Почти все древние памятники аскетической письменности, посвященные старческой практике, уделяют немалое внимание действиям и настроениям ученика. Даже процитированное выше наставление Оригена обращено, прежде всего, к потенциальному последователю духовного руководителя и описывает его действия. Действия эти проходят через два больших этапа. И в этом едины все отцы-аскеты, так или иначе касавшиеся темы духовного руководства. Суть первого этапа — в поиске старца, порой долгом и трудном, с полным сознанием ответственности совершаемого выбора. После же того, как выбор сделан, начинается второй этап. Он заключается во всецелом послушании избранному наставнику, послушании «даже до смерти»[1]. При этом на первом этапе для ученика главное найти такого старца, который был бы опытен во врачевании его (ученика) страстей. Можно сказать, ученику надлежит уловить и своим выбором выявить родство собственного внутреннего устроения и внутреннего устроения старца. На это указывает уже цитировавшийся выше преподобный Иоанн Лествичник:
«По качествам страстей наших должно рассуждать, какому руководителю отдаться нам в повиновение <...> должно искать <...> руководителей <...> по нраву и местопребыванию своему приличных нашим недугам»[2].
Понятно, что этот выбор часто внерационален. В идеальном случае (хотя и не всегда) будущий ученик ищет указания пути свыше, и получает руководителя как дар от Бога, в ответ на духовное и душевное усилие со своей стороны. Это изначальное внутреннее родство руководителя и ученика предполагает бесконечное многообразие возможных между ними отношений. Они могут быть суровыми и благостными, спокойными и напряженными, простыми и утонченными по форме... Как говорил основатель зосимовской традиции старчества преподобный Герман (Гомзин),
«Надо относиться к ним <к духовным детям>, — говорил он, — по-разному: за что одного наказать сильно, другого послабее, третьему — только выговорить, а иному, может быть, покрыть любовью. Ведь люди — разные»[3].
Как видим, старческое руководство — это двусторонние, сугубо индивидуальные отношения; результат руководства зависит как от старца, так и от послушника. Руководство и послушание в старческом окормлении сливаются воедино, так что порой их невозможно разделить.
Какие же средства есть у старца для воспитания своего послушника? Прежде всего, это ежедневное, а если возможно, — и ежечасное исповедание помыслов старцу. Под помыслами (λογισμοί) понимаются не только собственно греховные мысли и переживания, но и любые, в том числе — добрые и нейтральные, образы, чувства, идеи, появляющиеся на мысленном горизонте подвижника. Все они должны быть принесены на суд духовному руководителю. Именно в этой безоговорочной поверке всех своих душевных и мысленных движений мнением старца и заключается суть делания послушания. Послушание совершается в этой внутренней работе над собой, а вовсе не в выполнении экстремальных, странных указаний старцев, которыми изобилуют истории патериков[4]. Выполнение этих указаний (поливать сухое дерево, катить огромный камень, бросить мальчика в воду и т.п.) служит для проверки и выявления уже достигнутой степени послушания.
Не менее важно, чем исповедание помыслов, непосредственное воздействие на ученика живого образа руководителя, более опытного в духовной жизни. На это проницательно указал В.И. Экземплярский:
«Главная наука <...> состоит, быть может, не столько в словах и наставлениях старца, сколько в его делах, во влиянии живой личности»[5].
Поэтому непременной чертой подлинного старческого руководства, считал киевский исследователь, было совместное жительство наставника и ученика в одной или соседних кельях. По той же причине и число учеников у древних старцев было небольшим и не превышало двух-трех человек[6].
Созерцание старца в качестве образца христианской жизни, постоянное откровение помыслов, приучавшее воспринимать указания руководителя как голос собственной совести, — все это углубляло изначальное внутреннее родство душ учителя и ученика. Об этом родстве проникновенно пишет монахиня Игнатия[7], это родство как величайшая ценность было осознано всеми выдающимися школами русского старчества. Особенно ярко это выражалось в тех ласковых наименованиях, что не стеснялись употреблять в отношении своих руководителей ученики старцев, а иногда и сами наставники. Так, круг старца Адриана Югского называл «опытного и духовного руководителя» нянюшкой. Быть матерью для братии призывал своего гостя-игумена преподобный Серафим. Матерью и мамашей вслед за ним именовала старца зосимовская традиция[8]. Правильные отношения старца и ученика со временем превращали их в духовную семью, которую невозможно разрушить ни в этом веке, ни в будущем[9].
