1. Первоначальный фундуш Лавришевского монастыря 

Как было показано ранее, основателями Лавришевского монастыря, по нашему предположению, являются преподобный Елисей Лавришевский и его младший современник – великий князь Литовский Войшелк (в монашестве Лавриш)[1]. Именно им обитель, согласно монастырскому преданию, обязана своими первоначальными вкладами, которые не перечислены конкретно, но зафиксированы как весьма значительные[2]. 

Имения, которыми обитель владела уже вскоре после своего основания, перечислены следующим образом: 

1. Село Лавришево, которое сформировалось из крестьян, постепенно осевших вокруг монастыря[3]. 

2. Владения в деревнях Несутичи и Селище, с пометкой, что это – «дар королей»[4]. 

3. Десятина из деревни Деревная. 

4. Деревня Болотце[5]. 

5. Три «острова» – Сукорин, Бродный и Осовец[6] за рекой Неман, а вместе с ними озера, реки, рыбные затоки, сеножати и проч., которые, как считается, были пожертвованы великим князем Литовским Витовтом[7]. 

Возможно, существовали оригинальные документы, подтверждавшие указанные вклады, однако до наших дней они не сохранились. Одной из главных причин тому был пожар 1628 г. в монастырском фольварке Лычицы, когда в числе прочего сильно пострадал и архив обители[8]. Кроме того, штатный архивариус монастыря в конце XVIII века указывает и на и иные обстоятельства. Случалось, что владельцы обители изымали из архива документы «для лучшей сохранности», что впоследствии, напротив, приводило к их утрате. Упоминается также и о преднамеренной порче документов с целью скрыть экономические преступления[9]. 

Принадлежность монастырю указанных выше владений подтверждается документами более позднего времени, когда имущество обители становится объектом различных сделок. Так, десятина из Деревной отражается в «заменном фундуше» Яна Литавура Хребтовича (1492 г.), последний передает монастырю взамен тяглую службу в Милошево. Имения обители в Несутичах и Селище были в 1582 г. обменены митрополитом Онисифором (Петровичем) на владения панов Францкевичей в деревнях Куписк и Лычицы[10]. Деревня Болотце становится объектом имущественной сделки в 1775 г.[11] Занеманские же имения монастыря зафиксированы в инвентаре 1601 г., о котором мы будем говорить ниже. 

2. Вклады в обитель на протяжении XIV – XVI вв. 

Ряд пожертвований монастырю отражен во вкладных записях на страницах Лавришевского Евангелия – напрестольного апракоса, написанного, как полагают, не позднее XIV века[12]. Соответствующие вклады, согласно мнению исследователей, можно отнести к XIV – XV вв. Все записи опубликованы ранее с незначительными разночтениями[13], здесь мы лишь перечислим жертвователей и объекты дарения[14] (см. таб. 1).

 Таблица 1. Попечители Лавришевской обители и их вклады согласно записям на страницах Лавришевского Евангелия.

Из приведенных данных видно, что монастырь уже в XIV – XV вв. стал объектом внимания и заботы как со стороны представителей шляхты, так и княжеских семей. 

В числе попечителей обители – внук великого князя Литовского Ольгерда удельный князь Слуцкий Александр (Олелько) Владимирович, который в 1434 году пожертвовал монастырю десятину из своего имения Турец, находившегося неподалеку[30]. В 1417 году князь Александр женился на дочери великого князя Московского Василия I, княжне Анастасии, которая по материнской линии была внучкой великого князя Литовского Витовта. В 1441 г. Александр стал киевским князем, а в 1454 умер[31]. 

Указание на существование этого фундуша встречается, как было показано, на первом листе Лавришевского Евангелия, а также в описании архива Лавришевского базилианского монастыря за 1792 год: при перечислении древних вкладов в обитель упоминается «десятина с зерновых с Турца и меды»[32]. Там же говорится и о наличии оригинального документа, фиксирующего фундуш. Документ в описании датирован 6942-м годом от сотворения мира, или 1437-м от Рождества Христова, причем последняя дата указана ошибочно (верная дата – 1434 год)[33]. Оригинал вкладной грамоты, написанной на пергаменте, был найден нами в фонде 147 Национального исторического архива Беларуси (далее – НИАБ). На обороте грамоты читается надпись на польском языке о том, что в 1630 году фундушевая запись была актирована[34], видимо, в актовых книгах Новогрудского гродского суда. «Ку актыкованию» ее подал, как видно, кс. Павел Корсак[35], который в то время являлся старшим Новогрудского и Лавришевского монастырей[36]. Это самый древний документ, относящийся к Лавришевской обители, оригинал которого сохранился[37]. Его изображение и текст мы приводим в Приложении 1 (публикуется впервые). 

В 1488 году последовал вклад в монастырь от Дашки Яцковича Хребтовича, который передал монастырю «ч[е]л[ове]ка данника [с]вое[го] отчиного въ щерсехъ на имя маронка михалковича съ его братаничомъ иванцомъ съ данью медовою и со всими податками и зъ службою тяглою со всемъ съ тымъ что къ той земъли прислухало и прислухаетъ»[38]. Вкладная грамота, написанная на пергаменте, ее копия и копия актовой записи хранились в монастырском архиве[39]. В настоящее время оригинал документа (ранее не публиковался) находится в НИАБ (см. приложение 4). В грамоте упомянут митрополит Киевский и всея Руси Симеон – вклад сделан в последний год его нахождения на кафедре (1481 – 1488). 

В 1777 г. данный фундуш был заменен на владения подканцлера ВКЛ Иоахима Хрептовича в «Круглой Щорсовской»[40], или иначе «Лычицах Круглых»[41], которые частично уже принадлежали обители с 1775 г.[42] Очевидно, эти обменные операции способствовали локализации владений монастыря и облегчали управление ими. 

К XVвеку относится и упоминавшийся уже «заменный фундуш», согласно которому принадлежавшая обители десятина с Деревной была обменена на тяглую службу[43] в Милошево[44]. Инициатором такой замены стал маршалок Польского короля, надворный подскарбий ВКЛ и наместник Слонимский Ян Литавур Хребтович. Указанный заменный фундуш зафиксирован в реестре монастырского архива, где некогда хранились оригинал документа – пергаментная грамота, находящаяся ныне в НИАБ[45], а также ее копия и копия актовой записи 1644 г. 

