История человечества наполнена различными событиями, так или иначе связанными между собой. Этими явлениями, исследуемыми методами исторической науки, описывается наша действительность. Нельзя не согласиться с мнением исследователя и богослова Г.В. Флоровского: «Историческое познание есть действительно своего рода разговор, диалог с теми, чью жизнь, чьи мысли, чувства и решения в прошлом историк пытается открыть вновь посредством документов, которые о них свидетельствуют или на них указывают» [37. c. 671-707] .

Линейный подход (то есть образ линейки от 0 до определенного числа) к происходящим процессам в жизнедеятельности государств, сообществ или отдельно взятого человека наталкивает нас на мысль о конечности нашего бытия. Начало истории — сотворение мира, конец исторической линейки — конечность видимого мира. Христианское осмысление этого феномена обосновано как Священным Писанием, так и Священным Преданием. Действительно, все исторические события получают значение в свете эсхатологии, учении о конечности созданного Богом материального мира, когда-то пораженного грехом и его последствиями: «Задача такого рода рефлексии над историей при всей ее многомерности сводится к одному отчетливо поставленному вопросу: существует ли Бог в истории? За ним кроются уточнения: исторично ли Боговоплощение? Реально ли присутствие Святого Духа в истории мира? Есть ли предел земному существованию Церкви» [8. c. 18].

Совершенно справедливо ответить на один из заданных нами вопросов о Боговоплощении через мысль известного богослова протоиерея Льва Лебедева: «Воплощение Бога Слова — центр и солнце всей временной истории человечества, от которого заимствует свой свет, то есть обретают свое истинное значение все события, предшествующие и последствующие этому акту, которые как бы вращаются вокруг этого Солнца на разных расстояниях, наподобие планет» [7. c. 92].

История Христианской Церкви как раздел богословской науки рассматривается нами в двух общепринятых понятиях. Первое — это четкая последовательность имеющихся событий по времени (то есть исторический процесс); второе — повествование об этих событиях (то есть историческое познание). Подобное применение этих понятий мы берем за основу, когда изучаем историю как Вселенской Церкви, так и Русской Православной Церкви на разных ее канонических территориях. Основная задача этих двух подходов, которые мы принимаем полностью, заключается в том, чтобы «дать отчет о смысле и предназначении исторического существования человечества и ценности каждого отдельного события» [8. c. 18].

XIX век — это период особого служения Русской Православной Церкви. Указанное нами историческое время — время жизни ярких личностей, которые так или иначе играли свою роль в ее истории. Итогом их деятельности стало качественное изменение жизни православия в целом по отношению с прошедшим столетиям.  

Наши исследования должны рассмотреть некоторую часть действительности из церковной истории и дать теологическое, то есть богословское осмысление служению духовенства острова Сахалин. Здесь и возникает некоторая трудность, которую мы пытаемся преодолеть.

Теология как самостоятельное научное направление имеет свои собственные области познания и методы их исследования [19. c. 1277-1285]. Исследования на выбранную нами тему предполагают историческое осмысление деятельности островных священников. Этот принцип не противоречит сущности теологического подхода. Для нас основополагающими стали факторы, которые затрагивают историю конфессий, конфессиональную историографию, а также теологическое объяснение хода исторического процесса. Мы должны согласиться с мнением, что «христианское богословское сознание глубоко погружено в историю, ибо с одной стороны, хронометрическая канва определяет собой исторические рамку существования человечества, а с другой стороны, хронологическая шкала является необходимой категорией его совокупного сознания» [8. c. 7 -22].

Для того чтобы ответить на поставленные нами вопросы и раскрыть основные проблемы служения, нам необходимо было воспользоваться теологическим (богословским) методом. Прежде всего это оценка миссии русского православия как культурно-историческое явление в истории Церкви с точки зрения исследователя, для которого религиозное сознание является основополагающим: «Для того чтобы быть самостоятельным специалистом, историку необходимо быть христианином, ведь предмет историка — это в конечном счете человек, а конечная правда о человеке явлена Богочеловеком» [8. c. 12]. В связи с этим возникает необходимость дать экзегезу предмету исследования, то есть выявить важные составляющие в деятельности духовенства острова Сахалин. Благодаря теологическому методу соотнесения мы сможем полученные результаты в ходе нашего исследования проанализировать в свете вероучительных истин Христианской Церкви.

Может ли теолог дать объективную оценку происходящего вокруг него исторического процесса? Возможно ли это? Рассматривая деятельность общества или индивидуума, светский историк описывает ряд характеристик того, что видит перед собой. Он совершенно авторитетно говорит о количественных и качественных изменениях, касающихся территориальных, социальных и иных условий. Историк обязан привести количественную характеристику, основывая ее исключительно на деятельности самого человека как самодостаточного объекта, как творца своей истории. В таком подходе Бог совершенно лишний. Он отстранен от мира без права вмешательства, а мир «предоставлен человеку, как его господину» [36. c. 37].

