Книжная суббота. Исторический метод в религиоведении
События
В изучении религии Израиля такая работа была невозможна из-за благоговения перед общепринятым, средневековым древнееврейским текстом. Как следствие, до сих пор не существует хорошего критического издания текста Ветхого Завета. Тысячи исправлений, почти наверняка верных, погребены в сносках, а исследователи тем временем продолжают запоминать худшие чтения и изобретают неправдоподобные аргументы в их защиту. Для создания критического текста необходимо сравнить с рукописью[1] чтения наиболее ранних версий и цитаты древних авторов. Однако единственное, в чем сходятся эксперты по Септуагинте, так это в отсутствии удовлетворительного издания LXX[2]. Детальное изучение древних сирийских версии также только началось. Издания многих греческих и латинских церковных отцов далеки от идеала, а критика текста Талмудов[3] и мидрашей находится в еще худшем состоянии.
После того, как мы определили, о чем изначально говорили дошедшие до нас тексты, мы должны изучить их исторический, социальный и культурный контекст (background). В какой группе они были произведены? Чьи интересы они представляют? Ответы на эти вопросы могут оказать огромное влияние на наши представления об истории той или иной религии. Например, «религия иудеев по преимуществу» (the religion of Israel) обычно реконструируется на основании Ветхого Завета, поскольку существует негласное предположение о том, что в Ветхом Завете отражены верования и практики большинства древних иудеев. Однако существуют серьезные причины полагать, что Ветхий Завет выдает желаемое за действительное, пытаясь придать законный статус верованиям и практикам партии меньшинства, приходившей к власти лишь на короткие промежутки времени в эпоху Царств. Если это действительно так, то различные религиозные практики, широко распространенные в Израиле, были в действительности больше похожи на те практики, которые книги Ветхого Завета осуждают. Похожие проблемы были поставлены в случае с ранним христианством в работе Вальтера Бауэра «Ортодоксия и ересь»[4], а в случае с ранним иудаизмом в работах Э. Гуденафа. Из этих примеров становится ясно, что необходимо более пристальное изучение событий, которые вели к канонизации текстов, сейчас считающихся авторитетными, и к исчезновению текстов, не получивших одобрения.
Когда мы определились с тем, какие партии и партийные интересы представлены в наших текстах, мы можем (обязательно учитывая их предвзятость) обратиться к рассмотрению их смысла и достоверности. Что касается первого вопроса, интерпретации, мы в целом располагаем необходимыми словарями и грамматическими справочниками. Однако многое еще предстоит сделать в области библейской лексикографии, особенно в сфере критической оценки различных гипотез, интерпретирующих библейский текст в полусвете параллелей из литератур древнего Ближнего Востока. Следует помнить, что большинство текстов Ветхого Завета было создано в середине первого тысячелетия до нашей эры, часто на тысячу и более лет позже, чем тексты второго тысячелетия до нашей эры, используемые для их объяснения. Следовательно, по времени возникновения большинство библейских текстов намного ближе к своим наиболее ранним версиям (в особенности к Септуагинте), к традиционным толкованиям (особенно к тем, что мы встречаем в апокрифах и псевдоэпиграфах) и к культурам финикийцев и набатеев. Не говоря уже о прямой связи библейской литературы с традициями, из которых все они произошли.
Но проблемы лексикографии не столь значительны, как вопросы исторической интерпретации, поднятые археологическими раскопками последних пятидесяти лет. Многие из них основываются на предположении, что возможность чего-либо сама по себе уже является доказательством. Представим, например, что мы можем обнаружить в некотором городе следы его разрушения, и они с определенной степенью вероятности датируются тем же временем, когда этот город был разрушен по хронологии Ветхого Завета. Из этого делается вывод, что город...
Продолжение в источнике
После того, как мы определили, о чем изначально говорили дошедшие до нас тексты, мы должны изучить их исторический, социальный и культурный контекст (background). В какой группе они были произведены? Чьи интересы они представляют? Ответы на эти вопросы могут оказать огромное влияние на наши представления об истории той или иной религии. Например, «религия иудеев по преимуществу» (the religion of Israel) обычно реконструируется на основании Ветхого Завета, поскольку существует негласное предположение о том, что в Ветхом Завете отражены верования и практики большинства древних иудеев. Однако существуют серьезные причины полагать, что Ветхий Завет выдает желаемое за действительное, пытаясь придать законный статус верованиям и практикам партии меньшинства, приходившей к власти лишь на короткие промежутки времени в эпоху Царств. Если это действительно так, то различные религиозные практики, широко распространенные в Израиле, были в действительности больше похожи на те практики, которые книги Ветхого Завета осуждают. Похожие проблемы были поставлены в случае с ранним христианством в работе Вальтера Бауэра «Ортодоксия и ересь»[4], а в случае с ранним иудаизмом в работах Э. Гуденафа. Из этих примеров становится ясно, что необходимо более пристальное изучение событий, которые вели к канонизации текстов, сейчас считающихся авторитетными, и к исчезновению текстов, не получивших одобрения.
Когда мы определились с тем, какие партии и партийные интересы представлены в наших текстах, мы можем (обязательно учитывая их предвзятость) обратиться к рассмотрению их смысла и достоверности. Что касается первого вопроса, интерпретации, мы в целом располагаем необходимыми словарями и грамматическими справочниками. Однако многое еще предстоит сделать в области библейской лексикографии, особенно в сфере критической оценки различных гипотез, интерпретирующих библейский текст в полусвете параллелей из литератур древнего Ближнего Востока. Следует помнить, что большинство текстов Ветхого Завета было создано в середине первого тысячелетия до нашей эры, часто на тысячу и более лет позже, чем тексты второго тысячелетия до нашей эры, используемые для их объяснения. Следовательно, по времени возникновения большинство библейских текстов намного ближе к своим наиболее ранним версиям (в особенности к Септуагинте), к традиционным толкованиям (особенно к тем, что мы встречаем в апокрифах и псевдоэпиграфах) и к культурам финикийцев и набатеев. Не говоря уже о прямой связи библейской литературы с традициями, из которых все они произошли.
Но проблемы лексикографии не столь значительны, как вопросы исторической интерпретации, поднятые археологическими раскопками последних пятидесяти лет. Многие из них основываются на предположении, что возможность чего-либо сама по себе уже является доказательством. Представим, например, что мы можем обнаружить в некотором городе следы его разрушения, и они с определенной степенью вероятности датируются тем же временем, когда этот город был разрушен по хронологии Ветхого Завета. Из этого делается вывод, что город...
Продолжение в источнике