Во вступительной статье к реестру архивариус относит документ к 1544 г.[46], в самом же реестре он значится под 1562 годом[47]. Однако обе приведенные даты надо считать ошибочными. В самой грамоте (см. Приложение 5) год ее написания не указан: имеется только число и месяц – 5 мая, а также индикт – 10. Заметим, что указанный индикт не совпадает ни с 1544 г., ни с 1562 г. Датировать документ можно исходя из хронологии назначения автора грамоты на соответствующие должности. Оказывается, что Ян Литавур Хребтович стал наместником Слонимским в 1492 г., при этом только до 1493 г. сохранял за собой должность надворного подскарбия ВКЛ[48]. 10-й индикт соответствует именно 1492 г., который, таким образом, и следует считать временем написания заменной грамоты. В документе упоминается Лавришевский архимандрит того времени – Феодосий (Панкевич). Отметим, что под 1486 г. также имеется упоминание Лавришевского архимандрита с именем Феодосий, но без указания фамилии[49]. Вероятно речь идет об одном и том же человеке. 

XVI век стал временем продолжающегося расцвета обители, которую попечители с любовью и почтением называют «домом Пречистыя»[50]. Как следует полагать, в начале XVI в. Ивашко Сухак Беликович[51] передал обители «Фольварок Лычицы с дворным забудованием, с грунтами, сеножатями и выгонами»[52]. Дата дарения не определена точно. Фундуш однозначно последовал до 1601 года, когда Федор Беликович оформляет передачу монастырских владений митрополиту Ипатию Потею, указывая на Лычицкий фольварок с землями – «наданье продков» его[53]. С большой вероятностью этот фундуш можно датировать самым началом XVI века, так как в различных реестрах имущественных документов Лавришевского монастыря он хронологически помещается перед документом с датой 1519 г.[54] Оригинал или копия документа до сего времени не найдены. 

Упомянутый жертвователь сделал в обитель еще один вклад – несколько земельных участков[55]. Оригинал фундуша находится в НИАБ в сильно поврежденном виде[56]. Мы публикуем его в Приложении 6. При сопоставлении текста грамоты с ее копией, сделанной позднее, удается восстановить имена нескольких насельников обители того времени – это «архимандрит лаврашовскый прокопей», «священникъ лаврашовский герман» и «старецъ яковъ»[57]. Датировать вклад точно не представляется возможным. Однако он определенно относится к первой половине XVI века. Косвенным подтверждением тому может служить тот факт, что в одном из документов под датой 1521 г. также упоминается архимандрит Прокопий. 

В 1517 г . маршалок ВКЛ и основатель Супрасльского монастыря Александр Иванович Ходкевич жертвует обители «весь свою дедичную Лычицкую, Полшевом названную»[58]. Свидетельство об этом фундуше внесено в реестр монастырского архива – один раз ошибочно под 1530 г.[59], и в ином месте с верной датой – 1517 г.[60] 

Оригинал дарственной, к сожалению, на данный момент не известен, но сохранилась ее копия, написанная по-славянски латинскими буквами. В данном документе впервые упоминается прославленный незадолго до этого в лике святых основатель обители преподобный Елисей[61], а сама обитель почтительно именуется лаврой[62]. Кроме того, стоит отметить и художественную сторону текста, который мы публикуем в Приложении 7, применив обратную транслитерацию. 

В 1519 г. пан Федко Хребтович, земский подскарбий ВКЛ[63], передал Лавришевской обители поле «нового розробу», а также «угол своих хмелищ сенненских»[64]. Оригинал дарственной хранится в НИАБ[65] (см. Приложение 8). В документе упоминается митрополит Киевский и всея Руси Иосиф II Солтан, при котором, как предполагается, состоялось прославление преп. Елисея. 

Отметим здесь, что позже, в 1522 г., Федко Хребтович получил от короля право подавания обители, на чем мы подробнее остановимся ниже. 

Вклад в монастырь Оношко Витонизского и его сыновей Андрея и Феодора в 1521 г. стал наиболее поздним пожертвованием, оригинал которого записан на пергаменте. Соответствующая вкладу запись занесена в реестр монастырского архива[66]. Текст грамоты, в которой упомянут архимандрит обители Прокопий, с большим количеством неточностей опубликован в 1880 г.[67], а оригинал был найден нами в НИАБ[68] (см. Приложение 9). Глава семейства со своими детьми пожертвовали «волоки две сеножати в щерсовской пущи за немном… такъже и половину луга древоскипища сумежную зъ его м[и]л[о]стю паномъ ходкевичомъ»[69]. 

Описание владений обители, приведенное во вступительной статье к реестру монастырского архива, содержит также упоминания о вкладе, который сложно идентифицировать. Речь идет о «службе тяглой с Турца»[70]. 

Таким образом, на протяжении времени от основания монастыря до конца XVI века происходило постепенное формирование его владений, которые складывались из пожертвований. Среди попечителей обители встречаются представители местной знати, высокопоставленные должностные лица ВКЛ и РП, а также представители великокняжеских и королевских родов. 

В этом контексте важным является вопрос подчиненности монастыря, который мы рассмотрим ниже.

3. Лавришевский монастырь как объект права «подаванья» 

Изучение архивного наследия обители дает основания для соответствующих выводов. 

Так, в письме короля Польского Казимира IV Ягеллона[71] Новгородскому воеводе Петру Монтигирдовичу, датированному 1451 г., говорится, «про | игумена лаврошевског[о] шт(о) онъ здавна а хто [коли преднии] его первыи игумены были въ томъ монасты | ри митрополиту и вл[а]д[ы]цѣ пошлинъ никакихъ не даивали толко о поученьи о д[у]ховныхъ рѣчехъ | м(и)трополита и владыки слуши[в]али а нашъ той звѣчный монастырь ино коли здавна нашъ | монастырь ино и теперь митрополиту а и вл[а]д[ы]цѣ не надобѣ на том игуменѣ ничого братии | знати ему нас во всемъ а ты его от митрополита и от вл[а]д[ы]ки борани толко б одно о пау | ченьи и о д[у]ховных рѣчех [къ] митрополиту и къ вл[а]д[ы]цѣ прибѣгалъ…»[72]. 

В 1461 г. тот же король обращается уже к Новгородскому наместнику Юшко Ганцевичуи «иным намѣстникам хто потом будет | дали есмо манастырь п(речис)тое м[а]т[е]ри б[о]жое ѣ завомый лаврашевскый священноино | ку ионе подавному (не) надобе в тотъ манастырь никому ся уступати | занже мы сами тому м(ана)стырю подавци. А хто бы хотѣлъ тому мана | стырю кривду чинить [..] и вы бы ихъ от кривдъ боронили а и сами имъ | кривды не чините…»[73]. 

