В настоящее время исследования в области науки и религии вызывают все больший интерес. После длительного периода, в течение которого большинство интеллектуалов рассматривали отношение между религией и наукой в рамках модели конфликта, нашедшей свое наиболее яркое выражение в деле Галилея, сегодня мы наблюдаем изменение этой тенденции. Все больше людей в академической среде говорят о возможности и необходимости гармоничного взаимоотношения между наукой и религией. Однако отношения между наукой и религией являются гораздо более сложными, чем те упрощенные модели, которые предлагаются в учебных пособиях, и это особенно верно при исследовании взаимоотношения между наукой и христианством.

Современная литература в области науки и религии практически не содержит информации, которая касается Восточной Европы и Западной Азии, представлявших значительную часть Византийской империи. Здесь существовала развитая образовательная система, сочетавшая в себе и светское и церковное начала. В области наук это привело к увековечению традиции изучения греческой науки на греческом языке. Следовательно, конфликты, которые существовали здесь, не были конфликтами «науки и христианства», но скорее церковными конфликтами, которые касались всего общества и поэтому имели следствия для наук, поднимая вопрос о значении светского знания и возможности понимания творения посредством науки. Для средневековой Восточной империи не было необходимости как для Запада заново открывать античность (которую всегда изучали и преподавали), акцент заключался в необходимости найти равновесие между светским знанием и религиозным. Во время исихастских споров эти вопросы становятся весьма актуальными. Свт. Григорий Палама, будучи защитником исихазма, в то же время основывает свои идеи на науке на Аристотеля и геометрии Евклида. Фактически, в византийском мире были не только охранительные традиции, которые проистекали из античного понимания науки, но также рецептивные в отношении науки других цивилизаций, особенно исламской культуры. Рассматривая длительный период от падения Византийской империи до конца XVIII века, историки науки коснулись вопроса о рецепции православным миром «новоевропейской науки». В этот период дискуссии также касались всего Православия. Фактически, ученые, которые распространяли эту новую науку, были по большей части церковными людьми, иногда занимая высокое положение в церковной иерархии. Только в XIX веке впервые возникает образ человека науки, который не был связан с церковью. Именно в этот период появляются первые дискуссии об отношении науки и Православия, и эти отношения достигли высшей точки враждебности в коммунистический период. После Второй Мировой войны все страны с православным большинством населения за исключением Греции попали под правление коммунистических режимов, и таким образом целые поколения людей сформировались в рамках представления, что Православие (как и любая другая религия) было несовместимо с наукой. Этот стереотипный взгляд продолжает зачастую господствовать и до сих пор.

Книга представляет собой первое общее изложение истории взаимоотношений между наукой и Православием. Здесь рассматривается история отношений между наукой и Православием в Византии и Османской империи. После падения Османской империи сформировалось несколько национальных православных государств и в этой книге автор обращает основной внимание на Грецию.

В первой главе автор рассматривает различные интерпретации «Шестоднева» и их отношение к мысли Филона Александрийского, Платона и Пифагора. Говоря о влиянии Филона и платоновской мысли на раннехристианских авторов, в особенности на Оригена, Николаидис в то же время подчеркивает, что первым систематическим изложением «Шестоднева» для общецерковного употребления стало произведение св. Василия Великого, написанное им в зрелом возрасте, а потому выражающее достаточно глубокую и сбалансированную позицию. Василий Великий, как известно, был хорошо знаком с философскими течениями своего времени, но выражая свой взгляд на понимание творения, он критически относится ко многим философским концепциям, которые были популярны тогда. Это не могло не вызвать критики со стороны языческих философов, и хотя до нас не дошли их сочинения против Василия, о характере этой критики мы можем узнать из сочинений свт. Григория Нисского, который отвечает на нее в своих сочинениях, продолжая мысль своего брата. Николаидис отмечает, что взгляды Василия Великого и Григория Нисского на природу существенно отличаются, и это отличие заключается в том, что Василий Великий решительно утверждает единство истины, в то время как Григорий проводит границу между естественной философией и христианским богословием. Николаидис подчеркивает, что сочинения Григория Нисского считались более философскими, нежели богословскими сочинениями, и поэтому более распространенным в Византии стал взгляд Василия Великого .

