В своей эпохальной статье-докладе «Старчество» (1917), проанализировав свидетельства древних памятников православной аскетики, прежде всего, патериковых повествований о старцах Египта, киевский богослов В.И. Экземплярский уловил важную деталь в облике старца, не отмечавшуюся другими авторами: старец  — далеко не обязательно чудотворец и прозорливец, более того, чтобы достойно выполнять свой долг перед послушником, старец не обязательно должен быть человеком, достигшим бесстрастия. Более важно, чтобы он был опытен в борьбе со страстями, которыми пленен его послушник. Мы говорили выше, что в предшествовавшей В.И. Экземплярскому апологетической по отношению к старчеству литературе образ старца рисовался почти исключительно в превосходных выражениях, как образ святого боговидца и чудотворца. Разумеется, такой образ основывался на высказываниях святых отцов, которые (не без красочной византийской риторики) описывали отчасти идеального руководителя, отчасти — те чувства, которые преданный послушник испытывает к своему наставнику. В.И. Экземплярский обратил внимание на другие высказывания аскетов, указывающие, что в подлинном старце опыт борьбы со страстями гораздо важнее даров чудотворства и прозорливости. Эти дары порой могут даваться и «туне», без духовной борьбы, только лишь за чистоту сердца, которая, однако, еще не делает подвижника опытным руководителем, то есть старцем. Вот, например, несколько цитат из писаний святых отцов, которые приводит В.И. Экземплярский:

«По качествам страстей наших должно рассуждать, какому руководителю отдаться нам в повиновение <...> Не должно искать таких руководителей, которые бы имели дар пророчества или прозрения, но прежде всего, истинно смиренномудрых, и по нраву и местопребыванию своему приличных нашим недугам» (преподобный Иоанн Лествичник). «Такого учителя надлежит нам взыскать и обрести, который сначала слышал бы все это в слове и научился тому со слов, а потом научен был Духом через деяния и опыт» (преподобный Симеон Новый Богослов).

Об этом же говорят и авторы-аскеты новейшего времени[1]. Таким образом, опытность в борьбе с грехом, в борьбе со страстями, понимание последовательности и закономерностей духовного восхождения — ключевая характеристика старца. Она же указывает на главную его функцию как помощника в духовной жизни, проводника по основным ее этапам. Старец не оракул, и дар прозорливости вовсе не обязателен для подлинного руководителя. Исходя из этого, мы можем сегодня дать рассматриваемому явлению такое определение.

Старчество — это православная аскетическая практика, заключающаяся в обращении новоначального инока к духовному руководству более опытного подвижника. Под аскетическими практиками при этом понимаются конкретные виды духовного делания, ведущего христианина к соединению с Богом. Среди христианских аскетических практик можно назвать молитву (частную и литургическую), духовное окормление (старчество), молитвенное чтение Священного Писания и писаний святых отцов, внешние подвиги (пост, бдение, поклоны, ношение вериг и так далее). Для церковного Предания не характерна абсолютизация какой-то одной из этих практик, они воспринимаются как орудия духовной брани, средства для достижения конечной цели — спасения. Все они были известны в новозаветные и первохристианские времена (о чем ниже мы скажем подробнее)[2].

Старческое окормление — одна из таких аскетических практик, один из путей духовного трезвения. В истории православной аскетики старчество никогда не выступало как отдельное изолированное делание, но существовало в комплексе с другими аскетическими практиками: молитвой, внешними подвигами (постом), молитвенным чтением и так далее. Не случайно расцвет старческого руководства часто шел бок о бок с расцветом других аскетических практик, как это наблюдалось, например, в монастырях преподобного Паисия Величковского. Главная характеристика старца — это его опытность в духовной брани; все другие благодатные дары факультативны и не обязательны, более того — могут быть бесполезны и даже вредны при отсутствии главного: опыта и рассуждения.

 

Когда возникло старчество?

Вопрос о времени возникновения старческого руководства как особой аскетической практики в научном плане был впервые поставлен В.И. Экземплярским. Он прямо связывает возникновение старчества с рождением монашества в IV веке. Для него старчество — сугубо монашеская практика, иногда раскрывающая себя и для мирян, но созданная и хранимая только иноками. Эта точка зрения получила довольно широкое признание.

Вместе с тем большое внимание историческому развитию старчества уделяет автор еще одного труда, созданного в первое послереволюционное десятилетие. Речь идет о курсе лекций, прочитанных в 1927 году неким автором (возможно, будущим епископом Николаем (Чуфаровским)) в Варшавской духовной академии в рамках дисциплины «пастырское богословие» и называвшимся «Пастырство монастырское, или старчество»[3]. Автор этих лекций делает интересные наблюдения. Так, он не связывает возникновение старчества с рождением монашества, как это делал В.И. Экземплярский, и как это будут делать почти все последующие авторы. По его мнению, старчество, как и другие формы древнехристианского аскетизма, существовало задолго до появления монашества. В подтверждение этого автор «Пастырства монастырского» приводит замечательное высказывание Оригена, где, как позднее у отцов-аскетов, в деталях (выбор старца, исповедание помыслов, послушание) описан механизм старческого окормления. Вот это наставление церковного писателя первой половины III века, цитируемое автором «Пастырства монастырского»:

«Смотри, как Божественное Писание поучает нас, что не должно таить греха внутри. Как имеющие несваренную пищу или обремененный мокротами желудок, когда сблюют, получают облегчение, так и согрешившие, когда скрывают и удерживают в себе грех, чувствуют внутреннюю тягость и почти задыхаются от флегмы или мокроты греховной, но когда он сам себя обвиняет и исповедуется, то вместе извергает грех и уничтожает причину немалую. Только будь осмотрительнее, кому ты должен исповедовать свой грех. Испытай прежде врача, которому бы открыть причину недуга и который бы умел быть с слабым слабым, плакать с плачущим, который умел бы сострадать и сочувствовать, и, если он, ранее показав себя опытным врачом и сострадательным, скажет что-нибудь и посоветует, то так делай и исполняй»[4].

Таким образом, аскетическая практика обращения к руководству более опытных в духовной жизни была известно христианам и до появления монашества. Вполне вероятно, что она, как и другие аскетические практики, восходит к временам апостолов[5]. Монашество вместе с другими формами аскетизма I-III веков использовало эту древнюю христианскую практику, углубило и расширило ее. Это указание на домонашеские, древнехристианские, а возможно, и новозаветные истоки старчества открывает перед нами замечательную перспективу для его анализа. Старчество — не «нововведение» IV века. Оно - неотъемлемый элемент христианского аскетизма, по-разному (как и другие его элементы) раскрывающийся в истории, в каждую историческую эпоху приобретающий особенные черты, но не изменяющийся и не исчезающий в самой своей сути.