В обоих письмах отражен тот факт, что королю принадлежит (и принадлежало издавна) право «подаванья» обители, т.е. собственником («подавцей») монастыря являлся король. 

Право «подаванья» является феноменом, которому уже уделяла внимание историческая наука[74]. «Подавца» мог либо сам управлять соответствующим имуществом, либо передать право такого управления на некоторый период иному человеку. Таковой управляющий монастыря мог не иметь священного сана, т.е. не быть настоятелем обители в современном понимании, но, являясь мирянином, стать хозяином монастыря как экономической единицы[75]. 

Наглядный пример такой ситуации мы находим в письме короля Польского Сигизмунда I Старого[76] дворянину Федору Хребтовичу, датированном 1522 г.: «Жикгимонтъ, Божьею милостью король Польск iй, князь Литовскiй, Рускiй, Княжа Прусское, Жомойтскiй и иныхъ. Билъ намъ чоломъ панъ Федко Хребтовичъ и просилъ насъ, абыхмо дали ему, въ опеку и въ оборону и въ поданье, манастырь Пречистоѣ Богоматери Лаврашовскiй: ино мы на его чоломбитье то вчинили, тоть манастырь Лаврашовскiй въ опеку и въ оборону и въ поданье ему есмо дали; маетъ онъ тотъ манастырь Лаврашовскiй въ опецѣ и въ оборонѣ своей мѣти, и подавати его годному, хто будетъ братьи старцомъ того манастыря любъ: нижьли до живота архимандрыта нынѣшнего того манастыря, не маетъ его никому подавати. И на то есмо ему дали сесь нашъ листъ з нашою печатью. 

Писанъ у Василишкахъ, подъ лѣты Божьего нароженья 1522, мѣсяца декабря 12 дня, индикта 11. – Правилъ воевода Виленьскiй, канцлеръ, староста Бѣлскiй и Мозырскiй, панъ Олбрахтъ Мартыновичъ Кгаштолть. – “Горностай писарь”»[77]. 

В данном случае Феодор Хребтович, земский подскарбий ВКЛ, наделен от короля полномочиями передавать обитель в непосредственное управление архимандриту, которого изберут насельники, однако, не ранее смерти нынешнего архимандрита.

Под 1533 г. тот же король упоминает в ином письме нового опекуна обители – своего дворянина Адама Хребтовича, «который монастырь Лавришовский в опеке своей имел[78]». 

Подавцы контролировали различные аспекты жизни обители. Без их утверждения не могли состояться какие-либо значимые экономические сделки, а также вноситься существенные изменения в иные стороны жизни монастыря. 

Примером реализации права подаванья служит и передача монастыря в 1591 г.Михаилу Брольницкому, когда бывший митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси «велебный Онисифор Петрович» по причине слабого здоровья попросил освободить его от владения Лавришевским монастырем, ибо он «оный от кривд боронити и там часто для порядку церковного бывати и держати не может»[79]. Архимандритом монастыря стал Михаил Федорович Брольницкий «земенин воеводства Новгородского»[80]. Он, будучи мирянином, получил право управления обителью от короля Польского Сигизмунда III[81] по ходатайству некоторых знатных лиц ВКЛ. Король замечает, что монастырь, «которого мы господаръ», находится «во власном подаванью нашомъ»[82], и указывает новому управляющему, что он «съ того манастыра и зо всякихъ пожитковъ его нигдѣ никому ничого давати не будетъ повиненъ, только церкви и порадки церковные опатровати»[83]. Позже Михаил Брольницкий принял монашество с именем Гедеон, и его подпись была поставлена под актами униатского собора 1596 г.[84] 

Источником прав на монастырь, как было показано, являлся король. Это стало возможно по нескольким причинам. Во-первых, монастырь изначально был основан на великокняжеской земле, а одним из его основателей был Войшелк – Лавриш, монах великокняжеского происхождения. Во-вторых, следует учесть и значительные пожертвования обители со стороны королей, о чем было упомянуто выше. Указанные обстоятельства подчиняли обитель великокняжескому, а затем и королевскому престолу.

4. Имущественные споры и защита монастырских владений 

Увеличение монастырских имений и хозяйственная деятельность обители со временем стали сопровождаться имущественными спорами. 

Различного рода разбирательства имели место в жизни обители уже в XIV веке. Так, по указанию князя Витовта Новогрудским наместником Петрашем Монтигирдовичем было составлено «Обмежевание спорных земель Лавришовскаго монастыря…»[85]. Документ датирован 6906 годом от сотворения мира, что соответствует 1398 г. от Рождества Христова. Отметим, что при обозначении этой даты указан 2-й индикт, тогда как правильное значение индикта было бы – 6. Не помогает датировать документ и упоминавшийся выше реестр архива обители. Указанная в нем дата – 1384 г.[86] Она также не совпадает с индиктом, а кроме того, не соответствует времени нахождения князя Витовта на престоле ВКЛ[87]. Таким образом, указанный документ, оригинал которого на данный момент не найден, может быть датирован лишь приблизительно, «после 1392 г.». 

Причиной составления «Обмежевания…» стала жалоба Лавришевского архимандрита Мисайло о том, что подданные великого князя проложили через монастырскую землю дорогу «по дрова и по лыка и по вязье»[88]. Петраш примирил конфликтующие стороны и определил новую дорогу, не причиняющую ущерба обители «какъ имъ было любо, князя великого людемъ и монастыру»[89]. Некоторые границы владений обители описаны в документе топонимами, среди которых упоминаются современные нам названия деревень Сенно и Гнесичи, река Боловяча (ныне – Валовка, левый приток Немана), а также ряд местных ориентиров того времени (липа Лопата, Олексеев хрест, задная Струга, Русеч). К сожалению, на основании данного документа, невозможно представить себе все границы и величину монастырского надела. 

XV век не оставил нам свидетельств о каких-либо нестроениях в жизни обители. XVI-е же столетие принесло многочисленные ситуации, когда ее интересы затрагивались так или иначе. 