Вторая глава книги посвящена рассмотрению двух концепций мира, представленных александрийской и антиохийской школами богословия. Интерпретация книги Бытия, которая была принятой в Византии, была унаследована от отцов-каппадокийцев. В противоположность этому Антиохийская школа опиралась в своем понимании вселенной на взгляды, которые были распространены в азиатских культурах, связанные с представлением о плоской земле. Ведущие византийские математики и философы, царский двор и патриархи принимали взгляд каппадокийцев, в то время как популярным среди народа был взгляд антиохийской школы, впервые сформулированный в сочинениях свт. Иоанна Златоуста. Николаидис рассматривает в этой главе две системы мира, представленные Космой Индикопловом и Иоанном Филопоном, которые непосредственно следуют из взглядов вышеуказанных отцов Церкви. С точки зрения Филопона, античная философия природы может дать понимание принципов, которые физика накладывает на творение. С другой стороны Косма Индикоплов рассматривает мир, как основанный на богословском символизме, в котором естественная философия древних заменена «механикой ангелов», ответственных за все явления природы. Несмотря на то, что оба мыслителя были осуждены как еретики, взгляды Филопона получили признание философов и обсуждались византийскими учеными, в то время как взгляды Космы приобрели популярность среди монахов и низшего духовенства.

В третьей главе Николаидис рассматривает вопрос о причинах упадка естественнонаучного знания, который начался в Византии с конца V – начала VI века н.э. Автор отмечает, что император Юстиниан, будучи простого происхождения, не поддерживал занятия науками; в его правление была закрыта платоновская академия в Афинах. Дальнейший упадок учености был связан с периодом правления императора Фоки (602-610), который закрыл университет в Константинополе. При императоре Ираклие университет был вновь восстановлен на короткий период времени. В этот период Стефан Александрийский (VI-VII в.) развивает классическую систему образования – тривиум и квадривиум, которая позднее стала основой университетского образования на средневековом Западе. «Шестоднев», написанный в это время Георгием Писидийским, представляет собой характерный пример продолжения наследия александрийской школы. Георгий написал гимн творению в стихотворной форме, который получил значительное распространение на Востоке, а в эпоху Возрождения был переведен на латинский язык. Этот мистико-поэтический язык находит свое яркое воплощение в сочинениях преп. Максима Исповедника, который был выдающимся мыслителем этой эпохи. Будучи подвижником и аскетом, Максим озабочен достижением единения с Богом, а не мирским знанием. Это ослабление интереса к познанию природы подтверждается тем фактом, что с конца VI до начала IX века мы практически не обнаруживаем каких-либо текстов, имеющих отношение к науке. Николаидис отмечает, что как это ни парадоксально, именно в этот период было создано минускульное письмо, которое позволяло ускорить копирование книг. Однако поскольку скриптории находились в монастырях, копированию подвергались исключительно религиозные тексты, а философские и естественнонаучные трактаты не вызывали интереса. В период иконоборчества ситуация стала еще более сложной, поскольку для иконоборцев знание материального мира представляло меньшую ценность, чем для их противников. Николаидис отмечает, что победа иконопочитания парадоксальным образом повлияла, в конечном итоге, на возрождение наук о природе, поскольку в полемике с иконоборцами сторонники иконопочитания акцентировали внимание на благости творения, отражающего величие и славу Творца. Так, выдающийся богослов VIII века преп. Иоанн Дамаскин получил классическое образование (квадривиум), был хорошо знаком с математикой и астрономией, и, как следствие, защищал научное знание от предрассудков своего времени. Однако Иоанн Дамаскин считал, что научное и философское знание должно находиться в подчиненном к богословию отношению, а потому проявлял мало интереса к теоретическим концепциям античных философов. Как это ни парадоксально, несмотря на осуждение святыми отцами Церкви астрологии, астрологи пользовались уважением при дворе императора, к голосу Церкви двор не особо прислушивался. Одним из наиболее известных астрологов того времени был Стефан из Александрии (IX в.), сочинение которого «О математическом искусстве и о людях, которые его используют» дошло до нас. Стефан не просто отстаивал астрологию, он стремился публично опровергнуть аргументы против астрологии, представленные св. Василием Великим, Григорием Нисским и др. Николаидис отмечает, что до конца периода иконоборчества практически не наблюдается интереса к естественным наукам, влияние антиохийской школы на народные массы приводит в конечном итоге к глубокому упадку.