Церковный историк рассматривает исторические явления совершенно иначе. Это история не отдельно взятого народа или континента, это история Христианской Церкви в перспективе на Вечность: «Всякий исторический факт переживается как средоточие бытия, как единство времени и вечности, целостное видение категорий пространства и времени, достижимого в будущем веке, когда Христос будет все во всем (1 Кор. 15:28) и отчасти уже явленном в истории через церковные Таинства и общение в Духе» [8].

Да, для него важно будет отметить статистические изменения, описать условия, в которых происходило то или иное действие, указать человеческий фактор, принимающий как положительный, так и отрицательный коэффициент. Историк-теолог, как и его светский коллега, по-особому будет относиться к наличию архивного материала как к первоисточнику, помогающему дать сравнительный анализ изучаемого объекта в исторической перспективе: «Из определенных фактов, слов и предметов можно, как из смысловых знаков, выводить заключения в том случае, если эти объективные предметы могут законно рассматриваться как знаки, т.е. как носители смысла, только в том случае, если мы можем разумно предполагать, что предметы эти имеют известную глубину, известное смысловое измерение» [37]. Использовать все научные методы чрезвычайно важно для него! Но, помимо этого, для теолога-историка необходимо изучить то или иное явление в свете наличия единого Творца мира и Его благого Промысла о своем творении.

На наш взгляд, чрезвычайно глубоко соотношение теологии и истории описал в своих трудах П. Тиллих (1886-1965), известный немецко-американский христианский мыслитель, теолог, философ культуры. Вот о чем он пишет: «Бог времени есть Бог истории. Это означает прежде всего, что Он — Бог, действующий в истории, направленной к конечной цели. История имеет направление, в ней и через нее должно быть создано нечто новое. Эта цель может быть описана по-разному: как всеобщее блаженство, как победа над демоническими силами, представленными империалистическими странами, как приход Царства Божьего в истории и за ее пределами, как трансформация формы этого мира» [37. c. 32]. 

В христианской традиции время направленно к созиданию «нового творения», именно об этом учит апостол Павел. Упоминания о том, что история человечества имеет определенное начало и определенный конец, мы находим во многих книгах Священного Писания. Это мы прослеживаем с первых лет существования Апостольской Церкви. Ее история соединяется воедино в течении тысячелетий и пишется жизненными подвигами миллионов христиан. Но во всяком поступке и действии есть своя причина. Апостолы и их последователи несли в окружающий их мир слово о Воплощении Божьего Сына. Ценной своей жизни они исполняли наказ Господа Иисуса Христа: «Идите в мир, научите все народы крестя их во Имя Отца и Сына и Святаго Духа». Именно Его слова явились для их многогранной деятельности теологическим обоснованием.

Всматриваясь далее, мы увидим, что исторические процессы, охватившие Вселенскую Церковь после Миланского эдикта (313 г.), имели глубокое осмысление, основанное на заветах Спасителя. Но ведь это историческое шествие по земному шару не давало христианам привилегий или земного благополучия. Наличие многих скорбей и испытаний встречаются на пути подавляющего большинства проповедников, благовестников, равноапостольных и миссионеров.

Исследуя жизнь Русской Православной Церкви, мы убеждаемся, что она была насыщенна различными событиями, вошедшими в единую историко-мистическую «ткань» Церкви. Церковные историки постоянно ведут кропотливую работу, выстраивая единую систему из накопленного многовекового опыта деятельности служителей Церкви Христовой. Одним из объективных факторов, оказывающих влияние на результат этой работы, стали существенные территориальные различия, на которых она совершалась. Особое расположение острова Сахалин было ключевым моментом в вопросе нашей оценки деятельности священнослужителей Русской Православной Церкви. Благодаря активному заселению островная территория с середины XIX века становилась полем духовного делания.

Так как мы пытаемся осмыслить деятельность священнослужителей второй половины XIX столетия (Синодальный период), нам необходимо кратко перечислить их права и обязанности. Одной из главных обязанностей было учительство как общественное (всенародное), так и частное (школьное). Еще одно средство воспитания паствы в вероучительных истинах — духовное руководство и ограждение от ересей и расколов. На плечи пастырей также возлагалась ответственность относительно священнодействий, таинств и различных обрядов, освящающих повседневную жизнь верующих. Священнослужители обязывались соблюдать в сохранности церковную собственность, вести делопроизводство, исполнять обязанности как настоятелей приходов, так и благочинных, работать при Духовных консисториях, а также входить в различные попечительства и общества [6].  

Теологическое осмысление служения сахалинского духовенства начинается через формулирование некоторых вопросов, в частности — чем руководствовались священнослужители, давая свое согласие на переезд в отдаленную область? Чтобы ответить на него, нам необходимо, во-первых, дать характеристику условий жизни, в которых они оказывались, приезжая на остров. Во-вторых, нам важно знать, как духовенство относилось к служению на острове в целом. Безусловно, они должны были выполнять все предписанные обязанности, возлагаемые тогда на священнослужителей. Но на Сахалине груз пастырской ответственности увеличивался. Здесь объединялись два рода служения — тюремное и приходское. Более того, наличие на острове коренных жителей предполагало дополнительное послушание в виде миссионерской работы.