Так, в 1566 г. был издан декрет Матея Кавечинского – дворянина, управлявшего имениями Виленского воеводы, маршалка и канцлера ВКЛ князя Николая Радзивила. Спустя полтора века после аналогичного документа Петра Монтигирдовича, Матей Кавечинский подтвердил решения своего предшественника, учитывая, что «подданные его княжатское милости Негневицкие и Хоросицкие», добиваясь возможности пользоваться дорогой, проложенной через монастырские владения, «не маютъ слушного доводу, ани свѣдковъ ставятъ, але только упоромъ намогаютъ»[90]. Интересно, что топонимы, содержащиеся в документе Матея Кавечинского, во многом повторяют упомянутые нами выше названия местности и предметов конца XIV века. 

Если описанные выше ситуации носят достаточно стихийный бытовой характер, то иные имущественные споры уже имеют признаки отчетливой тенденции, когда знатные представители шляхты целенаправленно ущемляют интересы обители ради собственной выгоды. Реестр монастырского архива именно с началом XVI века начинает фиксировать соответствующие документы. 

Во-первых, речь идет об упоминавшемся нами ранее «прекопании» реки Боловячи. Как мы уже указывали, после смерти в начале XVI века Адама Хребтовича, королевского дворянина, обладавшего правом «подавания» монастыря, его сын Иоахим направил речку Болович[91] в иное русло мимо деревни Сенно, в результате чего перестала функционировать единственная монастырская мельница. Итогом жалоб стал, в частности, мандат короля Польского Жигимонта Старого, датированный 1533 годом и повелевающий Иоахиму предстать перед судом для ответа по существу дела: 

«…и которая река Болович шла с давних часов под монастырь на млын монастырский за предков наших, а так дей ты реку тую за отцем своим од монастыра до конца отнял и под свой двор Сенненский прокопал и после отца своего небожчика на том своем пруде на монастыр молоть заборонил. Прыказуем тоби аж бы пред нами ку право стал на тот рок, на который он (архимандрит – прим. авт.) тобе пред нас позавет сим нашим листом. Писан в Вильне. 1533. Михайло писарь »[92]. В том же документе упоминается и о избиении Лавришевского архимандрита, и о том, что подданные адресата «...злодейства чинят монастыру великие…»,а сам он «…брал с монастыря многие вещи…»[93]. 

Как видно из списка документов, монастырю тогда не удалось решить данный вопрос. В 1542 году король еще раз пишет Иоахиму, и снова безрезультатно. Процесс продолжается более 200 лет – реестр монастырских документов сохранил запись о соответствующем акте, датированном 1770 годом[94]. 

Отметим здесь тот факт, что в спорных случаях монастырь находил защиту у своего «подавцы» – короля Польского. Кроме указанной ситуации, это проявилось, в частности, при попытках обители вернуть себе незаконно отобранные десятины. Так, в 1544 г. король Польский Сигизмунд I Старый напоминает панам Кмитам о необходимости возвратить отобранную десятину с имения Березовец[95], позднее это же делает его сын Сигизмунд II Август[96]. Данная тяжба также затянулась и, вероятно, не была разрешена окончательно. Последний документ по данному делу датирован 1595 г.[97] 

Аналогично обстояли дела в отношении десятины с имения Турец. Здесь наиболее ранний документ (мандат за подписью Альбрехта Мартиновича Гаштольда[98]) датирован 1536 г., а позднейший – протестация митрополита Леона Шлюбич-Заленского в отношении князя Радзивилла 1770 г.[99] 

Упомянем еще и письмо Юрия Федоровича Хребтовича Ольшанскому архимандриту Серапиону, датированное концом XVI века[100], с жалобой на Лавришовскаго архимандрита. Речь в документе идет о том, что некоторые фундуши из имения Сенно отец Юрия Федоровича – Федко Хребтович – давал временно, а теперь монастырь не возвращает их. 

Таким образом, начиная с XVI века архив обители фиксирует документы, связанные с нанесением различного ущерба монастырскому имуществу. Главной причиной этих ситуаций являются экономические интересы сопредельных землевладельцев, причем как тех, кто лишь позднее стал соседом монастыря, так и тех, чьи предки ранее жертвовали свои имения обители. 

Отметим также, что в большинстве случаев решение спорных дел сильно затягивалось. Одной из причин этого было устройство государства, в котором отсутствовала сильная центральная власть, что позволяло представителям шляхты на местах достигать своих интересов, не подчиняясь судебным решениям и воле короля, «подавцы» Лавришевской обители. 

Отдельным фактором, повлиявшим, как представляется, на ситуацию, являлись униатские тенденции того времени в обществе, в результате чего нарушалась его целостность и, естественно, изменялось отношение отдельных его представителей (а также и целых родов) к православию.

5. Инвентарь Лавришевского монастыря 1601г. 

Документом, в целом отражающим итоги экономического развития обители в период до принятия унии в 1596 г., можно считать инвентарь Лавришевского монастыря, составленный в 1601 г. и обнаруженный нами в НИАБ[101]. Составители инвентаря – комиссары униатского митрополита Киевского и Галицкого и «всея Россыи»[102] Адама Ипатия Потея – митрополичий архидидиакон Парфений Котлубай и вилькомирский подчаший Захариаш Смешек[103]. 

Следует полагать, что Ипатий Потей, получив монастырь во владение[104], практически сразу передает его в управление Иосифу Вельямину Рутскому, в то время архимандриту монастыря в Вильно. Для целей передачи имущества и служит составленный инвентарь. 

Итак, монастырская церковь того времени «древяная збудованая пре з ихъ м[и]л[о]стей пановъ Войныловичовъ и Беликовичовъ без притворукгонтами критая, крестовъ на ней железных позолотистых три, на дзвонныци дзвоновъ пятъ »[105].

Рис. 1. Фрагмент титульного листа Инвентаря Лавришевского монастыря 1601 г.

Монастырские строения находились неподалеку от храма. «Наперод вшедши въ ворота… браму кгонтами критую, будинокъ по левой руце противо ц[е]ркви в нем избъ три, две архимандриче а третая намесниковская з окнами шкляными в олово и в дерево оправными с печи поливание зеление кафляніе… зъ тамтуль поступивши далей пивныца накритая… в ней бочокъ начиня 20 до пива старых и новых… тамже далей келыи законныи три в которых законныки мешкают… однакъ той будинокъ потребуетъ накрития нового. зъ тамтуль поступивши одрина, стайня. При том зараз свиренъ»[106]. Описание, как мы видим, не дает возможности установить точный план монастырской застройки. Хотя, можно заметить, что расположение монастырских зданий, построенных позже (в 1775–1780 гг.) подобно описанному в 1601 г. – жилые и прочие помещения в обоих случаях находятся слева напротив церкви[107]. Можно предположить, что строительные работы в конце XVIII века осуществлялись на основе уже существовавшей монастырской планировки. 

