Интервью проведено в рамках проекта «Динамика религиозной ситуации и конфессиональная идентичность в Московском регионе». При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Национальным благотворительным фондом.
— Уважаемый Константин Владимирович, скажите, пожалуйста, по Вашему мнению, можно ли сказать, что в современной России существует паритет межрелигиозных отношений, или фактически мы можем говорить о том, что у нас есть «гонимые», «терпимые» и даже «государственные» религии? Как Вам кажется?
— Безусловно, есть и организации, и отдельные активисты в организациях, и отдельные силы, иногда даже не религиозные, а околорелигиозные, которые хотели бы изменить зафиксированный конституцией и законодательством паритет. На сегодняшний момент, однозначного разделения, тем более с такой полярностью, как «государственные» и «гонимые», на государственном уровне нет. Хотя нет и чёткой, ясной государственной концепции, разъяснения норм равенства религиозных конфессий и последователей этих конфессий для региональных чиновников и правоохранительных органов. А ведь эти нормы четко прописаны в Конституции РФ и законе «О свободе совести и о религиозных объединениях». Нам, как представителям конфессии, условно говоря, не титульной, хотелось бы, чтобы это было более чётко обозначено не только буквой закона, но и на практике. Тем более что мы видим отрицательные последствия для государства дискриминационного отношения к отельным конфессиям. В нашей Российской Империи это было, и это плохо закончилось.
— Спасибо. То есть равенство перед законом обозначает равноудаленность, но при этом равноприближенность к государству, в конечном итоге.
— Совершенно верно. Подписываюсь под этой лаконичной фразой.
— А вот скажите, пожалуйста, если обращаться к статистике, которую мы можем наблюдать в интернете, слышать из радио о количестве верующих различных конфессий, различных религий, в том числе и христиан протестантского вероисповедания. Вот скажите, пожалуйста, эти цифры вызывают у Вас скорее, согласие или больше вопросов?
— Во-первых, стоит отметить, что в последнее время, в сравнении с периодом истории десяти, пятнадцатилетней давности, цифры стали звучать реже и называться осторожнее. И прежде всего, они теперь не озвучиваются самими религиозными конфессиями. Сегодня священноначалие крупнейшего религиозного объединения – Русской Православной Церкви Московского Патриархата уже не утверждает, что 80% или даже 90% являются последователями православия и частью Русской Православной Церкви.
На сегодняшний момент есть, только один источник объективной точной статистики – это данные министерства юстиции о количестве зарегистрированных религиозных организаций. Согласно реестру на июль 2016 года в стране зарегистрировано 29 368 религиозных организаций, из них Русская православная церковь – 17.331, ислам – 5.421, протестантизм – 4.625, ну и далее идёт старообрядчество, иудаизм, буддизм, Римско-Католическая церковь от 250 до 360 объединений. Естественно, это помогает понять уровень религиозного многообразия, которое есть в России, но чёткую картину по количеству последователей конкретных религий нам не даёт.
Чуть забегая вперёд к следующим вопросам, могу сказать, что по нашим подсчётам, в данном случае я говорю как эксперт, более десяти лет входивший в Экспертный совет Комитета Государственной Думы РФ по делам общественных объединений и религиозных организаций: подлинно людей, вовлеченных в религиозную жизнь будь то Русская Православная Церковь и её различные направления, ислам, протестантизм, иудаизм, буддизм и более малочисленные: кришнаиты и так далее и так далее – это примерно 9,5% населения. И эту цифру мы сверяли и с религиоведческим сообществом и с представителями самих конфессий, и она, похоже, соответствует реальной ситуации.
И дальше идёт определённая, скажем так, игра. Она, кстати сказать, очень правильно обозначена в одном из Ваших вопросов, в четвертом – «процент людей, участвующих в собственно религиозной (церковной) жизни?» и пятый – «самоидентификация и идентификация людей, принадлежащих к конфессии». На этот вопрос в свой время попытались ответить ученые Сергей Филатов и Роман Ленкин. Я оперирую сейчас цифрами их исследования 2004 года. Итак, идентификация в соответствие с этносом или национальностью и они вывели что православие до 85 млн, староверы – 1,5 млн, мусульмане – 6-9 млн, буддисты около 550 тысяч, иудеи, кстати, почему-то всего у них получились до 50 тысяч. Далее, следующий этап, как сами себя идентифицируют люди в вопросе принадлежности к этой конфессии…
Кстати, на первом этапе протестанты отсутствуют, потому что этнические финны, немцы, датчане, голландцы на сегодняшний момент в России практически отсутствуют, их количество это арифметическая погрешность при статистическом учёте. А вот когда они сами себя называют, здесь появляется 1,8 млн протестантов, а цифры по другим религиозным конфессиям уменьшаются в разы. Следующий этап опроса – не просто называют себя, что они принадлежат, что они идентифицируют, а соблюдают религиозные обряды, то есть, используя термин принятый более в христианстве – «воцерковленные». Здесь цифра по протестантам остаётся неизменной, то есть человек называет себя протестантом и является воцерковленным, мы иначе не мыслим, иначе не считаем. А вот по другим, религиям и конфессиям эта цифра опять уменьшается, причем значительно. Мы видим это и из других опросов, и Левады и ВЦИОМ – человек при опросе говорит: «Какой веры?» – «Православной», «Христианин?» – «Нет», ну и так далее. Материалы исследования Филатова и Лункина опубликованы были в 2004 году в «Аргументах и фактах», они там были компактно в таблицу сведены…
И всё-таки пересчитывая нас, протестантов в России сегодня, мы можем обозначить несколько цифр. Одна – это всё-таки «люди воцерковленные», и здесь наши стандарты весьма консервативны. Это человек, который как минимум один раз в неделю посещает церковные богослужения, принявший водное крещение в сознательном возрасте по вере, его жизнь этическая, нравственная, семейная должна соответствовать евангельским канонам, и участвующий в каком-то виде в жизни церковной общины. Более того, этот вопрос, касается десятин и пожертвований, то есть финансового участия в жизни церковный общины, участия в различных благотворительных, гуманитарных, социальных, миссионерских, волонтёрских программах. Мы подсчитывали ещё 10 или больше лет назад, что единовременно в различных волонтёрских программах ежедневно у нас участвует до 400 тысяч человек по России, то есть это средняя цифра, сколько каждый день человек организованно или самостоятельно уделяет сколько-то часов своего времени как доброволец, кому-то помогая. И мы сегодня говорим о цифре воцерковленных протестантов в нашей стране абсолютно спокойно, не боясь преувеличить – 2 млн человек. Если мы начинаем говорить, для меня как для священнослужителя, это, к сожалению, о «прихожанах», термин, который ещё 10 лет назад был для нас мало приемлем и почти чужд, то мы говорим о цифре до 4 млн. Уже возникало предложение посчитать всех крещенных в протестантизме в нашей стране. Здесь цифра увеличится, как минимум, до 7 миллионов. Но я думаю, что этот момент лучше оставить, потому что мы относимся к крещению не как к разовому обряду церковному, а, как и написано, «обещание Богу доброй совести», то есть подразумевается следование за Христом. И здесь, к сожалению, мы не можем говорить о семи миллионах человек, которые, обещав Богу добрую совесть, сохраняют в каждодневной жизни этот завет.