На первое место необходимо поставить географические особенности Сахалина и непростые климатические условия. Он отрезан от материка со всех сторон водой. Чтобы добраться сюда, необходимо было предпринять опасное для жизни путешествие, преодолев тысячи миль водным путем. Сделать это необходимо было в период навигации, которая закрывалась, как только Татарский пролив начинал покрываться льдом. В зимний период не только был закрыт выезд с острова — прерывалось дорожное сообщение между северной и южной частями Сахалина. Если летом из одного населенного пункта в другой можно было добраться на небольших кораблях, курсирующих вокруг Сахалина, то зимой две части острова поддерживали связь по заснеженным сопкам и ущельям через почтовые обозы, запряженные собаками. Они предназначались исключительно для перевозки документации и почты. 

Первоначально церковная жизнь на островной территории была невозможна. Здесь полностью отсутствовало русское население, а первые полноценные жилые пункты с пригодной для существования инфраструктурой появились после 1869 года. Толчком для Российской империи заселить и освоить Сахалин стали территориальные споры, касающиеся ряда регионов Дальнего Востока. Для острова Сахалин была выделена особая миссия — стать каторгой и местом отбывания наказания для нескольких десятком тысяч преступников. Здесь была своя атмосфера — атмосфера каторги и всего того, что с этим было связано. Церковные приходы должны были открываться вслед за увеличением островных тюрем, а все духовенство стало тюремным. Это всего лишь некоторые аспекты, которые оказывали влияние на служение духовенства на острове Сахалин в указанный нами исторический период.  

Дать теологическое обоснование служению духовенства острова Сахалин во второй половине XIX века нам помогла структурированная работа протоиерея Льва Лебедева, проповедника, исследователя и специалиста в области пастырского богословия [7]. Хотим отметить, что взгляд отца Льва на некоторые стороны церковной жизни является субъективным, сформированным в середине 30-х годов XX столетия. Нам было важно в своем исследовании использовать его богословскую методику и логически верное изложение материала по теологическому обоснованию служения духовенства Русской Православной Церкви.  

Канонические условия священства 

Все духовенство, которое приезжало для пастырского служения на остров Сахалин, должно было быть правильно рукоположенным. Изучая архивные материалы, мы отмечаем, что будущие священнослужители Камчатской епархии были уже в сане (дьякона или священника), получив священство от православного епископа за пределами места своего служения. А миряне, служащие в Камчатском духовном ведомстве, изъявившие желание принять священство, посвящались в храмах на территории епархии правящими архиереями.

Вот имена сахалинских священников, чьи биографии нам удалось обнаружить в различных фондах государственных архивов:

