Общая тема этой книги может быть сформулирована довольно просто: поскольку невозможно доказать или опровергнуть эволюцию посредством науки, она является богословской проблемой. Книга Бытия - истинное слово Бога - правильно интерпретирована отцами Церкви, которые единодушны в том, что книга Бытия не только не оставляет никакого места для эволюции, но абсолютно противоречит ей. Христианские эволюционисты, которые пытаются примирить книгу Бытия с эволюцией, не понимают отцов и заблуждаются в своем понимании эволюции, которая является не наукой, а атеистической философией. Они соблазнились модными идеями и боятся мыслить вопреки современному миру. Единственной альтернативой буквальному пониманию Бытия является атеизм.
Этот довольно простой тезис поднимает множество богословских вопросов; более того, внимательное рассмотрение этого предмета требует обзора и корректировки почти всего, что говорится о науке в этой книге.
Отдельные аспекты вышеуказанных положений развивались в различных сочинениях о. Серафима Роуза, свободно дополняясь еще более резкими добавлениями его редактора - иеромонаха Дамаскина (Христенсена), который с энтузиазмом выполняет роль «бульдога» Роуза. Оглавление включает темы, посвященные святоотеческой интерпретации книги Бытия, заметки и лекции под заглавием «философия эволюции», длинный ответ доктору Александру Каломиросу, ответы на вопросы, заметки и выдержки из писем. Принимая во внимание то, что книга составлена более чем 20 лет спустя после смерти о. Серафима, неудивительно, что в ней много повторов.
Как следует читать отцов?
Выборка из святоотеческих комментариев о творении и грехопадении содержит много ценного материала; о. Серафим прав, когда акцентирует внимание на важности понимания всей картины того, что пытались сказать отцы, нежели просто отрывочного цитирования. Редактор замечает, что о. Серафим несколько скучен при рассмотрении святоотеческого учения о творении исключительно вследствие его отношения к эволюции (35)[1]; эта «скука» есть доля читателя, поскольку эта секция представляет собой наименее полемическую часть всей книги. Однако, даже если это так, существует четкое отличие в акцентах и тоне между святоотеческим рассмотрением книги Бытия и компиляцией о. Серафима. Отцы утверждают, что Бытие имеет основание в историческом факте, но главным образом интересуются тем, что оно говорит нам о путях Божиих и Его отношении к Его творению; в комментарии о. Серафима буквальная интерпретация становится главной темой. Выходя за рамки представленной выборки святоотеческих мыслей, о. Серафим вынуждает нас поднять трудный вопрос о способе, как мы должны читать и понимать святоотеческие комментарии на Писание. Для него не существует никаких трудностей: мы читаем Писания под руководством отцов, поскольку «отцы связывают древний текст с сегодняшней реальностью» (72). Но так ли это? И не нуждаются ли они сами в интерпретации? Редактор подчеркивает желание о. Серафима «стяжать разум» Отцов (23, его акцент), нежели просто стать ученым, специализирующимся на их сочинениях; и повторяет вывод, что только этот «разум» может привести нас к принятию всех аспектов интерпретации отцов, исключая немногие тривиальные детали. Но где остаются другие богословы современности, такие как о. Георгий Флоровский или епископ Каллист Уэр, которые не испытывают обязательства следовать буквальному пониманию повествования о творении? Должны ли мы отбросить как иллюзию их преданность восстановлению мысли отцов как «экзистенциального отношения и духовной ориентации» [см. напр. Флоровский. Святоотеческое богословие и этос Православной Церкви (англ. Florovsky, "Patristic Theology and the Ethos of the Orthodox Church"] и «вновь пережить смысл Предания способом, который является исследовательским, мужественным и полным богатого воображения любознательности» [Уэр. Православная Церковь (англ. Ware, The Orthodox Church)]? Является ли бесспорным вопрос о том, каким образом святоотеческое отношение может быть применено к современному миру? Уже говорилось (34), что о. Серафим первоначально предполагал подзаголовок книги со словами «...православный взгляд»; но в конечном итоге был выбран подзаголовок «Православно-христианский взгляд». Здесь лежит одна из главных проблем, связанных с этой книгой.
О. Серафим похвально честен в признании того, что если кто-либо полагает, что мы должны читать книгу Бытия в точности, как делали отцы, тогда он должен со всей тщательностью стать приверженцем креационизма молодой земли; однако могут появиться и противоположные свидетельства. Поэтому неудивительно, что он столь безапелляционно рекомендует во введении книгу Филиппа Джонсона «Испытание Дарвина» («Darwin on Trial») и Джонсон «удовлетворен», что представление о. Серафимом отцов «совершенно устраняется один из излюбленных слухов приспособленцев» (50); он не беспокоится о том, что «равным образом» уничтожается какое-либо понятие о «разумно спланированной» жизни, возникшей после шести дней. Поскольку подход о. Серафима является честным и его аргументы обычно точны и согласованны, по крайней мере, в отношении патристических источников, очень важно рассмотреть его предпосылки. Основной является предпосылка, что эволюция, и любая другая научная теория, противоположная креационизму молодой земли, представляет собой философию, а не науку: мы вернемся к этому позднее. Тесно связано с этой предпосылкой утверждение о том, что эволюция является «очевидно» тем же, что и современное св. Василию Великому представление о космосе, которое было отвергнуто св. отцом (285).
Последняя предпосылка объясняет, почему о. Серафим, несмотря на все стремление принимать отцов в контексте и в их собственных понятиях, не всегда избегает вовлечения их в современную полемику, интерпретируя их в рамках современного нам контекста. Примером является использование им комментариев Григория Нисского о переселении душ, учения, которое о. Серафим характеризует как «странную параллель современной теории универсальной эволюции» (138), В самом деле, странно. Григорий рассматривает перевоплощение как свидетельство убеждения, что «единая природа существует во всех вещах» (139), которое, согласно о. Серафиму, «лежит в сердце теории всеобщей эволюции»; но он делает спорное утверждение, что понятие «природа» означает для св. Григория Нисского и для Эразма Дарвина одно и то же. Об эволюции вряд ли можно сказать как «смешанное в какой-то слитной и неразделимой общности с самим собою; потому что никакое свойство не отличает одного от другого», как святой продолжает свою мысль о перевоплощении. Можно далее заметить, что св. Григорий, хотя и отвергает какую-либо «смешанность и запутанность», утверждает вполне ясно определенную связь между всеми материальными творениями; рассматривая свое понятие человека как смешение разумного и чувственного «так, что благодать одна может заполнить все творение, низшую природу (sic) соединенную c высшей» (Большой катихизис, 6). Не является ли произвольным видеть в этом «странную параллель» с физической связью между живыми существами, которую мы теперь признаем и которую объясняет эволюция?
