Собрание нужных сочинений: К выходу 1-го тома собрания сочинений протоиерея Валентина Свенцицкого
Столичное православное издательство «Даръ» выпустило в свет первый том собраний сочинений выдающегося пастыря, богослова, писателя начала XX в. протоиерея Валентина Свенцицкого. О содержании, качествах и недостатках издания пишет постоянный автор «Богослов.Ru» А.И. Мраморнов.
Статья

Столичное православное издательство «Даръ» выпустило в свет первый том собраний сочинений выдающегося пастыря, богослова, писателя начала XX в. протоиерея Валентина Свенцицкого. Книга вышла по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Тексты подготовлены к изданию Сергеем Чертковым - человеком, глубоко и по-православному мыслящим, разносторонним, ревностно относящимся к тому историческому материалу, с которым он работает. Эти черты публикатора, как и необыкновенные таланты о. Валентина, чьи труды занимают достойное место в русской богословской мысли XX в. (главным образом, благодаря широко известным его работам «Диалоги» и «Монастырь в миру»), заставляют обратить особое внимание на появившуюся книгу. Большой по современным меркам тираж в 5000 экземпляров оправдан - убежден, что каждый из напечатанных экземпляров обретет заинтересованного читателя.

В первый том вошли художественные произведения Свенцицкого, в послереволюционное время не переиздававшиеся[1]. Эти тексты имеют не только художественное значение. «Духовный реализм» - так определил составитель и комментатор издания (с. 636) направление, в котором работал Свенцицкий. Ключевое произведение первого тома - «Антихрист (Записки странного человека)». Автобиографическая проза блестяще показывает картину духовного падения человека и путь возврата из мира тьмы. С. В. Чертков достаточно подробно, емко и верно написал об этом творении Свенцицкого в послесловии, поэтому, думается, читателю обязательно следует обратиться к статье для того, чтобы правильно понять Странного человека, чтобы сопереживать герою (вне зависимости от того, видит ли читающий «Антихриста» в себе ту же бездну грехов, что и Свенцицкий). Отмечу лишь, что ныне «Антихрист» Свенцицкого и сам по себе, и особенно в контексте биографии автора и его современников - новомучеников и исповедников российских - имеет огромное миссионерское и назидательное значение. Если включить это произведение в школьную программу и хорошо изучить его в старших классах, с нужными комментариями и должным вниманием, эффект будет колоссальный.

И еще одно об «Антихристе». В комментариях к первому тому собрания сочинений Свенцицкого все-таки недостает объяснения одного деликатного момента: насколько картина падения героя совпадает с тем падением, которое пережил сам автор, ставший впоследствии священником (растрата денег, возможное рождение внебрачной дочери). Чертков, склонный к разгадыванию исторических, реальных оснований литературных образов и сюжетов, в данном случае молчалив. Впрочем, многое проясняется в комментариях к другому автобиографическому сочинению - пьесе «Пастор Реллинг» (см. ниже).

Хотя в целом комментарии, сделанные публикатором, обширны и обстоятельны, стоит обратить внимание на их необычный заголовок: «Комментарии и толкования». По объему они составляют почти четверть объема книги и предельно разнообразны: здесь есть и исторические экскурсы (выдержанные достаточно строго, со ссылками на источники и литературу), и богословские (не менее строгие, хотя автор комментариев чувствует себя вполне свободно в понимании духовных смыслов текстов Свенцицкого), и литературоведческие, и философские (замечено, что Свенцицкий, опережая время, формулирует то, о чем значительно позже будут писать философы-экзистенциалисты, см., например, с. 645). Много в комментариях материалов к биографии о. Валентина (например, см. с. 764-765). Надо сказать, такие комментарии сильно отличаются, например, от комментариев к дневнику Л. А. Тихомирова за 1915-1917 гг., издание которого я недавно рецензировал для «Богослов.ru». Впрочем, так и должно быть: литературное издание (пусть и с научными элементами) все-таки отличается от сухого, научного комментирования источника. Да и комментаторы разные.

Несмотря на довольно большой объем комментариев Черткова, их читателю иногда недостаточно. Например, комментатору, уже вжившемуся в биографию и творчество о. Валентина Свенцицкого, можно было бы высказать хотя бы догадки о том, какой город описывается в рассказе «Назначение». Не помешал бы и небольшой историко-правовой комментарий к пьесе «Наследство Твердыниных», так как без него сюжетный пафос пьесы не вполне ясен.

