Слушая очень разумные рассуждения одного из основателей компании Snapchat и ее 24-летнего гендиректора Эвана Шпигеля о том, почему вся молодежь зависает на Snapchat и считает Facebook отстоем для старперов, я невольно вспоминал прочитанные вчера слова бельгийского ученого-теплофизика с русскими корнями, нобелевского лауреата Ильи Пригожина из его письма президенту Римского клуба в 1999 году.
«В настоящий момент человечество проходит через бифуркацию, вызванную информационными технологиями. Мы, конечно, можем вспомнить прошлую бифуркацию, вызванную органическим топливом: углем, нефтью, которая привела к возникновению индустриального общества. Бифуркация на основе информационных технологий приведет к становлению сетевого общества. Учитывая ее масштабы, мы можем предположить нелинейные условия и, следовательно, более сильные флуктуации и повышенную нестабильность».
Неожиданная заминка в плавно текущем диалоге на экране заставила меня отвлечься и промотать видео назад. «А зачем посылать сообщения, которые тут же уничтожаются? В чем смысл?» Спросил у Эвана лысоватый мужчина преклонных лет с седой козлиной бородкой. Эван явно растерялся. В позах пожилого и его коллеги-ведущей появилась какая-то натянутость. Эван с удивлением и недоверием на лице ответил: «Как зачем? Это же прикольно! Просто для удовольствия». Пожилой и женщина сразу расслабились, зашевелились, заулыбались. «Конечно, для удовольствия! Да, да, для удовольствия!» — радостно восклицали они, как будто им открылась сокровенная тайна.
«Приведет ли становление сетевого общества к объединению человечества? Этого утверждать нельзя. Мой друг профессор Жан-Луи Денебур отметил, что сетевые общества существуют у социальных насекомых. Сегодня нам известны 12 тысяч видов муравьев. Размер их колоний варьируется от нескольких особей до 20 миллионов. Удивительно, что поведение муравьев в маленьких и в больших сообществах кардинально отличается. В малых сообществах каждая особь знает, что она должна делать в данный момент. Они ищут пищу, они приносят добычу, они действуют независимо. Однако когда колония становится больше, координация становится основной проблемой. Тогда появляются сложные коллективные структуры, которые спонтанно возникают в результате простых автокаталитических взаимодействий между многочисленными индивидуальными особями и средой с использованием химических средств коммуникации. В малых сообществах насекомых сложность локализуется на уровне индивидуума, в больших сообществах муравьев сложность смещается на уровень взаимодействия между индивидуумами. Несомненно, не является совпадением тот факт, что в самых больших и наиболее интегрированных сообществах — в армиях муравьев и у термитов — индивидуумы практически слепы».
Найдя письмо Пригожина, я дочитал его до конца, чувствуя, как кошки скребут на душе. Эван Шпигель с радостью рассказывал о том, что в Великобритании более 70% всего мобильного трафика приходится на Snapchat. И так — во всех развитых странах. Я вспомнил, что исчезающие фотографии появились в Instagram, а исчезающие сообщения — в мессенджере Facebook. Мгновенное выражение набирает обороты. Впрочем, Snapchat в 2015 году запустил истории, слегка сдвинувшись по континууму в сторону накопления.
Потом вспомнились события «Арабской весны» и утверждения, что ее сделали возможной мобильная связь и социальные сети. Промелькнули перед мысленным взором толпы охотников за покемонами, бредущие по ночному Центральному парку с лицами зомби, подсвеченными мертвенно бледным светом экранов. Где-то там, в переплетении темных аллей и тропинок объявился редкий покемон.
Начиная писать книгу «Кластер миллиардеров», я даже помыслить не мог, куда заведет аналогия с муравьями. И вот — приехали. Но пользуясь термином Эвана Шпигеля, будущее — это континуум, на одной стороне которого — коллективный сверхинтеллект, усиленный разумом машин, где люди — тупые нейрончики (или персептрончики), а на другой — цифровой феодализм с поселениями и монастырями, где обитают мастера и подмастерья знаний. Вероятнее всего, выпадет что-то посередине – вроде Twitter.