Возрождение греческой науки в IX веке происходило под влиянием двух личностей – Иоанна Грамматика и Льва Математика. При Иоанне Грамматике возрождается искусство создания автоматических устройств и различных механизмов, которое было развито в античности Героном Александрийским. Однако этот период возрождения был недолгим, а после смерти Иоанн Грамматик был обвинен в колдовстве, его останки были выкопаны и сожжены. В IX столетии в Византии возобновляется интерес к логике и математике, и вторым человеком, который внес существенный вклад в развитие науки этого времени был Лев Математик. Николаидис подчеркивает, что Льву Математику удалось найти учителя, под руководством которого он изучил тривиум, а затем изучая библиотеки различных монастырей, достичь известности своей мудростью и получить благосклонность императора. В 855 г. Лев Математик становится руководителем императорской школы, а его ученики преподают математику, астрономию и грамматику. Ко времени Константина Багрянородного в Константинополе уже был университет с 4 факультетами, при этом факультет философии был самым главным. Примечательно, что в университете не изучалось богословие. Церковные науки изучались в патриаршей школе. Историки науки признают неоценимый вклад IX столетия в сохранении научного знания античности. Однако, как отмечает Николаидис, если исламские ученые этого периода корректировали, дополняли и развивали научное знание античности, то византийские ученые относились к научному наследию античности также как к творениям отцов Церкви, выступая скорее как хранители, нежели как продолжатели. В то же самое время Николаидис подчеркивает, что сложное отношение к научном знанию в IX-XI веках было обусловлено, главным образом, тем, что наука того времени тесно переплеталась с различными астрологическими и магическими практиками, которые не могли быть одобрены Церковью. Характерным примером является полемика между Мануилом I и Михаилом Гликой. Мануил I всеми силами поддерживал астрологию, в то время как Глика проводил четкое различие между астрономией и астрологией, считая первую полезной наукой, а вторую заблуждением. В конечном итоге к концу XII века философское образование и естественные науки стали признанной частью образовательной программы византийской аристократии, и вызывали возражение только тогда, когда вступали в резкое противоречие со взглядами отцов-каппадокийцев. Тем не менее, Николаидис подчеркивает, что жесткий контроль университета в Константинополе со стороны императора, в конечном итоге с неизбежностью должен был привести к стагнации и маргинализации византийской науки.

В пятой главе «Борьба за наследие: наука в Никее и византийское возрождение» автор рассматривает период существования Никейской республики и то, каким образом в этих непростых условиях продолжало существовать научное знание. Захват Константинополя крестоносцами полностью изменил институциональный ландшафт Византии. Патриаршая школа и университет были уничтожены, а библиотеки разграблены. Однако эта катастрофа, как это ни парадоксально, привела к возрождению научного знания в Никейской республике. При дворе Феодора Ласкариса нашли прибежище множество ученых, бежавших из латинского королевства, и эти ученые заложили основания нового возрождения. Это возрождение было связано с осознанием необходимости формирования культурной идентичности, которая получила свое выражение в этот период в термине «эллинский». Если прежде это слово ассоциировалось главным образом с языческим миром, то в XIII веке оно стало культурным символом возрождения. Это стремление подчеркнуть истоки в эллинской культуре не могло не привести к расцвету античной науки. Однако возвращение к античному наследию еще не означает расцвета знания. В этот период, как отмечает Николаидис, наукой считалась только греческая наука, исламское научное знание хотя и было основано на достижениях греков, считалось чуждым, а потому не принималось. Особое внимание Николаидис посвящает творчеству ученого монаха Никифора Влеммида. В мировоззрении Влеммида можно видеть некоторые идеи, которые свидетельствуют о многослойном восприятии греческой науки. Никифор представляет собой пример сочетания труда монаха и ученого. Влеммид был монахом, его школа находилась в монастыре, он участвовал в дискуссиях об объединении церквей, к его советам прислушивались император и патриарх. В то же время на протяжении своей жизни он собирал и комментировал греческие научные тексты, обычно отражавшие его собственные религиозные взгляды.

