Антицерковные акции советской власти 1920-х гг. значительно осложнили жизнь всех религий и конфессий страны. К началу Великой Отечественной войны позиции Русской Православной Церкви укрепились, однако деятельность старообрядческих общин была, наоборот, подавлена. Несмотря на это их подпольные организации, в силу своего идейного консерватизма, оказывали помощь Московской Патриархии в борьбе с сектантством. Но они также вели пропагандистскую работу и против Русской Православной Церкви. Это ярко прослеживается на примере Молотовской области, о чем подробно пишет заведующий кафедрой теологии ПГУ, доктор исторических наук протоиерей Алексий Марченко.

Антицерковные акции советской власти 1920-х гг.: выход декрета СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (1918 г.), кампании по вскрытию мощей и изъятию церковных ценностей, возникновение «обновленческого» и «григорианского» расколов, закрытие большого количества храмов и монастырей – в значительной мере ослабили Российскую Православную Церковь.

Организационный разгром некогда господствующей Церкви способствовал активизации деятельности старообрядцев и сектантских сообществ, долгое время подвергавшихся в Российской империи дискриминации.

Постановление ВЦИК и СНК «О религиозных объединениях» 1929 г. значительно сократило рамки легальной деятельности религиозных объединений и религиозных групп в СССР. Предписав в обязательном порядке регистрировать общины верующих, власть оставила за пределами легальности важнейшие сферы религиозной жизни и деятельности: монашество, церковную благотворительность, образование, хозяйственную деятельность и массу незарегистрированных или снимаемых с регистрации общин[1].

В 1930-х гг. карательные органы вели активную борьбу с религиозным подпольем, используя факт его существования как главный повод для уничтожения Церкви и православного духовенства. Репрессии не обошли и сохранившиеся старообрядческие общины. К началу Великой Отечественной войны их деятельность была полностью подавлена. Подполье стало общим уделом и главным способом сохранения религиозной жизни всех религий и конфессий страны.

Изменение государственно-конфессиональных отношений в годы Великой Отечественной войны привело к укреплению позиций Русской Православной Церкви, восстановлению организационной структуры Московской Патриархии, легитимного церковного управления. Вопреки действующему законодательству 1929 г., правительством была дана санкция на расширение сферы легальной деятельности религиозных организаций, прежде всего благотворительности в пользу государства, духовного образования, монашества. Впервые за годы советской власти верующие получили возможность открывать храмы, возрождать приходскую жизнь на советской территории.

Вновь созданные в 1943 г. органы государственной власти, призванные к проведению в жизнь религиозной политики государства – Совет по делам Русской Православной Церкви и Совет по делам религиозных культов при СНК СССР – способствовали решению целого комплекса задач, в которых были одновременно заинтересованы как государство, так и Русская Православная Церковь.

С одной стороны, открывшиеся храмы позволяли удовлетворять духовные нужды многочисленных верующих, с другой – объединение верующих вокруг своих приходов, под руководством зарегистрированных государственными структурами священнослужителей, объективно сдерживало деятельность нелегалов: сектантов, самочинных совершителей религиозных обрядов и проповедников.

С сентября 1943 г. православное церковное подполье стремительно легализировалось, вливаясь в организационную структуру Русской Православной Церкви. В 1945 г. в юрисдикции Московской Патриархии числилось 10234 храма, 104 монастыря[2]. В том же году в возрожденной Молотовской епархии стояло на регистрации 58 православных церквей. Из них в годы войны была открыта 51 церковь[3].

 В меньшей степени к легализации стремились старообрядцы, предпочитавшие быть свободными от опеки государства. Необходимо отметить, что легальные и подпольные старообрядческие общины в силу своего идейного консерватизма оказывали помощь государству и Московской Патриархии в борьбе с сектантством, что ярко прослеживается на примере Молотовской области.

В январе 1945 г. епископ Молотовский и Соликамский Александр (Толстопятов) докладывал Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Алексию (Симанскому): «Доношу Вашему Высокопреосвященству, что в Молотовской епархии сектантство стоит слабо и наблюдается лишь в нескольких селах. Развитию сектантства по-видимому, сильно препятствует старообрядчество, имеющее свои общины во всех районах и не только враждебно, но даже озлобленно относится ко всяким проявлениям сектантства»[4].