[1] Свод изречений святых отцов см.: Экземплярский В.И. Старчество // Дар ученичества. Сборник / Сост. П.Г. Проценко. М., 1993. С. 177-187 и сл.
[2] Цит. по: Там же. С. 181.
[3] Варфоломей (Ремов), архиепископ. <Слово> в 4-ю годовщину по кончине старца схи-игумена Германа] / Подготовка текста, публикация, вступительная статья и примечания А. Л. Беглова // Альфа и Омега. 1998. № 4(18). С. 130.
[4] Экземплярский В.И. Старчество. С. 152, 154, 185, 206, 214 и др.; Пастырство монастырское, или старчество / Подготовка текста, вступительная заметка и примечания А. Л. Беглова и П. Б. Сержантова // Альфа и Омега. 1999. № 2(20). С. 173-184; Игнатия, монахиня. Старчество на Руси. М., 1999. С. 19-29. Ср. Экземплярский В.И. Старчество. С. 164 и сл.
[5] Там же. С. 214.
[6] Там же. С. 156 и сл.
[7] См. особенно: Игнатия (Петровская), монахиня. Слово о старчестве // Альфа и Омега. 1996. № 2/3 (9/10). С. 168-170 и сл.
[8] Сказания о жизни и подвигах старца Адриана, иеромонаха Югской Дорофеевой общежительной пустыни. М., 1885. С. 94, прим. *; Летопись Серафимо-Дивеевскаго монастыря Нижегородской губ<ернии> Ардатовскаго уезда с жизнеописанием основателей ея: преподобнаго Серафима и схимонахини Александры, урожд<енной> А. С. Мельгуновой. Составил Архимандрит Серафим (Чичагов). СПб., 1903. С. 380; ср. Там же. С. 335; Варфоломей (Ремов), архиепископ. <Слово> в 4-ю годовщину по кончине старца схи-игумена Германа. С. 131; Игнатий (Лебедев), схиархимандрит. Письма из заключения // Монахиня Игнатия. Старчество на Руси. С. 239 и сл. Отметим, что духовное руководство осмыслялось как духовное материнство еще в Новом Завете (см. Ин 3:3-7; Гал 4:19: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» и др.).
[9] Ср. «завет» с духовными дочерьми преподобного Зосимы (Верховского): «Аще не от всего с[е]рдца и д[у]ши моея о Б[о]зе к вам усердствую дотолико, что даже и в царствїе Б[о]жїе не хощу без васъ внити, то да лишенъ буду онаго во веки. <...> Сице равно и мы <...> твои духовныя дщери, во утвержденїе нашего вечностїю связаннаго духовнаго дружелюбїя съ тобою, и между собою, тако г[лаго]лемъ предъ самимъ Б[о]гомъ. Аще которая изъ насъ таковыхъ усерднолюбител<ь>ныхъ чувствъ, дотолико к тебе духовному нашему о[т]цу, или к сестрамъ не имеетъ, что даже ниже царствїя Б[о]жїя желати наследити единой без другихъ. Или которая из насъ, аще неоткровенна во всемъ будетъ тебе, или не восхощетъ всегда в повиновенїи быти у тебе <...> тогда таковая яко неистинствующая, и отпадшая, и поправшая сей заветъ нашъ пред Богомъ соделанной, да будетъ изглаждена из него, и лишена нашего съ нею соуза. И прочее да не числится между нами в нашемъ единодушномъ, вечномъ неразторжномъ о Хр[и]сте содружестве». - Беглов А. «Вечностию неразрушимое содружество»: Страницы русского старчества XIX века: преподобный Зосима (Верховский) и его духовная семья в 1818-1825 гг. // Альфа и Омега. 2001. № 3(29). С. 210-212; Женская Зосимова пустынь. Исторический очерк / Сост. монахиня Зосима (Верховская). М., 2008. С. 66-69.