868) возглавил Комитет по подготовке административных мер по ведомству православного исповедания»[2]. Целью созыва этих комиссий стали разработка и проведение реформ, касающихся белого духовенства. Конечной их целью являлось следующее: сделать духовенство (в первую очередь — сельское) в большей степени независимым от прихожан в материальном обеспечении, повысить образовательный уровень, возложить на священнослужителей (возможно, как на наиболее близкое к народу) руководство начальными школами, повысить их социальный статус и привлечь к работе в земских органах самоуправления.Духовенство перестает быть замкнутым внутри своего сословия, своей семьи и своего прихода
Многие исследователи считают, что реальной пользы эти реформы не принесли, а наоборот лишь усилили уже существующие противоречия между священником и прихожанами.
Конечно, следует признать, что не все, намеченное в реформах, было реализовано. Преобразования шли не так гладко, как хотелось бы их исполнителям. Среди причин, затягивающих эти реформы, был и традиционный консерватизм русского сельского общества, и плохое исполнение постановлений, и непоследовательность самих реформ, но все же утверждать, что результат был совсем нулевым, мы не в праве.
В таком случае постараемся ответить на вопрос, что же действительно положительного принесли реформы? «Произошло расширение прав духовенства, что привело к разрушению былой замкнутости, кастовости этого сословия, к изменению характера епархиальной жизни и созданию в начале 1880-х годов развитой сети “выборных органов белого духовенства”, активно решавших наболевшие проблемы; к вовлечению священнослужителей в общественную деятельность (например, в земских институтах, позднее — к работе в Государственной Думе и т.д.)»[3].
С 60-х годов XIX века начинается расцвет церковной периодики: появляются сотни журналов, в которых духовенство обменивается опытом, вступает в дискуссии и обсуждение различных вопросов. К началу XX века, практически все епархии имеют свои «Епархиальные ведомости».
Все это приводит к тому, что духовенство уже перестает быть замкнутым внутри своего сословия, своей семьи и своего прихода. Теперь сельское духовенство могло чувствовать себя «корпоративным сословием в масштабе всей России»[4].
У священников расширяется круг знаний и интересов: они стали знакомы не только с богослужебной и богословской литературой, но также и со светской периодикой, о чем свидетельствует огромное количество статей, написанных духовенством. Священники стали писать статьи, очерки, рассказы, заметки, отрывки из своих дневников, воспоминания (что особенно для нас ценно). В этих статьях явно прослеживается широкий кругозор клириков.
Наряду с материалами, связанными с «профессиональной деятельностью», встречаются статьи и о передовых методах ведения сельского хозяйства, про общественную жизнь, о медицине, ветеринарии и т.д. Духовные публицисты (нередко, кстати, являющиеся сельскими пастырями) активно ведут полемику с «либеральными» авторами о роли религии в обществе и достойно отстаивают свое сословие от их нападок.Священники, имея возможность отдавать своих детей не только в духовные, но и в светские учебные заведения, нередко старались устроить своих чад именно в последние
Итак, несмотря на то, что реформы проводили непоследовательно и не на должном уровне, что преобразования все же не смогли до конца решить основные проблемы духовенства, следует признать, что процесс происходящих изменений среди духовенства все-таки имел место, и если и не привел к желаемым результатам, то, по крайней мере, заложил фундамент в деле дальнейшего их развития. Вне всякого сомнения, даже дальнейшее последовательное продолжение реформ в сельской местности привело бы к положительным результатам в преобразовании сельского духовенства, что, в свою очередь, оказало бы благотворное влияние на преобразование и всего сельского общества.
ОБЩЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ СЕЛЬСКОГО ПРИХОДСКОГО ДУХОВЕНСТВА В ПЕРИОД РЕФОРМ
Православное духовенство составляло незначительный процент населения Российской империи. В 1860 году священников было около 38 тысяч человек[5], в 80-е гг. XIX века (1881 год) — 38 901[6], к началу XX века (1897 г) — 46582, в 1914 — 53234 человека[7]. Следует заметить, что динамика роста духовного сословия была значительно ниже динамики роста православного населения Российской империи. Согласно переписи населения 1897 года, православных в Империи насчитывалось 87,3 миллиона человек, или 69,5 % её населения. Это означало, что к тому времени, на одного священника в среднем приходилось чуть менее 2000 человек[8].
