.webp)
Вопрос о возрождении духовного образования в СССР был поставлен высшими иерархами Церкви сразу же после смягчения церковно-государственных отношений в 1943 г. Однако, несмотря на принятые на высшем уровне власти решения по открытию духовных образовательных учреждений, реализация этой программы натолкнулась на сильное сопротивление партийно-хозяйственных органов власти на местах. Особенно длительным и драматичным это противостояние было в Саратовской области. С 1944 по 1947 гг. местная власть сопротивлялась открытию семинарии, а после событий «Саратовской купели»[1] на Крещение 1949 г. областные руководители поставили вопрос о закрытии семинарии, и борьба за нее продолжалась еще два года.
Это противостояние затронуло не только местный уровень иерархии, как церковной, так и светской, но и высшие эшелоны власти. Данная проблема решалась двумя патриархами — Сергием (Страгородским; 1867–1944) и Алексием (Симанским; 1877–1970) и пятью архиереями — Григорием (Чуковым; 1870–1955), Алексием (Палицыным; 1881–1952), Паисием (Образцовым; 1888–1953), Борисом (Виком; 1906–1965) и Филиппом (Ставицким; 1884–1952). В отстаивании интересов Церкви в деле открытия и существования Саратовской семинарии сыграл огромную положительную роль Совет по делам Русской Православной Церкви (далее — Совет), причем на уровне членов Совета. В разбирательстве обстоятельств этого противостояния были задействованы высшие органы власти, в частности Совет министров СССР.
Постановление СНК СССР № 523 о богословско-пастырских курсах в Саратове было принято 10 мая 1944 г. Оно было вторым после разрешения курсов в Москве и было подписано И. В. Сталиным, в отличие от постановления № 511-147С от 22 марта 1945 г. о курсах в Киеве, Ленинграде, Львове, Луцке, Минске, Одессе и Ставрополе, которое было подписано В. М. Молотовым. К сожалению, в этих постановлениях было одно различие. Постановление № 511-147С разрешало открыть курсы и обязывало «Совнарком УССР, Совнарком БССР, Ленинградский горисполком и Ставропольский крайисполком представить соответствующие помещения для указанных курсов и оказать содействие в оборудовании их за счет средств епархиальных управлений», а постановление № 523 только разрешало открыть курсы в Саратове. В любом случае, это было очевидной заслугой митрополита Григория (Чукова), бывшего в то время архиепископом Саратовским и Сталинградским и занимавшегося вопросами воссоздания среднего и высшего духовного образования[2]. Однако открытие духовной семинарии в Саратове произошло много позже.
Поскольку о деятельности возрожденной в 1947 г. Саратовской духовной семинарии, ее преподавателей, учащихся и выпускников мы узнаем в основном из документов уполномоченных Совета, необходимо рассмотреть личные и деловые качества этих чиновников. Уполномоченного по Саратовской области Петра Васильевича Полубабкина (1888–1960) хорошо характеризовал эпизод, произошедший на кустовом совещании-семинаре в Москве в июле 1945 г., где он выступал с докладом и, описывая отношения с правящим архиереем, сказал: «...епископ Паисий [Образцов] добрый и нерешительный, отношения построены на уважении». Стенографист зафиксировал реплику с места: «Добрый?» и ответ П. В. Полубабкина: «Вернее слабохарактерный»[3]. Этот внутренний конфликт между желанием быть правдивым и справедливым и необходимостью быть принципиальным и «не сползать с линии партии» преследовал Полубабкина все 10 лет его работы уполномоченным, в течение которых Совет неоднократно указывал ему на недостатки в его работе, а Петр Васильевич постоянно просил освободить его от этой должности. Кроме того, П. В. Полубабкин плохо ориентировался в коридорах советской власти и был недостаточно внимателен при составлении докладов, часто путал инициалы и даты.
Совершенно другой характер был у уполномоченного Совета по Сталинградской области Сергея Борисовича Косицына (1905–1972), доклады которого тоже дают информацию о деятельности выпускников Саратовской семинарии и архиерея, за нее отвечавшего. Лучше всего его, бывшего офицера НКВД, охарактеризовал архиепископ Астраханский и Саратовский Филипп (Ставицкий): «Вы во всем Поволжье являетесь ревнителем своей службы, неуступчивым и слишком формальным в применении законодательства»[4]. С. Б. Косицын был талантливым собеседником, умевшим разговорить посетителя, инициативным и в тоже время точным и дисциплинированным исполнителем указаний начальства, за что неоднократно ставился в пример другим уполномоченным.
Уполномоченные Совета, по словам А. Н. Косыгина, обращенным к Г. Г. Карпову, характеризовались как «наши послы, они должны быть культурными, чисто одетыми, с культурным помещением и автомобилем»[5], но они не должны были иметь симпатий к Церкви, монашеству и духовному образованию. Кроме того и С. Б. Косицын, и П. В. Полубабкин были напуганы арестом и осуждением уполномоченного по Астраханской области Павла Васильевича Кулемина (1913–?) в 1947 г. и событиями начала 1949 г., известными как «Саратовская купель». Подобные страхи усугубляли негативное отношение уполномоченных к Церкви.
Основными противниками открытия духовного учебного заведения в Саратове были председатели облисполкома и первые секретари обкома ВКП(б). В 1942–1943 гг. эти посты занимал Иван Алексеевич Власов (1903–1969), член партии с 1929 г., который закончил аграрный факультет Тимирязевской академии, работал заместителем директора полевой опытной станции, с 1938 г. — первый секретарь Саратовского обкома, в 1942–1943 гг. председатель облисполкома и глава Государственного комитета обороны Саратова, кандидат в члены ЦК ВКП(б)/КПСС[6]. В 1943–1949 гг. облисполком возглавлял Петр Степанович Кузьмин (1904–?), член партии с 1928 г., в 1949 г. после событий «Саратовской купели» отправлен на учебу в Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б), а с 1952 г. — заместитель председателя Астраханского облисполкома (назначение с очевидным понижением)[7]. Обком ВКП(б) Саратова с 1942 по декабрь 1948 г. возглавлял Павел Тимофеевич Комаров (1898–1983), член партии с 1920 г., образование неоконченное среднее, участник гражданской войны, кандидат в члены ЦК ВКП(б)/КПСС[8]. В самом конце 1948 г. его сменил Геннадий Андреевич Борков (1905–1983), член партии с 1924 г., окончил Тимирязевскую академию, с 14 лет на партийной работе, в 1937 г. активно участвовал в работе «особой тройки» Воронежской области, член ЦК ВКП(б)/КПСС[9].