Прочтение отцов - принципы и их применение
Истолковательный раздел книги начинается с некоторых принципов того, как следует понимать книгу Бытия и Святых отцов. По большей части они являются очень мудрыми; однако, как часто бывает, проблема заключается в том, как должны пониматься и применяться сами эти принципы. Мы предупреждены, например, что «следует с большой осторожностью различать их научные воззрения от их богословских утверждений» (83). Это отличие очень важно для о. Серафима, поскольку оно позволяет ему не соглашаться с отцами, когда их учение конфликтует с фактами, принятия которых нельзя избежать. Но вызывает сомнение то, является ли это различие столь ясно выраженным в собственной мысли отцов; рассмотрим свободное включение космологии в книге св. Иоанна Дамаскина «О православной вере», или темы о «Естественной и богословской науке» у св. Григория Паламы. Более того, богословские утверждения не делаются в пустоте. Особенно когда отцы касаются богословской космологии, как в интерпретации рассмотрения творения, не всегда прямо можно определить, насколько предпосылки, унаследованные из науки их времени, повлияли на способ формулирования их богословских мыслей. Например, о. Серафим справедливо акцентирует внимание на том, что «представление о постоянстве естества и целости и определенности "родов" проходит через всю святоотеческую литературу» проходит сквозь всю патристическую литературу» (138). Ранее, он акцентировал внимание на учении св. Василия, «что "роды" Св. Писания (конечно, кроме тех, которые, возможно, вымерли) поддерживают свою природу неизменной до конца времен» (134). Но это, «конечно», не касается исключения. Св. Василий действительно замечает, что тростник производит тростник, а не оливы, орлы орлов: и наиболее горячие сторонники эволюции вряд ли будут спорить с этим. Он также ярко говорит о том, что «никакое время не повреждает и не истребляет свойств в животных» (135). Златоуст говорит еще более ясно, что ни одно племя живого не пострадает от исчезновения; благословение и повеление Божие умножаться даровано им навечно (On Genesis, Hom. 7.4). Является ли это наукой или богословием? Цитируя тот же пассаж св. Василия в другом месте, о. Серафим явно говорит: «это утверждение не наука, но философия» (334). Теперь читатель видно, что вполне законно принимать «философские» позиции, отвергая некоторые фактически неточные утверждения, которые содержались в их выводах. Это именно то, что пытаются делать «христианские эволюционисты»; но возникает вопрос о том, насколько этот подход согласуется с линией самого о. Серафима на протяжении всей книги, где он выделяет интерпретацию отцами книги Бытия ключ к определению того, что мы можем принять в современной науке. Вообще вопрос о том, должны ли вымереть некоторые из творений, не является важным, важной является проблема с подходом о. Серафима. Если кто-либо пытается «мыслить как мыслили отцы», то законно спросить, рассматривал ли св. Василий свое убеждение о выживании всех «видов» как могущее быть предметом дискуссии в большей степени, нежели веру в их неизменность их характеристик, на которой настаивает о. Серафим.
Или не так? О. Серафим не только утверждает, что «любое истинное утверждение Писания не может противоречить чему-либо, что истинно в науке» (82, ср. 417); он также акцентирует внимание на признании, что «если бы существовал действительный научный факт, что один вид творений может переходить в другой вид, мне не было бы трудности верить этому, так как Бог может сделать все...» (388, акцентировка в оригинале). Оставляя в стороне вопрос о том, является ли «возможность превращения одного вида творения в другой», точной характеристикой процесса эволюции, следует спросить: где вдохновенная интерпретация отцов покидает вдохновенный текст Моисея? Если кто-либо считает, что такие понятия, как неизменность видов, могут быть отброшены перед лицом «научных фактов», как они могут служить в качестве аргументации против интересующей нас возможности того, что эволюционное объяснение данных может быть «действительным»? В своем ответе доктору Каломиросу о. Серафим добавляет «основной принцип интерпретации сочинений св. Отцов», который является решающим для построения им всей картины: «Когда они дали свое учение Церкви, Святые отцы (если только они действительно святые отцы...) не противоречили друг другу...» (406, с. 85). Однако практическая проблема с этим принципом заключается в том, что это высказывание тавтологично. Святые отцы - это по определению те, кто выражает учение Церкви, и любой, кто истинно выражает учение Церкви будет с необходимостью согласен с другими, кто делает то же самое. Интересный вопрос в том, как быть с очевидными противоречиями, в частности в отношении деталей творения. О. Серафим использует вышеуказанный принцип для того, чтобы оправдать уход от объяснения. Но он не делает ясным критерий определения того, являются ли достоверными предпосылки этого принципа - выражает ли в конкретном случае святой отец учение Церкви, или свое частное мнение. Когда отцы противоречат друг другу, что мешает нам сделать вывод о том, что они действительно не согласны, и, следовательно, этот вопрос не является вопросом, по которому Церковь однозначно выразила свое учение?
Ответы на вопросы, поднятые эволюцией?
Согласно взгляду о. Серафима, который он и его редактор безапелляционно отстаивают на протяжении всей книги, мы находимся перед лицом неизбежного выбора: принимаем ли мы святых отцов, или «современную мудрость»?