По данным, собранным священниками Молотовской епархии, в 1920–1930 гг. в Кунгурском районе, преимущественно в с. Шубино, проповедовали «евангельские христиане» (евангелисты), которые там имели большой успех и обратили в свою веру многих православных. Однако около 1940 г. община евангелистов распалась. В 1943 г. евангелистов оставалось 5-6 человек, их проповедническая деятельность в с. Шубино прекратилась.

В с. Пыскор (Ворошиловского района) проживали штундисты (баптисты). Однако местные старообрядцы полностью парализовали их деятельность. Епископ Александр писал в Московскую Патриархию: «Если сектантство и обновленчество в Молотовской епархии не имеют никакого успеха и окончательно выдыхаются, то старообрядцы проявляют усиленную деятельность… Во всех районах они встречаются в значительных группировках, но точных сведений о их численности мне не удалось получить, так как даже облисполком не может ответить на это вопрос»[5].

Несмотря на совпадение интересов в борьбе с сектантами, между старообрядцами и Русской Православной Церковью сохранялись неприязненные отношения. Иерархи и духовенство Московской Патриархии по-прежнему смотрели на староверов как на раскольников, представляющих большую опасность для своей паствы.

Среди старообрядцев Молотовской области было значительное число верующих, признающих Белокриницкую иерархию, которые наиболее успешно вели свою агитационную работу среди малосведущих прихожан приходов Московской Патриархии.

5 марта 1944 г. в с. Лушково, (около Павловского завода) Очерского района староверам (австрийской иерархии) было разрешено открыть храм. Их наставник Павел Шивков за одну неделю сагитировал 20 человек православных.

Агитация учителей раскола была особенно сильна в Павловском заводе. Здесь православные свободно ходили в старообрядческий австрийский храм, оправдывая себя тем, что не получили разрешения властей открыть свою церковь. Узнав об этом, епископ Александр лично ходатайствовал перед властями о скорейшем открытии в Павловском православного храма и принятии жестких мер в отношении старообрядческого духовенства.

Своими соображениями на этот счет владыка поделился с Патриархом Сергием. Однако Патриарх не одобрил это решение архипастыря. В своей резолюции от 5 апреля 1944 г. он указывал Молотовскому епископу: «По-видимому православная церковь в Очерском районе не действует. В местах подобных Очерскому району есть все основания хлопотать об открытии православного храма. Внешними прещениями со стороны светских властей можно скорее усилить в народе симпатии к раскольникам»[6].

По данным, собранным в годы войны священниками Молотовской епархии, к Югу и Юго-Востоку от с. Елово, в пос. Большом Чистом и д. Малая Уса половину населения составляли старообрядцы, которые вели широкую пропагандистскую работу против Русской Православной Церкви и переманивали верующих к себе. Успех их миссионерства был обусловлен тем, что в этих местах не было храмов Московской Патриархии. Ближайшие приходы находились на расстоянии более 100 километров. Чтобы противостоять старообрядческим проповедникам и уравновесить религиозную ситуацию в этом районе, управлением Молотовской епархии было возбуждено ходатайство об открытии здесь трех церквей.

В 1943 г. в с. Юго-Осокино Кунгурского района умер православный священник о. Иоанн Раскатин, которому было разрешено здесь совершать требы. После его смерти власти не дали разрешения послать другого «требного» священника. Этим воспользовался священник местного храма Белокринецкой иерархии, который стал совершать требы для православных.

В меньшей степени Молотовскую епархию волновали беспоповцы. «Беспоповцы, преимущественно перекрещенцы, живут замкнуто и гнушаются православных. Они даже запрещают разговаривать с нашими верующими. Правда, в настоящее время их фанатизм проходит, но все же замкнутость сохраняется», – писал Владыка Александр[7].

Между г. Чусов и станцией Кузино на протяжении 200 километров находились непроходимые леса, в которых скрывались в своих скитах кержаки. Кержаки также обитали в лесах Лысьвенского района. В этих местах на станции Шали управлением Молотовской епархии планировалось открыть церковь. Однако содержание храма оказалось верующим не по силам, так как домов, где жили православные, насчитывалось всего 50. В открытии церкви было отказано.