Комментариям предшествует статья Черткова «Писатель-проповедник», состоящая из двух частей: 1) краткой биографии Свенцицкого[2] и 2) обзорной статьи об опубликованных в первом томе сочинениях. Публикатор своей статьей, впрочем, как и уже упомянутыми комментариями к текстам, помогает читателю примерить идеи, образы, постулаты Свенцицкого к сегодняшнему дню. В этом смысле Чертков, как публикатор, поступает, конечно, не научно, но полноправно - как составитель собрания сочинений (первый том коих включает сочинения художественные), где острые, порой весьма эмоциональные выходы на сегодняшний день все-таки вполне допустимы.

Ценность рецензируемого издания не только в своевременной актуализации текстов, но и в авторском подходе к их комментированию. Чертков-толкователь - живая христианская душа, человек, тонко чувствующий ту эпоху в истории Церкви, о которой пишет, эрудит, большой знаток русской литературы. Авторским и абсолютно самостоятельным можно считать открытое пренебрежение, которое Чертков испытывает к серебряному веку, называя его «посеребрённым», напирая на нравственную испорченность его основных представителей[3]. Впрочем, при всей категоричности такого подхода нельзя не почувствовать, именно на примере сочинений Свенцицкого, определенную его правоту.

«Антихрист» стоит в центре художественных произведений Свенцицкого, он и наиболее объемен из представленных в первом томе сочинений. Но стоит сказать и о других произведениях. Начинается книга с «фантазии» «Второе распятие Христа», которая, как выясняется, не так уж и фантастична, а напротив, весьма реалистична в изображении подлинного настроя именующих себя христианами в ту эпоху, которую изображал автор, как, впрочем, и в нашу. Чертков вслед за современниками Свенцицкого отмечает сходство «фантазии» с «Великим инквизитором» Достоевского (с. 647). «Фантазия» не зря помещена публикатором в самом начале книге[4]. Как встретила Москва начала XX в. (тогда еще с целехонькими сорока сороками и стародавними традициями) Христа, узнает каждый, кто начнет знакомиться с первым томом собрания сочинений Свенцицкого. По прочтении «Фантазии» от тома уже невозможно оторваться, и не особым преувеличением будет вообще сказать, что 800-страничная книга читается на одном дыхании.

За «Антихристом» следует пьесы. Дилогия («Смерть» и «Пастор Реллинг») продолжает тему смерти, поднятую Странным человеком, и тему сохранения нравственной чистоты и искренности. Скандинавское обрамление этих двух пьес вызывает в сознании художественные образы фильмов И. Бергмана. Сопоставимы эти пьесы с картинами шведского мастера и по глубочайшему психологизму. Недаром сам Свенцицкий писал о пьесе «Пастор Реллинг»: «Сколько слёз и крови вложил я в свою маленькую-маленькую книжечку. И как бы мне хотелось, чтобы слёзы мои дошли до людских сердец и чтобы они поняли, как глубоко и страшно человеческое страданье» (с. 752).

Пьеса «Интеллигенция» очень много говорит о той эпохе, в которую она написана. Пророчество о вырождении русской интеллигенции (см. с. 652 и в тексте пьесы с. 328, комм. на с. 771), верующей, но не в то, что надо и не в Того, в Кого надо, насколько резко, настолько и правдиво. Это пророчество отсылает читателя к самому последнему произведению первого тома - маленькому рассказику «Юродивый», написанному в переломном не только для России, но и для Свенцицкого 1917 году.

Еще одна пьеса - «Наследство Твердыниных» - в отличие от «Интеллигенции» к эпохе не привязана и скорее напоминает о бессмертных персонажах А. Н. Островского.

Почти все представленные в томе сочинения о. Валентина предельно автобиографичны. Потому нельзя согласиться с Чертковым в том, что в рассказах «автобиографический подтекст» отсутствует (с. 654). Многочисленные детали, которые читатель встретит в совсем небольших по объему рассказах, не выдуманы автором, а списаны с натуры без значительных изменений. Впрочем, не только детали, но и герои, и среда, в которой они действуют. Таков, например, удивительный рассказ «На заре туманной юности», где в одну, созданную писателем на бумаге, епархию попадают епископ Симбирский и Сызранский Варсонофий (Охотин) и известный саратовский протоиерей Урбанов, представители поволжских же духовных семейств Златорунских (превращаемых Свенцицким в Златоруновых) и Гибралтарских (у Свенцицкого - Гибралтаровы). Этот рассказ - кладезь цитат для эпиграфов научных трудов о духовном сословии и епархиальном управлении.