• Александр Георгиевич Винокуров, настоятель Тымовской тюремной церкви (1890 г.); в 1886 г. архиепископом Иркутским и Нерченским Вениамином (?) рукоположен в сан дьякона, а в 1887 г. епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским Вениамином (Благонравовым) рукоположен в священники [2. 3];
• Андрей Михайлович Шастин, настоятель Рыковской церкви (1908 г.); епископом Владивостокским и Камчатским Евсевием (Никольским) в 1905 г. рукоположен в священный сан [27];
• Иоанн Яковлевич Гуляев, настоятель Онорской церкви (1909 г.); епикопом Приамурским и Благовещенским (?) в 1900 г. рукоположен в дьякона, а в 1902 г. архиепископом Владивостокским и Камчатским Евсевием (Никольским) во священника [27];
• Алексий Павлович Кукольщиков, настоятель Дуйской церкви (1891 г.), настоятель Березняковской церкви (1894 г.), настоятель Александровской церкви (1905 г.); епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским Гурием (Буртасовским) в 1891 г. рукоположен в сан дьякона и священника [2];
• Александр Васильевич Щеглов (священномученик), настоятель в Александровской областной тюрьме (1911 г.), священник жандармской команды (1913 г.); в 1906 г. архиепископом Владивостокским и Камчатским Евсевием (Никольским) рукоположен в священники; убит в селе Дубовском Приморского края в 1922 г.[20];
• Стефан Михайлович Уверов, второй священник Тымовского прихода (1895 г.); посвящен в сан священника епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским Макарием (Муратовским) в 1895 г.[1];
• Николай Иванович Добровидов, настоятель Дуйской тюремной церкви (1878 г.); в 1864 г. рукоположен в сан дьякона архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским Иннокентием (Вениаминовым), в 1875 г. преосвященным Павлом (Поповым), епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским рукоположен во священника [25];
• Симеон Никанорович Казанский, настоятель Дуйского походного прихода (1868 г. - ?), настоятель Корсаковской тюремной церкви (1870 г.); в 1861 г. архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским Иннокентием (Вениаминовым) рукоположен во дьякона и священника [26];
• Алексий Иоаннович Мраморнов, настоятель Анивской тюремной церкви (1878 г.); преосвященным Мартинианом (Муратовским), епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским в 1878 г. рукоположен в священный сан [22];
• Дмитрий Васильевич Пенчиков, настоятель Анивской тюремной Николаевской церкви (1894 г.); в 1872 г. преосвященным Серафимом (?), епископом Смоленским рукоположен во священника [23];
• Александр Яковлевич Городнов, настоятель Онорской тюремной церкви (1900 г.), настоятель Корсаковской и Ново-Михайлоской церквей (1907 г.), исполняющий обязанности миссионера для коренных жителей острова; в 1898 г. рукоположен епископом Владивостокским Евсевием (Никольским) в сан священника [3];
• Иоанн Викторович Яковлев, настоятель Михайло-Архангельской церкви (1893 г.), благочинный восьмого округа Владивостокской епархии (1902 г., 1905 г.), священник Корсаковской приютской церкви (1902 г.); в 1891 г. епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским Гурием (Буртасовским) рукоположен в дьякона, в 1891 г. тем же епископом рукоположен в сан священника [3];
• Феодосий Иоаннович Громов, штатный дьякон при Александровской церкви (1906 г.); архиепископом Владивостокским и Камчатским Евсевием (Никольским) рукоположен во дьякона (1903 г.) [3];
• Адам Игнатьевич Хлебцевич, настоятель Корсаковской приютской церкви (1903 г.), священник Рыковской церкви (1906 г.); в 1883 г. преосвященным Варлаамом (?), епископом Минским и Туровским рукоположен в священный сан [3];
• Александр Петрович Унинский (священномученик), настоятель Александровской тюремной церкви (1892 г.), благочинный северных церквей острова Сахалин (1892 г.); в 1888 г. преосвященным Гурием (Буртасовским), епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским рукоположен во дьякона и священника [2]; расстрелян в г. Благовещенск в 1923 г.;
• Дмитрий Доримедонтович Рождественский, второй священник Александровской тюремной церкви (1896 г.); в 1892 г. епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским Гурием (Буртасовским) рукоположен в сан дьякона, в 1893 г. преосвященным епископом Камчатским Макарием (Дарским) рукоположен в сан иерея [2];
• Павел Евгеньевич Никитин, второй священник Александровской тюремной церкви (1894 г.), настоятель Анивской тюремной церкви (1895 г.); преосвященным Макарием (Дарским), епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским посвящен в дьяконский и священнический саны в 1894 г. [2];
• иеромонах Ираклий, настоятель Александровской тюремной церкви (? г.), настоятель Тымовской тюремной церкви, был рукоположен в священный сан преосвященным Мартинианом (?), викарием Иркутской епархии [2];
• Николай Попов-Кокоулин, настоятель Александровской церкви (1891 г.), настоятель Дербинской тюремной церкви (1892 г.); в 1887 г. епископом Камчатским, Курильским и Благовещенским Мартинианом (Муратовским) посвящен в сан священника [2];
• Иоанн Григорьевич Коновалов, настоятель Дуйской тюремной церкви (1883 г.); в 1853 г. епископом Томским и Енисейским Парфением (?) рукоположен в священный сан [24].

Безусловно, рукополагаемые ставленники должны были соответствовать всем каноническим условиям. В их личных делах, соответственно, имелись ставленнические грамоты и другие необходимые документы и распоряжения. Для этого над сбором всей информации постоянно работали служащие духовных консисторий.

Помимо канонов и правил для рукоположения имело место присутствие в жизни будущего пастыря знака Божьего благословения: глубокое духовное расположение, появляющееся в раннем детстве, иногда — в зрелом, неожиданно, а также рождение в церковной и благочестивой семье. Так, например, сахалинский священник Стефан Михайлович Уверов родился в семье священника Новгородской губернии Белозерского уезда [2], а Александр Васильевич Щеглов (священномученник) был сыном священника Тульской губернии [3].

Пастырское самосознание

Тот, кто посвящает свою жизнь служению Церкви и людям, должен руководствоваться страхом Божиим, подчинять всю свою деятельность соборному разуму под водительством канонов и традиций. Все это должно было удерживать служителей алтаря Господня в интуитивно правильном восприятии окружающей действительности. Пастырь должен понимать, что он качественно отличается от прочих членов Христианской Церкви своим священническим служением. При этом он не должен забывать свою немощь, полагая заботы о личном приближении к Создателю. Эти качества были чрезвычайно необходимы для духовенства острова Сахалин. Об этом писал в своих воспоминаниях один из Камчатских епископов: «Каков должен быть пастырь-священник для этих овец стада Христова, нравственно прокаженных. Кроме ума и доброго чувства он должен обладать достойной опытностью и умением входить в дух и жизнь этого несчастного человечества, чтобы вызвать в них искру Божию» [13. c. 35].