Согласно инвентарю, в монастыре хранились запасы зерновых: «Жита молоченого бочокъ[108] 20. | Ячменю корцовъ[109] 6. | Овса корцовъ 3. | Пшеницы корцовъ 2. | Солоду корцовъ 6. | Гороху корцовъ 1. | Ярки корцовъ полъ. | Шоцевици корцовъ полъ »[110]. 

Монастырский скот и птица состояли из следующего: «Воловъ робочих 3.| Быков третяковъ 4. | Коров дойныхъ 8. | Коров дробычокъ 5. | Подцiолков 6. | Телят тогородных 7. | Свиней с поросяти 10. | Вепровъ … 3. | Подсвинъковъ 6. | Поросятъ 12. | Гусей старых 7. | Молодых гусей 20. | Курицъ старых 5. | Молодих курчат 30. | Инъдиковъ старых 3. | Молодых инъдиковъ 4. | Качокъ[111] 6 »[112]. 

На момент составления инвентаря указаны и запасы пищи: «сировъ копа 1. Масла фасокъ 2»[113]. В гумне находилось «збожа немолоченого такърочного жита копъ 15. | Ячменю 10. | Инъшого збожа нетъ у гумне помолочено въ свирне»[114]. 

Важной информацией являются данные о селах и подданных крестьянах: 

«Село Лавришовъ подъ монастиромъ. | В немъ волокъ 7 и полъ волоки»[115]. К Лавришеву относятся 19 крестьян, за которыми числятся 23 лошади и 29 волов. 

«Село Личичи. | В немъ волокъ 7 и полъ волоки»[116]. Перечисляются 33 крестьянина, за которыми числятся 41 лошадь и 49 волов. 

«Село Купицко. | Волокъ- 4»[117] – 7 крестьян. 

«Село Щорсы. | Волока 1 и чверть 1»[118] – 4 крестьянина. 

Крестьянская повинность монастырю определена в инвентаре следующим образом: «Всего сумою чинъшу и моркровщизны огулом належитъ и при | ходитъ золотихъ 80 и 6. | В том селе Лавришове повинность з кгрунту шестины три | дни робити з чим кажѣтъ любъ мущизна любъ жонка сто | рожа тикгодневая колеиною. Вартовников двох що ночне | зиме и лете до коней и до чого треба. рыби ловити без пан | щины неводом коли треба укажет чергою, дороги од | правять повинны до вильна чергою и где потреба з (….) | родов побережных по курици давати. Кгвалты кождого тыдня | въ субботу до сена грести и до жныва всякого поки з поля |не уберутъ одправовати повинны. Жонки до поливаня ка | пусты и наполодбу мают ити якъ потреба без панщи | ны снетку носити»[119]. 

Инвентарь отмечает, что повинность крестьян во всех селах одинакова (как в Лавришево). Исключение – Лычицы, где «резовое належит къ монастиру з кождое трети | ны по петдесятъ грошей польскыхъ. А третинъ 29»[120]. 

К монастырскому хозяйству относился в указанное время и «дворецъ фольварокъ»[121] неподалеку от деревни Лычицы, в котором находились, в частности, «светлица с пекарнею и з сенми, хлевъ на быдло для зымованя. Гумно, одрина... пивныца»[122], а также соответствующие земли. Напомним, что Лычицкий фольварок был пожертвован обители в начале XVI века Ивашко Сухаком Беликовичем[123] и в 1628 году сгорел. 

Авторы инвентаря упоминают монастырскую мельницу, к этому времени пришедшую в негодность: «млынъ монастырскый лаврышовскый бывалъ. Але теперъ зопсовалсе. Же его милость панъ Хрептовичъ… речку прекопалъ»[124]. 

В числе прочих монастырских имений упомянуты езы[125] и «малые езки», затоки, озера и сеножати, в том числе на островах за Неманом[126]: 

«1. Езъ узденовскый. | 2. Езъ паньковскый. | 3. Езъ сидоровскый. | 4. Езъ межи островомъ на сеножати сантовича. 5. | Езъ великый подъ селищемъ. 6. Езъ Боблонскый. | 7. Езъ Закотъ на реце кроманици. | 8. Езъ Згатиловъ под князевою дубровою на сеножати межи ловами. | 9. Езъ Колокалинныкъ подъ перелесемъ надъ немномъ»[127]. 

В особый раздел инвентаря вынесены «Сеножати дворные пустовскые которые | недавно на двор припали кгды люде поддан iе | Лавришовскые в голод и в поветре повимирали»[128]. Их общий объем – 9 стогов и 52 воза. 

Обители принадлежат также – «гай монастырскый, хмелища», затоки рыбные[129]: «1. Затока Кроманица. | 2. Затока Узденово. | 3. Затока Усте. |4. Селище. | 5. Сукоринь»[130]. 

Особую статью составляют десятины: «З турца, который на сесь часъ держитъ его м[и]л[о]сть панъ Ходке | вичъ, воевода Виленскый. Каждого збожа, жита и яри нада |ня его милости князя Александра Влодимировича . | З Березовца од их м[и]лостей панов кмитовъ Стретовичов на |даная десетина кождого збожа жита и яри[131]». За последнюю десятину монастырь ради неурожая получает за каждую копу зерна по копе грошей литовских, если же урожай есть – то десятину должны отдавать снопами и, смолотив, сами привозить в обитель[132]. 

Составителя инвентаря указывают, что «Справы, фундуши, записы, привилея королей ихъ м[и]л[о]стей и инъныхъ спарвы, такъ перкгаменовые, яко папировые усе у его м[и]л[о]сти архипастира архивумъ зоставати в схованю маютъ хиба для потребы правное што зостане тсе и квити речи посполитое податковъ при монастиру зоставати маютъ »[133].

Рис. 2. Подписи под Инвентарем Лавришевского монастыря 1601 г.

Под инвентарем стоят подписи указанных ранее составителей и митрополита Ипатия Потея «власною рукою»[134] (см. рис. 2).

6. Заключение 

За неимением исторических данных прочие стороны жизни монастыря к настоящему моменту не могут быть подробно освещены. Крупный монастырь обычно являлся также культурным и образовательным центром, эти слова, как представляется, можно отнести и к Лавришевской обители. 

Рассмотренный выше период, и в особенности его вторая половина – XVI век, стал временем существенного увеличения монастырских владений и временем расцвета обители. 