Советские и партийные чиновники были идейными и принципиальными противниками Церкви, которые только по указаниям сверху терпели присутствие Церкви на своих территориях. Так, например, председатель облисполкома И. А. Власов в 1942 г., еще не имея возможности воспользоваться услугами уполномоченного Совета, общался непосредственно с архиепископом Григорием (Чуковым), волновался об открытии новых приходов, «чтобы нам не отставать от других», и по поводу своих познаний о Церкви, — «все это он тщательно записывал в свою тетрадь, объясняя, что с ним могут кто-либо из приезжих властей говорить, а он может оказаться совсем безграмотным в этой области»[10]. В том же 1942 г. на пленуме обкома первый секретарь Саратовского обкома ВКП(б) П. Т. Комаров сказал, что в данное время «никаких особенных задач антирелигиозной пропаганды не стоит. Вести антирелигиозную пропаганду в тех формах, что до войны, — нет надобности. Значит ли это, что мы должны молчать в этом направлении? Нет. Надо вести индивидуальную работу, но никаких антипасхальных и антирождественских работ не проводить»[11].
Оппонентами областных чиновников в борьбе за существование Саратовской семинарии со стороны Церкви на тот момент были архиепископ Григорий (Чуков), положивший начало возрождению духовного образования в Саратове, епископ Борис (Вик), создавший материальную основу возрожденной семинарии, и архиепископ Филипп (Ставицкий), обеспечивший полноту общего действия в виде первых выпускников-семинаристов. Изображения этих архиереев заслуженно помещены на фотографии первого послевоенного выпуска Саратовской семинарии.
Постановление СНК об открытии пастырско-богословских курсов в Саратове, принятия которого архиепископа Григорий (Чуков) добился при поддержке патриарха Сергия (Страгородского) в мае 1944 г., не было своевременно реализовано из-за его перевода на другую кафедру. Однако и позже, уже будучи председателем Учебного комитета, митрополит Григорий (Чуков) не оставлял попечения о Саратовской семинарии. Временно управлявший Саратовской епархией с мая 1944 г. до февраля 1945 г. архиепископ Алексий (Палицын) не смог повлиять на ситуацию, находясь в другой епархии.
Назначенному в Саратов епископу Паисию (Образцову), управлявшему Саратовской епархией с февраля 1945 г. по январь 1947 г., не удалось преодолеть сопротивление городских властей в вопросе открытия семинарии. Этот период надежд 1945 г. уполномоченный П. В. Полубабкин описывал весьма оптимистично. Он докладывал, что на курсах предполагалась хорошая зарплата — преподавателям 4 000 руб., заведующему 6 000 руб. (притом что уполномоченный получал примерно 1500 руб. в месяц). Студентам полагалась стипендия 300 руб. Уполномоченный сообщал, что бывшая семинарская библиотека частично была передана в Ленинград, а частично в Саратовский университет, который был готов ее вернуть.
Камнем преткновения в вопросе открытия семинарии стало помещение. Церковь претендовала на здание бывшего архиерейского подворья, в котором было 20 комнат, но оно было занято детской поликлиникой; кроме того, облисполком ходатайствовал о переводе курсов в другой город[12]. В конце 1945 г. уполномоченный сообщал, что курсы не открыты, так как помещение для них так и не было найдено[13]. Открытие семинарии в 1944–1947 гг. постоянно откладывалось из-за сопротивления этому городских властей.
Однако борьба за семинарию продолжалась, причем в самых высоких инстанциях. В марте 1946 г. Г. Г. Карпов сообщил председателю СНК РСФСР А. Н. Косыгину, что Саратовский горсовет не давал помещения под пастырско-богословские курсы и просил организовывать их в другом городе[14]. При этом патриарх Алексий в своем письме Г. Г. Карпову от 11 марта 1946 г. настаивал на необходимости открытия курсов именно в Саратове, сообщая о готовности в Саратовской епархии библиотеки, преподавателей и даже студентов[15]. 31 августа 1946 г. патриарх Алексий снова обращался в Совет с тем же ходатайством, однако власти Саратова не дали согласия[16]. В ноябре 1946 г. Совет предлагал СМ СССР вместо курсов в Саратове открыть семинарию в Вильнюсе, однако правительство отказало[17].
Следующим архиереем, принявшим на себя заботу об открытии Саратовской семинарии, стал епископ Борис (Вик), в январе 1947 г. переведенный в Саратов. Уяснив невозможность добиться от властей Саратова помещения под семинарию, архиерей во втором квартале 1947 г. ставит вопрос об открытии семинарии в двухэтажном каменном доме, купленном за 250 тыс. руб. Однако после этого началась волокита, связанная с тем, что в 1944 г. давалось разрешение на открытие богословско-пастырских курсов, а в 1947 г. открывалась семинария[18].
Следует отметить, что 1947 г. был не самым лучшим временем для открытия новых духовных учебных заведений. После смены руководства Министерства государственной безопасности СССР в 1946 г. отношение государства к Церкви стало меняться в худшую сторону. Это изменение сказалось и на Совете: в июле 1947 г. Г. Г. Карпов был уволен в запас министерства, ему отключили ВЧ-связь, членов Совета отлучили от кремлевской столовой, уполномоченным урезали льготы. Совет старался найти свое место в новых условиях и просил директив у правительства, но не получал их. В октябре 1947 г. Совет указывал патриарху на нецелесообразность открытия семинарии в Ростовской епархии[19]. В ноябре 1947 г. Г. Г. Карпов докладывал К. Е. Ворошилову о решении Московской Патриархии воздержаться от ходатайства об открытии духовной семинарии в г. Орле как о результате давления Совета на Патриархию[20].
Тем не менее Г. Г. Карпов содействовал открытию семинарии в Саратове — возможно, по причине того, что это решение в 1944 г. было утверждено И. В. Сталиным. Видимо, именно для решения этого вопроса в сентябре 1947 г. в Саратов приехал член Совета Георгий Трофимович Уткин (1886–1964), который, по сообщению уполномоченного П. В. Полубабкина, «был в обкоме, дал обстоятельную информацию о церкви и религии, а в начале ноября 1947 г. беседовал с секретарем по пропаганде М. Г. Мурашкиным[21] по поводу семинарии»[22]. Доклад Г. Т. Уткина в Совет по ситуации в Саратове был датирован 11 октября 1947 г.[23], а распоряжение Совета об открытии в Саратове семинарии было подписано 29 октября 1947 г.[24] Духовная семинария в Саратове открылась 16 ноября 1947 г. в епархиальном доме по адресу ул. Мичурина, д. 124[25].
В докладе Г. Т. Уткина сообщалось о неблагоприятном отношении советских работников к епископу Борису. Заместитель председателя облисполкома отказывал ему в приеме, председатель горсовета не выполнял обещаний, данных архиерею, по открытию храма, уполномоченный Совета П. В. Полубабкин не желал садиться в одну машину с архиереем и праздновать его именины. Даже медаль «За доблестный труд в ВОВ» выдали просто в церковной сторожке. Председатель облисполкома П. С. Кузьмин заявил, что епископ Борис «не пользуется хорошей репутацией в смысле не совсем нравственного поведения в отношении женщин». В результате городские власти отказывали епископу Борису в предоставлении помещения для семинарии. Г. Т. Уткин писал: «Острой необходимости убирать епископа Бориса нет, но учитывая всю обстановку лучше заменить его другим лицом, не ставя этот вопрос сейчас, чтобы у епископа Бориса не было впечатления, что это из-за моей поездки»[26].