Действительно, если в 1890 году в среднем по России на одну церковь приходилось 1 793 православных жителя, то в 1915 году — уже 2 012 (несмотря на рост числа церквей с 45 037 до 54 500, включая соборные, домовые, монастырские). По епархиям средняя численность православного населения на один храм колебалась от 625 жителей (Архангельская епархия) до 4 382 (Ставропольская), причем лишь в 17 епархиях наблюдалась опережающая динамика роста числа церквей по отношению к росту численности населения (в Уфимской, Пермской, Вятской, Казанской, Таврической, Ярославской, Петроградской, Рижской, Могилевской, Минской, Астраханской, Донской, Якутской, Туркестанской, Тобольской, Иркутской и Забайкальской).
Согласно статистическим данным, в 1907 году насчитывалось 51 413 церквей и 20 113 часовен при общей численности белого духовенства, включая псаломщиков, 106 624 человек. И при количестве православных верующих ― 91 704 580 человек. В 1910 г. насчитывалось уже 53 097 церквей, 21 641 часовня и 109 992 клирика, при численности православного населения ― 95 367 996. На конец 1914 г. ― начало 1915 г. насчитывалось 54 174 храма, 23 593 часовни, 112 629 клириков при численности православного населения ― 98 363 874[9].
В августе 1918 года осведомительно-статистический отдел при Высшем Церковном Совете сделал вывод: «Православного населения ежегодно прибывает 1,5 млн. человек. Для удовлетворения этого прироста, считая 1 церковь на 2000 человек, нужно было бы устроять теперь ежегодно не менее 780 церквей, а не 422 или 518, как это было в 1914-1915 годах, при этом условии мы только поддерживали бы на одном уровне отношения между численностью церквей и православным населением, нисколько не улучшая его»[10]. Кроме того, следует заметить, что основная масса служащего духовенства была рассредоточена по сельской местности.
Если же вернуться к вопросу влияния реформ на жизнь духовенства, то новым было то, что священники, имея возможность отдавать своих детей не только в духовные, но и в светские учебные заведения, нередко старались устроить своих чад именно в последние. В 1900 году в российских университетах обучалось 3 428 детей духовенства (9,4 % всех студентов), в высших технических учебных заведениях — 108 (2,1 %), в 1914, соответственно, 3677 (10,3 %) и 232 (2,4 %)[11]. Достаточно распространенными были случаи, когда воспитанники семинарий по окончании их избегали принимать сан. Об этом свидетельствует отчет оберпрокурора Святейшего Синода за 1911-1912 гг.: «Очень многие из преосвященных отмечают в своих отчетах, что многие воспитанники семинарий уходят в сторону от пастырства»[12].
Возможно, одной из причин уклонения от священного сана являлась финансовая нестабильность духовного сословия и его зависимость от прихожан. Эту проблему признавал и сам Святейший Синод, и старался её посильно решать, вводя оклады для духовенства и изменяя пенсионный устав.Церковные земли делились на две категории: собственно церковная, средства от содержания которой шли на содержание храма, и причтовая, доходы от которой делились между клириками
Согласно указу от 24 марта 1873 года, финансовое обеспечение происходило из: а) доброхотных подаяний, б) церковной земли, в) процентов, предназначенных приходу, г) дохода с церковно-оброчных статей, также предназначенных в пользу бедных причтов[13]. Вышеперечисленные источники все же были недостаточно постоянны и размер средств, получаемый из этих источников, зависел от многих причин. Так, если год был неурожайным, и крестьяне терпели нужду, то надеяться на «доброхотные подаяния» и «церковные земли» не приходилось. Вполне естественно, что в урожайные годы благосостояние как крестьян, так и священника улучшалось. В большой зависимости материальное обеспечение духовенства было и от религиозно-нравственного состояния своих прихожан. В приходах, где не было раскольников и сектантов и где прихожане с любовью относились к своему духовенству, священники жили относительно безбедно. Совсем по-иному обстояло дело на приходах, в которых были сильны влияния раскольников и сектантов. В таких приходах прихожане или вовсе отказывались давать священнику вознаграждение, или давали такие мизерные суммы, соизмеримые разве что с нищенскими подаяниями. Любое слово священника о повышении платы за требы как правило приводило к обвинению в вымогательстве и кляузам правящему архиерею.