Теперь непосредственно о пятидесятниках, как об одной из деноминаций протестантизмом. Из 1 миллиарда протестантов в мире, 600 миллионов являются последователями пятидесятничества. Некоторое время назад, одно из первых лиц Римско-католической церкви, Кардинал Кох сделал заявление об актуальности признания пятидесятничества четвертой ветвью христианства. Не думаю, что на это мы должны пойти. Но это, безусловно, признание роли и авторитета нашей церкви в мировом христианстве.
— А вот скажите, пожалуйста, по Вашему мнению, есть ли у Московского региона, если мы будем иметь в виду Москву и область, какая-то специфика в количестве верующих, их представленности и их активности, в том числе и у протестантских деноминаций?
— К сожалению, на мой взгляд, активность людей в Московском регионе, она ниже, чем в целом по России и чем, например, в Сибирском регионе, Дальневосточном регионе. Я допускаю, что у меня есть какая-то небольшая субъективность, так как я сам человек сибирский. И бóльшую, значительную часть своей жизни, молодые годы служения провёл именно там. Ради объективности, я должен сказать, что в столице другой ритм жизни, другая стоимость жизни. Если человек, будучи жителем Зауралья, например, может проживать в своем частном доме, иметь возможность осенью с огорода собрать урожай, напилить дров на всю зиму для отопления, меньше расстояния, меньше определенные социальные запросы по уровню автомобиля, стоимости галстука, образовательному учреждению для детей и т.д. и т.д. Так как жизнь проще, он может себе позволить больше времени уделять активной церковной жизни.
Здесь в Москве, и это вопрос не только к коренным москвичам, а и к людям, которые приехали, обычно как раз с настроем зарабатывать деньги, делать карьеру, гораздо больше суетных вещей. И это уменьшает активность и объём вовлеченности человека в жизнь религиозную, в жизнь церковную. Но, безусловно, если мы говорим в сравнении со среднестатистическим обывателем, это все равно более чем активная социальная и религиозная жизнь.
— А позвольте тут дополнительный вопрос от себя: а как Вы считаете, это именно московская проблема или проблема мегаполиса в целом, то есть мы любой крупный город возьмем, и там будет вот такая проблема?
— Ну, даже есть шутка, что есть Москва, а есть Россия, поэтому даже урбанисты здесь разделяются во мнении, сколько у нас в России мегаполисов. И кто-то считает, что только один, это – Москва, другие склоняются, что всё-таки 15 городов-миллионников, их тоже можно отнести к мегаполисам. Из личных наблюдений могу сказать, что и в других крупных российских городах, Санкт-Петербург, Новосибирск, Омск, Ростов-на-Дону, Екатеринбург и т.д., тоже жизнь значительно ускоряется и с ростом благосостояния, укрепления государственной вертикали и упорядочивания в сфере бюджета, налогов, субсидий, дотаций и т.д., и определённым расцветом городов. Я езжу постоянно по всей стране, где-то в полетах от Магадана до Калининграда, и вижу, как в хорошую сторону меняются города – улицы, парки, фасады домов, новостройки и т.д. и т.д. И вот эта урбанизированная жизнь периода постмодернизма, она, безусловно, влияет и на естественную жизнь людей, в том числе религиозных. И здесь как раз задача церкви – не приспосабливая Евангелие, которое, как известно, вечно и неизменно, трансформировать методы и форматы богослужебной практики, взаимодействия с социумом, с людьми. В Москве, пастыри большинства церквей уже давно это поняли.
Например, традиционно в церкви протестантской центральное богослужение – это утро воскресенья, но есть определённый слой людей, добрых христиан, профессиональная деятельность, работа которых не позволяет иметь воскресенье выходным днем. Для них делаются дублирующие богослужения в субботние дни или просто среди недели; расширяются и технические возможности – и прямые трансляции через интернет, и возможность участвовать, даже десятины передавать дистанционно через интернет-банки и т.д., больше используют социальные сети. Для современного продвинутого жителя мегаполиса это крайне важно. Но, хочу ещё раз подчеркнуть, что это не должно приводить к либерализации библейского богословия, на котором церковь стоит.
— Вы предвосхитили мой следующий вопрос и очень интересно на него ответили. А мы пойдём дальше и перейдём к вопросу о межрелигиозной конфронтации. Вот как Вам кажется, конфронтация между религиями, конфессиями, между светской и религиозной культурой. Если в этом какие-то контексты, в которых чаще всего, можно сказать «тренд», возникает вот эта конфронтация, даже воспроизводится снова и снова? Как Вам кажется?
— Если мы говорим о конфронтации между религиями, я осмелюсь сказать достаточно однозначно: её нет в России. Может быть, это чуть острее стоит в нескольких регионах. Возможно, в традиционно исламских. И то, если мы говорим о Татарстане, с середины 90-х годов её нет. В Казани, дом нашего епископа находится на одной улице, в пятидесяти метрах от дома имама. И они регулярно заходят друг другу в гости на чай, дружат семьями, общаются и соучаствуют в каких-то социальных, благотворительных проектах. Один поздравляет с Курбан-байрамом, другой приходит с подарками, со словами приветствия на Пасхальные мероприятия. И то же самое происходит по всей России.