Судя по личному делу митрополита Бориса (Вика), отношение к нему со стороны государственных служащих не было однозначным. Таким же неоднозначным было и отношение к нему церковных деятелей. Так, архиепископ Григорий (Чуков) в конце сентября 1942 г. познакомился с иеромонахом Борисом (Виком), который показался ему «молодым (37 лет), энергичным, очень многих знающим, церковным, довольно культурным и толковым человеком. Он окончил десятилетку в Саратове, затем жил в Рязани у епископа Ювеналия, где в 19 лет [1925 г.] принял монашество и последние годы жил в Саратове. Служил на светской службе и совершал требы»[27]. С другой стороны, архиепископ Андрей (Комаров; 1879–1955), открывавший в Саратове собор в октябре 1942 г., не хотел допускать иеромонаха Бориса до священнослужения и предложил ему сначала покаяться[28]. Возможно, архиерея что-то могло смутить. Действительно, простой подсчет показывает, что в 19 лет юный Борис не мог встретиться в Рязани с архиепископом Ювеналием (Масловским; 1878–1937), который заступил на Рязанскую кафедру в 1928 г.[29]
Можно предположить, что нестыковки в истории иеромонаха Бориса связаны с его участием в обновленческом расколе. Митрополит Мануил (Лемешевский; 1884–1968) писал, что Борис Вик несколько лет состоял келейником у бывшего обновленческого «митрополита» Корнилия (Попова; 1874–1966), тогда Воронежского. При этом митрополиту Мануилу не было известно, когда, кому и как было принесено покаяние в этом[30]. В 1944 г., через два месяца после рукоположения архимандрита Бориса (Вика) во епископа Нежинского, Священным Синодом было заслушано дело о сокрытии им пребывания в обновленчестве и его покаянии в этом[31]. В своей автобиографии, написанной в 1949 г., епископ Борис сообщал, что «с 1923 года участвовал в церковной жизни Саратова в обновленческой организации»[32]. Тогда же, в начале 1924 г., Андрей (Комаров) был хиротонисан во епископа Балашовского и назначен временно управляющим Саратовской епархией; очевидно, он был информирован об обновленчестве в Саратове.
Борис Вик всего два года отучился в духовной школе, последующее его обучение было светским, и поэтому он мог не чувствовать специфики духовного образования. Судя по документам, архиерея больше всего пугала перспектива ежегодного расширения семинарии за счет набора новых курсов, несколько раз он поднимал вопрос о финансировании семинарии за счет взносов соседних епархий. При этом он очень утилитарно представлял себе алгоритм обучения. Каждая епархия, представившая своих кандидатов, должна была в зависимости от их количества передать необходимую сумму на содержание семинаристов.
Епископ Борис обратился в Учебный комитет Московской Патриархии с предложением присвоить семинарии статус межъепархиального учебного заведения, с закреплением между 6–7 ближайшими епархиями всех издержек по содержанию духовной школы. Среди епархий указывались Астраханская, Куйбышевская, Пензенская, Тамбовская, Чкаловская и Казахстанская. Епископ Борис предлагал соседним епархиям оплатить «членский взнос» в размере 100 тыс. руб. и присылать своих кандидатов[33].
Однако остальные архиереи понимали, что результат обучения в духовной семинарии мог быть разным. Кандидат в процессе учебы мог быть отчислен или по окончании просто не вернуться в свою епархию. Способ финансирования семинарии, предложенный Саратовским епископом, оказался неработоспособным, и никто из преосвященных на его предложения не откликнулся. Только Тамбовская епархия выделила часть требуемой суммы. Уполномоченный П. В. Полубабкин сообщал, что расходы семинарии за первый год составили 83 323 руб. Однако очевидно, что с ростом количества классов и числа учащихся расходы должны были увеличиваться год от года.
Из-за нехватки семинарий централизация финансирования духовных учебных заведений в то время была необходима, но на уровне нескольких епархий недостаточна. Это стало ясно уже в 1948 г., когда часть финансирования духовных учебных заведений взяла на себя Московская Патриархия. В частности, Саратовской семинарии в начале второго учебного 1948/49 г. было решено выделить 100 тыс. руб.[34]
1948 г. был для Саратовской епархии и семинарии относительно спокойным, чего нельзя было сказать об остальных регионах. После смены руководства Министерства государственной безопасности в 1946 г. вопросы формирования церковно-государственной политики начали постепенно переходить от Совета к службе госбезопасности. Очевидно, это почувствовали и главы областей, краев и республик, которые начали проявлять в это время больше самостоятельности в церковных вопросах. Например, весной 1948 г. в Сталинградской области решения об отказе в открытии храмов инициировал обком[35], а не облисполком, там же в конце 1948 г. обком самостоятельно принял решение о сломе глав церковного здания и перестройке его под клуб, в результате чего посыпались жалобы верующих в Москву. Мнение уполномоченного и Совета не учитывалось. В Татарской АССР по требованию обкома ВКП(б) храмы не открывались с 1946 г.[36] В 1948 г. в Литовской ССР местная власть самовольно закрывала храмы, передавала их под склады, шли на слом иконостасы[37]. В Белоруссии конфликт Совета с партийным руководством принял открытый характер, и секретарь ЦК КП(б) БССР Н. И. Гусаров в ответ на критику Г. Г. Карпова заявил К. Е. Ворошилову в июле 1948 г., что «у Карпова и Полянского неверные установки»[38].
Г. Г. Карпов почувствовал эти изменения сразу, но реагировал на них постепенно. В ноябре 1947 г. Совет разослал инструктивное письмо № 25, в котором на 25 листах подробно и методично описывалось, как должна проводиться работа с Церковью, какие ошибки допускали уполномоченные, к каким последствиям они могли привести. В сопроводительном письме уполномоченные обязывались ознакомить с этой инструкцией обкомы и облисполкомы. Возможно, это письмо было адресовано именно руководителям областей. В феврале 1948 г. Совет разослал всем уполномоченным требование о предоставлении информации по приемам и беседам у секретарей обкомов ВКП(б): когда, у кого, о чем и какие даны указания[39]? В августе 1948 г. Совет докладывал членам правительства о самовольных сносах и разборке церковных зданий и просил Прокуратуру СССР о наблюдении за исполнением постановления СНК СССР № 1643-468с от 1 декабря 1944 г., кроме того Совет обратился к СМ СССР с просьбой издать постановление о прекращении нарушений постановления от 1944 г.
Ответом на все мероприятия Совета, подтвердившим ухудшение церковно-государственных отношений и дезавуировавшим работу Совета, можно считать решение ЦК ВКП(б), которое 28 октября 1948 г. отменило решение правительства об открытии церквей от 10 августа 1948 г. из-за того, что решение было подписано не И. В. Сталиным, а К. Е. Ворошиловым. Копия документа об отмене решения была разослана всем органам местной власти[40]. И хотя формально такая рассылка ничего не запрещала, но была четко и ясно понята местными властями. После этого, пока Сталин был жив, в СССР не было открыто ни одного храма.