Практиковавшийся на некоторых приходах сбор продуктами и хлебом также ставил священника в подчиненное положение по отношению к своей пастве. В этом случае он знал, что обличительное слово по отношению к благодетелю может очень дорого стоить не только ему самому (сам-то он, может быть, и стерпел бы нужду), но и его семье. Кроме того, священник должен был устроить своих сыновей в семинарию, обучение в которой требовало немалых затрат. Единственным выходом из этого положения могли быть лишь государственные выплаты белому духовенству. Постепенно правительство приходило к пониманию необходимости централизованного финансирования причта и духовенства.
23 апреля 1893 года[14] последовал указ, согласно которому на содержание православного духовенства стали отпускаться денежные суммы. В этом же году было выделено 250 тысяч рублей. С 1894 года эта сумма увеличилась до 500 тысяч, снижаясь в годы войн до 200. С 1910 по 1913 эта сумма достигла 600. В 1907 г., к примеру, 27 952 приходов получали жалование, в 1913-м — 31 218, в 1914 — 31 415, в 1917 г. — 35 516 приходов[15]. В 1917 году 54 951 клирик получал средне нормальный оклад содержания (составлявший для протоиереев и священников — 294 рубля в год, для диаконов — 147 р., для псаломщиков — 98 рублей[16]. При этом правительство предполагало, что среднегодовой доход священника составит 600 р., диакона — 300 р., псаломщика — 200 р., с учетом средств, полученных помимо государственного содержания)[17].
Все же в 1916 г. 25 992 клирика оставалось без какого бы то ни было государственного содержания. Перспективы «средне нормального» обеспечения всего духовенства казались малореальными. В объяснительной записке к смете Святейшего Синода на 1916 год говорилось, что «если бы в будущем согласно принятой законодательными учреждениями в 1910-1913 гг. норме отпускалось на увеличение содержания духовенства по 450 тыс. р. в год, то, учитывая ежегодный рост числа приходов из-за открытия новых, все причты были бы обеспечены средне нормальным окладом содержания не ранее, чем через 20 лет, т.е. к 1935г.»[18].
Уже упоминаемые нами церковные земли делились на две категории: собственно церковная, средства от содержания которой шли на содержание храма, и причтовая, доходы от которой делились между клириками. Всей церковной земли в России в 1910 г. было 271 086 десятин, из которых 129 536 десятин — в ведении причта. Наиболее бедными церковной землей были причты епархий европейской части России (например, в Варшавской 9 дес. на 1 храм, Казанской — 36 дес., Московской — 39 дес.), а наиболее богатыми сибирские епархии (Благовещенская — 241 дес. на 1 храм, Владивостокская — 114 дес., Тобольская — 109 дес.)[19].По степени образованности епархиальное духовенство выглядело достаточно неоднородно, были и те, кто имел высшее богословское образования, но были и достаточно малообразованные священники
Доходы духовенства пополнялись за счет кружечного сбора, значительного только в соборах и городских церквях. Основной доход приходскому духовенству приносили требы. В 1905-1906 гг. на приходе в среднем совершалось 25 браков год, 133 крещения, 60 отпеваний детей и 32 взрослых, около 90 напутствий на дому[20]. Согласно данным отчета за 1914 год, за крещение и погребение младенца в среднем брали 20 копеек, погребение взрослого обходилось в 50 копеек, венчание — 3 рубля, молебен — 3 копейки, панихида — 5 копеек, деревенский молебен — 1 руб. 50 коп., проскомидийное подаяние — 1-2 копейки (возможно, в отчете приведены минимальные расценки за требы; они даны скорее как ориентир)[21]. Вместе с оброчными статьями доходы от треб составляли до 9/10 всех доходов клирика.