Здесь, в Москве, у нас более десяти лет проводится межконфессиональный футбольный турнир «Россия многонациональная, многоконфессиональная страна». В этом году первое место мусульманская команда заняла и получила большой переходящий кубок, второе и третье – протестантские. Остальные религиозные конфессии вынуждены были довольствоваться утешительными призами, но готовятся к следующему турниру. Мы вместе проводим акции по сдаче донорской крови, и вообще регулярно встречаемся. Вчера я участвовал в двух заседаниях, где также участвовали представители Русской православной церкви, Армянской апостольской церкви Григорианской, Римско-католической, ислама. Один из наших общих проектов – совместная гуманитарная акция по оказанию помощи Сирии и Ливану от религиозных общин России. Представители разных конфессий – участвуют, по крайней мере, в представительском формате, в наших мероприятиях, связанных с пятисотлетием Реформации. Мы открыты для них и друг для друга.
Наверное, чуть сложнее, если мы говорим о кавказских республиках, Ингушетия, Дагестан, Чечня, прежде всего, но и там есть наши общины, они не многочисленны и их немного и там мы скорее всё-таки говорим не о факторе религиозном, а о факторе национально-культурном, и о естественных опасениях возникновения конфликтов из-за моментов, в религиозном образовании упущенных или, точнее, проваленных в 90-е годы. Ещё какое-то время мы будем пожинать плоды этого. Хотя стоит отметить, что сегодня государство и законодатели сделали очень серьёзные шаги в этом плане, в том числе, ограничивая возможности для лиц, получивших образование в Саудовской Аравии, по насаждению салафитского учения.
Мы можем говорить, и на наших внутренних площадках мы говорим, об определенной ревности и конкуренции между представителями одного религиозного направления. Это всегда бывает острее и так же в семье, одно неверно сказанное слово, не оказанное уважение между близкими людьми, гораздо острее, чем когда вас задевает случайный незнакомый человек в общественном транспорте.
Но есть площадки для диалога, которые помогают это достойно преодолевать. Таких площадок сейчас достаточно много: прежде всего, это Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ, куда входит на сегодняшний момент 23 человека, в том числе представители крупнейших религиозных организаций. И вот даже уже по составу видно отношение и государства – 4 представителя Русской православной церкви, 3 представителя ислама, 3 протестанта и далее по одному – иудаизм, буддизм, римско-католическая церковь, армяно-григорианская, старообрядцы. Это площадка для диалога. Есть площадка в Государственной Думе, которая сейчас напрасно, на мой взгляд, отказалась от преемственности и претерпела значительные изменения. Я с 2002 по 2016 был членом Экспертного Совета Комитета Госдумы по делам общественных объединений и религиозных организаций. Есть похожая площадка при Совете Федерации. И есть очень эффективная площадка – это Комиссия Общественной палаты РФ по гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений. Есть Комиссия при Правительстве РФ по вопросам религиозных организаций. И есть до конца не исполненное распоряжение или поручение Президента РФ ещё, если мне память не изменят, 2008 или 2009 года о создании по образцу президентского совета подобных советов при аппаратах губернаторов во всех субъектах федерации.
На протяжении более пятнадцати лет, мы ведём мониторинг состояния государственно-религиозных и межрелигиозных отношений, отслеживаем нарушения закона в этой сфере, возникающие конфликтные ситуации. Подводя итог десяти лет наблюдений, мы обнаружили, что те регионы, где советы по религиозным вопросам существуют многие годы, там минимум инцидентов на религиозной почве. А там, где они никогда не были созданы или созданы формально, т.е. приглашены два-три человека, которые не всегда отражают и представляют религиозный состав населения данного региона и, конечно, тогда это ведет к проблемам. То есть здесь вопрос чаще всего межрелигиозных отношений, это вопрос не силовой, не законодательный, это вопрос отношений, вопрос, как верующие разных религий видят друг друга. Когда руководители, первые, вторые лица, выстроили отношения, тогда это определенный сигнал для паствы, для последователей, и это первый шаг к гармонизации, к миру и взаимоуважению.
— А о религиозной и светской культуре, что бы Вы могли сказать, в последнее время?
— Можно разное толкование вкладывать в слово «светскость», и если мы говорим в понятиях Соловьева, Хомякова, то «светскость» как «открытость религиозного человека», я сейчас упрощаю, конечно, открытость человека церковного, способность говорить на языке мира нецерковного, оперировать терминологией, не теряя своей церковности, религиозных убеждений и так далее. Сейчас «светскость» истолковывается обычно, как нечто, в лучшем случае, нерелигиозное, а в худшем, уже – агностическое и антирелигиозное. Я полагаю, что это в большей степени, западное влияние, возможно и остаточное влияние того большевизма, где «религия – опиум для народа» и «весь мир насилья мы разрушим, до основанья… « и т.д. К сожалению, это есть, и противостояние здесь, вероятнее всего, будет нарастать. Однако есть в этом и определенный позитивный момент – понимание этого заставляет нас, представителей разных религиозных конфессий, лучше друг друга слышать и объединять свои усилия, потому что мы вынуждены защищаться, мы вынуждены вырабатывать единую позицию, отвечая на вызовы секулярного мира.
— А если говорить о защите и мягко переходить от конфронтационного к, если так можно выразиться, мобилизационному потенциалу. Как Вам кажется, реальна ли такая ситуация, когда верующие разных конфессий, выходят на улицы в поддержку чего-то, против чего-то? Сколько их может выйти? Кто будут эти люди? Что сделать, чтобы этого не произошло?
— Скажем так, для того, чтобы вышли на улицы с каким-то протестом верующие люди, люди религиозные, нужно очень серьёзно потрудиться. При активности религиозной и социальной всё, что связано с действиями протестными и, которые возможно находятся на грани законности, вовлечь в это людей верующих очень сложно.
В связи с этим очень показательна, насколько я понимаю, последняя научная работа, религиоведа, академика Мирана Петровича Мчедлова, это издание 2005 года. Исследование проводилось глобальное, выборка очень большая и количество вопросов превышало сотню. Они исследовали не просто отношения представителя той или иной религиозной конфессии, допустим, к представителям разных национальностей, вопросы были глубже и шире: «а есть ли среди Ваших друзей представители цыган, дагестанцев, грузин, татар?» и так далее и так далее по огромному списку; «готовы ли Вы вместе с ними вести бизнес, брать на работу?»; «готовы ли Вы, чтобы при определенных обстоятельствах Ваша дочь вышла замуж за представителя этого этноса?». И мы понимаем, что на такие вопросы невозможны ответы поверхностные, из серии «я за мир во всем мире». И вот очень интересно, что по такому глубокому исследованию, я смотрю таблицу 59 «Доверие органам государственной власти» – данный пункт напрямую связан с вашим вопросом о готовности или неготовности выйти на улицы, по крайней мере, выйти «против».