Для священника на острове существовала еще одна опасность — стать одним из чиновник духовного ведомства, то есть подчинить свою жизнь мирскому, стать человеком-священником, когда в основу всей службы ставятся карьера, благополучие и земные блага. Рассматривая уникальные примеры подвижнического служения духовенства острова, мы должны отметить, что они понимали высоту своего сана, полагая все силы на то, чтобы население Сахалина, как вольное, так и каторжное, могло было приобщаться к духовно-нравственным идеалам. Приведем в пример служение священника Александра Унинского, участвовавшего в подготовке каторжан, приговоренных к смертной казни [5], а также единственного священника Николая Попова-Кокоулина, который не побоялся остаться на оккупированном японцами острове в 1905 году, чтобы поддержать оставшееся русское население Сахалина [11. c. 14]. 

Личная жизнь 

При Таинстве Священства, в котором подается Благодать Святого Духа на пастырское служение, осуществляется еще одно значимое действие. Пастырь-священник обручается своей пастве. Именно с этого момента собственно личной жизни у него теперь не может быть. С одной стороны, все его устремления направлены к единственной цели — Богу. Из-за этого вся деятельность священника погружается в эту концепцию, все пастырское служение теперь подчиняется этому закону! С другой стороны, священник остается частью общества: семейные отношения и забота о своих детях, житейские обязанности, домашнее хозяйство, бытовые нужды и прочее.

Личная жизнь священнослужителя концентрируется в двух направлениях — собственный путь духовного восхождения к Богу, а также потребность служения своей пастве как в духовных, так и в житейских потребностях. В центре этого должна стоять молитва, причем домашняя является продолжением богослужебной молитвы. Теперь, когда священник предстоит перед престолом Божьим, основным его попечением становится молитва не только за себя, но и за тех, кого Господь поручает ему в лице общины его прихода. То есть священнослужитель не спасается, если через молитву не спасает других! Помимо того что мы указали, в служении священника могут появляться совершенно иные интересы и занятия: послушания на епархиальном уровне, церковно-общественные дела, обязанности по отношению к светскому обществу, преподавание в школах и училищах. Свободное время он может проводить в занятиях по богословию, иконописи или церковному пению. Даже несмотря на это он, духовный пастырь, всегда остается служителем Церкви Христовой!

Думая о своей сахалинской пастве, духовенство постоянно путешествовало на кораблях или байдарках, пробиралось сквозь заросли непроходимой тайги пешком, на собаках или оленях. Полный опасностей путь по острову они совершали для исполнения духовных треб коренных жителей острова — нивхов, айнов, эвенков и орочей [9. c. 4 об.].

Некоторые из них оставались служить на Сахалине на протяжении многих лет [34. c. 20], оставаясь пастырями и отцами духовными для «людей, падших нравственно» [35. c. 8]. Зачастую вместе со священниками на острове проживали и их семьи, в полной мере разделявшие все трудности сахалинской действительности. Подрастающих детей необходимо было обучать, а для этого предстояло разделить семью! Со временем дети вместе со своими матерями-матушками уезжали на материк, оставляя отцов-священников одних на месте своего служения. Для них тогда наступало время жизни «на два дома» [29. c. 47].

Общественная жизнь не могла пройти мимо священника Сахалина. И здесь мы видим удивительные примеры беззаветного служения Церкви Христовой. Священники вставали у школьной доски, преподавали различные предметы в тюремных школах — явлении исключительно островном, помогали в формировании церковных библиотек, устраивали вечера духовной музыки, при этом они привлекали не только взрослое население, но и подрастающее поколение сахалинских детей. Стремилось духовенство приобщать к культурной жизни и тех, кто волей судьбы оказался на каторге. К сожалению, попытки организовать в тюрьмах встречи с заключенными не всегда находили поддержку со стороны тюремных властей. С огромным сожаление об этом писал настоятель Дербинской Ильинской тюремной церкви Николай Попов-Кокоулин: «Эти чтения продолжались бы и теперь, если бы тому не препятствовала странная беззаботность тюремного начальства в отношении поддержания дисциплины и от того начавшуюся разнузданность поведения обитателей казарм» [2. c. 19].

В духовной, культурной и общественной жизни сахалинского населения духовенство не было праздным наблюдателем. Еще раз отметим их активное участие в строительстве храмов, а также «в попечении о благолепии и снабжении их всем необходимым» [1. c. 9 об.]. По мере своих сил они способствовали духовно-нравственному руководству не только заключенных, но ссыльнопоселенцев и их семей [33. c. 8 об.], объединяли островитян вокруг церковных общин [33. c. 17 об.], поддерживали соблюдение церковных традиций и сахалинских праздников [31. c. 1]. Мы уже говорили о том, что духовенство принимало активное участие в работе тюремных школ острова, будучи опытными преподавателями [14. c. 16-19] они заботились и о просвещении коренных жителей Сахалина [16. c. 3]. Дополнительно благочинным и настоятелям приходилось самостоятельно вести церковное делопроизводство по своему приходу или благочинию [2. c. 63].  