Это воплощение подхода, который многие читатели рассматривают как движение в пропасть. О. Серафим твердо убежден, что «учение об эволюции была изобретено..., чтобы рассматривать вселенную исходя из утверждения, что Бог или не существует, или не способен создать за шесть дней или привести мир в существование просто Своим словом» (441), и что христиане принимают это только потому, что они привержены последним двум утверждениям. Это отказ признать тот факт, что многие христиане принимают эволюцию по причине совершенно другого порядка: хотя Бог вполне способен создать все за шесть дней, сила аргументов предполагает, что фактически Он сделал это не так. В свете этого, аргументы от непорочности рождения Христа до неповрежденности нового мира (418-419) являются совершенно неуместными. Так, здесь настойчиво утверждается, что шесть дней творения лежат вне компетенции науки. Никто не предполагает, что наука может сказать нам о периоде времени, когда понятие законов природы было неприменимо, когда все пришло в существование в своей настоящей форме за шесть дней в неповрежденном состоянии; они указывают на сильное свидетельство того, что виды появились тогда, когда смерть уже царствовала, и законы падшей природы уже были. О. Серафим справедливо указывает на природу рая и вопрос о поврежденности и смертности как некоторые из наиболее сложных антропологических и космологических вопросов, поднимаемых современным научным пониманием истории земли (с. 216); однако он совершенно не честен в отношении неудовлетворительности большинства попыток рассмотрения этих вопросов православными богословами. Так, он говорит, обнадеживая читателя, что в патристических комментариях на Бытие «наиболее спорные вопросы, поднимаемые доктриной эволюции, находят ответ» (376). Они вероятно будут отброшены, однако, поскольку ответ о. Серафима не справляется с такими вопросами. Даже не говоря о сложном факторе эволюции, мы можем увидеть немного оптимистичного у о. Серафима, когда он говорит о «точном и согласованном учении» (376), когда подходит к природе мира до падения. Например, о. Серафим настаивает на первоначальной бессмертности животных (410), что не легко примирить со свт. Григорием Нисским, который говорит о «кожаных ризах» как «способности к смерти, которая предвиделась, поскольку была специфическим атрибутом живого творения» (Большой катехизис 8). Возможно, более важно, что о. Серафим настаивает, с некоторым оправданием, что отцы не согласны в вопросе, был ли человек бессмертен по природе или по благодати (438), они просто говорили о двух аспектах одной реальности; и он проводит резкое различие между ними и учением Аквината, что бессмертие Адама было основано на сверхъестественной силе в его душе - доктрина, которую о. Серафим считает вполне совместимой с идеей эволюции» (447). Он отказывается объяснить, однако, тот факт, что св. Афанасий явно настаивает на том, что Адам попал в естественное состояние став подверженным изменению и смерти. Св. Афанасий определено не говорит, что то, что естественно, является нормальным; но что это скорее другой вопрос. Смертность и природа должны идти рука об руку.
Природа авторитета отцов
Хотя о. Серафим утверждает, что «в действительности мы можем знать сравнительно немного о деталях творения в шесть дней» (100), он, кажется, имеет высшую уверенность в точности «знания первых и последних вещей, которое Бог открыл Его избранному народу, православным христианам» (376). Не всегда легко разделить эту уверенность. Рассмотрим, например, обсуждение о. Серафимом местонахождения рая. Достаточно честно указывается, что мы слишком склонны делить вещи на «дух и материю», и, следовательно, имеем затруднение в понимании того, что отцы говорят о рае и географическом, и духовном; но он сопротивляется всякому представлению о том, что взгляд отцов на физические аспекты рая может быть неразрывно связан с признанием пределов их географических познаний. Комментируя буквальную интерпретацию Златоустом четырех рек Библии, и отмечая, что эти реки как мы знаем их сегодня, имеют 4 различных источника, он апеллирует к радикальным изменениям географии после потопа. Единственная проблема с апелляцией к этой «рабочей лошадке» катаклизмов заключается в завещании св. Григория Синайского, который, как о. Серафим говорит нам, говорит из первых рук, что когда он посетил рай в состоянии божественного видения (166): святой говорит об Эдеме, полном рек, в настоящем времени, как реальности, одновременно духовной и чувственной (О Заповедях и учении. 10. О. Серафим цитирует этот пассаж, но пропускает реки). Целью рассмотрения этого вопроса является не принижение духовного авторитета св. Григория Синайского или какого-либо другого из отцов Церкви, но вопрос о понимании Божественного вдохновения о. Серафимом. Заметим, что св. Григорий Синайский включает созерцание состава видимых вещей среди «восьми главных видений». О. Серафим делает вывод, что «Святые отцы высокой духовной жизни видели изначально сотворенный мир в состоянии божественного видения, которое выше всякого естественного знания» (416). О. Серафим передает смысл термина theoria как видение, нежели как «созерцание», что предполагает, что отцы получили горячую линию к духовному знанию творения мира, а не получили его через собственное человеческое разумение. Но это ли мы подразумеваем, когда говорим о духовном или богословском авторитете отцов? Из собственных сочинений отцов не является очевидным, однако, что они должны требовать для себя этого согласия в точности; будь то описание того, «чем может быть рай» у св. Григория Богослова, или его не вполне определенная интерпретация древа и кожаных риз (On Theophany 12); или обращение к аллегории у св. Амвросия о животных в раю (On Paradise, 11; p. 180). Тем не менее, св. Василий апеллирует к тому, что Бог говорит «лично и без загадок» (Шестоднев 6. 1, p. 100), а его брат говорит о Моисее, развивающем свое учение «в виде истории и в загадках» (Большой катихизис, 8). Сказали ли святые отцы нам последнее слово, сделали ли они окончательный вывод для понимания проблем, совершенно чуждых для них?
Христианские эволюционисты
Есть также целая глава о «христанском эволюционизме» (термин, который помещается в кавычки на протяжении всей главы), которая, достаточно полемична в некоторой степени находится вне границ культурного дискурса в том, что она пропитана рассчитанными на предубеждения инсинуациями. Тезис о том, что эволюция является руководимым Богом творческим процессом, отвергается отчасти на основании того, что «философия» эволюции является атеистической, отчасти на основании того, что она противоречит патристическому пониманию Бытия, и отчасти потому, что она является деистической! Рассматривается множество христианских эволюционистов, правда, не все православные. Предметом критики являются иезуит Тейяр де Шарден, который обличается как «пророк антихриста» (369), православные авторы Панайотис Трембелас (340-341), о. Антоний Костурос (345-346), Феодосий Добжански (351-354) и наш собственный Иоанн Мейендорф (373, 375). Поскольку мы не смогли получить доступ к цитируемым здесь сочинениям некоторых авторов, мы не можем судить, в какой степени оправдана критика. Однако, в отношении о. Иоанна Мейендорфа следует сказать, что он имел специфический взгляд на эволюцию, который не подразумевает эволюцию посредством естественного отбора.