Поскольку речь зашла об окладах, то логично будет упомянуть и о пенсионном обеспечении приходского духовенства. Первый временный пенсионный устав для епархиального духовенства вышел в 1866 году. Согласно правилам этого устава, пенсии были положены лишь священнослужителям, прослужившим в священном сане не менее 35 лет. Священники и протодиаконы кафедральных соборов получали 130 рублей в год, для их вдов полагалась пенсия в 65-90 рублей. Диаконам было положено 65 рублей, а их вдовам 40-50 рублей. Для тех, кто ушел на покой ранее положенного срока (даже вследствие болезни), пенсии не полагалась. Лишь в 1900 году был разработан и утвержден Императором новый пенсионный устав. Пенсии устанавливались по трем срокам выслуги: от 20 до 30 лет в размере 1/3 полного оклада, от 30 до 35 лет — 1/2 оклада и более 35 лет — полный оклад. Для полных окладов пенсий были установлены пять разрядов: 500, 400, 300 рублей — для священников и протодиаконов, 200 рублей — для диаконов, 100 рублей — для диаконов и псаломщиков. Пенсионный устав предполагал выплаты и ушедшим на покой по болезни клирикам, и семьям клириков, умерших и не дослуживших до пенсионного возраста[22].
Этот закон, по крайней мере, давал духовенству определенную уверенность в будущем и хоть в какой-то мере приравнивал в этом отношении духовное сословие к государственным служащим Империи.
В светской прессе начала XX века нередко поднимался вопрос об образованности духовенства. Священников обвиняли в необразованности и безграмотности. Что же было в действительности? Обратимся к имеющимся у нас статистическим данным. Вполне естественно, что по степени образованности епархиальное духовенство выглядело достаточно неоднородно, были и те, кто имел высшее богословское образования, но были и достаточно малообразованные священники. Если в некоторых епархиях (особенно отдаленных или сибирских) пастырей с теологическим образованием было сравнительно немного, то в епархиях Центральной России прослеживается прямо противоположное явление. Здесь священники, не имеющие полного высшего образования, находятся в меньшинстве. Во Владимирской епархии, по состоянию на конец 1913 года, из 1280 священников 19 имели академическое образование, 1170 — семинарское и только 90 — незаконченное среднее. В Воронежской епархии из 1248 священников 25 имели академическое образование, 1186 — семинарское 38 — не имели достаточного богословского образования[23]. В Ярославской епархии, на 1914 год, из 1030 священников 22 имели академическое, 931 — семинарское, 86 — не получившие образования[24].
В целом образованность духовенства в начале XX века стояла на достаточно высоком уровне. Высокая образованность была крайне необходима и в связи с новыми задачами, возложенными на духовенство (как, например, законоучительство, миссионерство, просвещение народа).
Но все же богословского образования иногда было недостаточно, чтобы отвечать на выпады большевиков и эсэров. Как правило, такие агитаторы имели ясную программу, обещающую в скором времени «рай на земле». Как бы предчувствуя всю опасность данного положения, многие из священников писали в различные церковные издания, прося помощи от церковных властей в идеологической борьбе. «Особенно настойчиво рекомендуйте статьи и брошюры против учений социал-демократов, социал-революционеров, анархистов, коммунистов...»[25], — писал в журнал «Церковный голос» один из сельских священников. К сожалению, их голоса так и не были услышаны.
Прихожане обычно были приписаны к храму семьями, по месту проживания. Ежегодно в клировой ведомости храма, подававшейся в конце года в духовную консисторию епархии, помимо послужного списка клириков данной церкви особой статьей фиксировалось количество приписанных к данному приходу лиц мужского и женского пола. Кроме того, клировые ведомости отмечали информацию о вдовах из духовного звания и прочих лицах, проживающих при храме и находящихся на церковном содержании. Описывались и сведения о церковно-приходской школе. Однако общение с представителями различных сословий, состоящих на приходе, зачастую имели свои особенности, а нередко и трудности, о чем речь пойдет далее.
Петр Украинцев
Источник: sdsmp.ru