В рассказе «Песнь Песней» Свенцицкий изображает аллегорическую картину, которую, как отмечает Чертков, сам видел «у ажарских пустынников... и описал в книге "Граждане неба"» (с. 790). В рассказе «Тёмной ночью» волжские пейзажи и пейзажики явно списаны с натуры (да и рассказ-то написан вскоре после того эпизода в жизни Свенцицкого, когда он жил в доме у священника Царицынского уезда Сергия Краснова - с. 634). Так что автобиографических деталей достаточно, но, конечно, именно деталей, а не сущностей, как в «Антихристе».

Рассказы Свенцицкого в историческом и богословском отношении менее ценны, чем остальные, представленные в томе жанры, но художественное значение некоторых из них поистине велико. Можно полностью поддержать Черткова, пишущего о том, что они входят в золотой фонд русской прозы XX в. и что они «составляют ценность русской духовной культуры» (с. 661). В то же время трудно согласиться с некоторыми суждениями составителя тома, например, когда он отказывается отнести рассказ «Шутка лейтенанта Гейера» к «творческим удачам» Свенцицкого. Думается, найдется не мало читателей, у которых из глаз польются искренние слезы при прочтении этого или другого рассказа, названного «Любовь», похожего по эмоциональной силе воздействия.

Рассказы Свенцицкого - разные. Они то возвращают к основным темам «Антихриста» («Из дневника "странного человека"») и пьес («Отец Яков», «Ольга Николаевна»), то, как уже отмечалось, заставляют даже черствеющую душу размягчиться (кроме указанных, нужно упомянуть пронзительную «Голодную елку»), то отсылают нас одновременно к Гоголю и Булгакову (святочный рассказ «Старый чорт»), то учат, сколь ужасно, когда солдат (говоря шире и современным языком, любой силовик) окончательно забывает о душе и умеет лишь тупо исполнять приказы (рассказы «Побег» и «Шутка...»).

Еще раз напомню, что книга издана достаточно большим тиражом, что, видимо, и позволило издательству установить на нее совсем небольшую цену (для 800-страничного «кирпичика» конечная розничная цена около 200 рублей - это на сегодняшнем книжном рынке совсем недорого). В оформлении обложки использован ранее не публиковавшийся фотопортрет 21-летнего Свенцицкого. Наконец, говоря о формальных особенностях издания, нельзя не отметить один примечательный факт: в книге вообще нет опечаток (по крайней мере, прочтя ее от корки до корки, я их не обнаружил), что в современных изданиях (порой даже в роскошно оформленных) - большая редкость. Это заслуга корректора Л. В. Чертковой.

Прочитавший первый том собраний сочинений протоиерея Валентина Свенцицкого, безусловно, с нетерпением будет ждать появления последующих, работа над которыми ведется Чертковым и издательством «Даръ». Тем более уже в следующем томе заинтересованного читателя ждет публицистика о. Валентина, в том числе о необходимости Поместного собора, - сочинения не менее, а возможно, и более актуальные, чем те, что представлены в первом томе. Издание творений новомучеников и исповедников российских, а затем их «сосредоточенное чтение» - это, как совершенно справедливо отмечает составитель, акт покаяния и «наш долг: перед автор<ами> и пред Господом» (с. 639).



[1] Общеизвестно о бытовании в самиздате 9-томника Свенцицкого, обнаружить который, впрочем, не так легко.

[2] В основном ее содержание представлено и в «Википедии», статью о Свенцицком в которой написал тот же Чертков.

[3] «Цвет посеребрённого века составили в конец изолгавшиеся, развратившиеся, загнившие и оскотинившиеся писатели, художники и общественные деятели. Властители умов! Их ценили и ценят как лучших людей России, им поклонялись и продолжают поклоняться миллионы одурманенных запахом распада» (с. 653).

[4] «Фантазия» побуждает Черткова пуститься в эмоциональные размышления о Церкви: «Где же Церковь Христова? Неужели князь мира сего уничтожил единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь? Никак. Она там, где любовь, правда и таинственное благодатное общение. А значит, нет в ней псевдопатриотов, которыми правит ненависть, нет потерявших совесть судей, нет миллионеров, спокойно взирающих на нищих, нет властителей, морящих страну голодом и развращающих тотальной ложью, нет солдат и генералов, расстреливающих народ, нет священников, благословляющих беззаконие, нет трусливо молчащих при виде беды в своём доме» (с. 646 - 647).

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9