От истории без имен к историографии с именами Существует ли сейчас общемировая историографическая среда, доступная исследованию в общей методологической рамке? Подступаясь к этой теме, неплохо бы обращаться к классикам историографической мысли: Георг Иггерс.
От редакции: Современная историография говорит о тех же проблемах, что и политическая теория. Модернизация, глобализация, подъем ислама и упадок марксизма, просвещенческий проект и т.д. Но историографическая компаративистика выделяет собственную область: исследование национальных историографий в их цивилизационных фазах и взаимодействие национального с общемировым. Но вопрос: существует ли сейчас общемировая историографическая среда, доступная исследованию в общей методологической рамке? Подступаясь к этой теме, неплохо бы обращаться к классикам историографической мысли: Георг Иггерс.
Задолго до начала глобализации, во II веке до н.э., в Риме жил и творил государственный деятель Марк Порций Катон. Его перу принадлежала первая написанная на латинском языке история Вечного города. К сожалению, это сочинение не сохранилось, и мир запомнил Катона преимущественно благодаря его фразе о Карфагене, который должен быть разрушен. Насколько можно судить по более поздним сведениям, авторская манера Катона была весьма любопытной: патриот и пропагандист скромного образа жизни, он написал историю Рима без упоминаний конкретных полководцев и политиков, вообще без имен (единственным исключением было имя карфагенского слона). Справедливо полагая, что подвиги совершаются не отдельными лицами, а народом или войском в целом, Катон писал о «консулах» и «трибунах».
Трудно сказать, насколько такая манера нравилась читателям в его время, но вот некоторым современным издателям история без имен, надо полагать, пришлась бы по душе. Русский перевод книги Г. Иггерса и Э. Вана, выпущенный издательством «Канон+», оставляет смешанные чувства. Сама по себе эта работа — интересный и своевременный обзор развития исторической мысли в Новое время. Правда, качество русского издания может шокировать взыскательного читателя, привыкшего к академическим стандартам книгоиздания, но любителей постмодернизма в этом коллективном труде ожидает несколько приятных открытий. Впрочем, сначала — о достоинствах. Эту монографию, бесспорно, нужно читать. Она содержит множество библиографических сведений, дает ясное представление об общем и особенном в развитии национальных историографий, открывает новые для читателя горизонты. Книга, как справедливо отмечено в аннотации, «изобилует интересными постановками вопросов и оригинальными суждениями, содержит большой массив фактических данных».
Last, but not least — концепция авторов исключает европоцентризм, присущий большинству курсов по историографии: характеристика процесса становления исторической науки на Западе дополняется очерками о протекавших в это же время процессах на Ближнем Востоке, в Китае, Японии, Индии, других регионах. Георг Иггерс, всемирно признанный специалист по историографии, известен как автор обзоров европейской исторической науки (например, «New directions in European historiography», 1985). В эпилоге к переизданию своей книги «Historiography in the Twentieth Century. From scientific objectivity to the Postmodern challenge» (Middletown, 2005) он подчеркнул, что появившиеся в 1990-е годы работы по историографии посвящались исключительно европейским и североамериканским авторам. «Не было сравнительного межкультурного изучения исторической мысли» (р. 160), хотя такое исследование, по мнению Г. Иггерса, совершенно необходимо. В последнем предложении эпилога он отметил, что такая история — все еще проект для будущего. Надо сказать, что отдельные обзоры национальных историографий уже осуществлялись международными коллективами под руководством того же Иггерса: в 1980 году в Лондоне вышла книга «International Handbook of Historical Studies. Contemporary research and theory» (под редакцией Г. Иггерса и Г. Паркера). В этой работе специалисты из разных стран опубликовали очерки развития современной исторической науки: советскую историографию после Сталина характеризовали в целом американцы Сэмюэл Бэрон и Нэнси Хир, социальную историю в СССР — польский специалист Ежи Топольски, а, например, восточногерманскую — историк из ГДР Ганс Шлейер.
Этот демократичный, но не лишенный эклектики подход привел к тому, что в очерке об историографии в СССР подчеркивался догматизм и экономический редукционизм советских исследований, тогда как в обзоре восточногерманской науки осуждалось усиление реакционной буржуазной исторической идеологии в ФРГ. При всех достоинствах такого подхода подобный коллективный труд не мог претендовать на роль «глобальной истории». Потребовалось крушение Берлинской стены, чтобы появилась возможность приблизиться к решению задачи сравнительного изучения современной историографии. И вот в 2008 году проект, о котором написал тремя годами ранее Иггерс, был реализован: в издательстве «Pearson Longman» вышла книга американских историков (немецкого, китайского и индийского происхождения) «Глобальная история современной историографии» («A Global History of Modern Historiography»). Русский перевод названия оставляет ощущение некоторой двусмысленности, потому что понятие «Modern Historiography», строго говоря, означает «историография Нового времени» — в книге обзор начинается с XVIII века, который относится к Современности (Modern) в философском, но не житейском смысле.