Жирной точкой в процессе ухудшения отношения государства к Церкви стали события, известные как «Саратовская купель», ярко показавшие все слабые места и проблемы данных отношений, о которых Г. Г. Карпов своевременно информировал руководство государства. Это были и непредсказуемое поведение местных органов власти, и низкая квалификация уполномоченного, и его отсутствие в критический момент по причине командировки от обкома.
События непосредственно дня Крещения были описаны достаточно подробно и в докладе Совета правительству о праздниках Рождества и Крещения от 4 февраля 1949 г.[41], и в письме министра госбезопасности СССР В. С. Абакумова Г. М. Маленкову от 5 февраля с предложением разобраться с виновными[42], и в пояснительной записке Г. Г. Карпова К. Е. Ворошилову от 7 февраля[43], и в фельетоне газеты «Правда» от 19 февраля[44], и в сообщении председателя Саратовского облисполкома П. С. Кузьмина Г. Г. Карпову от 19 февраля[45], и в объяснительной записке уполномоченного П. В. Полубабкина от 22 февраля[46], и в докладе Г. Г. Карпова в ЦК Д. Т. Шепилову от 21 февраля[47].
Данные в этих документах разнятся и по массовости крестного хода (от 10 до 30 тысяч человек), и по числу купавшихся (от 300 до 500), и по времени начала и окончания купания, и по наличию во время купания духовенства (купание после ухода духовенства или в присутствии диакона — по версии «Правды»). Есть различия и в объяснении причины появления помимо иордани, сделанной ОСВОД, еще и большой проруби, в которой как раз и купались люди. Г. Г. Карпов доложил Д. Т. Шепилову, что епископ Борис (Вик) 12 февраля сообщил Совету о звонке из Водного управления госбезопасности, и что по их распоряжению за несколько дней до Крещения в район водоосвящения была отведена баржа, что привело к наличию промоины, и что ОСВОД имел указания от ВУГБ. Г. Г. Карпов проверил эти сведения и установил, что они не соответствовали действительности и проруби были сделаны по личной инициативе начальника ОСВОД Ивана Кирилловича Карамышева[48].
В итоге по всем этим документам можно реконструировать события начала 1949 г. в Саратове. 10 декабря 1948 г. П. В. Полубабкин получил от Совета инструктивное письмо № 34 от 6 декабря, содержащее указания Совета о проведении крестных ходов, но почему-то не оглашал его до 5 февраля 1949 г. С 4 до 14 января он был в командировке по заданию обкома. 6 января председатель исполкома Волжского райсовета Иван Денисович Прибыток дал разрешение по ходатайству от епископа Бориса (Вика) о крестном ходе маршрутом в 300 м от церкви до Волги без согласования с уполномоченным П. В. Полубабкиным, который был в командировке.
17 января П. В. Полубабкин получил от епархиального управления сообщение о разрешении крестного хода и позвонил в милицию с предупреждением не пускать людей на лед, ему ответили, что все будет нормально. 19 января, когда крестный ход уже пошел обратно, люди рванулись купаться; за 40 минут Петр Васильевич насчитал 267 человек, купание продолжалось до 17:00. ОСВОД помогал выходить из воды. Купалось 400–500 человек (были и пьяные), милиция мер не принимала. Главные виновники председатель райисполкома И. Д. Прибыток, заведующий райкомхоза Скрябин сняты с работы, заместитель начальника горуправления милиции Комаров и начальник ОСВОД И. К. Карамышев получили строгий выговор. По определению обкома партии, Волжский райком ВКП(б) проявил политическую беспечность.
Есть небольшая бюрократическая странность в описании этих событий: 31 января с входящим № 243с Совет получил доклад П. В. Полубабкина за IV квартал 1948 г. по Саратовской области, в котором в том числе говорится, что «в г. Саратове как и в прошлом году проявлен варварский обычай — купание в Волге примерно 300 чел.». В конце доклада подпись П. В. Полубабкина и написанная от руки дата 17.01.49 с исходящим № 17с. Ошибку с датой можно объяснить спешкой или невнимательностью уполномоченного[49], но упоминаний в докладах П. В. Полубабкина за прошлые годы о массовых купаниях на Крещение обнаружить не удалось. Видимо, не надеясь на надежность уполномоченного П. В. Полубабкина, Совет не ограничился сведениями с мест, но послал в Саратов члена Совета С. К. Белышева. Результаты обсуждения фельетона среди жителей Саратова опубликованы в статье А. И. Мраморнова[50]. Пример обсуждения событий в первичной парторганизации можно найти в статье А. А. Голицына[51].
Особенно жесткой была реакция Г. А. Боркова, который еще и месяца не провел на посту 1-го секретаря Саратовского обкома ВКП(б). Он писал секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову, что «фельетон вызвал горячие отклики среди трудящихся Саратова и области, и что широкие массы рабочих осудили антисоветские действия церковников. Коммунисты и партийный актив области восприняли фельетон с осознанием всей ответственности за допущенное ослабление борьбы с реакционной религиозной идеологией»[52].
По описанию событий видно, что виновны в происшествии представители местных органов власти, они были наказаны и инцидент мог быть исчерпан. Точно так Г. Г. Карпов писал в докладе правительству о праздновании Рождества и Крещения 4 февраля: «Совет считает, что не допускать подобные нарушения это обязанность местных административных органов». Спустя несколько дней 7 февраля Г. Г. Карпов в сообщении К. Е. Ворошилову пояснил смысл инструктивного письма № 34, разосланного уполномоченным перед праздниками: «Совет хотел ограничить крестные ходы сельской местностью, имелось в виду, что местные исполкомы больших городов не дадут разрешения на крестные ходы. Так и было везде, кроме Саратова, Воронежа и Курска. Чтобы ограничить крестные ходы через церковь, Совет хочет дать указания через Московскую Патриархию»[53]. Тем не менее последствия оказались намного серьезнее.
Московская Патриархия отреагировала на события в Саратове сразу после выхода фельетона. Еще 21 февраля Священный Синод обсуждал отчет миссионерского совета и строил планы по миссионерской работе: открытие храмов как лучшая борьба с сектами; важность безупречной личной жизни духовенства в борьбе против сект, необходимость поднять дисциплину духовенства; необходимость поднять богословие на должную высоту; необходимость ходатайствовать о разъездных священниках; необходимость издания литературы миссионерского содержания (в собственной типографии вполне возможно), но уже 22 февраля патриарх Алексий сообщил о событии, имевшем место во время крещенского водосвятия в Саратове, и статье об этом.
Епископу Борису (Вику) объявлено строгое замечание за попустительство, приведшее к соблазнительному нарушению общественных приличий и вызвавшее «незаслуженные обвинения церкви в мракобесии и язычестве и послужившее во вред Матери-Церкви»[54]. Спустя несколько дней, 4 марта, Священный Синод постановил: «Преосвященному Борису быть епископом Чкаловским и Бузулукским. Управление Саратовской епархией временно поручить архиепископу Астраханскому и Сталинградскому Филиппу». Патриарх обратился к епископам с посланием, в котором епископу Борису был вынесен строгий выговор за недосмотр во время крещенских праздников. Кроме того патриарх обратился к епископам с требованием монашеской жизни и осторожности в вопросах увольнения и перемещения клира[55]. В тот же день патриарх Алексий послал телеграмму епископу Борису в Саратов о перемещении его в г. Чкалов немедленно и требование телеграфировать время отбытия[56].