Можно выйти на улицы и «за», допустим, в День Национального Единства в 2016 году впервые были приглашены в Москве религиозные конфессии. Решение было принято об этом, и приглашение нам поступило всего за две недели до 4 ноября. Организоваться уже было крайне сложно, потому что в календаре много своих программ и мероприятий. Единственное, что мы могли предпринять – это сделать объявления в наших московских церквах. Как вы думаете, сколько человек пришло, чтобы пройти по Тверской вместе с профсоюзами, общественными организациями, политическими партиями, национальными объединениями?
— Если мне память не изменяет, то это была цифра около 10 тысяч.
— Ну, нет. Скромнее. Всего в праздновании участвовало около 80 тысяч. Наша цифра участников от РОСХВЕ была без малого 2 тысячи человек. Организаторы просили выставить колонну хотя бы 400 человек, но уже после первых объявлений мы поняли, что будет более тысячи. Мы заказали флаги, транспаранты и 1500 специальных значков для наших участников с текстом – цитатой из гимна «Россия, хранимая Богом, родная земля», большой, чтоб было видно издалека, с российским триколором. И, соответственно, нашим людям его выдавали, так вот 1500 значков заготовленных у нас закончились, а люди не закончились. И это для них было достаточно спонтанно, без какой-то подготовки. Утро, достаточно морозное, кстати, было… Это вот готовность выйти «за».
А вот когда мы говорим «против», пункт опроса «Доверие к органам государственной власти». Люди неверующие, по определению исследования Мирана Петровича, полное доверие – 33%. Если мы говорим о людях религиозных, то православие 41,3%, ислам – 54%, протестантизм – 45,5%, иудаизм 44% и так далее, то есть цифры выше. И «Доверие армии и правоохранительной системе» тоже, при всех особенностях, выше. Вот пункт «Вероятная реакция религиозно-мировоззренческих групп в случае ухудшения их жизни», то есть как раз выход «против». Возможная реакция – «приму участие в митингах, демонстрациях, голодовках»: люди, определившие себя как не верующие, готовы использовать участие в митингах, демонстрациях, голодовках – 15,8%, протестанты – 0,7%. Вот цифры. Десять лет назад было сделано это исследование, и я полагаю, что сегодня эта цифра для протестантизма, я не готов отвечать за всех, не изменилась. Исследованию, кстати, подверглось и отношение к парламенту, законодательных реформа, другим религиям, идейно-политическим течениям…
То есть мы видим, что религиозная часть нашего населения, в том числе протестанты, максимально лояльны, терпимы, позитивны, настроены на хорошее, лучшее будущее и готовы отстаивать свои принципы и ценности, во-первых, духовными методами – через молитву, и во-вторых, в соответствии с законодательством. И как только мы подходим к этим границам, что незаконно, против власти Богом установленной, срабатывает «нет», это – не наш путь.
— К этому вопросу два маленьких уточнения. Первое: скажите, пожалуйста, люди, которые спонтанно сорганизовались, вышли в поддержку, по социальному составу, на Ваш взгляд, это кто были? Молодёжь, люди среднего возраста? И, в принципе, в ваших акциях кто участвует большей частью?
— Ну, начнем с того, что если говорить о российских протестантах, то мы смело можем говорить, что 50 и чуть больше процентов наших общин составляют люди, которых мы относим к категории молодёжь, молодые люди. Сейчас, мне кажется, происходит взросление, но всё равно мы говорим, что этот возраст, 35 лет, плюс минус пять или скорее плюс 5, минус 15, это 50, а то и 60%. И, соответственно, примерно в такой же пропорции могут быть участники таких вот общественных активностей. Вспоминая наше шествие по Тверской в прошлом году, я могу сказать – да, там были молодые люди до 80%, это было, наверное, прежде всего, связано со временем и форматом акции и мероприятия.
У нас есть и другие форматы активности, допустим, сбор подписей или направление писем. Например, одна из последних была, когда некто подал заявление в суд по правам человека в Женеве о том, что Россия, отказывая наркоманам в метадоне (так называемая заместительная терапия), якобы нарушает права человека. Вопросы борьбы с наркозависимостью нам хорошо известны, ведь только в РОСХВЕ мы поддерживаем и духовно окормляем порядка 350 стационарных реабилитационных центров. У нас на реабилитации единовременно находятся порядка 30 тысяч человек, которые проходят 2-3 годичный бесплатный курс. Потому мы сделаем всё возможное в рамках закона, чтобы не допустить навязывания России заместительной терапии. Тогда мы оперативно менее чем за месяц, организовали сбор подписей.
Причём для нас было важно, чтоб это были люди, которые когда-то имели отношение к проблеме, не просто случайные «я Пастернака не читал, но осуждаю», а освободившиеся от наркозависимости люди или члены их семей. Собственно в письме так и было звучало: «Эта проблема коснулась моей семьи, но без всякого метадона, благодаря курсу социальной реабилитации, я или член моей семьи сегодня жив, здоров; можно обойтись без этого; метадон – это обман, он просто на короткое время продляет жизнь, но всё равно убивает; есть у нас в России другой путь». И мы за короткий период мы собрали 28 тысяч подписей. В таких вещах, где нужно не идти и нести флаг, а писать, подписывать, анализировать, более эффективно старшее поколение.
По поправкам к «Закону Яровой», был даже не сбор подписей, а индивидуальные письма от физических лиц, от верующих людей, которые направлялись на сайт Администрации Президента РФ. Причём хотя мы и готовили десяток образцов, но условие было, что «вы просто читаете и понимаете, как это должно быть, на что должны быть сделаны акценты и пишете сами». Общее количество я не знаю, но на четвертый день нас попросили остановить акцию, так как количество обращений достигло 45 тысяч». 4 дня – 45 тысяч. Не просто подписи, а личные письма. Я сказал, что единственное, что мы можем сделать это прекратить рассылку и снять призыв с сайта. Искренний порыв людей, мы остановить не можем.
Наши люди все очень активные. Дело в том, что один из девизов протестантизма – «Спасён Богом, чтобы служить людям». И это то, о чём мы говорим, что вкладываем в каждую проповедь и то, как мы стараемся, как священнослужители, жить сами.
