Футболист-исламист

Отношения турецкого президента с мусульманской религией между тем весьма любопытны и далеко не однозначны. Несомненно, определенную роль сыграло его прошлое. Отец будущего президента придерживался консервативных взглядов и был соблюдающим мусульманином. Он отдал сына в религиозную школу имам-хатибов, а затем «зарубил» его многообещающую футбольную карьеру, в какой-то момент запретив отпрыску «позорить семью в коротких трусах». Не решившись перечить отцу, Реджеп ушел из команды и реализовал свои амбиции в политике.

Харизматик от природы, он быстро поднялся по карьерной лестнице сначала молодежной, а затем и основной организации исламистской Партии национального спасения под началом Неджмеддина Эрбакана. После запрета она была переименована в Партию благоденствия, и Эрдоган стал руководителем ее филиала в Стамбуле. Несколько попыток возглавить муниципалитет Бейоглу или пройти в парламент ему не удались, но на волне растущей популярности исламистов (и деградации других партий) в 1994-м он был выбран мэром Стамбула, набрав 25,2 процента голосов. Эрдоган проявил себя неплохим хозяйственником и добился одобрения жителей города реализованными планами по переустройству и развитию самого большого мегаполиса страны.

Светскость для мусульман

На рубеже веков младореформаторы Абдуллах Гюль, Бюлент Арынч, Реджеп Эрдоган и другие создали Партию справедливости и развития (ПСР), полностью отказавшуюся в своей программе от «исламских» целей. Они здраво рассудили, что победить в Турции может только центристская партия, и не прогадали, хоть и получили свою порцию проклятий от Эрбакана и исламистов из Партии счастья.

С 2002 года ПСР раз за разом в одиночку формирует правительство, а с 2007-го поставляет для Турции президентов. Несмотря на отказ от исламизации турецкой политической системы и внедрения шариатских положений, Эрдоган и соратники никогда не отказывались от борьбы за права соблюдающих мусульман, которые с середины 1920-х годов XX века подвергались дискриминации.

Демократизация Турции одновременно означала и разрешение исламу выйти из гетто приватной жизни, куда его загнал агрессивный секуляризм. Естественный для мусульманской страны выход ислама в публичную сферу вызвал естественную ломку многих стереотипов и отторжение со стороны секуляристов старой закалки. Многие политические баталии велись именно по этому поводу: проблема платков, возможность выпускникам имам-хатибов поступать в университеты, ограничение времени продажи алкоголя и тому подобное.

Ататюрк или Абдульхамид II?

Подобно многим власть имущим, Эрдоган, почувствовав вкус власти, решил больше ее не терять и в 2000-2010-х начал переделывать систему под себя. Поначалу он старался заручиться поддержкой лидеров разных религиозных групп, включая влиятельного проповедника Фетхуллаха Гюлена, но теперь ждал от них просто подчинения. Консервативный электорат стабильно поставлял ПСР голоса, и Эрдоган начал их «цементировать», заставляя всех определяться — с ним или против него.

Началась игра в мусульманского лидера, обусловленная популярностью турецкого премьера на «арабской улице»: на Ближнем Востоке разгоралась «арабская весна», сулившая победу дружественным еще с 1970-х годов исламистам в Египте, Тунисе, Сирии. Промусульманская и в некотором смысле неоосманская риторика, к которой периодически прибегают Эрдоган и его сторонники, является по большей части не программой действий, а политтехнологической имитацией, которую используют для мобилизации масс. Судите сами: Эрдоган 15 лет у власти, но в стране до сих пор легализована проституция, работницы этой сферы официально получают пенсии. Государственные «Турецкие авиалинии» бесплатно раздают алкоголь на своих рейсах, и дипломатические приемы турецких посольств без выпивки не обходятся. Я уже не говорю о программе ПСР, в которой никогда не было ни одного пункта, касающегося шариата, и о турецком законодательстве, целиком и полностью базирующемся на гражданском праве. В середине 2000-х годов Эрдоган заикнулся о том, чтобы объявить прелюбодеяние преступлением, но столкнулся с таким массовым сопротивлением в своем же стане, что сразу же отказался от этой идеи.

Турецкий лидер делает акцент по большей части на республиканских ценностях — родине, нации и величии страны, лишь иногда сдабривая речь мусульманскими символами. По объему власти и влияния на общество он хочет быть Ататюрком, и только по вкусу и флеру — Абдульхамидом II. У него просто нет выбора, даже если бы он имел намерение вновь сделать свою партию исламистской — слишком многие граждане страны разделяют республиканские ценности, за внедрение шариата же выступает менее 10 процентов. В то же время примерно 70 процентов турок — традиционалисты-консерваторы, для которых ислам — это в первую очередь часть национальной идентичности, а не религиозная практика. Их число постепенно уменьшается, как и количество религиозных людей в Турции. Турецкий ученый Али Чаркоглу провел исследование консерватизма и религиозности в 2008-2009 годах, и выяснил, что ценности турецкого общества больше зависят от спектра правый-левый, чем от религиозных взглядов. Главное измерение консерватизма, как показали социологические исследования, заключено в слиянии авторитаризма, старомодности и нетолерантности, которые обуславливают низкую самооценку, политическую неэффективность, но в то же время и повышенное межличностное доверие, а также рост индекса счастья. Именно эти качества своего электората искусно эксплуатирует Эрдоган.