23 февраля Г. Г. Карпов обратился к И. В. Сталину по поводу присутствия на торжественном обеде в честь тезоименитства патриарха Алексия 25 февраля[57]. На обед отправился только С. К. Белышев, и была послана поздравительная телеграмма[58]. 8 марта Г. Г. Карпов докладывал о своей беседе с патриархом Алексием о вакантных кафедрах, которые посоветовал отдать в соседние епархии, чтобы воздержаться от возведения в епископский сан новых лиц. Патриарх Алексий ответил: «...то есть Саратовскую епархию поручить архиепископу Филиппу». Г. Г. Карпов писал, что он сказал это «с некоторым смущением и недовольством»[59], и передал К. Е. Ворошилову высказывание патриарха Алексия: «Начинается новая эра, товарищ Сталин не знает об этом, Совет отмирает, но в чем дело, непонятно»[60].
В этой тяжелейшей ситуации епископа Бориса (Вика), выбывшего 7 марта, 18 марта сменил более опытный и подготовленный к подобным испытаниям архиепископ Филипп (Ставицкий)[61]. Именно ему, кандидату богословия, выпускнику Московской духовной академии 1910 г. и одному из старейших по хиротонии архиерею, преодолевшему искушение обновленчества, прошедшему аресты, суды и ссылки, пришлось в очень трудное для Церкви время конца 40-х и начала 50-х гг. XX в. управлять укрупненной епархией, включавшей в себя Астраханскую, Сталинградскую и Саратовскую области, и обеспечить первый выпуск возрожденной Саратовской семинарии. Архиепископ Филипп приехал в Саратов в начале Великого поста и обратился к верующим с теплым проникновенным словом, о котором митрополит Иоанн (Снычёв) вспоминал так: «В его речи было столько отеческой любви, что я невольно от умиления заплакал. Епископ Борис казался мне далеким и чуждым архиереем, а этот — близким и родным. В нем я увидел какие-то общие черты с моим старцем-епископом [Мануилом (Лемешевским)]. В глубине своего сердца я благодарил Господа, что Он назначил в Саратов такого архиерея»[62].
Уместно будет рассмотреть, как преосвященного Филиппа характеризовали чиновники Совета, знавшие его лично. П. В. Полубабкин писал о нем: «Архиепископ Филипп с первых дней начал исправлять ошибки своего предшественника, архиепископ Филипп ликвидировал пышность и парадность, взял более скромную линию, епархиальный дом с квартирой передал под общежитие для студентов, сам переехал на скромную квартиру, нескромных священников увольнял»[63]. Недовольные священники, по словам уполномоченного, прозвали владыку «реакционером-инквизитором»[64].
Уполномоченный С. Б. Косицын характеризовал архиепископа Филиппа как человека реакционно настроенного, который имеет тенденции водворять старые церковные порядки[65]. Кроме того он отмечал, что архиепископ Филипп поддерживал пожилых служителей культа, и «притом по поведению и укладу жизни монашеского типа»[66]. Уполномоченный по Астраханской области П. В. Кулемин сделал о владыке следующий вывод: «Архиепископ Филипп концентрирует возле себя монахов, так как они послушны, а он любит послушничество и преклонение перед ним»[67]. Кроме того, он писал, что архиерей епархиального управления фактически не имел, жил в церковной сторожке, всю работу проводил сам, в том числе печатал на машинке, и всякое выступление в печати о Русской Православной Церкви использовал в своих рассуждениях о том, что грани между государством и Церковью должны быть стерты[68].
Председатель Совета Г. Г. Карпов неоднократно характеризовал архиепископа Филиппа как архиерея реакционного, нелояльного к советской власти, оппозиционно относящегося к Московской Патриархии, направляющего главное внимание на усиление позиций Церкви и приближающего к себе репрессированное духовенство[69]. В докладной записке 1946 года К. Е. Ворошилову Г. Г. Карпов отнес архиепископа Филиппа к группе архиереев, которые «видимо только прикрываются своей лояльностью к проводимой в период войны церковно-патриотической работой — пытаясь разжигать в своих епархиях религиозные настроения, несколько оппозиционно относясь к Московской Патриархии и уклоняясь от проведения в церкви линии Патриарха»[70].
Глава Учебного комитета Московской Патриархии митрополит Григорий (Чуков) считал астраханского архиерея «неуравновешенным»[71], однако отношение Московской Патриархии к архиепископу Филиппу лаконично выражено в журнале заседаний Синода № 18 от 21 октября 1949 г.: «...архиепископ Филипп назначается архиепископом Астраханским и Саратовским, так как он 8 месяцев управляет Саратовской епархией и является опытным руководителем Саратовской духовной семинарии»[72]. Очевидно, именно такие руководители требовались новым духовным школам, весь строй которых, по мысли главы Московской Патриархии, «должен быть строго церковным, без всякого уклонения в сторону мирского, светского уклада, и все питомцы нашей школы должны будут ему подчиняться»[73].
Архиепископ Филипп еще в дни своей юности осознал важнейшую роль ученого монашества в Русской Церкви[74]. В 1944 г., вернувшись к служению в Астраханскую епархию, в письме митрополиту Николаю (Ярушевичу) он очень жестко высказывался об архиерейских хиротониях монахов, не имевших духовного образования[75]. Известно также отношение архиепископа Филиппа ко вновь открытым духовным учебным заведениям: в 1945 г. он назвал Богословский институт в Москве «недоразумением»[76], так же негативно он был настроен по отношению к Саратовской семинарии, но осмотрев ее, «сделал благоприятный вывод, правда, указал ректору, что очень много светского»[77]. Возможно, такое отношение архиерея было вызвано тем, что в то время в руководстве духовных учебных заведений было много бывших обновленцев[78].
Как ни странно, с приездом архиепископа Филиппа материальные проблемы семинарии в докладах П. В. Полубабкина отошли на второй план. Основной проблемой стало отношение областных властей к Церкви в целом и к семинарии в частности. Дело в том, что буквально за месяц до праздника Крещения секретарем Саратовского обкома был назначен Г. А. Борков, и очевидно, что произошедшие события стали сильным ударом по его репутации. Видимо, именно реакция Геннадия Андреевича привела в движение все механизмы местной власти против Церкви.
Из доклада уполномоченного ясно, что архиепископ Филипп после своего приезда, учитывая ситуацию в городе, практически во всем соглашался с уполномоченным. Так, он отказался от строительства нового здания семинарии и передал архиерейские покои под ее нужды, не возражал против недопуска граждан в семинарскую церковь, уполномоченному даже показалось, что архиепископ был сторонником закрытия семинарии[79].