Богослужения 

Служение духовенства Православной Церкви включает в себя обязательный момент — совершение богослужений, прежде всего Божественной Литургии. Именно ее совершение является основным источником духовной силы для священника. Божественная Литургия является «тайноводством» к преображению греховного человека. В символах, которые мы видим при ее совершении, раскрывается вся история спасения человеческого рода. Для совершителя этого великого Таинства через причастие Тела и Крови Христа происходит таинственное общение, результатом чего становится обожение как людей, так и священника: «Я есмь хлеб жизни… Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем. Как послал Меня живой отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мной» (Ин. 6, 48, 56-57). Более того, Евхаристия в Православной Церкви является центром всей духовной жизни не только для духовенства, но и для всей церковной паствы. Это Таинство — сердцевина всего христианства.

Церковная жизнь острова Сахалин также была немыслима без совершения Божественной Литургии. В воскресные и праздничные дни население тюремной деревни или военного поста спешило в храм, чтобы приобщиться Святых Христовых Таин. Для вольных жителей и интеллигенции находилось место в местных церквях, в которые они приходили по приглашениям на «открытках» [29. c. 28], а для ссыльных службы совершались в казармах или в приспособленных помещениях. Под открытым небом или в убранной юрте звучали слова Евхаристического канона и для коренных жителей острова, которые приобщались к вере русских.

Общий взгляд на церковные проблемы и условия жизни

Были ли священнослужители острова безразличны к тому, что видели вокруг себя? Первое, что бросалось в глаза — оскудение веры островного населения. Это было связано не только с низким духовно-нравственным уровнем людей, но и с тем, что происходило в те годы со всем российским обществом. Нехватка церковного причта и малое количество священников на такой отдаленной территории, как Сахалин, обесценивало всю духовно-нравственную работу. Поэтому служащее духовенство обращало на эту проблемы пристальное внимание. Благодаря одному письму, которое написал благочинный Южного Сахалина, священник Виктор Тимошенко, начался длительный процесс по образованию новых сахалинских причтов по всему острову. Это должно было поспособствовать улучшению служения духовенства острова, распределив нагрузку одинаково на всех. Епископ Камчатский, Курильский и Благовещенский Гурий (Буртасовский) так писал по этому поводу: «Увеличивающееся с каждым годом население каторжан не только Южного Сахалина, но и Северного, вызывает крайнюю потребность в большем числе священников и распределение существующих там поселений в новые самостоятельные приходы» [35. c. 8-9]. Открытие новых причтов и священнических вакансий с трудом решало проблемы островного православия. Имеющиеся приходы были «много населены и многолюдны… Жители дальних поселений не видят священника по несколько лет кряду» [35. c. 11].

В середине XIX века существовала опасность так называемого обмирщения духовенства. Стремились ли они, священники острова, к роскоши и комфортной жизни на Сахалине? Стремились ли дружить с сильными мира сего? Священнику Сахалина необходимо было поступать так, чтобы «в каждом отдельном случае подходить очень осторожно, внимательно и очень индивидуально как к определенным явлениям, идеям, произведениям мира сего, так и к их создателям или носителям» [7. c. 114]. О роскоши и комфорте не приходилось и думать. Они были вынуждены пользоваться ведомственным жильем, в котором прислуживали «ведомственные люди», и получать жалование на уровне жалования врача-ветеринара или простого писаря в размере 1 тысячи рублей. Высокие цены на жизненно важные продукты и вещи зачастую полностью обесценивали получаемые деньги.

В зависимом положении, в котором находились священники Сахалина, довольно сложно было также отстаивать свои права. Зачастую начальники округов вмешивались в порядок выплаты положенного жалования из казны, задерживая его на несколько месяцев. Церковные деньги на содержание причта поступали только по согласованию с тюремными властями, которые, впрочем, не спешили отчитываться в их расходовании [2]. Это значительно усложняло и так непростые условия проживания на островной территории. Даже слова, сказанные священником с церковного амвона, подвергались критике со стороны местного начальства. Так, в Камчатскую Духовную консисторию на настоятеля Анивского тюремного прихода заведующим Южно-Сахалинскими ссылькаторжными майором Янцевичем была направлена жалоба за «неприличные выражения в проповеди». Священник, руководствуясь своим пастырским долгом, выразил сожаление, что «начальник почти никогда не участвует в торжественных собраниях для молитвы за Царя и не разделяет с верноподданными радости о Его тезоименитстве» [12. c. 13]. Преосвященный епископ Камчатский Мартиниан (Муратовский) не усмотрел нарушений со стороны священнослужителя, но сделал ему внушение о недопущении резких обличений в адрес начальствующих лиц. Подобные случаи препятствовали установлению доброго взаимопонимания между ними и священниками [17]. Как мы уже писали выше, получая довольно скромное вознаграждение от казны (проживание на острове обесценивало всю сумму жалования) [28. c. 9 об.], экономически островные священники все же находились в постоянной зависимости от начальников округов [32. c. 1-3].