Некоторые христиане, которые признают значение научных свидетельств, поддерживают теорию эволюции, указывая на понимание некоторыми из отцов мгновенности творения всего в потенции в самом начале. Эта идея находится у св. Ефрема (112-113), св. Василия, св. Амвросия, св. Григория Нисского, св. Августина и св. Беды. Отсюда следует, что творение этих потенциальностей не является добавлением новых вещей, но скорее видом отделения посредством творческого слова Бога творений от уже сотворенной материи. Оно является призванием к бытию потенциальностей, которые уже присутствуют. О. Серафим рассматривает это (113) «скорее как оформление», чем «творение» в собственном смысле, но он не останавливается на этом, чтобы рассмотреть следствия. Кроме краткого объяснения текста св. Ефрема, единственная другая ссылка на эту потенциальность, является случайной и пренебрежительной (541).
Что такое наука?
Со всей своей настойчивостью в отвержении мирской мудрости о. Серафим признает, что существуют определенные данные (как напр. ископаемые останки, анализ ДНК, и биогеография), которые требуют некоторого объяснения в свете буквального прочтения книги Бытия. Ради этого, он апеллирует к «науке о творении», которая представляется в качестве научной альтернативы эволюции. Поэтому здесь необходимо прояснить, что такое наука. Наука является одним из видов интеллектуального ответа человека на материальный мир (видимое творение), языком определенного вида человеческого опыта. Наука ищет натуралистических и упорядоченных отношений между явлениями и является самокорректирующейся, что предполагает возможность фальсифицируемости объяснений и отношений. Это предполагает, что возможно представить обстоятельства, при которых будет показана ошибочность объяснения и теории. Наука подразумевает три вида деятельности: описание объектов и феноменов; построение объяснительных отношений (теорий) объектов и явлений; и проверку установленной связи наблюдений и теорий.
Основные утверждения науки следующие: во-первых, что материальный мир является реальностью, а не иллюзией; во-вторых, что мир является упорядоченным. Эти утверждения полностью согласуются с христианской верой. Во-первых, Церковь утверждает, что материальный мир реален. Утверждать противоположное означает утверждать, что Воплощение является иллюзией; Церковь настаивает на реальности Воплощения. Во-вторых, Церковь утверждает, что творение является упорядоченным. Более того, исследование видимого творения помогает нам видеть Творца через Его творение (Рим. 1.20). Тем не менее, разумно, что Церковь никогда не подписывалась под научными теориями, и не отвергает их.
Поскольку наука ищет натуралистических объяснений, ее методология является натуралистической. В этом смысле она является редукционистской. Но это означает, что Бог находится вне пределов досягаемости науки, так что наука не может ни доказать, ни опровергнуть существование Бога, позиция, которая перекликается с Дионисием Ареопагитом. В этом подходе наука становится видом мировоззрения.
Понимание науки о. Серафимом Роузом
Понимание науки, представленное выше, существенно отличается от того понимания, которое дается о. Серафимом. Он не говорит явно, что он подразумевает под наукой, но в разговоре со своими собеседниками он говорит (332), что «вы не должны смешивать чистую науку с различными теориями, написанными для того, чтобы объяснить факты, открытые наукой. Факты - это одна вещь (чистая наука), а объяснения фактов - другая (философия)». Позднее, когда упоминаются научные свидетельства в пользу эволюции, он отвергает научные свидетельства (но не свидетельства, представленные «учеными-креационистами»), утверждая, что единственной основой эволюции являются философские предпосылки, в свете которых сгруппированы научные факты. Это предполагает, что он ограничивает науку сбором данных, наблюдательных или экспериментальных, а построение объяснений (теорий) относит к философии. Для него уместно ограничивать свое определение науки этим образом, так что он делает совершенно явным, но до сих пор эксцентричным пониманием науки. Его недостаток ясности в этом отношении может только запутать читателя, в частности того, кто понимает, чем являются наука и философия в общепринятом смысле.
Эволюция: факт или теория?
Является ли эволюция фактом или теорией? Факт это то, что может рассматриваться и быть проверено любым компетентным наблюдателем. Фактом является то, что вы читаете этот обзор. С другой стороны, теория это то, что воспринимается разумом. Геоцентрическая вселенная Птолемея является научной теорией, но она была заменена гелиоцентрической системой Коперника, поскольку последняя способна объяснить движения и фазы внутренних планет более просто. Теория эволюции утверждает, что все живое произошло от общего предка в результате накопления изменений на протяжении геологического времени. Она не касается вопроса происхождения жизни или происхождения вселенной. Как и все научные теории она основана на доказательствах и имеет объяснительную силу. Но как и все научные теории она является предварительной. Это означает, что она может быть модифицирована в свете нового знания или даже заменена более подходящей теорией.
О. Серафим утверждает (511-12): «... аргумент против предполагаемой «научной» теории эволюции не является сам по себе научным, так как «наука» не может доказать или опровергнуть ее... этот аргумент богословский». Важно то, что наука, в том числе «креационная наука», которая представлена в книге в качестве научной альтернативы эволюции, не может доказать или опровергнуть эволюцию. Вопрос, однако, следующий: что означает «доказать»? Это только в математике наука имеет дело с абстрактными отношениями, где возможно продемонстрировать абсолютное доказательство, доказательство в том смысле, что теорема демонстрирует, что результат является присущим первоначальным предпосылкам. Мы можем назвать это верификацией. В науках о «реальном», верификация в этом смысле невозможна, но возможна фальсификация. В принципе, следовательно, возможно опровергнуть эволюцию, но на практике это должно быть трудно сделать, так как в ее поддержку есть большое количество научных данных. О. Серафим и как и любой человек волен отвергать эволюционную интерпретацию этих данных, но в то же самое время он должен признать, что существует огромное количество людей, знакомых с этими данными, которые не находят другого удовлетворительного пути их интерпретации.