— А вот Вы сказали об информационном обществе. Скажите, пожалуйста, а каналы этой мобилизации активности какие? Какие-то специфические из серии «проповеди», «объявления на сайте», «сарафанное радио» в этом играет какую-то роль, например?
— Я думаю, что то, что в народе называют «сарафанное радио» играет первостепенную роль. Дело в том, что то, что нам удалось сохранить – это общинность. Каждая церковь – это люди, которые не просто время от времени пересекаются в храме, а это люди, которые, в большинстве своём знают друг друга, знакомы семьями, многие дружат, общаются, проводят время за стенами храма, встречаясь по интересам – кто-то вместе выгуливает собак, кто-то вместе ездит на рыбалку, кто-то делится секретами воспитания детей. Это люди, которые всю неделю живут активной общинной жизнью. Они знают телефоны друг друга, созваниваются, где-то подставляют плечо, вместе идут наклеивать обои или посидеть с ребенком или навестить больного в больнице и т.д. Поэтому я даже несколько лет для собственного интереса задавал вопрос пастырям разных церквей, где и 40 постоянных членов, и где 400 и где 2 тысячи и больше: «экстренная ситуация, что-то случилось, сколько тебе нужно времени, чтобы собрать всю общину?». Самая большая цифра, которую мне назвали – часов 6, а в основном – в пределах двух часов.
Полагаю, что для некоторых религиозных конфессий этот вопрос даже покажется неуместным, на него не будет ответа. И вот это то, что мы стараемся сохранить, от чрезмерной урбанизации и нарастающей атомизации общества. Потому что, как раз, когда мы говорим о церкви – это, прежде всего, община, это не здание, это люди, которые объединены одной идеей, верой, на самом деле, личностью – Спасителем, Христом. Между членами общины есть доверие и живые взаимоотношения, а уж где и как этот первый месседж прозвучал – вывешен на сайте или в социальных сетях у кого-то, рассылка смс-ок прошла, или прозвучало в воскресной проповеди или на утренней молитве – это уже просто разные методы.
— Спасибо большое! Сейчас мы тогда перейдём к щепетильному блоку вопросов, завершающему. Скажите, пожалуйста, как Вы считаете, можно ли сказать, что государство использует религиозные организации в своих каких-то целях или наоборот, они используют государство? Или можем говорить, что это симфония? В классическом или не очень классическом варианте? Или это всё не существует, это какой-то идеал, выдумка?
— То, что религиоведы классифицируют исторически как цезарепапизм и папоцезаризм в разные века в разных империях, в том числе Российской, и если мы говорим о веках допетровских, постпетровских, синодальных и патриарших, то есть даже в пределах одной империи эта перемена местами имела место. Если мы говорим о дне сегодняшнем, то, конечно же, этого в чистом виде не существует, причем, скорее всего, не существует ни в одном из государств. Может, единственное, я бы воздержался, я не являюсь специалистом, экспертом по исламу и не могу однозначно сказать по, так называемым, исламских государствам, где ислам является государственной и единственной религией, идеологией, законом и т.д. Я допускаю, что там есть эта модель.
У нас этого нет и, скорее всего, уже не будет никогда. Общество вышло на другой уровень осознания свободы, другой уровень осознания важности личности, «мы не рабы, рабы не мы». Мы не позволим себя использовать, нашу организацию использовать, нашу идеологию использовать, вокруг этого начинаются только игры геополитиков, политтехнологов и т.д. И кому-то иногда удается использовать, кому-то не удается. Религиозную организацию, как более или менее структурированное сообщество, перед каждыми выборами различные политические силы пытаются использовать. И здесь как раз и определённая мудрость и понимание – религиозным организациям, не оттолкнув людей, всё-таки отдалиться от этих процессов.
Ещё раз подчёркиваю, это важно и сложно иногда бывает, не от людей, а от их инструментария, от определённых механизмов. И здесь, я думаю, государство всегда будет искать различные инструменты, различные объекты для использования. На то оно и государство, это собственно его и предназначение, оно будет искать в собственных силовых структурах, в религиозных организациях, в общественных движениях, в профсоюзах, в международных структурах, в коммерческих, в олигархических, и даже в мафиозных… Мы помним, как когда-то руководителям силового блока Советского союза идея пришла: «если поможем структурироваться ворам, то это очень нам поможет, будет определенной опорой». Сегодня мы понимаем, что в масштабах государства это была гигантская идеологическая ошибка, при всём, при том, что я как человек, который первую свою публичную проповедь в 1991 году произнес в колонии строго режима и много потрудился как священник в местах лишения свободы, с уважением отношусь к людям уже уходящей эпохи из той системы. И я вижу плюсы не в системе, не в том, как её использовали, а в определённом стержне людей, понимаю, что это не предмет для интервью, но тем не менее, по крайней мере то, что мне импонирует, что библейский принцип «Пусть у вас да будет да, нет будет нет», там четко ему следовали, а не «да, нет, наверно», как часто принято сейчас, даже у людей, которые производят впечатление серьёзных.
— Видимо, это неизбежно. А вот Вы уже говорили о помощи наркозависимым, скажите, пожалуйста, какие ещё формы помощи, структурированные формы активности, полезные для общества, присутствуют, в частности, в Вашем объединении, в ваших церквях?
— Если сказать в общем, то, в любой сфере социальной, благотворительной, общественно полезной деятельности участвуют наши НКО. Прихожане церквей иногда формализуют свою деятельность и создают общественные организации, иногда это происходит на уровне инициативных групп. Если говорить в цифрах, то при РОСХВЕ действует порядка 700 различных НКО, может уже и больше. Какие-то НКО закрываются, какие-то, и их больше, учреждаются. Наш юридический департамент, практически еженедельно отправляет в разные регионы образцы учредительных документов для создания некоммерческих организаций, благотворительных фондов.