Из-за сложного климата и тяжелых условий жизни зачастую в семьи священников приходили болезни, которые делали невозможным дальнейшее пребывание на Сахалине [34. c. 26]. Негативную роль играла оторванность острова от материка. Как следствие, чрезвычайно трудно было добираться до него: «Сведений с острова не поступало по затруднительному сообщению с этой местностью» [10. c. 23]. Статус острова был таков, что ежегодно он принимал до 1 тысячи 500 человек заключенных, не считая переселенцев, военных и их семей. Этот объективный фактор увеличивал должностную нагрузку на священнослужителей [11. c. 11 об.]. На остров доставлялись люди-каторжане, стоящие на низком духовно-нравственном уровне, поэтому для них не составляло труда совершать кражи даже из местных церквей [18].

Учительная деятельность пастыря

Для священнослужителя самообразование считается самым полезным и необходимым занятием. Именно из книг Священного Писания, творений святых отцов, описания их жизни он получает огромную помощь в повседневном служении. Если можно так сказать — это самостоятельное богословское образование.

Обязательной частью любого богослужения остается проповедь. Она звучит при удобном случае для духовной пользы паствы. Поэтому ему, священнослужителю, необходимо тщательно подходит к подготовке слов проповеди, произносимой с церковного амвона. Но здесь необходимо сказать о том, что «дело проповеди — это не только человеческий и только Божественный, но богочеловеческий процесс. Здесь таинственно сочетаются различным образом смиренные усилия свободной воли человека и свободные действия Бога» [7. c. 120]. Истины православной веры, которые священник усваивает на своем личном опыте, передаются верующим через его слово. Зачастую это происходит несознательно, так, что этого может не замечать сам проповедник. Но его живое слово призвано передать весь внутренний опыт Богообщения.

На особом месте в деятельности сахалинского пастыря стояло общение с людьми в храме. Условия жизни вынуждали островитян обращаться к своим пастырям с различными вопросами, касающимися как учения Православной Церкви, так и мирской стороны сахалинской действительности. В своих отчетах священнослужители постоянно указывали на это. Они при каждом удобном случае обращались к своей островной пастве под сводами сахалинских храмов, или в казарменных помещениях, или в домах переселенцев. И всегда из их уст жители отдаленного края находили поддержку и слова утешения. Вот что писал в своем отчете один священник: «Назидания по домам прихожан ведутся при всяком удобном случае в простой разговорной форме. Отцам и матерям преподается, между прочим, правила воспитания детей, последним сообщаются элементарные понятия о Боге, Его законе, краткие молитвы» [2. c. 19].

Экклезиологическое сознание пастыря

Вне церкви подлинного богообщения быть не может. Церковь Христова является местом преображения человеческой души. Здесь действие Святого Духа настолько пронизывает каждого, что совершается чудесное таинство спасения верующих во Христа.

Но этот процесс зависит не только от того, что желающий спасения признает и принимает набор Богооткровенных истин или совершает путь делания добрых дел. Такой человек должен физически войти в живой и благодатный организм Тела Христова, главой которого является Сам Божественный Спаситель Господь наш Иисус Христос. Причащаясь его Тела и Крови, мы соединяемся и с Ним и с другими членами христианского общества в единое целое. Для священника-пастыря как совершителя Таинств Церкви это должно быть основанием всей его жизни. Вместе с этим он должен определенно понимать важность нахождения в истинной Церкви, а истинность подразумевает углубленное знания как истории Христианской Церкви, так и основных догматов и правил — критериев церковной истинности. Отпадение в иные верования или ереси автоматически отсекает человека от единого Тела Христа.

Помимо православного населения на остров Сахалин приезжали люди разных взглядов и убеждений. Среди каторжан и вольных поселенцев могли быть как атеисты, так и выразители иных религиозных взглядом. Духовенство острова Сахалин должно было вести учет тех, кто придерживался другой веры. Вместе с постоянным потоком ссыльных сюда завозились люди, которые относили себя как к христианству иных направлений, так и к мусульманству и иудаизму. Изредка сюда попадали и раскольники, расселялись они по разным деревням и на «православное население влияния никакого не оказывали» [2. c. 38]. Священники острова Сахалин должны были сосредоточиться на том, чтобы охранять веру своей паствы, заботиться об укреплении православия в этом отдаленном уголке Российской империи.

Чтобы теологически осмыслить служение духовенства Русской Православной Церкви на острове Сахалин во второй половине XIX столетия, нам понадобилось увидеть в происходящем Божий Промысел. Он заботится не только о народе в целом, но и о каждом человеке индивидуально. Несмотря на трудности, священники воспринимали свое служение как важный фактор спасения людей, оказавшихся на острове Сахалин. Руководствуясь своей верой, они смело ехали на оторванную от материка землю помогать тем, кто волей судьбы оказался там. Входя в камеры к заключенным, в дома переселенцев-крестьян или юрты коренных жителей острова, они обладали смелостью, которая позволяла им благовествовать о Христе и о Его Царстве.  

 Список источников и литературы

1. Акт об открытии в посту Корсаковском при тюремной церкви церковно-приходского попечительства 29 января 1889 г. // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 4. Д. 73.