Так или иначе, начинается новый виток. И пока флуктуации велики, у каждой маленькой пешки-муравьишки есть шанс добежать до противоположного края доски, чтобы превратиться в ферзя или, по-муравьиному, в рабочую королеву. (На муравьиных досках ферзей бывает несколько. И все — одного цвета. Друг друга не едят. Но об этом — в другой раз.) Пешки, бегущие к другому краю доски — это и есть кластер миллиардеров.
В марте 2017 года Snapchat разместил акции на бирже. Компанию, еще ни разу не заработавшую прибыли, рынок оценил в $24 млрд. «Миллениалы» скупали акции на бирже просто потому, что им нравится Snapchat. Эван и его партнер стали мультимиллиардерами. А в том интервью 2015 года, которое я здесь цитирую, Эван, отвечая на вопрос, какое решение было самым трудным, сказал: «Труднее всего было отказаться от предложения Facebook продать компанию за $3 млрд в 2013 году». Любопытно, что основатель и гендиректор Facebook Марк Цукерберг, отвечая на такой же вопрос в прошлогоднем интервью Сэму Альтману, сказал: «Труднее всего было отказаться продать компанию за миллиард долларов Yahoo! в 2007 году». И оба заявили, что для них главное было не деньги, а сделать для людей по-настоящему крутой продукт. Члены кластера миллиардеров идут одной тропой.
Главная идея состоит в том, что с появлением смартфонов центр сложности в социальных сетях начал стремительно смещаться от индивидуума к простым взаимодействиям между индивидуумами. Это процесс автокаталитический, то есть индивидуумы не только участвуют в реакции, но и ускоряют ее течение. Такие реакции в условиях повышенной нестабильности могут приводить к пороговым качественным преобразованиям всей системы. В нашем случае — человечества.
Аналог происходящих с человечеством (социальные сети уже охватили существенную, если не большую часть человечества) процессов можно увидеть в поведении социальных насекомых, особенно муравьев, которые уже давно создали сетевые сообщества. Каждый отдельный муравьишка довольно примитивен, но колония муравьев демонстрирует столь разумное поведение, что ученые предполагают наличие у нее коллективного суперинтеллекта. Построен этот интеллект не на силе индивидуальных интеллектов, а на силе и разнообразии простых взаимодействий между индивидами. Аналогично устроен мозг человека, где мысль рождается исключительно из взаимодействия между нейронами, мыслительными способностями которых, если они и есть, можно пренебречь как ничтожным фактором.
Но это еще не все. Коллективный интеллект колоний насекомых, в отличие от человеческого мозга, не обладает сознанием. Это, можно сказать, сеть первого уровня, которая работает исключительно с первичными восприятиями. По гипотезе бельгийского нейрофизиолога Акселя Клеереманса, в человеческом мозгу роль сознания выполняет сеть второго уровня, которая, в отличие от сети первого уровня, знает о самом факте своего знания и имеет представление о себе.
В современных человеческих социальных нейросетях роль обработчика первичной информации, получаемой от взаимодействий, выполняют алгоритмы обработки данных. Осознанное использование результатов такой обработки сегодня доступно множеству индивидов, включая криминальных и невменяемых, что создает для выживания человечества существенные риски. Кстати, последние выборы в США были, пожалуй, первыми, где соревновались алгоритмы обработки данных, а не команды кандидатов.
Если моя гипотеза о кластеризации человечества верна, то кластеризация может привести к тому, что сознание сконцентрируется именно в кластере миллиардеров, который и будет выполнять роль сети второго уровня. С высокой долей вероятности мы уже не сможем повлиять на этот процесс. Но повлиять на свое место в нем еще может каждый.
Кстати, как и у муравьев с их феромонами, стимулом к моментальной экспрессии в социальной нейросети людей является удовольствие. Так что никто внакладе не останется!
И тут мне не к месту вспомнился «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли. Но об этом: ш-ш-ш, никому!
Источник ideanomics.ru