Когда первый раз оказываешься в Греции, то невольно поражаешься как бы разлитой повсюду церковности. И дело здесь не в обилии храмов, как новых, так и древних, и даже не в добром отношении почти каждого встречного к человеку в рясе (недаром они про себя так и говорят: έχουμε σεβασμό γιά το ράσο – мы рясу чтим!), и даже не в том, что слегка прикрывшая свою наготу крупноформенная тётенька в трамвае вдруг начинает производить какие-то странные движения рукой, отдалённо напоминающие крестное знамение – проезжая рядом с храмом. При первом взгляде кажется, что мощь православной традиции, вне которой грек едва ли осознает себя потомком великих ромеев, незыблема и по сей день. Когда же узнаёшь, что в школах – так называемые «религиозные уроки» обязательны для всех, духовенство получает зарплату от государства, а крупные церковные праздники – нерабочий день, просто дух захватывает. Вот она, православная цивилизация, вот она, победа Креста над миром сим, вот где сохранились и по сей день остатки Великой Православной Империи!...

Для русского человека с изнасилованным коммунистическим режимом сознанием такое восторженное впечатление неудивительно. У кого-то это яркое впечатление канонизируется и остаётся на всю жизнь призмой, сквозь которую воспринимается всё греческое, у других этот восторг постепенно вытесняется соответственно мере погружения в  реалии греческой жизни. Последний гвоздь в гроб с мифом «исключительного греческого благочестия» вбивает случайно оказавшийся на Лаврской службе заезжий эллин, с искренним ужасом в глазах рыскающий по сторонам, чтобы дать ослабу ногам, не привыкшим к такому молитвенному столпничеству... 

Чем ближе знакомишься с вполне искренним греческим гостеприимством, тем лучше понимаешь, что при всех невиданных для нас открытости и радушию попытка глубже понять душу другого встречает вполне резиновый отпор. Внешняя открытость – это даже не искренне-фальшивая американская улыбка, на которой просто написано: «Купи моё – и пошёл вон!» Это совсем другая улыбка-как-установка-по-жизни: в ней – снисходительность и требование благодарности. 

Есть такая греческая пословица: «На перстне Вселенной сапфиром сияют Афины». Масштаб греческого самоощущения – вселенский, и никак не меньше. Едва ли какому-нибудь китайцу или даже американцу придёт в голову сделать подобную идею народной поговоркой. Только потому, что и Америка, и Китай, да и Россия – будем надеяться! – всё-таки ещё не превратились в музейный экспонат. Саморефлексия же греков, точнее, доводящая до самозабвения медитация над тем, как много они – точнее, их далёкие как-бы-предки – дали цивилизации, породила совершенно уникальное отношение нынешних поколений к остальному миру: заискивающе-маниакальное. 

Но самое печальное, что приходится видеть – это постепенное превращение в музей и православной традиции как таковой. Как-то раз один из моих знакомых так, между делом, вдруг спросил: «Отче, а может мне уже и поисповедываться стоит?» Курьезность этого вопроса в том, что этому рабу Божьему уже под пятьдесят, он регулярно ходит в храм, где на Пасху и Рождество традиционно причащается, и при этом он за всю свою жизнь ни разу не был на исповеди. Быть может, это частный случай, но, боюсь, характерный. Когда мы в первый день Великого Поста, который в Греции является государственным выходным, отправились в храм бить поклоны, то с изумлением застали там трех пожилых женщин и окончание службы. А народ – жарил шашлыки на горе и запускал воздушных змиев. Последние годы всё чаще слышно о нарастающем противостоянии между государственными структурами Греции и Церковью: финансовые скандалы, требование убрать преподавание основ веры из школы, лишить духовенство государственной субсидии и многое другое. Всё это  не более чем попытка зафиксировать формально уже давно происходящую маргинализацию Церкви, её уход, точнее, вытеснение из самых широких слоёв общественной жизни. Церковь вроде бы и присутствует везде – но это присутствие недейственно, нежизненно; оно проигрывает вездесущему соблазну жить красиво за счёт других – тем более, что они – должны! Если не произойдёт какого-то решительного перелома в сознании греческого общества, мы можем стать свидетелями появления самого жуткого по своей гротескности музея-заповедника, где неспособные к самостоятельному выживанию существа будут висеть ненавистным бременем у всей постхристианской Европы.

Хотя, быть может, активная фаза греческого синдрома послужит для нас, русских, предостережением не превращать снова себя в n+1 Рим со всеми вытекающими? Чтобы не последовало за "греческим" и "нового русского синдрома"?...