Есть те сферы, где наши благотворительные организации наиболее успешны. Яркий пример, реабилитация наркозависимых. У нас 350 только стационарных реабилитационных центров, а программ разных – и реабилитации, и антинаркотической пропаганды, и первичной профилактики, и группы взаимопомощи, и группы, связные с людьми ВИЧ-положительными, и алкоголики, и освободившиеся с мест лишения свободы, всё, что есть вокруг этого, гораздо больше. У государства профильных реабилитационных центров до недавнего времени было пять, а, зная статистику, могу сказать, что они наполовину ещё и пустуют, потому что наркомания эта просто проблема не медицинская. Первый бесплатный реабилитационный центр мы открыли в начале 1995 года, то есть опыт уже 22 года, и ни у кого, ни у какого другого сообщества нет такого опыта, нет такого масштаба, и нет такой нагрузки. Работать с наркозависимыми – это не то же самое, что работать, скажем, с научной интеллигенцией, это крайне проблемная сфера, крайне затратная, это всегда – зона риска, это всегда – зона колоссальной ответственности. Тема мне очень близка, т.к. я сам до епископского рукоположения работал с наркозависимыми, вытаскивая их гниющих из подвалов. Я не теоретик в этом.
Здесь я могу сказать, что временами бывали побуждения всё это дело бросить и заняться помощью кому-то более здоровому… Но, когда ты вспоминаешь тех людей, которым оставалось жить месяц, а иногда неделя или дни, и которых сегодня вы встретите на улице и никогда мысли не возникнет, что этот респектабельный, состоявшийся и состоятельный человек – отец, мать, муж, жена, чиновник, предприниматель, профессионал, специалист – когда-то был гниющим куском мяса в подвале; и когда ты вспоминаешь эти лица: как ты его вытаскивал и как он сейчас – окончил академию, где-то там председательствует в каких-то советах, комитетах, на государственной службе, то это даёт вдохновение двигаться дальше.
Есть большая работа, связанная с ресоциализацией лиц, освободившихся из мест лишения свободы. Есть серьёзная работа помощи лицам без определенного места жительства. Далее, естественно, многодетные семьи, для нас это и реалии естественные, потому что у большинства из нас семьи многодетные, и семьи с одним-двумя детьми – это скорее исключения для протестантского сообщества России. Параллельно с этим огромная работа в сфере усыновления, приемного родительства. Это тоже уже тысячи семей в наших церквях и есть соответствующие школы приемного родительства, юридическо-правовая поддержка и так далее. Ну, и остальные, молодежные, спортивные, подростковые, образовательные и т.д.
— А позвольте маленькое дополнение к этому. А государство оказывает какую-то поддержку или «не мешается, и то слава Богу»?
— Здесь по-разному. И, скажем так, если мы говорим о первых, о 90-х годах – нет, не помогало никак, и мы были один на один не только с этими людьми, с их проблемами, а зачастую ещё и с наркомафией, преступностью… И были трагические случаи, потому что, когда мы берем человека в реабилитационный центр, мы из цепочки продавцов и потребителей, вырываем человека, лишаем преступного дохода, поэтому нам приходилось, в том числе, разрабатывать программы обмена и отправлять из Омска в Ростов, из Ростова в Санкт-Петербург, из Санкт-Петербурга в Архангельск или в Томск, чтобы, по крайней мере, первые месяцы, пока он приходит в себя, его не нашла старая компания, продавцы зелья. У нас даже один из руководителей реабилитационного центра был похищен и убит, двое пропали без вести, видимо, повторив ту же самую судьбу, то есть мы были кость в горле для многих… В 90-е годы, государство не очень-то могло, не то что нам помочь, а нас защитить. К сожалению, иногда, в том числе, были коррупционные вещи, когда силовики исполняли заказ…
Сегодня ситуация меняется, наш опыт не могут не учитывать, нас не могут не видеть, есть законодательная база, в том числе, закон «о государственной поддержке социально ориентированных некоммерческих организаций», составляется реестр социально-ориентированных организаций, НКО, являющихся исполнителем социально-полезных услуг, и ряд наших организаций входит в эти реестры. Есть у нас позитивные примеры получения на региональном уровне субсидии, дотаций, грантов.
Многие наши организации участвуют в конкурсе президентских грантов для НКО, на протяжении многих лет с момента учреждения этой грантовой программы. Там, где эта система распределения субсидий, грантов не коррумпирована, там мы, безусловно, участвуем. Когда к нам приходят какие-то посредники или представители и говорят: «Да, пожалуйста, мы вам поможем получить грант или субсидии, но 20% или сколько-то процентов извольте в конвертике нам». Здесь мы говорим – «нет, это не наш метод, противозаконные вещи мы не делаем, не совершаем». Либо когда нам ставим условия – «мы видим вашу работу, готовы к вам выделить грант, но уберите любое упоминание из вашей программы, из методик о христианстве, Евангелии и так далее, и так далее. Тогда мы категорически против, и на это не идём. В последние годы научились сами зарабатывать средства и двигаемся таким образом.
— И маленький последний блок вопросов, думаю, мы достаточно быстро его пройдём. Скажите, пожалуйста, по Вашим ощущениям, по Вашим оценкам, уровень социальной напряженности в обществе существует? Он высок? Низок? Увеличивается, уменьшается или «как всегда»? Как бы Вы его оценили?
— Уровень социальной напряжённости в любом государстве, в любом обществе двигается волнообразно, и Россия здесь не исключение. Если говорить о последнем, условно, десятилетнем отрезке, то менялся материальный уровень людей, общая стабильность в социуме приводит к обратной реакции, граждане, насытившись материальных благ, начинают поиск чего-то нового. К сожалению лишь немногие ищут Бога, духовности и возможностей реализовывать себя в служении ближним. Срабатывает формула: «всё в порядке с колбасой, давайте добиваться дополнительных свобод и особых прав для кого-нибудь, для чего-нибудь – для прессы, для геев, для мигрантов или, напротив, для титульный нации и изгоним из страны мигрантов…». Начинаются какие-то движения, зачастую к тому же подкармливаемые извне, всё это не секрет. И либералы, и консерваторы, если по правде, всё это видят, всё это знают, некоторые используют.
Параллельно вокруг России происходит серия разных революций, и оранжевые, и тюльпановые, в общем, цветные, что тоже производит определенное давление, которое нельзя отрицать. Потом «Крымская весна», которая оказала и оказывает влияние, прежде всего, на наши внутренние процессы, мобилизуя общество, в котором было достаточно много протестных брожений. Есть события меньшего масштаба, которые поддерживают патриотический настрой – арку моста установили, кого-то задержали, кого-то депортировали, санкции, спортивные победы, – это естественные процессы никак или почти никак не зависящие от религиозного фактора.