В Кунгурском районе, около станции Ергач в д. Мохлячи, проживал беспоповец-наставник Петр Михайлович Шадейка. Он объезжал соседние деревни, расположенные около места своего проживания, стараясь укрепить здесь староверие.

В заводе Бизяр Юго-Осокинского района из 1500 человек населения половину составляли старообрядцы различных согласий. До революции они имели в жилых домах 4 молельни, которые в 30-е гг. были разрушены. В заводе Курашим проживали поморцы и часовенные, которые упорно держались своей веры. В 1942 г. их молельня была разрушена.

Большое количество староверов проживало в г. Верещагино. В Чернушинском районе староверы составляли 50 % всего населения. В д. Верх-Язьве было много беспоповцев. Село Лекмартово, где Молотовской епархией было получено разрешение на открытие церкви, оказалось большое количество старообрядцев, которые препятствовали организации здесь прихода Московской Патриархии.

В годы Великой Отечественной войны староверы разных согласий проживали в г. Молотов. Некоторые из них посещали храмы Московской Патриархии и переходили в Русскую Православную Церковь. «Отрадно было слышать их откровенные заявления, что служба в наших церквях им нравится», – писал епископ Александр[8].

В областном центре также встречались последователи изуверских сект, выдававших себя за старообрядцев. Среди них «красноверы», считавшие необходимым убивать своих больных и преклонных стариков. Протоиерей Константин Левицкий рассказывал епископу Александру, что к нему в больнице обратился выздоравливающий старик с просьбой «не выписывать его». Свою просьбу он мотивировал тем, что в случае выписки из больницы «красноверы» его задушат подушками, чтобы сделать мучеником и через это даровать Царство Небесное.

Противостояние старообрядчеству со стороны Русской Православной Церкви не ограничивалось открытием храмов Московской Патриархии в местах, населенных старообрядцами. Священники Молотовской епархии во главе с епископом Александром вели среди своей паствы работу, направленную на предотвращение перехода православных к старообрядцам, занимались сбором сведений о деятельности их проповедников и священников. Особенно успешно эту работу вели священники Молотовской епархии, которые ранее были старообрядцами. К числу этих лиц принадлежали: протоиереи Николай Мезенцев, Стахий Шипиловский, священник Катаев. В 1943 г. к Русской Православной Церкви присоединился старообрядец Алексий Неволин, попросивший владыку Александра благословить его на несение послушания во Всехсвятской Новокладбищенской церкви г. Перми.

Епископ Александр глубоко изучил дореволюционный опыт миссионерства среди старообрядцев Пермской губернии. Ему были хорошо известны имена пермских епархиальных миссионеров: Куляшова, Морозова, протоиерея Стефана Луканина.

Среди верующих, посещавших храмы в годы Великой Отечественной войны, были те, кто лично знал и глубоко почитал убиенного в 1918 г. большевиками настоятеля Белогорского Свято-Николаевского мужского миссионерского монастыря архимандрита Варлаама (Коноплева). Слушая рассказы духовенства и верующих об этом подвижнике, владыка проникся глубоким уважением к этой легендарной личности. В своем докладе Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Алексию (Симанскому) он сообщал: «В Молотовской епархии в свое время был основан миссионерский мужской монастырь на Белой горе, настоятелем которого был бывший старообрядец архимандрит Варлаам. Этот досточтимый старец, пользовавшийся громадным авторитетом и любовью во всей Молотовской епархии, привлекал сотни раскольников в лоно Православной Церкви. Он постоянно говорил своим духовным чадам: "Вы со старообрядцами не спорьте – они вас заговорят, а посылайте ко мне. Скажите им – идите к Варлааму, он вас убедит", – и приходившие к отцу архимандриту убеждались в своем заблуждении и принимали православие»[9].

 Таким образом, по данным Молотовской епархии, в годы Великой Отечественной войны в ряде районов Прикамья: Кунгурском, Юго-осокинском, Чернушинском, Лысьвинском, Верещагинском и др. компактно проживало значительное число старообрядческого населения, религиозная жизнь которого протекала преимущественно за пределами легальности. Старообрядческое духовенство и проповедники-беспоповцы проявляли большую активность в борьбе с сектантами. Однако их деятельность находилась в жесткой, подчас непримиримой конфронтации с приходами и духовенством возрожденной Молотовской епархии Русской Православной Церкви, переживавшей период своего организационного становления.