Однако и такой перевод можно допустить, потому что в концепции авторов книги вся история последних трех столетий представляет собой постепенное стягивание глобального мира, формирование общих для всего цивилизованного мира глобальных тенденций в развитии исторической мысли. В этом отношении мы имеем дело именно с современной историографией — от ее зачатков в эпоху Просвещения до проявлений турбулентности периода постмодернизма. Первые попытки сравнительного анализа историографий Г. Иггерс и Э. Ван упоминают во введении к своей книге (с. 22–23). Однако их исследование, в отличие от работ предшественников, носит фундаментальный характер. Принцип построения нарратива об историографии — хронологический: выделены периоды, и авторы последовательно обращаются к разным культурам на каждой стадии. Как известно, любая периодизация условна, но она позволяет структурировать материал.
В первой главе авторы очерчивают контуры всемирной историографии на старте процесса модернизации (XVIII век). Даны обзоры состояния исторических исследований на Западе, на Ближнем Востоке, в Индии, в Восточной и Юго-Восточной Азии. Вторая глава посвящена первой половине ХIХ века — времени «наступления национализма» и обусловленных этим процессом трансформаций историографии на Западе, в мусульманском мире и в Индии. В третьей речь идет о формировании стандартов научности в историографии Запада и Восточной Азии. В четвертой главе описывается кризис историзма, пришедшийся на 1890–1914 годы, а также развитие историографии на Западе в межвоенный период. Пятая глава показывает «притягательность националистической истории» — как исследования развивались на Ближнем Востоке, в Восточной и Юго-Восточной Азии и Индии в ХХ веке. Шестая полностью посвящена западной исторической науке в период холодной войны: авторы прослеживают эволюцию исторической науки от социальной истории к постмодернизму и постколониализму. Рубежные события конца ХХ века стали отправной точкой для развития историографии, которое охарактеризовано в седьмой главе: авторы определяют вектор этого развития емкой формулой «подъем ислама и упадок марксизма». Восьмая, заключительная и, к сожалению, небольшая по объему глава дает критическую ретроспективу историографии после холодной войны (1990–2007). В основе структурирования богатого, как легко можно догадаться, материала лежат два взаимосвязанных понятия — глобализация и модернизация.
Авторы книги рассматривают развитие исторического знания в разных странах мира (присоединяясь к отрицанию монополии Запада на это знание) в контексте процессов глобализации и модернизации. Такой подход позволяет оценить степень влияния европейской науки на взгляды ученых, развивавших национальные традиции на Востоке, исследовать глубокие культурные корни философских и исторических концепций в различных странах. Колониализм привел и к широкому распространению западных доктрин и практик на Востоке, и к острой реакции на них. Причудливое сочетание национальных и европейских традиций в творчестве историков стран Ближнего и Дальнего Востока показывает и возможности, и ограничения процессов глобализации и модернизации. Последние два десятилетия принесли новые тенденции, в том числе расширение областей междисциплинарности: помимо традиционного использования инструментов общественных наук для целей исторического исследования привлекаются теперь эволюционная биология, химия, экология, литературоведение и т.д. (с. 423).
Георг Иггерс всегда оставляет в конце своих книг намеки на будущие разработки: «Произошедшее под влиянием процессов глобализации и межкультурных конфликтов усложнение мира потребовало иных методов, чем предполагаемое постмодернистскими концепциями рассмотрение истории как преимущественно формы художественной литературы или (по другой причине) практика микроистории, которая преднамеренно игнорирует описание широкомасштабных социальных изменений, даже несмотря на то что изображаемая ею история описывает социальную реальность» (с. 428–429). Глобализация, по мнению авторов книги, требует строгих аналитических подходов, принятых в общественных науках. Эти подходы должны побудить историков отказаться от «сосредоточенности на структурах и процессах», свойственной передовой историографии прошлого века, в пользу внимания к присущей глобализации сложности и конфликтности. Уже, кажется, отвергнута европоцентристская модель историописания, согласно которой распространение Западом знания в мире должно находиться в центре повествования об историографии. Но это еще не все. Будущее — за отказом от дихотомии Запад/Незапад, за многополюсной глобальной перспективой. Авторы книги рассматривают свою книгу как ответ на запрос подобного нового историописания.
Илья Дементьев