Шестая глава посвящена драматичному периоду возрождения империи в эпоху Палеологов. Михаил Палеолог хотел восстановить Византию в ее былом великолепии. Этому намерению соответствовало возрождение императорского университета. Как отмечает Николаидис, с восстановлением придворной и патриаршей школ образовательный уровень византийской аристократии стал весьма высоким. Одной из центральных тем этой главы является рассмотрение полемики Никифора Григоры и Варлаама Калабрийского. Никифор был популярным лектором и был известен своими астрономическими познаниями. В 1326 г. он предложил проект реформы календаря, однако этот проект был отвергнут, поскольку мог привести к разделениям в Церкви. Варлаам Калабрийский, который получил место при дворе после Григоры, следовал традиции латинского понимания Аристотеля. Григора акцентировал внимание на необходимости синтетического подхода к наследию Аристотеля и Платона. Будучи блестящим астрономом, Григора предсказал солнечное затмение 1331 г. и показал, что его знания превосходят знания Варлаама. Научные споры этого времени свидетельствуют об общей гуманистической атмосфере, которая была при дворе Андроника II. Однако, как отмечает Николаидис, религиозные вопросы практически отсутствовали в этой дискуссии. Весьма трудно проследить церковное влияние в таких неоплатонических идеях как превосходство математических наук над философией природы или недоверие к латинскому аристотелизму и арабской и персидской науке. Обе стороны полемизировали друг с другом в рамках мировоззрения, в котором большую роль играло научное знание.

В седьмой главе «Истинное и эфемерное знание: исихастские споры» автор обращает особое внимание на отношение проблематики исихастских споров к вопросам науки. Николаидис подчеркивает, что исихасты не отрицали светского образования и продолжали считать его полезным для понимания творения. Филофей Коккин, например, хотя и критиковал «мудрость эллинов», восхищался учением Аристотеля. Полное отвержение науки определялось не исихазмом как таковым, а социальной принадлежностью к низшим классам. Византийская элита принимала науку или полностью (как гуманисты), или при определенных условиях (в случае исихастов), в то время как беднейшие классы отвергали ее как бесполезную. Николаидис отмечает, что ошибочно считать, что исихастское движение было враждебным к науке. Палама считал полезным светское знание для понимания творения, однако его было недостаточно для правильной интерпретации творения. Оно должно был следовать интерпретации, данной Святыми Отцами.

В восьмой главе Николаидис рассматривает влияние на византиских мыслителей латинской, иудейской, исламской и персидской науки. Здесь снова автор подчеркивает, что стереотипное мнение о том, что исихастское движение противостояло развитию науки, является неверным. После победы исихастского движения в патриаршей школе получает развитие преподавание астрономии. Византия в XV веке продолжает участвовать в научном возрождении, таким образом продолжая гуманистическую традицию XIV столетия. Однако завоевание Константинополя турками прервало это развитие. Многие византийские ученые бежали в Италию и другие страны Западной Европы, и, таким образом, приняли непосредственное участие в Европейском Возрождении. Истории этого участия посвящена девятая глава книги.

Нахождение большей части православных стран Европы под турецким игом не могло сказаться положительно на развитии научного знания. Неудивительно, что до XVII века лишь отдельные христианские мыслители участвовали в развитии науки в Османской империи. В десятой главе автор рассматривает время патриаршества Кирилла Лукариса, когда была предпринята попытка восстановить классической греческое образование. Николаидис подчеркивает, что возрождение науки в конце XVI – начале XVII века в греческих школах не имело ничего общего с научной революцией, которая началась в Европе. Греческие философы того времени полагали, что необходимо вернуться к источникам античной науки, а не создавать некоторое новое научное знание, используя новые методы и новые подходы. Только к концу XVII века в различных городах Греции появляются учебные заведения, в которых появляется новое научное знание, главным образом, выраженное в гелиоцентрической системе Коперника. Однако до XVIII века теория Коперника рассматривалась, как правило, как ошибочная концепция. Одним из первых детальное изложение коперниканской системы предложил греческий мыслитель Михаил Митрос, будущий митрополит Афинский Мелетий. В конце XVII века он составил объемный труд, посвященный новым открытиям Коперника, Тихо Браге и Галилея, в котором признавал, что геоцентрическая система мира не способна объяснить наблюдаемые явления. Николаидис подчеркивает, что обращение к истокам в XVII столетии не подразумевало возвращения к отцам церкви и византийским авторам, но к античной философии и светским сочинениям. Это обращение к греческим источникам, которые происходило также и в православных учебных заведениях, имело важное богословское следствие: возникновение дискуссий о соотношении науки и теологии.

