Нынешний век по праву можно было бы назвать веком подмен. «Симулякр» Ж. Бодрийяра – знамя нашей эпохи. Естественно, и в церковную среду неизбежно проникают эти не всегда очевидные флюиды подмен, которые порой затрагивают не просто внешние, но внутренние и существенные стороны собственно церковной жизни.
Последнее время вдруг активно заговорили о проблеме соборности в Церкви. О недооцененной роли мирян. О «диктате» иерархии. О «вертикали власти». О бесправности простых прихожан и «оттеснении» их от процессов церковного управления. И обобщая вышесказанное – об упразднении в Церкви соборности.
А можно ли в принципе соборность в Церкви упразднить?
Если она тождественна демократии -– тогда, конечно же, можно. Любая иерархичность полагает конец демократии как таковой. Когда в одном теле два сознания – это шизофрения; когда бесконечное множество – это мультишизофрения, – как один из вариантов демократии, – но к соборности это не имеет никакого отношения.
По слову В.Н. Лосского, соборность есть «самое дивное свойство Церкви» – именно по причине своей мистичности, и упразднить её можно только вместе с самой Церковью. И было бы полным безумием смотреть на соборность как на некий «церковный» извод принципа демократичности. Ведь соборность как «кафоличность» по сути тождественна «полноценности», «полноте», «завершённости» церковной общины во главе с её предстоятелем, раскрывающей и проявляющей всю полноту жизни во Христе и со Христом в Божественной Евхаристии. И именно в этом – существо соборности.
Подлинная соборность как кафоличность зиждется на двух основах: избранности предстоятеля народом Божиим и делегированности епископу или же пресвитеру права предстоять от лица общины пред Господом – и быть совершителем Таинств Церкви, глашатаем Господней воли, свидетелем покаяния, очевидцем Воскресения.
Поэтому в Православии нет и в принципе не может быть иерархического авторитаризма, и в этом – один из важнейших опознавательных признаков именно святоотеческой Восточно-Кафолической Православной веры. Не «сверху вниз» «навязывается» церковному «люду» нечто очень важное и значимое, но, напротив того, церковная община «снизу вверх» выталкивает, выносит на поверхность то, чем она живёт, что её волнует и тревожит – причем «выталкивает» не перед лицом какого-то «большого и властного начальника», но перед Единственным Начальником нашего спасения – Христом. Не так давно созданный, но уже показавший свою эффективность инструмент этой внутрицерковной коммуникации между церковной «широтой» и иерархической «высотой» – Межсоборное присутствие – можно с полной уверенностью назвать удачным примером воплощения идеи соборности без какой бы то ни было попытки вторжения в существующие институты управления Церковью.
Последние изменения в Положениях об Архиерейском и Поместном Соборах Русской Православной Церкви чётко зафиксировали отличия между функциями Поместного и Архиереского Соборов. Поместный Собор предстаёт как орган всецерковной рецепции, орган полноправного гласа народа Божия, свидетельствующего о Правде Божией, но не подменяющего собой функции церковного управления, которые по праву принадлежат собранию глав церквей «по местам» – то есть епископам. То, что благодаря внесённым поправкам исчезло дублирование или перетекание функций этих двух важнейших инструментов церковной соборности – несомненное благо и для церковного управления, и для сохранения постоянной и живой «обратной связи» между иерархией и «лаиками», мирянами. И в этой ситуации Межсоборное присутствие становится практически постоянно действующим представительством различных срезов церковного сообщества – своеобразным «посольством» Поместного Собора, вбирающего в себя, анализирующего, прорабатывающего самые острые и жизненно важные вопросы современной церковной жизни – и разрабатывающего проекты общецерковных документов для последующего обсуждения церковной полнотой и утверждения иерархией.
Но здесь хотелось бы затронуть несколько иную тему. Очевидно, что разговоры об «упразднении соборности» произрастают не на пустом месте. И причина здесь вовсе не в коррекции прав и областей ответственности того или иного церковного органа: проблема действительно есть, но она находится совершенно в другой плоскости. Кто-то смотрит с недовольством «наверх», а в действительности надо смотреть в прямо противоположном направлении – вниз, а если еще точнее – вокруг. То, что сегодня в церковной среде дух соборности едва ли ярко выражен – причина не в «деспотичности» церковных «деспотов», то есть «владык» по-гречески, а в недостаточной ответственности мирян и их слабой включенности в жизнь евхаристической общины.