Обращает на себя внимание, как много времени уделял архиепископ Филипп проблемам, связанным с семинарией, несмотря на удаленность от Астрахани. В течение 1949 г. уполномоченный сообщал, что архиерей посещал его два-три раза в квартал, поднимая вопросы снабжения семинарии продуктами, расширения семинарии до трех классов, приобретения дома для расширения семинарии, разрешения служения в семинарской церкви и о допуске в нее верующих[80]. Таким образом, архиерей заново и постепенно поднимал те же самые вопросы, по которым еще недавно выражал полное согласие с уполномоченным.
Конфликт с саратовскими властями оказался настолько острым, что к его разрешению пришлось подключиться даже патриарху Алексию, который посетил семинарию летом 1949 г., во время своего путешествия на пароходе по Волге, а в конце года подал в Совет официальную жалобу: «В Саратове Горсовет предлагает приостановить деятельность духовной семинарии, отключили электричество, не поставляют продукты в столовую, хотят закрыть Духосошественную церковь, проявляют грубость к администрации духовной семинарии». Г. Г. Карпов сообщил, что передал жалобу в отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)[81].
Нового ректора семинарии протоиерея Иоанна Сокаля, приехавшего в феврале 1950 г., Саратов встретил очень жестко. Спустя год после «Саратовской купели» эмоциональная реакция советских работников сменилась конкретными формами противостояния с Церковью. Исполком Саратовского горсовета, ссылаясь на Госпожарнадзор, запретил начатое строительство гаража при семинарии, был запрещен отпуск продуктов для семинарии с оптовой базы, были отключены электроснабжение и телефонная связь саратовского собора. Исполком проверил условия эксплуатации церковных зданий Саратова и на основании докладов Госпожарнадзора, санинспекции и Госархнадзора установил, что все они не соответствуют элементарным требованиям безопасности при скоплении молящихся. Исполком потребовал от уполномоченного П. В. Полубабкина закрыть молитвенный дом в Агафоновском поселке, снести пристройку к семинарии и приостановить деятельность семинарии, остановить деятельность Духосошественской церкви из-за близости к средней школе, выполнить требования по реставрации Троицкого собора как памятника архитектуры или освободить его, а культовое имущество вернуть краеведческому музею[82].
П. В. Полубабкин, получая инструкции Совета, не смог преодолеть этого нажима. Его неумение или нежелание общаться с партийными бонзами даже ухудшило ситуацию. 7 августа 1950 г. Петр Васильевич написал письмо секретарю обкома Г. А. Боркову, в котором просил решить вопрос о строительстве гаража и результат доложить Г. Г. Карпову, а уполномоченного П. В. Полубабкина поставить в известность. Копия этого письма была направлена Карпову. Совет тут же отреагировал на неумелые действия уполномоченного, сообщив ему, что с секретарем обкома нужно было общаться лично, а не требовать письменного доклада. В Саратов, как и три года назад, для решения вопросов с руководством области был направлен член Совета Г. Т. Уткин[83].
Тем временем события в Саратове развивались стремительно. 15 августа 1950 г. Совет министров запросил мнение Совета об освобождении Троицкого собора в Саратове. С. К. Белышев сообщил управляющему делами СМ СССР М. Т. Помазаневу, что на ремонт собора затрачено 300 тыс. руб. и все работы сделаны в соответствии с проектом и сметой, утвержденной архитектурным отделом Саратова, и приняты комиссией, однако горсовет создал новую комиссию и Совет сможет дать свое мнение, когда появится новый акт. 31 августа этот акт был подписан и утверждал, что все работы выполнены согласно договору аренды помещения. Качество работ хорошее, состояние собора удовлетворительное[84].
30 сентября член Совета Г. Т. Уткин прибыл в Саратов и встретился с уполномоченным П. В. Полубабкиным, настоятелем Троицкого собора протоиереем Иоанном Цветковым и ректором протоиереем Иоанном Сокалем. Кроме технических проблем и вопросов, Г. Т. Уткин описал состояние ректора: «В беседе с ним чувствовалось, что он крайне расстроен и угнетен сложившейся обстановкой». На ректора семинарии оказывалось личное давление: его дочь не могла устроиться на работу, везде получая отказ, а сын на нервной почве даже заболел. Сам ректор собирался просить патриарха о переводе в другую епархию[85].
Уяснив положение дел, Г. Т. Уткин отправился в обком, однако Г. А. Борков его не принял, а отправил к секретарю по пропаганде Ключникову. Отклонив это предложение, Г. Т. Уткин попросил прием у Г. А. Боркова и уехал в гостиницу. К 17:00 его вызвали к секретарю обкома. От лица Совета Г. Т. Уткин принес извинения за действия уполномоченного П. В. Полубабкина: «Мы осуждаем его письменное обращение к Вам и требование письменного ответа». После этого все остальные вопросы по достройке гаража, по снабжению продуктами, по состоянию собора были решены легко. В заключение беседы Г. А. Борков заявил, что все это результат настороженности у отдельных товарищей после «Саратовской купели». На следующий день Г. Т. Уткин вместе с П. В. Полубабкиным посетил председателя горсовета Стоякова, который пообещал решить все накопившиеся вопросы в рабочем порядке[86].
В 1950 г. в семинарии произошли серьезные перемены. В Московской Патриархии появилось понимание необходимости централизованного финансирования системы духовного образования, и архиепископ Филипп поставил вопрос о строительстве единого двухэтажного здания семинарии. Уполномоченный сообщал, что Московская Патриархия выделяла на семинарию 1 млн руб. и высказывал свое мнение о нежелательности такого строительства, так как новый ректор Сокаль, «человек своеобразный с отпечатком эмиграции», по мнению уполномоченного, «хочет, как в старые времена создать привлекательные условия для выработки определенного типа людей»[87].
Следует заметить, что в докладах П. В. Полубабкина с приходом в семинарию нового ректора проявились неприязнь к возвращавшимся эмигрантам. Он просил Совет, чтобы из Московской Патриархии эмигрантов больше не присылали. Однако более всего П. В. Полубабкина беспокоило духовное единение ректора семинарии и архиерея, он докладывал, что в семинарии имеются две линии: с одной стороны — реакционная в лице архиепископа Филиппа и протоиерея Иоанна Сокаля, а с другой — прогрессивная в лице Дмитрия Григорьевича Яхонтова (ранее временно исполнявшего обязанности ректора) и других. «Надо отстранить от управления семинарией архиепископа Филиппа и протоиерея Сокаля, а надо поставить Яхонтова как лояльного Советской власти, а временное управление возложить на настоятеля Троицкого собора, протоиерея Иоанна Цветкова, потому что у него плохие отношения с архиепископом Филиппом. В заключение прошу освободить меня от должности уполномоченного»[88]. В следующем докладе в 1951 г. П. В. Полубабкин писал: «Надо или закрывать духовную семинарию, или отстранить от нее архиепископа Филиппа»[89].