Господа присяжные избиратели

Мусульмане Турции не едины в оценке турецкого президента, и он не единственный общественно-политический деятель, который говорит от их лица. Турецкие джамааты, имеющие суфийские корни, с самого начала не приняли политизацию религии Эрбаканом. Лишь община «Искандер-паша», тесно связанная с некоторыми политиками, благословила создание партии, остальные голосовали за центристов. В 1990-х лидер и этой общины отошел от Эрбакана. ПСР же, со своей демократической повесткой и центризмом, в «нулевых» смогла консолидировать по большей части мусульманский электорат. Он вновь раскололся в последние несколько лет, теперь уже по признаку личной неприязни или, наоборот, любви к Эрдогану и его политике закручивания гаек. Многие мусульманские общины, что называется, присягнули Эрдогану, получив за это определенные бонусы. Но значительно и количество тех, кто отказался поддерживать нынешний политический курс.

Что нужно знать о референдуме по изменению турецкой конституции

Референдум 16 апреля показал, что идеологические водоразделы медленно, но верно уходят в прошлое. Исламисты из эрбакановской Партии счастья официально выступили против внедрения президентской системы. Можно с уверенностью утверждать, что сторонники Гюлена и их близкие голосовали против, поскольку наряду с другими нелояльными подвергаются жестким репрессиям после попытки переворота 15 июля прошлого года. Значительная часть еще двух больших суфийских общин, хоть и без официально выраженной позиции, также настроена по отношению к Эрдогану критически. Есть и другие группы — например, «мусульмане-антикапиталисты», которые заняли позицию «против». Кроме того, в Турции немало просто мусульман, обычно с высоким уровнем образования, разделяющих позицию Народно-республиканской партии и не приемлющих менторский тон Эрдогана. Общий электоральный эффект всех этих «религиозных голосов» на другой от турецкого президента стороне баррикад можно смело оценить примерно в четыре миллиона человек. Их количество рядом с Эрдоганом больше от силы раза в два.

Означает ли это, что значение исламского фактора в Турции уменьшается и его не нужно учитывать во внешнеполитических раскладах для России? И да и нет.

«Пакистанизация» Турции и Россия

На мой взгляд, турецкий ислам сам по себе не претендует на роль серьезного фактора в межгосударственных отношениях, если в деле не замешаны интересы политиков. Причиной тому и турецкая культура, и суфийские корни большинства мусульманских движений, и усвоенный мусульманами светский характер Турецкой Республики с высокой степенью модернизации и урбанизации. Собственно, никакой исламизации турецкого общества не происходит — все социологические исследования говорят об этом.

Однако риски резко возрастают, когда дело касается власти и амбиций Эрдогана. Использование ислама как инструмента приводит к самым серьезным последствиям — таким, например, как финансирование вооруженных формирований на территории Сирии. Многие годы в Турцию уезжают мусульмане из России. Большинство из них — мирные люди, которые просто хотят жить в такой среде, где их религиозная идентичность не будет вызывать подозрений. Но немало и тех, кто использовал Турцию как пересадочный пункт на пути в Сирию или Ирак, где они пополняли ряды бойцов «Исламского государства» или «Ан-Нусры» (запрещены на территории РФ). Турецкие власти и спецслужбы этому как минимум не препятствовали.

Зачем Турция и Пакистан нужны друг другу

В связи с этим опасность представляет именно своеобразная «пакистанизация» Турции: когда поддержка радикальных движений в соседней стране, наряду с попыткой вырастить лояльное поколение в школах имам-хатибов, неминуемо приводит не только к распространению экстремистских взглядов и росту числа боевиков на своей территории, но и к напряженности в отношениях с соседями. Теракты последних лет — прямое тому доказательство, хотя часть из них совершена курдскими радикалами. Эрдоган отчасти уже стал заложником своей политики на Ближнем Востоке, которая привела и к растущей изоляции со стороны Запада, и к конфликтам с Россией.

Таким образом, чем сильнее Эрдоган чувствует себя лидером ближневосточной страны, тем больше угрозы для ее внешнеполитических партнеров. Чем больше Эрдоган «европеец», тем его политика более предсказуема, а риски для России — меньше. Результаты референдума свидетельствуют о его достаточно шаткой позиции, и сложно предсказать, какие конкретные ходы он предпримет для ее укрепления и подготовки к следующим выборам. Тотальную зачистку системной оппозиции и создание карманной? Еще одну маленькую победоносную войну в Сирии, теперь вместе с Трампом против Асада? Продление режима чрезвычайного положения не на три месяца, а на три года? Важную роль играет легитимность полномочий турецкого лидера: принятые на плебисците изменения вступают в силу только со следующих выборов, пока же Эрдоган остается президентом, который де-юре не имеет права управлять правительством даже в режиме ЧП.

Ильшат Саетов научный сотрудник Центра изучения Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН

Источник https://lenta.ru