Уместно задать вопрос, что должно фальсифицировать теорию эволюции? Например, эволюция должна быть фальсифицируема, или по крайней мере поставлена под сомнение, если часть какой-либо принятой линии предков-потомков, будет найдена в пластах более старых, чем пласты, содержащие ранее разделившихся членов этой линии. Это можно пояснить на примере. Стандартная эволюционная интерпретация ископаемых останков человека заключается в том, что люди происходят от некоторого обезьяноподобного предка, который, в свою очередь, от более раннего, более примитивного. Все приматы находятся в слое, который моложе, чем слой с динозаврами. Стандартная картина должна быть подвергнута сомнению, скажем, если, вдобавок к ископаемым приматам, подлинные человеческие останки, будут найдены в слое с динозаврами, или в еще более древнем слое. Если бы это случилось, это должно было бы означать, что древние приматы не могут быть предками людей, и, следовательно, стандартная последовательность через обезьян не имеет отношения к происхождению человека.
Теория эволюции против эволюционной теории
Важно отметить, что эволюционная теория не то же самое, что теория эволюции, отличие, которого «ученые-креационисты» и их сторонники не замечают. Эволюционная теория озабочена вопросом о том, как происходит эволюция. Сегодня, общепринятой является неодарвинистская теория эволюции (СТО), которая является предметом острых споров среди ученых, но этот спор не о теории эволюции. Например, может обсуждаться вопрос о том, является или нет градуализм, как характерная черта дарвинизма (точнее говоря, этот термин относится к теории, как она была представлена Дарвином в «происхождении видов», это не общий термин для всех эволюционных теорий), адекватно объясняющим многообразие жизни, которую мы видим. Другими словами, существует ли некоторый другой процесс, некоторый вид макроэволюции, некоторый вид сальтации, возможно нечто подобное «монстру» Голдшмидта, которого цитирует о. Серафим (468)? Макроэволюция, поддерживаемая некоторыми, и прерывистое равновесие, также поддерживаемое некоторыми, не являются неодарвинизмом, поскольку они не являются градуалистскими.
Наука эволюции и метафизический багаж, добавленный к ней
Неодарвинизм также как недарвиновские эволюционные теории имеют внутреннюю логику и дают адекватное объяснение. Хотя адекватное объяснение не является с необходимостью полным объяснением, атеисты-материалисты, будь то сциентисты или нет, приветствуют науку эволюции и добавляют к ней тяжелый метафизический багаж. О. Серафим, кажется, понимает это, когда утверждает (340) «...в эволюционном взгляде на мир самом по себе не существует ничего, что требовало бы от нее быть атеистической...» Что это означает, не совсем ясно, поскольку о. Серафим и иером. Дамаскин настойчиво характеризуют эволюцию как атеистически нагруженную философию. Многие считают эволюцией связь науки с материалистической метафизикой. В этом пакете, наука утверждает, что все живые существа происходят от общего предка как результат накопления изменений на протяжении геологического времени, а метафизика утверждает, что наука обеспечивает адекватным объяснением, следовательно, что не существует нужды в гипотезе Бога Лапласа. Это, конечно, зависит от достоверности утверждения, что все истины могут быть открыты посредством использования научного метода. Этот тезис выходит далеко за рамки науки и получил название сциентизма. Мы находим, что обычно защитники сциентизма имеют довольно примитивное понимание религии.
«Наука о творении»
Критика эволюции о. Серафимом появляется в его главе «Краткая критика эволюционной модели», а также в его ответах на вопросы студентов в письмах. Для понимания эволюции и сущности его критики о. Серафим ссылается часто, возможно непреднамеренно, на литературу «креационной науки». Также поступают Филипп Джонсон и иеромонах Дамаскин, другой автор этой книги.
Существует много причин, почему это обращение к креационной науке представляет искаженную картину научной стороны вопроса, рассматриваемого в книге. Во-первых, «ученые-креационисты» представляют свою «креационную модель» как научную модель, которая должна обосновываться или опровергаться на основании научных доказательств. Однако они очень мало занимаются действительной научной работой в поддержку «креационной модели», за исключением их «Геологии потопа», которую мы рассмотрим позднее. Основная деятельность «ученых-креационистов» заключается в попытке ниспровергнуть эволюцию посредством обнаружения непоследовательности и противоречий в научной литературе. Согласно представлениям «ученых-креационистов» фальсификация «эволюционной модели» должна быть аргументом в пользу «креационной модели». Здесь они делают серьезную философскую ошибку, поскольку вполне возможно, что «эволюционную модель» может заменить третья, еще не известная модель. Следовательно, «креационная модель» не может быть обоснована посредством простой фальсификации «эволюционной модели». Возможно, они должны были бы обратить внимание на высказывание Филиппа Джонсона: «Обнаружение возможной фальсификации дарвинизма не подразумевает поддержки какой-либо другой теории, определенно не является поддержкой какой-либо псевдонаучной теории, основанной на религиозной догме» (Darwin on Trial, 156). Какое научное свидетельство должно требоваться в поддержку «креационной модели», определить нелегко. Но в научном контексте «эволюционная модель» утверждает, что виды возникают впервые в ископаемых останках предков. В противоположность этому «креационная модель» утверждает, что «каждый вид» (термин, который никогда не определяется таксономически) является «специальным творением», не имеющим предков, и промежуточных форм не существует. Верно, что многие организмы появляются в ископаемых останках внезапно, не имея предков видов в нижележащих слоях. Но это отсутствие может быть вследствие бедности материала ископаемых, как в отношении организмов, так и в отношении осадочных пород, или, предки могли физически отсутствовать в этой области, будучи ограниченными тем или иным локальным регионом. Если так, появление организма в области, в которой отсутствуют предки, должно быть объяснимо миграцией, сдвигом окружающей среды из другой области. «Ученые-креационисты» могли бы рассмотреть эти возможности, и они имели бы более сильную аргументацию, если бы смогли развить исследовательскую программу, чтобы разрешить этот вопрос. Такая работа должна иметь потенциал плодотворной научной работы, стоящей вне метафизических предпосылок. Во-вторых, большая часть литературы «креационной науки» является низкой по качеству и вводящей в заблуждение. «Креационистские» возражения («свидетельства против эволюции»), находят ответ в работах многих ученых и философов, таких как Кеннет Миллер и Филипп Китчер. Поэтому нет необходимости отвечать на каждое креационистское возражение снова и снова, достаточно исследовать некоторые примеры, встречающиеся в «креационистской» литературе, которая цитируется в тексте о. Серафима и в примечаниях иеромонаха Дамаскина.