Свидетельство об этом расцвете находим, в частности, в трудах святителя Петра Могилы, который, обращая свой взор в прошлое, восклицает:«Посмотри на монастырь Лавришевский, который с давних времен богато наделен был имениями, и где под нашим управлением жило несколько десятков иноков и каждый день славилось имя Божие…»[135]. 

Более поздние униатские источники также говорят о верности приведенных слов: «Монастырь славился, «лаиков застолпников» только было около 50, не считая капланов и иных клирошан»[136]… 

C сожалением необходимо отметить тот факт, что с началом XVII века и вхождением монастыря в униатский монашеский орден Базилиан обитель быстро приходит в полный упадок. Так, уже в 1650 году ученый иезуит А. Коялович сообщает, что к его времени от монастыря осталась при деревне Лавришево «только церковь одна, подчиненная монастырю униатов в Новогрудке»[137]. А в 1792 г. архивариус монастыря сообщает нам, что к его времени из владений обители остались только деревни Лавришево и Лычицы с фольварками их и заменные деревни Куписк и Круглая в Лычицах. О причинах и характере упадка мы будем говорить в дальнейшем.

Приложение 1.

Вкладная грамота Лаврошеву монастырю

князя Слуцкого Александра Владимировича.

1434г. Пергамент. 

 «+язъ, князь олександро, владимерович [съ] | своею женою и своими дѣтми дали | есмо бог[у], и пречистѣй его матери къ лаврош[е]|ву манастырю, от своего имѣния человека | с лукном меду в турци на имя петра сако|вича, а пак[и] же и десятину от нашего двора с ту | рца от жита десятая копа и от ярива ино | то бы не было никым порушымо опослѣ наше|го живота, а пакли хто переступить | [н]аше слово, той ся росудитъ с нами предъ | богомь на страшнѣм судѣ. п[и]сана в турци, | в лето 6942, индикта 12»[138].

Приложение 2. 

Письмо короля Казимира наместнику Новогородскому Петру Монтигирдовичу.

1451г. Бумага.

«Казимиръ божое (милостью) король полскый и великый | кн[я]зь | литовскый и р(ус)их и жамойтскый и иныхъ 

Воеводѣ новгородскому марш(ал)ку земскому пану петру монтикгирдовичу што еси говорил намъ про | игумена лаврошевског[о] шт(о) онъ здавна а хто [коли преднии] его первыи игумены были въ томъ монасты | ри митрополиту и вл[а]д[ы]цѣ пошлинъ никакихъ не даивали толко о поученьи о д[у]ховныхъ рѣчехъ | м(и)трополита и владыки слуши[в]али а нашъ той звѣчный монастырь ино коли здавна нашъ | монастырь ино и теперь митрополиту а и вл[а]д[ы]цѣ не надобѣ на том игуменѣ ничого братии | знати ему нас во всемъ а ты его от митрополита и от вл[а]д[ы]ки борани толко б одно о пау | ченьи и о д[у]ховных рѣчех [къ] митрополиту и къ вл[а]д[ы]цѣ прибѣгалъ. а п[и]сана у вильнѣ ок[тобрия] 4 индик[та] 14»[139].

Приложение 3.

Письмо короля Казимира наместнику Новогородскому Юшко Ганцевичу.

1461г. Бумага.

«Казим(иръ божое) м[и]л[о]стью король полский и великiй | кн[я]зь лито | вскый и р(уски)й кн[я]жа пруское и жамойтскiй и иныхъ 

+ Намѣстнику новгородском(у па)ну юшку кганцевич[у] и иным намѣстникам хто потом будет | дали есмо манастырь п(речис)тое м[а]т[е]ри б[о]жое ѣ завомый лаврашевскый священноино | ку ионе подавному (не) надобе в тотъ манастырь никому ся уступати | занже мы сами тому м(ана)стырю подавци. А хто бы хотѣлъ тому мана | стырю кривду чинить [..] и вы бы ихъ от кривдъ боронили а и сами имъ | кривды не чините | (писан)а у городнѣ марта 21 индик[та] 9»[140].

Приложение 4.

 Вкладная грамота Дашки Яцковича Хребтовича Лаврашеву монаcтырю.

 1488г. Пергамент.

 «Во имя с[вя]тыя живаначалныя троица отца и сына и с[вя]т[а]го духа я дашко яцькович хребтовича за | писую къ ц[е]ркви с[вя]тое пр[е]ч[ис]тое б[о]гом[а]т[е]ре къ лаврашову манастырю ч[е]л[ове]ка данника [с]вое[го] отчино | го в щерсехъ на имя маронка михалковича съ его братаничом иванцомъ съ данью медовою и со вси | ми податками и зъ службою тяглою со всемъ с тымъ что к той земъли прислухало и прислухаетъ по | тому как есми самъ дѣржалъ ничего на себе не вымѣняа вѣчно непорушно на вѣкы, по моему животе | мают тыи выше написаныи два ч[е]л[ове]кы къ ц[е]ркви с[вя]тое пр[е]ч[ис]тое б[о]гом[а]т[е]ре къ лаврашову манастырю дань давати и иншыи данкы и службу служити все потому как самому мнѣ дань давали и службу служи | ли а ближнимъ моим никому не надобѣ в тыи люди вступатись ни судити ихъ а теж далъ есми паробка | своег[о] на имя стефана а есть ли хто въсхочет сюю мою записъ по моемъ животе рушити тот со мною розсу | дитс[я] предъ б[о]гом на страшном суде а как писан сей мой записъ звѣдамо ж и о б[о]зе о[т]цу н[а]ш[о]му | преос[вя]щ[е]ному архиеп[ис]к[о]пу Симиону митрополиту киевскому и всея руси а сестре | моеи пани духнѣ бартошовой а дворянину королевскому михаилу скепьевскому а про | лѣпшу тоѣ р[а]досты к сему моему листу и печат свою есми приложил писан в новѣгородку | в лѣ[то] 6996 индик[та] 6 м[еся]ца септебрiя 5 день на память с[вя]таго пр[о]рока захарии о[т]ца пр[е]дт[е]чява»[141].

 Приложение 5.

Заменный фундуш Яна Литавура Хребтовича Лаврашеву монастырю.

1492г. Пергамент.