В одиннадцатой главе Николаидис обращается к рассмотрению вопроса о возникновении образования в России и влиянии на эти процессы греческих мыслителей XVII века. Рассматривая влияние греческой науки на возникновение образования в России, автор подчеркивает, что основатели Славяно-греко-латинской академии братья Лихуды были вынуждены создавать школу в России в довольно непривычных условиях, где не существовало длительной традиции философского и богословского образования. Следующая глава книги посвящена рассмотрению довольно непростого периода влияния идей европейского Просвещения на греческую интеллектуальную элиту. Несмотря на то, что идеи Просвещения были рецепированы не только светскими, но и церковными лицами, отношение к этим идеями существенно изменилось после Французской революции. Политический контекст во многом определил отношение греческих иерархов к науке нового времени в этот период. Научное знание находилось под подозрением как часть целой системы идей, которые имели политический характер. Подъем национальных движений в начале XIX века привел к изменениям в культурном ландшафте христианства в Османской империи. Возникшие в этот период национальные государства привели к образованию независимых поместных церквей и автономных систем образования на национальных языках. Константинопольский патриархат утратил свою решающую роль, которую он играл на протяжении тысячелетий, сохранив только титул Вселенский. После создания независимого греческого государства в 1830-е годы стала создаваться собственная образовательная система, которая включала в себя как светский, так и религиозный элементы. В 1837 г. был создан Афинский университет, который был разделен на факультеты богословия, права, медицины и философии. Факультет науки возник только в 1904 г. Значительное влияние на развитие образования в Греции оказала Французская политехническая школа, профессора которой принимали участие в модернизации страны. Однако влияние этой школы не могло восприниматься положительно в церковных кругах, поскольку ее дух был пронизан идеями Сен-Симона. Тем не менее, каких-либо конфликтных ситуаций, связанных с развитием естественнонаучного и религиозного образования, не возникало. Рассматривая развитие науки и образования в Греции в XX веке, Николаидис обращает внимание на то, что греческое государство возникло благодаря тесной связи с Православной церковью, греческая нация смогла выжить в течение столетий благодаря Православной Церкви. Поэтому создании единого министерства образования и религии в 1830 году было естественным и логичным шагом. Однако в конце XX века вследствие секулярных тенденций возникает стремление греческой интеллигенции отделить образование от религии. Николаидис отмечает, что этого не произошло вследствие популярности и авторитета Православной Церкви в народе.

Последняя глава книги посвящена истории распространения идей материализма и дарвинизма в Греции в XIX – XX веках. Как отмечает автор, первым выступлением против дарвинизма в Греции была книга профессора факультета богословия Спиридона Сургаса (1873), в которой он отмечал губительные для общества и нравственности следствия дарвинизма. Николаидис на множестве исторических примеров демонстрирует довольно непростую историю взаимоотношений светской науки и религиозного сообщества в Греции на протяжении XIX и XX веков. И хотя Православная Церковь не выносила формального осуждения дарвинизма, споры об эволюции зачастую были довольно острыми и, как в США, доходили до судов. Николаидис приводит один из ярких примеров остроты дискуссий, когда в 1969 г. в Афинский университет был приглашен для чтения лекций известный эволюционный биолог XX века и православный христианин Феодосий Добжански. Он подвергся резкой критике профессоров богословия, однако в ответ на критику ответил, что является ученым и православным христианином и придерживается учения о том, что человек был создан по образу Божию посредством эволюционного развития. Тем не менее, в современной Греции достаточно сильны фундаменталистские движения, которые требуют введения в школах преподавания креационизма как научной альтернативы теории эволюции.

Книга «Наука и Восточное Православие» представляет читателю современную и малоизвестную информацию относительно взаимоотношения Православия и светского знания, а также в отношении реакции Православной Церкви на развитие современных наук в исторической перспективе и может быть интересна широкому кругу читателей.

Содержание

Введение

Хронология 1

1 Деятельный человек и философ: Шестоднев Василия и Григория Нисского

2 Две концепции мира: школы Антиохии и Александрии

3 Нет икон, нет науки: конец традиции?

4 Возвращение греческой науки: первый византийский гуманизм

5 Борьба за наследие: наука в Никее и Византийское возрождение

6 Политические споры становятся научными: эпоха Палеологов

7 Истинное и эфемерное знание: исихастские споры

8 Древнее против современного: Византия и Персидская, латинская и еврейская науки

9 Падение империи и исход в Италию

10 Восставший патриарх: Кирилл Лукарис и православный гуманизм в науке

11 О России: Славяно-греко-латинская академия и Иерусалимский патриархат

12 Кто были наследники эллинов? Наука и греческое просвещение

13   Научная модернизация и православное государство: Греция от независимости до Евросоюза

14 Наука и религия в греческом государстве: материализм и дарвинизм

Заключение

Замечания о литературе

Примечания

Избранная библиография

Индекс

Иллюстрации