В отношении современных циллокантов, иеромонах Дамаскин цитирует Филиппа Джонсона: «...его внутренние органы не обнаруживают никаких признаков предадаптации к земной окружающей среде...» Верно, что его «легкие» не используются для обмена газом, но для хранения, однако, это вряд ли соотносится с аргументом, поскольку современный цилокант (латимерия) живет на глубине, немного выше океанического дна, и его адаптация свидетельствует о среде обитания. Он является сохранившейся реликтовой формой, которая продолжает жить в глубоководном окружении. В противоположность этому ископаемые циллоканты относятся к близким предкам амфибий и находятся в слоях, расположенных в континентальном окружении свежей воды, подобной той, где обитают современные дышащие воздухом рыбы.
В отношении археоптерикса иеромонах Дамаскин цитирует Генри Морриса, утверждая, что археоптерикс является «мозаичной формой, которая не обладает переходными структурами». Археоптерикс действительно являет пример мозаики свойств рептилий и птиц. Его скелет это скелет рептилии, детали которого предполагают, что он, скорее всего, планировал, нежели хлопал крыльями, и вполне разумно утверждается, что если бы никогда не было птиц, археоптерикс был бы классифицирован как довольно эксцентричная рептилия. Что подразумевает Моррис под высказыванием «никакими переходными структурами», становится менее ясно в утверждении, находящемся на той же странице, что Гоулд и Элдридж «признают, что удивительная мозаика, подобная археоптериксу, не может считаться явным посредником...» Ссылка на оригинальный текст Гоулда и Элдриджа показывает, что они говорят, что градуализм между основными планами тела, т.е. жестко регламентированный градуалистский переход всех структур, не является свойством ископаемых останков. Поскольку археоптерикс является мозаикой, он не может рассматриваться как пример этого постепенного градуалистского перехода. Возможно, эти относительно простые вопросы «ученые-креационисты» смогут прояснить, когда займутся действительно научной работой.
Тема молодой земли
Читатели вскоре обнаружат, что существует одна тема «креационной науки», которая имеет особую важность для всей программы этой книги. Это возраст Земли. Очевидно, что если Земля молода, имеет возраст только несколько тысяч лет, то совершенно недостаточно времени для развития многообразия жизни путем эволюции. «Ученые-креационисты» признают, что если они смогут подорвать утверждение о старой Земле, эволюция исчезнет. Ради этой цели, как читатель заметит, они отвергают униформизм и предпочитают теорию катастроф.
В теме «молодой земли» существует три подтемы «креационной науки», которые имеют фундаментальную важность: отвержение принципа униформизма в пользу катастрофизма; отвержение геологической временной шкалы исходя из того, что она основана на априорном утверждении эволюции организмов, представленной ископаемыми; и отвержении радиометрического датирования на основании того, что оно основано на униформизме и других необоснованных утверждениях.
В конце XVIII в. и в первые десятилетия XIX в. ископаемые останки рассматривались в рамках концепции катастрофизма, которая утверждала, что Земля обычно находилась в покое, не очень отличаясь от настоящих условий, но на ней происходило множество революций, которые вызвали локальное вымирание, за которым следовало изменение популяций посредством межконтинентальной миграции. Считалось, что эти революции должны были быть внезапными, и что никакой наблюдаемый в настоящее время процесс не может быть их аналогом. Последняя революция была трансформирована в Ноев Потоп Уильямом Баклендом (1784-1856), рукоположенным членом Англиканской церкви. Время от времени возникали сомнения в универсальной природе этих событий, поскольку продукты Ноева Потопа, главным образом, ограничивались северными широтами. Позднее было показано, что они являются продуктами множества дискретных и локально ограниченных событий. Мы вернемся к этой теме позднее в связи с геологией Потопа. Катастрофизм был постепенно заменен принципом униформизма, фундаментальным принципом интерпретации в прочтении геологических и ископаемых останков. Предложенный сэром Арчибальдом Гейки (1835-1924) в виде формулировки - «настоящее есть ключ к прошлому», - униформизм обычно приписывается Джеймсу Хаттону (1726-1797); позднее он был развит Чарльзом Лайелем (1797-1875). Высказывание Лайеля, процитированное о. Серафимом (298), представляет униформизм как градуализм. Но существуют два вида униформизма: версия Лайеля, которая подчеркивает, что процессы, действовали в прошлом с той же скоростью, как и в настоящем (это субстантивный униформизм); и другой, который оставляет вопрос о скорости открытым (методологический униформизм), который может соответствовать некоторой форме катастрофизма. Большинство современных геологов понимают униформизм в смысле методологического униформизма. Униформизм есть утверждение, но является ли оно разумным утверждением? Например, исследование отложений мягких слоев в настоящем в различной окружающей среде представляет собой современную аналогию процессов отложения, которые видны в различных видах пород, сформировавшихся в результате отложений в прошлом. Например, современные дюны из песка показывают крупномасштабное напластование подобное тому, что видно на песчанике, поэтому интерпретируется на основании этого. Авторы отвергают униформизм (см. особенно стр. 163, 585), но показательно проверить аргумент знаменитого «часовщика» Пейли, в пользу «креационной науки», сценария о нахождении часов и признания их дизайнера. Как возможно узнать об этом? Это возможно узнать, только если кто-либо видел одни или несколько часов, и знает из наблюдений об их создателе. Другими словами, вывод о том, что часы имеют создателя, зависит от первоначального знания о том, что подобные объекты естественным образом не возникают, но имеют создателя. Заблуждаясь изначально, можно совершенно законно сделать вывод о том, что часы, вероятно, естественный объект. Методология здесь совершенно та же, что и методология униформизма. в обоих случаях существует аналогия, проведенная между объектом или объектами известного происхождения и историческими объектами. Наконец, иронично, но св. Василий Великий использует нечто похожее на принцип униформизма: «Вышло повелите... Где только ни была вода, в болотах и тинистых местах, - она не остается бездейственной и не участвующей в размножении тварей. Ибо нет сомнения, что из воды воскипели жабы, мошки и комары. Видимое ныне служит доказательством прошедшего. Так, всякая вода спешила исполнить повеление Зиждителя...» (Шестоднев VII, 1).