Интересно, что подобные настроения можно было видеть и на другом конце огромной епархии владыки Филиппа. В Астраханской области в 1946 г. уполномоченный П. В. Кулемин так же реагировал на духовное единство владыки Филиппа и архимандрита Ермогена: «Общность мнений у архиепископа Филиппа только с архимандритом Ермогеном (Голубевым), настоятелем кафедрального Покровского собора, магистром богословия, закончившим Московскую духовную академию, внешне патриотичен, пунктуален, в церковной жизни вторит архиепископу Филиппу, все перестраивает на монашеский лад. Прошу Совет при первой возможности отозвать обоих или разъединить и оставить одного»[90]. В этих просьбах отстранить владыку Филиппа и его соратника или хотя бы разъединить их чувствовалась буквально физическая потребность двух независимых друг от друга уполномоченных избавиться от общения с архиепископом Филиппом и его сослужителями. Стоит добавить, что впоследствии и архимандрит Ермоген, и протоиерей Иоанн Сокаль тоже стали архиереями.
В докладе за 1950 г. уполномоченный П. В. Полубабкин описал финансы и хозяйственную часть семинарии к концу рассматриваемого периода. Доходы: от Московской Патриархии 700 тыс. руб., от Саратовской епархии (видимо, имеется в виду вся епархия архиепископа Филиппа от Астрахани до Саратова) 385 тыс. руб. Расходы: зарплата преподавателей 615 тыс. руб., стипендия и содержание учащихся — 270 тыс. руб. (стипендия семинариста — 130 руб.), хозяйственные расходы — 125 тыс. руб., разные расходы — 75 тыс. руб.[91] При общежитии № 1 построены каменная прачечная, сарай-дровяник и гараж для легкового автомобиля, в планах надстройка третьего этажа и прокладка канализации[92]. Один учащийся обходился в 25 тыс. руб. в год, а выпускник, соответственно, в 100 тыс. руб. Видимо, под впечатлением от обеда в семинарии уполномоченный писал: «В семинарии кормят крепко — по-духовному»[93].
В 1951 г. Саратовская семинария, задуманная и узаконенная архиепископом Григорием (Чуковым), обеспеченная материальным фундаментом епископом Борисом (Виком) и сформированная духовно архиепископом Филиппом (Ставицким), принесла свои первые плоды — 10 выпускников, из которых пять закончили духовные академии, два потрудились преподавателями в Саратовской семинарии и один стал архиереем.
Содействие в деле открытия и сохранения Саратовской семинарии в самые сложные послевоенные годы оказал Совет по делам Русской Православной Церкви во главе с Г. Г. Карповым, который в тяжелых условиях противостояния с аппаратом местной партийной власти посчитал необходимым выполнить постановление правительства, подписанное И. В. Сталиным.
Сокращения
БССР — Белорусская Советская Социалистическая Республика.
ВКП(б) — Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков.
ВУГБ — Водное управление госбезопасности.
ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации (г. Москва).
КПСС — Коммунистическая партия Советского Союза.
НКВД — Народный комиссариат внутренних дел СССР.
ОСВОД — Общество спасания на водах.
РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика.
СМ — Совет министров СССР.
СНК — Совет народных комиссаров.
СССР — Союз Советских Социалистических Республик.
УССР — Украинская Советская Социалистическая Республика.
ЦК ВКП(б) — Центральный комитет Всесоюзной Коммунистической партии большевиков.
Источники
10 февраля голосуйте за наших кандидатов в Верховный Совет СССР — за Павла Тимофеевича Комарова и Василия Васильевича Кузнецова // Сталинец. 1946. № 1 (5).
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 8, 27, 36, 39, 41, 45, 46, 48, 80, 85, 115, 150, 202, 220, 288, 291, 296, 316, 347, 350, 451, 453, 455, 456, 505, 509, 655, 782, 872, 1044, 1114; Оп. 2. Д. 2, 2а, 60, 73а; Оп. 7. Д. 33, 119.
Иоанн (Снычев), митр. Всех хочу обнять Христовою любовию. По материалам дневников / под ред. А. А. Власовой. М., 2019.
Кандидаты в депутаты городского совета. Мурашкин Максим Георгиевич // Сталинец. 1947. № 23 (46).
Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно): Bio-Bibliographie: [в 6 ч.]. Erlangen, 1979–1988. Ч. 2.
Митрополит Григорий (Чуков): вехи служения церкви Божией. Ч 6. Слова митрополита Григория (Чукова) в день памяти cвятого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Краткий очерк истории восстановления богословского образования и фрагменты дневника 1945–1955 гг. / публ. Л. К. Александровой-Чуковой // Портал «Богослов.Ru». URL: https://bogoslov.ru/article/1151751 (дата обращения: 30.07.2023).
Молитва за Победу. Архиепископ Саратовский и Сталинградский Григорий (Чуков): страницы военного дневника / сост. Л. К. Александрова-Чукова // Православие и современность. 2010. № 14 (30). С. 94–100.
Открытие Православно-Богословского института и Богословско-Пастырских курсов в Москве // Журнал Московской Патриархии. 1944. № 7. С. 11–12.
Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете народных комиссаров — Совете министров СССР. 1945–1970 гг. М., 2009. Т. 1: 1943–1963 гг.
Литература
Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий (Чуков) о положении духовенства к началу войны, открытии собора в Саратове и приеме в Кремле 4 сентября 1943 г. // Вестник церковной истории. 2022. № 1/2 (65/66). С. 84–122.
Александрова-Чукова Л. К. Деятельность Учебного Комитета Священного Синода в 1946–1955 гг.: к 70-летию основания // Портал «Богослов.Ru». URL: https://bogoslov.ru/article/4888315 (дата обращения: 30.06.2021).
Аян А. Геннадий Борков. Комсомол и парттысячник // Qazaqstan tarihy. URL: https://e-history.kz/ru/news/show/4423 (дата обращения 30.07.2023).
Бартенев Г. В. Новые материалы к биографии архиепископа Филиппа (Ставицкого): происхождение его семьи и студенческие годы будущего архиерея // Церковный историк. 2023. № 1 (11). С. 82–101.
Голицын А. А. Хлесткая частушка и церковное мракобесие. Протокол одного собрания // Волга. 2016. № 7. С. 173–175.
Гусева Я. Ю. Взаимоотношение Советского государства и Русской Православной Церкви в начальный период Великой Отечественной войны (на материалах Саратовского Поволжья) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Сер.: История. Международные отношения. 2020. Т. 20, вып. 3. С. 398–404. https://doi.org/10.18500/1819- 4907-2020-20-3-398-404
Иван Алексеевич Власов (1903–1969) // Музей «Дом на Набережной». URL: https://dnnmuseum.ru/иван-алексеевич-власов-1903–1969 (дата обращения: 30.07.2023).
История иерархии Русской Православной Церкви. Комментированные списки иерархов по епископским кафедрам с 862 г. М., 2006.
Козлов И. Саратовская православная духовная семинария с 1947 по 1961 год // Труды Саратовской православной духовной семинарии. Саратов, 2015. Вып. IX. С. 302–340.