2. Ведомости о состоянии церквей // РГИА ДВ. Ф. 1137. Оп. 1. Д. 1.

3. Ведомости о состоянии церквей // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 1. Д. 140.

4. Выписка из Высочайше утвержденных штатов 13 мая 1880 г. об управлении каторжными тюрьмами на острове Сахалине из Высочайше утвержденного мнения Государственного Совета о том же // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 1. Д. 69.

5. Дорошевич В.М. Сахалин. (Каторга) / В.М. Дорошевич. – Ю.-Сахалинск : Литературно-издательское объединение «ЛИК», 1991.

6. Забелин П.П. Права и обязанности пресвитеров по основным законам Христианской Церкви и церковно-гражданским постановления Русской Церкви / Забелин П.П. – Киев, 1884. 2 т.

7. Лебедев Л., прот. Заметки по пастырскому богословию / Л. Лебедев, прот. – Сан-Франциско: Русский Пастырь, 1999.

8. Михайлов П.Б. История как призвание богословия / П.Б. Михайлов // Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. – 2012. – № 4 (47).

9.  Отчет о состоянии Камчатской епархии за 1867 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 440. Д. 1171.

10. Отчет о состоянии Камчатской епархии за 1878 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 786.

11. Отчет о состоянии Камчатской епархии за 1880 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 877.

12. Отчет о состоянии Камчатской епархии за 1883 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1005.

13. Отчет о состоянии Камчатской епархии за 1887 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1184.

14. Письмо настоятеля Александровской церкви иеромонаха Ираклия от 12 декабря 1883 г. // РГИА ДВ. Ф. 1009. Оп. 3. Д. 132.

15. Письмо начальника поста Дуэ в Камчатскую Духовную консисторию, декабрь 1875 г. // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 4. Д. 7.

16. Письмо причта Дуйской тюремной церкви о. Сахалин священника Митрофана Винокурова господину начальнику Александровского округа // РГИА ДВ. Ф. 1164. Оп. 1. Д. 11.

17. Письмо священника Сахалинской походной церкви Симеона Казанского от 6 сентября 1870 г. // РГИА ДВ. Ф. 1134. Оп. 3. Д. 2.

18. По донесениям преосвященных о разных происшествиях за 1893 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 2645.

19. Польсков К.О. Теологический метод VS метод в теологии. // Философия и культура. № 9 (93), 2015.

20. Послужной список священника Александра Васильевича Щеглова // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 3. Д. 525.

21. Послужной список священника Александра Георгиевича Винокурова // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 1. Д. 1046.

22. Послужной список священника Алексия Иоанновича Мраморного (1887 г.) // РГИА. Ф. 799. Оп. 16. Д. 516.

23. Послужной список священника Дмитрия Пенчикова (1897 г.) // РГИА. Ф. 799. Оп. 17. Д. 158.

24. Послужной список священника Иоанна Григорьевича Коновалова // РГИА. Ф. 799. Оп. 16. Д. 344.

25. Послужной список священника Николая Ивановича Добровидова // РГИА ДВ. Ф. 1009. Оп. 2. Д. 39.

26. Послужной список священника Симеона Никаноровича Казанского (1879 г.) // РГИА. Ф. 799. Оп. 16. Д. 129.

27. Послужные списки священнослужителей // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 1. Д. 210.

28. Представление Вениамина, епископа Камчатского, в Святейший Правительствующий Синод от 8 сентября 1873 г. // РГИА. Ф. 796. ОП. 156. Д. 1028.

29. Различные документы, распоряжения по округам о. Сахалин // РГИА ДВ. Ф. 1133. Оп. 1. Д. 1408.

30. Рапорт благочинного 15 округа священника Петра Вотчинского от 18 декабря 1922 г. // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 3. Д. 525.

31. Рапорт благочинного 22 участка Камчатских церквей протоиерея Виктора Тимошенко от 1 июня 1891 г. // РГИА ДВ. Ф. 1133. Оп. 1. Д. 546.

32. Рапорт благочинного 22 участка Камчатских церквей священника Александра Унинского от 3 декабря 1893 г. // РГИА ДВ. Ф. 1133. Оп. 1. Д. 2236.

33. Рапорт от управления Рыковской каторжной тюрьмы в Управление ссыльнокаторжными в Приморской области от 8 марта 1883 г. // РГИА ДВ. Ф. 1134. Оп. 2. Д. 135.

34. Рапорт священника Симеона Казанского епископу Камчатскому, Курильскому и Алеутскому Вениамину от 1 октября 1870 г. // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 4. Д. 7.

35. Телеграммы северного телеграфного агентства от 25 июля 1890 г. // РГИА ДВ. Ф. 244. Оп. 1. Д. 69.

36. Тиллих П. Избранное. Теология культуры / П. Тиллих. – М., 2017.

37. Флоровский, Г.В. Затруднения историка-христианина. Христианство и цивилизация / Г.В. Флоровский, – СПб.: Издательство РХГИ, 2002.