Обратимся теперь ко второй подтеме, касающейся вопроса о том, что геологическая временная шкала основана на априорном утверждении эволюции. О. Серафим цитирует (310) из книги Берри «Рост доисторической временной шкалы» (W.B.N. Berry's "Growth of a Prehistoric Time Scale"): «Эволюция является, таким образом, самой основой геологической временной шкалы, хотя сама шкала была выстроена до того, как Дарвин и Уоллес представили свои принципы естественного отбора научному миру». Это предложение точно процитировано, но это лишь второе предложение из абзаца. Первое говорит следующее: «последовательность фауны и флоры, видимая в камнях земной коры, является продуктом нескольких факторов, из которых наиболее важным является эволюция организмов посредством естественного отбора». Если это прочитать неразрывно, как написано, то очевидно, что Берри говорит, что геологическая временная шкала основана на последовательности фауны и флоры, их последовательность (что видно в слоях) является в значительной степени продуктом эволюции. Исключение утверждения Берри из контекста приводит к впечатлению, что он говорит нечто совершенно отличное от того, что он сказал в действительности, и это вид искажения, которое делается в поддержку убеждения «креационной науки», что временная шкала основана на утверждении эволюции. Это подразумевает, что стратиграфический порядок ископаемых в слоях является основанным на априорном утверждении помещения фауны и флоры в эволюционной последовательности, так что слои, содержащие организмы, рассматриваемые как примитивные, должны быть более старыми, а слои, содержащие более развитые организмы, должны быть более молодыми. Это утверждение совершенно неверно. Исторический факт состоит в том, что порядок стратиграфической последовательности фауны и флоры определялся на основе суперпозиции. Таким образом, лежащие ниже слои, будучи более старыми, свидетельствуют о более старой фауне и флоре, и, соответственно, последовательно перекрывающие слои содержат более молодую фауну и флору. Это основано на эмпирическом факте и никоим образом не опирается на понимание эволюционных отношений организмов. Подобный принцип должен применяться, если низшие слои содержат пурпурный мрамор, следующий слой бумажные скрепки, а верхний слой пивные бутылки.
Поскольку никто всерьез не предполагает, что красный мрамор эволюционировал в бумажные скрепки, а затем в пивные бутылки, опора на эволюционный базис может быть устранена. Хронологическая последовательность (красный мрамор (старейший) - бумажные скрепки (моложе)) выводится строго и исключительно из суперпозиционных отношений слоев, содержащих указанные объекты. О. Серафим и иером. Дамаскин (311) ошибаются, когда утверждают, что установление порядка фауны и флоры в геологических слоях вовлекает рассуждение, подобное порочному кругу.
Что касается третьей подтемы, книга включает в качестве одного из своих приложений, критику методики радиометрического датирования, представленную инженером Куртом Сьювелом. Вдобавок к повторению ошибки о том, что геологическая временная шкала основана на «утверждении эволюции», Сьювелл (633) утверждает, что «без этого фундаментального убеждения (унифромизма), должны быть бессмысленны все измерения длительного периода». Униформизм входит в радиометрическое датирование в постулате, что скорость радиоактивного распада является постоянной. Но это больше, чем вопрос веры. Доказана независимость радиоактивного распада от внешних влияний, поскольку он определяется силами, которые гораздо более сильны на атомных расстояниях, чем силы, которые действуют в физико-химических реакциях. Фактически, попытки модифицировать эти скорости при различных физических и химических условиях оказались безуспешными. Сьювелл признает некоторые последовательности радиоактивного распада, используемые для датирования, но отрицает, что применение различных последовательностей распада к одному образцу дает согласующиеся результаты возраста. Это не верно. Согласие таких данных замечательное. Так называемая критика радиометрического датирования представляет собой ничто иное, как дайджест литературы «креационной науки» по этому вопросу, сделанный почти полностью на искажениях и фантазии. Вследствие таких искажений вряд ли можно сказать, что этот раздел книги имеет дело с наукой.
Геология потопа
Как отмечалось ранее, единственный научный труд, предпринятый «учеными креационистами» - это геология потопа. Она интерпретирует почти все геологические слои как продукты Ноева потопа. Идея, что любая часть геологического слоя была сформирована в Ноевом потопе рассматривалась и отвергалась в начале XIX века геологами, большинство которых считали виды неизменными. Многие из этих геологов были рукоположенными членами Англиканской церкви. Следует отметить, что «геология потопа» имеет отличающуюся от раннего «катастрофизма» форму, который интерпретировал относительно недавние пески, гравий и гальку, не известные в ледниковом периоде, как продукты Ноева потопа. В «Геологии потопа» эти слои рассматриваются как послепотопные, но, в действительности, они являются фоссилизированноми слоями, лежащими ниже ледниковых слоев, которые рассматривались как продукты Ноева потопа. В научных терминах это подразумевает все слои с верхней части протерозоя до начала ледникового периода в конце кайнозоя. «Креационисты» рассматривают конгломераты (ископаемый гравий) и грубые камни песчаника как свидетельство смещения от большого количества воды, но существует также огромная толщина поразительно однородных и четко расщепляющихся слоев, прослеживаемых на огромных расстояниях, которые могут быть объяснены только смещением при неизменных условиях. Более того, существует множество слоев со следами ископаемых (отпечатки, норы и т.д.), которые сформировались на неподвижном морском дне. Поскольку следы ископамых должны быть разрушены эрозией, их присутствие в стратиграфических записях может свидетельствовать только о спокойных условиях с эпизодическим смещением. Существует порядок в последовательности фауны и флоры, находящейся в отложениях, и в этой связи ценно напомнить, что этот порядок не основан на априорных утверждениях об эволюционном расположении фауны и флоры, но целиком на порядке расположения самих слоев. Если о. Серафим настаивает, что все живые существа были созданы за 6 дней, ископаемые останки должны показывать более или менее однородное собрание организмов от старых слоев к новым. Однако, это совершенно не так: существует определенный порядок, последовательная смена, которая вряд ли поддерживает шестидневный период. В общем, вместе со всеми креационистами молодой земли о. Серафим имеет проблему, которую он разрешает к своему удовлетворению при помощи создания специальной «креационной науки». Объяснением этого порядка является «геология потопа».