Если перейти непосредственно к религиозному пространству, и конкретно к протестантскому, то здесь, благодарение Богу, могу констатировать что у российских протестантов достало мудрости и страха божьего, во всех этих событиях с нашими соседями, остаться на позиции Библии, Священного Писания, а не попытаться занять какую-то политизированную сторону.
Я хотел здесь отметить то единственное публичное заявление по поводу событий на майдане, сделанное начальствующим епископом Сергеем Ряховским. В нем в частности говорится «Как христиане, как верующие люди, мы понимаем, что за любой войной, за убийством себе подобных людей всегда стоит дьявол. И на самом деле, его цель в любой войне, в любом конфликте, бунте – это не просто люди, это не страны и их правители, это не государственные границы. У дьявола есть единственный враг – это Церковь, которую Христос создал, сказав «Я создам Церковь Мою и врата ада не одолеют ее». И нам как верующим и священникам нужно понять и увидеть это, что дьявол, затеяв эту бойню, пытается ослабить Церковь. А как её ослабить? Есть ещё одно обетование: «всякое царство или дом, разделившийся сам в себе не устоит и опустеет». И если мы позволим, следуя за политиками, следуя за воинствующими сторонами, уклониться «за этих», «против этих», занять какую-то политическую позицию, то мы послужим разделению Церкви.
Поэтому нам нужно сделать всё возможное, чтобы мы остались братьями, остались едиными как верующие в Иисуса Христа, как Христова Церковь. Необходимо продолжать молиться за наши народы, страны, правителей, начальствующих и т.д.». И так же там была цитата из Священного Писания «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас…». То есть Писание говорит, что границы государств и области проживания народов определяет Бог, и какими бы они ни были, как бы не передвигались, у нас – в Царстве Божьем, ничего не должно измениться, мы должны искать Бога и служить Ему.
Вот это, как мне кажется, воззвание помогло не только нашим церквям РОСХВЕ, но и многим другим, кто внимателен к Божьему слову, к словам Евангелия, сохранить своё сердце от злобы и агрессии. Мы сделали всё, что можно, для выстраивания отношений, инициировав и приняв участие в организации трех объединительных встречи между священнослужителями разных религиозных конфессий Украины и России. На встрече в Осло было подписано коммюнике совместное, хотя оно очень непросто далось. И дальше были сделаны шаги. В том числе, мы очень активно помогаем людям, независимо от их конфессиональной принадлежности в регионе Донбасса. Благотворительная организация, которую мы уполномочили, совместно с МЧС фуру с гуманитарным грузом отправляет каждый месяц все эти годы. Мы взяли шефство над хосписом, несколькими детскими домами, организовали бесплатные горячие обеды для нуждающихся в десятках точках региона, помогаем церквям.
— Вы уже начали отвечать на последний вопрос. Скажите, пожалуйста, если всё-таки принять, что негативные процессы всё-таки, к сожалению, существуют, как Вам кажется, в какой форме они могли бы в современном российском обществе выплеснуться и что могли бы религиозные организации сделать, чтобы этот всплеск, эту напряженность минимизировать, как-то перенаправить в созидательное русло? Что можно сделать в такой ситуации?
— Вы самый сложный вопрос оставили на завершение. «Что и кому делать?» и «Кто будет виноват? « это же вечные вопросы без ответов. Что сделать нам? – мы для этого всё делаем. Что сделать тем, кто имеет рычаги законодательной, исполнительной и прочей власти? – здесь мы им не указ. Но я бы так сказал, это может прозвучать, скорее как пожелание – перестать видеть в верующих людях искренних, какую-то опасность; перестать искать единую идеологию, которой нужно подчинить всех и соответственно ликвидировать или маргинализировать тех, кто под неё не подписался; и позволить каждой религиозной конфессии служить теми добродетелями, которые они имеют народу и отечеству.
За последние годы Россия значительно продвинулась в излечении беды под названием «дороги», а вот с невежеством и невеждами беда осталась и, иной раз мне кажется, что еще усугубилась. А когда невежество диктует решения в сфере государственно-конфессиональных отношений, беда превращается в преступление. Вот и выходят из под пера таких чиновников в регионах распоряжения из серии «представителей нетрадиционных конфессий не допускать в учреждения здравоохранения и культуры», «не допустить усыновление детей из детских домов в семьи христиан баптистов», «ввод в эксплуатацию молитвенного дома христиан веры евангельской согласовать только при условии одобрения отцом таким-то» и т.п. В общем «четыре – хорошо, две – плохо».
Мы стараемся, насколько это возможно заниматься и просвещением. Также Общественная палата России много делает в этой сфере. Например, разработана и издана специальная памятка для сотрудников правоохранительных органов. Было уже две редакции и сейчас под эгидой Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ готовится третья, для силовиков, государственных и муниципальных служащих. Федеральное агентство по делам национальностей не так давно выпустило «Пособие для работников органов исполнительной власти», оно размещено у них на сайте. В чем особенность памятки и пособия? Основное их содержание написано не религиоведами, а самими представителями религиозных конфессий.
Постановка задачи была следующая – пригласили глав крупнейших российских централизованных религиозных организаций, представленных в президентском совете и сказали: «Уважаемые старообрядцы, уважаемые православные, уважаемые мусульмане, уважаемые протестанты, иудеи, буддисты, вы в своей каждодневной практике, служении сталкиваетесь с сотрудниками полиции. Чтобы вы хотели, чтобы полицейские, приходящие к вам с проверкой, в гости, или с обыском, знали о вас?». Со стороны религиоведческого сообщества, кстати, на первом этапе были разные отзывы, в том числе негативные. Но наш интерес был не в создании еще одного академического труда, энциклопедии для узкого круга специалистов, а чтобы появилась простая, если хотите инструкция, в помощь ведению диалога между представителем власти и верующим человеком.