Откуда произрастает соборность? Из понимания каждым прихожанином своего места и роли в жизни конкретной церковной общины. И это – самое главное: без этого фундамента соборность превращается в фантазм, который можно наполнять любыми смыслами в зависимости от информационной, политической или какой угодно иной задачи. Когда храм Божий становится прежде всего лишь местом собрания верующих для удовлетворения индивидуальных духовных потребностей – о соборности говорить не приходится.
Соборность ни в коем случае нельзя умалять до принципа управления; это совершенно иное, над-операционное, это своеобразная печать истинности, свидетельство верности народа Божия своему Пастырю. Соборность нельзя ни искусственно родить, ни административно упразднить: без нее Церковь Христова исчезает как Тело Христово, составляемое и собираемое из многих – и всех таких разных.
Церковь – Тело Христово, в котором одна Глава – Христос. Не даже самый святой «батюшечка» или «старец», не маститый протопресвитер или юный иерей, не архиерей и даже не Святейший Патриарх – какими бы праведными, святыми, мудрыми и исполненными благодатных даров они бы ни были. Именно поэтому мы дерзаем называть нашу Церковь – не «патриаршей» или же «священнической», а только Христовой. В ней все – от только что вчера переступившего порог храма неофита и до Святейшего Патриарха – слуги Христовы, Его друзья, Его помощники. Каждый на своём месте, каждый со своей мерой ответственности – и сопутствующей помощью Божией, но при этом все смотрящие в одном направлении – Пастыреначальника Христа.
Как тонко отметил С. Фудель, «соборность есть онтологическое единство, единство любви, священная сущность Церкви». И если уж говорить о самой возможности упразднения соборности в Церкви, надо иметь мужество сказать в полный голос: если соборности больше нет, значит, и от Церкви уже ничего не осталось. Иначе мы лжём, когда всякий раз, возглашая Символ веры, свидетельствуем, что мы – в Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Значит, Церковь перестала быть собственно «экклесией», «собирающей» тех, кто услышал Божественный призыв. Что же тогда от неё может остаться? И на этот вопрос есть очень простой ответ: да ничего не останется. Непредвзятому историку Церкви любого периода очевидно: Церковь живёт не благодаря «бесчисленному сонму кристально-чистых святых», на которых, словно на столпах, мирно покоится её величественное здание, а вопреки бесчисленному количеству непотребных, недостойных, кривых, хромых, сухих, слепых, вечно спотыкающихся – но и постоянно поднимающихся – и потому живых членов Церкви. В том числе и тех самых христиан, о которых еще апостол Павел с болью в сердце говорил – из-за вас поносится имя Христово. «Грядущего ко Мне не изжену вон» – и доколе жива эта тоненькая, порой совсем незаметная ниточка, обращённая ко Христу, связывающая кающегося грешника с Ним, нельзя человеку отказывать в его праве быть членом этого удивительного Богочеловеческого организма – удивительного прежде всего по своей силе регенерации, постоянного обновления, непрекращающегося преодоления всего человеческого, слишком человеческого неистощимой Божественной благодатью. Церковь покоится ни на чём ином, кроме как на Кресте Христовом: Он – «верных утверждение, Церкви ограждение», Он – средоточие непрекращающегося Божественного истощания, умаления, кенозиса, и Он же – источник восстановления и возрождения неустойчивой, любопреклонной к падению и греху человеческой природы.
Соборность в Церкви можно упразднить лишь только вместе с самой Церковью. Не устоит никакая человеческая организация, какими бы «гвоздями власти» её ни пытались сколачивать – развалится словно карточный домик, и развалится прямо на глазах. То, что средоточие церковной жизни, некий «духовный эпицентр» Церкви не зависит ни от места, ни от времени, ни от сана или статуса в церковной номенклатуре – вещь очевидная. И неспроста апостол Павел обращает внимание: там, где умножается грех – преизобилует благодать; точно так же, как все силы живого организма бросаются на противоборство болезни – так и эта «густота благодати» не бежит, не отворачивается брезгливо, а, напротив, буквально обнимает, обволакивает собой обескровленное, запутавшееся в немощах и страстях больное грешащее человечество в Церкви. И пока это происходит – Церковь жива. Ибо она – Христова!