«Во имя бож[о]е станься (а)зъ янъ хребтович литавуръ маршалко короля ег[о] м[и]л[о]сти подска | бий дворный намѣсникъ слонимский. чиню знакомито симъ моимъ листомъ каж | дому доброму (н)а предъ будучимъ што есми коупилъ двор у пани яцковое | гавсовича и о (…) етей на имя деревноую а стого двора деревное давали | десятину здавна на пр[е]ч[ис]тое домъ къ лаврашовоу манастырю ино я | измолвивъся и (з)ъ архимандритомъ лаврашовъскимъ Федос[и]емъ панке | вичомъ и со всею о хрысте брат[и]ею и купил есми оу брата своего пана василя землю | оу милоушеве слоужбу одноу тяглоую што братъ мой панъ василей коупилъ | былъ тоую землю оу сенька оу хмарича и придалъ есмъ тоую землю на пре | чистое домъ к манастырю лаврашовоу вѣчно и непороушно за тоую десяти | ноу што съ того двора деревное давана десятина а не надобе у тоую землю ве | рхоу писаноую никомоу ся оустоупати а ни поживати той земли | подъ архимандритомъ лавришовскимъ верху писанымъ и (п)отомъ по немъ боудоучимъ | архимандритомъ ни брат[и]и мо[е]и а ни которымъ ближнимъ ро(д)оу нашего. а для лѣ | пшее справедливости и твердости я литавуръ ве(х)у писаный и печать есми свою к семоу моемоу листоу привѣсилъ п[и]санъ оу вильни | мая 5 дне индик[та] 10»[142].

Приложение 6.

Вкладная грамота Ивашко Сухака Беликовича в Лаврашев монастырь.

Начало XVI века. Бумага.

«(Во имя Святыя Живоначальныя Троица Отца и Сына и Святаго Духа я раб Божий Ивашко Сухак Ходьков сын Беликовича чыню знаменито и даю ..дато сим моим листом каждому доброму хто на него посмотрит альбо чтучи его у … услышит кому потребно то слышати штож будучы в доброй моей памяти полнаго Розума запису)ваю и записал есми от отчи(зны моее ку пречистое дому Лаврошеву) манастырю поле подъ василевымъ же дворомъ пет(наццать бочок н)а имя запузовщина з другая нивка подъ васи(левым же двором) полторы бочкы а третья нива под тишене(вичем три бочки) а сеножать за стругою а другая у пожаркахъ то да(ю и записую вечно и не)порушно и на вѣки вѣчныи а не надобѣ в т(ое вступатися роду мо)ему ни ближнимъ моимъ а при томъ моемъ запи(су был архимандрит)ъ лаврашовскый прокопей а с[вя]щенникъ лавр(ашовский Герман а) старецъ яковъ а бояръ околничыхъ панъ сенк(о Хмара а Федко В)олынец боярин панъ старостинъ налибоцкый а панъ д[а..] сморшковичъ а панъ борисъ из басина а писалъ сей листъ дияконъ лаврашовск[ий] антоней а про лѣпшу твердость и печать свою есми приложил и тыи бояре свои печати приложили которыи жъ в семъ нашомъ листу стоятъ а хто иметъ сию мою грамоту рушати россудится со мною передъ м[и]л[о]стивымъ б[о]гомъ на страшномъ судѣ»[143].

Приложение 7.

Фундуш Александра Ивановича Ходкевича Лаврашеву монастырю.

1517. 

«Во имя Божие, Святые Троицы стане так всяко бо даяние благо и всяк дар совершен сходя свыше от Бога Отца Вседержителя с поспешением дарования Его Единородного Сына Господа нашего Иисус Христа. Явно и достаточно досведчоно есть в Вере Христианской Письма Святаго и исправления человеческого обычая, штош кождому христианину будучи в теле живом потреба есть больше всего печаловати о своем душевном спасении и часу пришлого смерти. Бо не есть место человека на Свете певнийшого, одно смерть, в которую людские помыслы и слова расплываются и до забытности отходят, нижли письмом и печатьми ку памяти приходят. А в том вечно и непарушно держано бывает и по благословению Господина Отца нашого Метрополита Кийовского и Галицкого и всея Руси Иосифа. Александра Ивановича Ходкевича маршалка Господара нашого Короля Его Милости Зыгмунта, будучи полнаго здоровия и разума ни з […] прилучения Ани з припады людское, нижли сам своею доброю волею и посмотруючы в божественныя писма, штош образы Божественные сребром и златом украшенныя сияют, яко и песни есть приношением жертв ку Милостивому и Всещедрому Человеколюбивому Богу за душу спасения рода Христианского подвижными и чистыми служители церковными вкладаемо и взыскуемо бывает для отпущения грехов человечеки, таковая хвала Господня неоскудна и нехвалама есть быти. Для того я Александр Ивагнович Ходкевич хотящи видети и мети в монастыру Пречистое Божое Матери Храму Честнаго Ея Успения во обшеру Лавры Преподобнаго Отца Елисея моим родителем и мне самому и всему нашему роду прежде отшедшим душам и на потом бывшим повседневную вечную память в тотешний зовемый монастырь Лавришовский, будучий митрополит Кийовски и всея Руси в повете Новгородском близ реки Немна на Bolonini Церкви Божией ку хвале, архимандриту и Братии обшезному их жительству нынешним и на потом будучим на поживление дал есмы мою власную отчизну и дедину именишчо Боярское в Новгородском повете близко тогож монастыря на имя Лычицы, которые на тот час от нас держал слуга наш Менько с людми и з землею пашною и бортною и сяножатьми, и водами и з ловы всякими и со всими входы и пожитки земляными и водняными и податки, со всем Правом и ужытком так, как есмо сам держал и ужывал ничого на себе и на иншыя потомки не (утрымуючы), тое именишчо реченное Лычицы на церковь Божия Пречистое Храм нынешни архимандрит и братие его и на потом будучие Церкви служители мают тое мети и держати до церкви божое вечно и непорушно. Намесники их (укорливе) мают Господа Бога узносити повседневно и за Предки нашы. А за родители наша отшедшие души в тую ж церковь вписанные, и потом за оные души Бога узносити повседневно во веки. А в кожны год месяца Хенваря 15 дня в Трапези Стол мают за то справляти на Братию, Памятку чынячы о душах нашых и убогих накормити. Тое так они повинны кожного году чынить и чтобы коли потом з роду нашого, або хто иншы тое надание хотел бы рушити и от церкви Божое отдаляти, або во штос я уступати через сей наш записный лист, на таковем не наречется христианское имя и будет на нем клятва Вселенского Седьмого Великого Никейского Собора Святых Отец 300 и 18ти. А если бы преждеречоны архимандрит Иона, альбо по нем будучыи архимандрит и братия тое вышемененыя Лавры хотели бы никако тую памятку родителей нашых и отцев запустити и потом бы не хотели бы справовати так, якоже в выше написано есть сем нашом листе, на таковом архимандрите и братии да будет клятва Вселенского Седьмого Великого Собора Никейского Святых Отец 300 (трехсот) и 18ти (осминадесят). И Коли есмо сей наш лист ку церкви Божой справовалы при том были жена моя Василиса а дворянин господарски пан Семен (Митрополитский) а боярин мой Степан Чапл(иц) и для лепшое твердости и памяти дали есмо в сию церковь Божию нынешнему архимандриту Ионе и братии и по них будучим сей наш записной лист з нашею привишоною печатию на паргамине писаный и просили есмо господина и отца нашого Метрополита Кийовского и всея Руси Иосифа, абы его милость к сему моему листу и свою печать привесил и милость его на просьбу мою тоже учинил и печать свою к сему моему листу привесил. Писан на Супрасли в лето седим тысячное двацат пятого году месяца марца третияго дня индыкта 5го а от Рождества Христова 1530»[144].