И подобных проектов, конечно, нужно больше, больше и больше, с использованием средств массовой информации, потому что СМИ, к сожалению, сейчас возбуждаются, исключительно по отрицательным, как говорят «жареным» прецедентам. Например, некоторое время назад в СМИ раскручивалась история о некоем «пасторе украинской секты с американским руководством» который проник в руководство кадастровый палаты Московской области. Мы стали разбираться в этой истории. Оказалось что это в чистом виде ведомственные разборки с использованием грязных технологий. Происходит слияние двух служб, служба кадастра и какого-то смежного ведомства, один из руководителей по должности и квалификации претендует возглавить новую объединенную структуру. Но есть и другие претенденты, которые начинают искать компромат на человека. По всей видимости, ничего серьезного не нашли, те кто с ним знакомы, говорят что человек он порядочный. И – о, чудо! – при обыске в его доме находят Библию в синодальном переводе, это же страшный компромат, как килограмм тротила, вдруг оказывается, что он «не той веры» – и СМИ неделю это раскручивает. А почему они через неделю перестали об этом говорить? Знающие люди предполагают, что оплаты заказа по дискредитации хватило на неделю и только определенное количество сюжетов в СМИ. Вот такая вот история.
— А можно тут маленький вопрос, раз Вы уже затронули тему диалога: как Вам кажется, среди социальных институтов – обычные люди кого поставили бы на первые три места в рейтинге доверия, и попали бы религиозные организации в эту троицу?
— Есть какие-то опросы – ВЦИОМ, Левада – они каждый год с разных сторон задают вопрос.
— Но Вы бы как расположили?
— Доверие обычного среднестатистического человека к разным социальным, религиозным или идеологическим структурам… Я отвечу реальной историей. Было это примерно полтора-два года назад, в последние три месяца существования ФСКН – Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков. Я был на встрече с большим федеральным чиновником, в сферу ответственности которого входил в том числе, этнорелигиозный фактор. Обсуждался целый ряд вопросов. Мы уже завершили основную часть, и в конце я говорю – есть еще одна проблема, прошло заседание Госсовета, на котором основной доклад был у Виктора Иванова, главы ФСКН. Даны поручения Правительству РФ подготовить законопроект по наделению ФСКН правом лицензировать реабилитационные центры для наркозависимых, и контролировать их деятельность. И я ему даю протокол заседания, он читает и говорит: «да, Вы мне говорили года три назад, что после Черкесова, когда Иванов пришел у вас как-то не складываются отношения с ФСКН, что, так и не изменилось?» – «Нет». — «А что, у вас количество центров сократить пришлось?» – я говорю: «Нет, цифры меняются, конечно, но наоборот, количество даже выросло, движемся к укрупнению – маленькие закрываем, большие открываем, новые здания строим». Он говорит: «А что, людей меньше к вам стало обращаться?» – «Да нет, как было сезонно, так и есть – летом становиться меньше, потому что мак, конопля доступны, другие возможности, а как холода, так очереди выстраиваются» – «Я правильно понимаю, что против Вас, пытаясь вас дискредитировать и даже ликвидировать, как Вы говорите, уже пять лет работает целая государственная машина, в лице ФСКН, и, несмотря на это, люди по-прежнему вам продолжают доверять и обращаются к вам, чтобы поступить на вашу “сектантскую реабилитацию”?». Что тут ответишь? Кстати, примерно через три месяца после того разговора, распоряжением Президента России ФСКН была ликвидирована была. То есть, мы видим, что даже при всех усилиях условных сектоборцев и прочих невежд, ну работа у них такая, не умеют другого, семьи кормить нужно, мы с пониманием к этому относимся…
Вот, случай был: новый мэр в одном городе пришел, а у нас хозяйственным способом на протяжении пятнадцати лет строился храм, довольно большой, четыре этажа, красный кирпич, крест во весь фасад… Осень, с деревьев опали листья, мэр с водителем совершает объезд города, увидел это здание, а оно в стадии сдачи в эксплуатацию и только после этого будет переоформляться изменение назначения строения, как религиозного. Глава города спрашивает водителя: «Это что такое?!», а водитель: «Говорят, секта какая-то», мэр: «Что это?!! Снести, убрать!». Мне пересылают скан распоряжения – «в течение тридцати дней снести постройку собственными силами». Пришлось приехать, сесть, разъяснить, подарить стопку книг, рассказать о нашей истории (на каком-то этапе он вспомнил, что его дедушка был, похоже, совсем не православным, а «как Вы», что дома где-то Библия была), и что многие известные россияне – Фаберже, Нобели, Владимир Даль, – были протестантами. «А сколько всего протестантов?» – «в мире почти миллиард». «А сколько православных?» – «Чуть меньше – разные цифры называют». И у человека открываются глаза, вызывает архитектора – «Оформляйте все правильно, не задерживай документы!». «А это ваши кормят бомжей на вокзале – а я-то думаю, кто это, молодцы!» А вот сгоряча…
Года три назад передали мне ссылку в интернете на видеозапись заседания правительства одного из регионов, там губернатор отчитывает одного из министров: – «Почему до сих пор не решен вопрос по “Слово жизни”? Эта секта американская, или шведская там какая-то? Давайте так, чтобы на следующем заседании мне доложили, что их ликвидировали, у нас и на территории сект больше нет». Как ликвидировали? Расстреляли, депортировали, вывезли в Казахстан? Почему американская? Преступный бред, однако же из уст серьезного человека.
Однако сейчас ситуация изменяется на позитивную, к сожалению, не подкрепленную до конца государственным финансированием. Разработан и принят государственный профессиональный стандарт для государственных и муниципальных служащих – специалистов по работе в сфере этнонациональной и государственно-конфессиональной политики. Об этом мы говорили на протяжении многих лет на разных площадках. Слава Богу, стандарт есть, а вот бюджета на обучение и переподготовку специалистов – нет.
— Печально. Но, я думаю, когда-нибудь это обязательно произойдет. Потому что, в частности, религиоведы в этом заинтересованы. Я не хочу говорить, что это наша епархия – но лично я, как религиовед, вижу здесь сферу, где мы могли бы быть полезны даже не просто государству, а обществу, нашей стране.
— Несомненно. Потому что сейчас это по остаточному принципу. В ряде регионов ответственность за государственно-конфессиональное взаимодействие возложена, например, на какого-нибудь замглавы «Департамента социальной политики, туризма и связям с казачеством» – он знать не знает религиозные вопросы, и не хочет, и времени нет, и бюджета, и специалистов… И тогда беды, проблемы и конфликты и случаются.
Беседовал: Михаил Киселев
Источник: http://relig.moscow/
Делайте добрые дела вместе с порталом Богослов.ru
Как тень следует за телом, так и милость за смиренномудрием (прп. Исаак Сирин).
Поможем волонтёрам организовать детский театр http://www.nachinanie.ru/Project/Index/75687