Геология потопа предполагает, что порядок, видимый в слоях, отражает порядок, в котором были погребены тела живых существ. В этой модели были предложены три следующих фактора объяснения: 1) привычка: творения жили на низших уровнях, и должны были быть погребены первыми (т.е. в низших слоях), нежели те, которые жили выше; 2) гидравлические свойства: некоторые, более легкие, должны быть более легко плавающими в воде, погружаться более медленно, и, следовательно, должны быть погребены позже более тяжелых; 3) мобильность: более активные животные должны быть выше по уровням. Как правило, справедливо утверждение, что ранние ископаемые фауны состоят главным образом из донных отложений, поэтому ископаемые записи как целое не могут быть объяснены в терминах геологии потопа. Здесь несколько препятствий: а) донные обитатели находятся на всех уровнях; б) современные костные рыбы находятся только в высших слоях и почти полностью отсутствуют в более старых слоях, которые содержат примитивных беспозвоночных, примитивных хрящевых рыб, акул и примитивных костных рыб; с) киты и дельфины встречаются только в верхних слоях, в то время как морские рептилии подобного размера ограничены низшими слоями; d) земные медленные животные появляются в верхних слоях, в то время как более быстрые животные, такие как лошади и плотоядные встречаются в низших слоях; e) птицы имеют хорошие ископаемые останки ниже верхних слоев. Они должны были быть ограничены верхними, когда предполагаемые воды потопа покрыли всю доступную поверхность, которая могла использоваться в качестве убежища. Однако птеродактили ограничены более старыми слоями. f) Большие млекопитающие встречаются в более молодых слоях, чем те, к которым принадлежат динозавры. g) Хотя морские беспозвоночные встречаются по всему диапазону слоев ископаемых, существует очевидная последовательность ассамблей беспозвоночных: собрания трилобитов в низших слоях, аммониты выше, и, наконец, преобладающие улитки и моллюски. Более того, если кто-либо рассматривает семейства, роды и виды, а не просто большие группы, то существует подобный вид распределения, подобный неповторимый порядок, но на более тонкой шкале.
Перед тем, как закончить с геологией потопа, полезно рассмотреть интерпретативные принципы, используемые креационистами в формулировке «модели геологии потопа». Во-первых, они признают, что ископаемые являются останками живых организмов. Во-вторых, они признают, что суперпозиционная последовательность слоев представляет хронологическую последовательность. В-третьих, они признают, что грубые пески и гравий были передвигаемы быстродвижущейся водой. Все три принципа определены не креационистами, но другими учеными с использованием принципа униформизма. Проблема заключается в том, что катастрофы (под этим подразумеваются неградуалистические события, такие как извержения вулканов и цунами) могут быть признаны в геологических записях только при применении принципа униформизма. «Геология потопа» следовательно, является униформистской и согласно критериям, обозначенным о. Серафимом и иеромонахом Дамаскином, она должна быть философией, а не наукой.
Эпилог
Оставив на мгновение в стороне о. Серафима Роуза, вряд ли нужно говорить, что в США фундаменталистски настроенные евангельские христиане пытаются ввести преподавание «креационной науки» в школах как альтернативу «эволюционной науке». Несмотря на апелляцию к честности, в других контекстах креационисты применяют позицию или/или, или специальное творение, или эволюция, при этом никакая другая альтернатива невозможна. Некоторые православные даже полагают, что Православная Церковь должна присоединиться к креационистам в их усилиях, не замечая того факта, что Церковь не поддерживает и не осуждает научные теории, и что фундаменталистское евангелическое понимание Библии совершенно отлично от понимания Православной Церкви.
Но если мы отвергаем позицию фундаменталистов-евангелистов, мы должны равно критически относиться к позиции противоположной: сциентизму, который уже отмечался.
Иронично, что каждая сторона, утверждая, что другое является единственной альтернативой, обвиняет другого. Каждый, используя один и тот же критерий - науку - утверждает, что наука доказывает/ниспровергает истину Библии. Все эти альтернативы являются формами фундаментализма, который чужд Православной Церкви. Тем не менее, многие испытывают трудности с пониманием вопроса об эволюции, и часто это выражается в том, что православная молодежь воспринимает науку как мировоззрение, противостоящее христианскому. Проблема заключается в самой позиции или/или, принятой евангелическими фундаменталистами и о. Серафимом Роузом, а также атеистами. Те, кто получил хорошее недоктринерское образование в области биологии и геологии, должны, вероятно, признать, что существует сильное свидетельство в пользу эволюции. Применяя методологию или/или, вряд ли стоит удивляться результату. Подобная ситуация характерна для посткоммунистических стран, где эволюция рассматривалась как марксистская, и, поэтому предается анафеме.
В чем же средство? Существенным компонентом возможного выхода из сложившейся ситуации является признание того, что эволюционный багаж, представленный Доукинзом и др., включает большую метафизическую нагрузку, как было показано ранее. Также важно помнить, что Бог христианства - это не бог деизма, и Он продолжает творить в и через творение. Эволюция, рассматриваемая в этой перспективе, является совместимой с теистическим мировоззрением и может рассматриваться как избранный Богом способ творения.
Обращаясь теперь к о. Серафиму Роузу, следует сказать, что каковы бы ни были недостатки его книги, она представляет собой вполне определенный православный взгляд. Этот взгляд заслуживает того, чтобы быть услышанным наряду с другими взглядами, присутствующими в Церкви. Книга поднимает множество вопросов богословского характера. Они должны рассматриваться со всей серьезностью в продолжающемся диалоге, однако без претензии на то, чтобы выносить однозначный вердикт в отношении достоверности научной теории. Некоторые из этих вопросов могут быть поставлены здесь. В чем состоит авторитет отцов? В какой степени отцы непогрешимы? Законно ли интерпретировать отцов в свете научных данных? В этой связи осмелимся сказать, не заботились ли святые отцы, особенно древние отцы, о диалоге, часто горячем, с внешним миром, и не является ли Священное Предание динамикой, а не музеем? Более того, все ли у отцов одинаково авторитетно и имеет одинаковый вес? Таким образом, там, где отцы кажутся не согласными, не отсутствует ли определенное учение по данному вопросу? Возможно, весьма плодотворно будет рассмотреть творение всего в потенции в самом начале.
Статья опубликована в St Vladimir's Theological Quarterly 46-4 (2002) 365-90.
[1] Поскольку статья опубликована на английском языке, ссылки на страницы приводятся на английское издание книги о. Серафима (Роуза).