Приложение 8.

Вкладная грамота Федко Хребтовича в Лаврашев монастырь.

1519г. Бумага.

«Во имя св[я]тыя живоначальныя нераздѣлимыя троица аминь. Азъ федко хребтович сознаваю сим | моимъ листомъ самь на себе кому будет потребъ того вѣдати або чтучи его слышати будучи у до | бром здоровьи и в полном розуме без всякого припуженья з своею жоною мариною и з детми | своими на жаданне и просбу его м[илос]ти пана о[т]ца нашого архиепи[ско]па митрополита | киевского и всея Руси Иосифа даю и записую к ц[е]ркви б[о]жое к с[вя]той пр[ечис]той к лаврашову ма | настырю своее властное земли сененское поле новорозроблено межи моих хмелищъ едучи | от сенна дорогою к манастырю обапол дороги похон от тое долины што от сенна через дорогу и до | другое долины што от манастыря лежитъ также через дорогу ино которыи колвек будетъ | архимандрит в лаврашове манастыри тот мает тое поле пахати как тепѣре розроблено по самыи | хмелища а жадного ч[е]л[ове]ка тамъ не мает садити а у хмелища мои не мает ся уступати што | около того поля нижли кроме тых хмелищъ што около того поля записую тот угол хмели | ща што от манастыря долина граница пана литаворова судовая и от тое долины мимо | двѣ березы через хворостъ хмелниковыи к полю манастырскому которое ж я перед тым дал а с то | го поля у берестъ а от береста в липу а от липы до тое долинки которая ж к манастырю | идет cтарое рѣчищо боловечи потом граници которую ж есми перво завел а записую | то вѣчно и на вѣки непорушно к цѣркви б[о]жое у лаврашов манастырь мне самому и по моем | животе не надобѣ ся никому в тое уступати ни детем моим а и ближним моимъ а мает | архимандрит того манна(с)тыря и брат[и]я у ц[е]ркви пр[е]ч[ис]тое хто (там) завжды б[о]га (нашого) про | сити за мое здоровье и моее жоны и дѣтей нашихъ и зятя нашого кн[я]зя федора четвертенског[о] | и его жоны и дѣтей ихъ а по нашомъ животе и зятя нашого мают также б[о]га просити | за наша д[у]ши а при томъ были брат мой пан мартин хрѣбтовичь а братанич наш пан михно митковичь а с[ы]нъ нашь юрый а хоружий новгородский пан олехно беликовичь | а дворянин г[оспо]д[а]ря короля его м[и]л[ос]ти иван жиляев а для лѣпшое твѣрдости и па | мяти на то дал есми н[ы]нѣшнему архимандриту антонию и братии[и] и по них будучим | cей мой листъ и з моею пѣчатью и просил есми брата нашого пана мартина а па | на олехна бѣликовича абы их м[и]л[ос]ть к сему моему листу пѣчати свои проиложили | и они на мою просбу приложили п[и]сан у сеннѣ в лѣт[о] 7027»[145].

Приложение 9

Вклад Оношко Витонизкого и его детей Андрея и Феодора в Лаврашев монастырь.

1521г. Пергамент.

  «Я оношко витонизкий съ своими сынми андрѣемъ и федоромъ сознава(емъ) симъ нашимъ листомъ каждому доброму | хто на него посмотритъ альюо чтучи его услышитъ иж по доброй воли нашой безъ жадного припуженья з добро | го розмыслу н[а]шого надали есмо ко пречистое дому въ лаврышовъ монастырь архиманъдрыту про | копею ему самому и потомъ будучимъ архиманъдритомъ и всеи о хр[ис]те братии вѣчно и непорушно | волоки две сеножати в щерсовской пущи за немном какъ есмо сами уживали ничого на себе сами и щад | комъ нашимъ не зоставуючи такъже и половину луга древоскипища сумежную зъ его м[и]л[о]стю паномъ ходке | вичомъ одъ земли гнесецкое лежачое и зъ землею и съ полемъ одъ глубокое долины по русецкый могилник | по сухомертвы колединъ дубъ по гнесецкую верею а лозовный русечъ посерод лозового поля в самойло | вичъ островъ гдѣ его м[и]л[ос]ти пана александра ходкевича половина концемъ тогож луга древоски | пища отъ монастира пришла которая також записана къ монастиру на фалу божую и ми того де | ля для покою с[ве]того заоднож к тому жъ монастиру такъ тии волоки две сеножати въ пущи щорсовской | яко и тотъ лугъ час[ть] н[а]шу записали на богомоле бо есмо тое сполне на г[оспо]д[а]ри его м[и]л[ос]ти зъ паномъ ходкевичомъ | выслужили и сполне на фалу божую отдали и вечно зрекли а хто тое порушит нашо дане той бу | ди проклятъ в семъ и въ будущемъ вѣце а при томъ былъего м[и]л[о]сть панъ александро ходкевичъ маршалокъ г[оспо]д[а]рский панъ юрий александровичъ а иванъ чомоданъ груша олюшичъ а олексей миневичъ и иншихъ людей много добрыхъ а для тве | рдости приложили есмо и печать н[а]шу а панъ юрий александровичъ приложилъ печать свою къ сему нашему листу писанъ в новогород | це в лето 7029 ноября 15 индикта 9»[146].