Козлов И. И. Возрождение духовного образования в СССР в 1943–1947 годах // Труды Саратовской православной духовной семинарии. Саратов, 2017. Вып. XI. С. 148–158.
Мраморнов А. И. К 60-летию «Саратовской купели» (1949–2009) // Портал «Богослов.Ru». URL: https://bogoslov.ru/article/373897 (дата обращения: 30.07.2023).
Петр Степанович Кузьмин // Нижегородская биографическая энциклопедия. URL: https://www.names52.ru/k/tpost/gie82jb581-kuzmin-petr-stepanovich (дата обращения: 30.07.2023).
Рябов И. Саратовская купель // Правда. 1949. № 50.
Сухова Н. Ю. Духовная школа при безбожной власти: компромисс или свидетельство? (Возрождение духовной школы в России в 1940–1950-е годы) // Религиозное образование в России и в Европе в ХХ в.: исторический опыт и передача ценностей. М., 2019. С. 7–39.
Шкаровский М. В. Иоанн (Снычёв) // Православная энциклопедия. М., 2010. Т. XХIII. С. 443–446.
Яковлева Ж. В., Гусева Я. Ю. Церковь в стране советов: государственно-церковные отношения в Саратовском Поволжье в 1920-е–1960-е годы ХХ века. Саратов, 2023.
[1] «Саратовская купель» — название фельетона, напечатанного в № 50 газеты «Правда» от 19.02.49 г. по указанию И. В. Сталина. Поводом к фельетону стало массовое купание верующих Саратова в Волге на праздник Крещения 19 января 1949 г. Результатом публикации стало очередное наступление властей на Церковь, выразившееся, в частности, в запрете крестных ходов и во многих других ограничениях.
[2] Козлов И. И. Возрождение духовного образования в СССР в 1943–1947 годах // Труды Саратовской православной духовной семинарии. Саратов, 2017. Вып. XI. С. 148–149.
[3] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 27. Л. 69.
[4] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 509. Л. 77.
[5] Там же. Оп. 2. Д. 45. Л. 18 об.
[6] Иван Алексеевич Власов (1903–1969) // Музей «Дом на Набережной». URL: https://dnnmuseum.ru/иван-алексеевич-власов-1903–1969 (дата обращения: 30.07.2023).
[7] Петр Степанович Кузьмин // Нижегородская биографическая энциклопедия. URL: https:// www.names52.ru/k/tpost/gie82jb581-kuzmin-petr-stepanovich (дата обращения: 30.07.2023).
[8] 10 февраля голосуйте за наших кандидатов в Верховный Совет СССР — за Павла Тимофеевича Комарова и Василия Васильевича Кузнецова // Сталинец. 1946. № 1 (5).
[9] Аян А. Геннадий Борков. Комсомол и парттысячник // Qazaqstan tarihy. URL: https://e-history.kz/ru/news/show/4423 (дата обращения: 30.07.2023).
[10] Молитва за Победу. Архиепископ Саратовский и Сталинградский Григорий (Чуков): страницы военного дневника / сост. Л. К. Александрова-Чукова // Православие и современность. 2010. № 14 (30). С. 94–100.
[11] Гусева Я. Ю. Взаимоотношение Советского государства и Русской Православной Церкви в начальный период Великой Отечественной войны (на материалах Саратовского Поволжья) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Сер.: История. Международные отношения. 2020. Т. 20, вып. 3. С. 400–401.
[12] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 36. Л. 39–43.
[13] Там же. Д. 48. Л. 220.
[14] Там же. Д. 115. Л. 12.
[15] Там же. Л. 23, 24.
[16] Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете народных комиссаров — Совете министров СССР. 1945–1970 гг. М., 2009. Т. 1: 1943–1963 гг. С. 195.
[17] Там же. С. 196.
[18] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 220. Л. 20.
[19] Там же. Д. 150. Л. 125.
[20] Там же. Л. 169.
[21] Кандидаты в депутаты городского совета. Мурашкин Максим Георгиевич // Сталинец. 1947. № 23 (46).
[22] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 347. Л. 39.
[23] Там же. Д. 60. Л. 41–47.
[24] Там же. Д. 202. Л. 38.
[25] Там же. Л. 20, 38.
[26] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 7. Д. 33. Л. 23–24.
[27] Александрова-Чукова Л. К. Архиепископ Григорий (Чуков) о положении духовенства к началу войны, открытии собора в Саратове и приеме в Кремле 4 сентября 1943 г. // Вестник церковной истории. 2022. № 1/2 (65/66). С. 109–110.
[28] Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно): Bio-Bibliographie: [в 6 ч.]. Erlangen, 1979–1988. Т. 2. С. 11–12.
[29] История иерархии Русской Православной Церкви. Комментированные списки иерархов по епископским кафедрам с 862 г. М., 2006. С. 419–420.
[30] Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи... С. 11.
[31] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 2. Д. 2а. Л. 82.
[32] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 7. Д. 33. Л. 9.
[33] Козлов И. Саратовская православная духовная семинария с 1947 по 1961 год // Труды Саратовской православной духовной семинарии. Саратов, 2015. Вып. IX. С. 304–305.
[34] Митрополит Григорий (Чуков): вехи служения церкви Божией. Ч. 6. Слова митрополита Григория (Чукова) в день памяти cвятого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Краткий очерк истории восстановления богословского образования и фрагменты дневника 1945–1955 гг. / публ. Л. К. Александровой-Чуковой // Портал «Богослов.Ru». URL: https://bogoslov.ru/article/1151751 (дата обращения: 30.07.2023).
[35] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 350. Л. 2.
[36] Там же. Д. 296. Л. 41.
[37] Там же. Д. 291. Л. 40.
[38] Там же. Л. 24–29.
[39] Там же. Д. 288. Л. 1.
[40] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1114. Л. 170.
[41] Там же. Д. 451. Л. 79.
[42] Шкаровский М. В. Русская Православная церковь при Сталине и Хрущеве (государственно-церковные отношения в СССР в 1939–1964 годах). М., 1999. С. 343–344.
[43] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 93–94.
[44] Рябов И. Саратовская купель // Правда. 1949. № 50.
[45] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 162.
[46] Там же. Л. 173.
[47] Там же. Л. 160.
[48] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 160.
[49] Там же. Д. 347. Л. 46, 48.
[50] Мраморнов А. И. К 60-летию «Саратовской купели» (1949–2009) // Портал «Богослов.Ru». URL: https://bogoslov.ru/article/373897 (дата обращения: 30.07.2023).
[51] Голицын А. А. Хлесткая частушка и церковное мракобесие. Протокол одного собрания // Волга. 2016. № 7. С. 173–175.
[52] Яковлева Ж. В., Гусева Я. Ю. Церковь в стране советов: государственно-церковные отношения в Саратовском Поволжье в 1920-е–1960-е годы ХХ века. Саратов, 2023. С. 186.
[53] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 79, 93.
[54] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 2. Д. 73а. Л. 2, 14.
[55] Там же. Л. 22, 25.
[56] Там же. Оп. 1. Д. 455. Л. 72.
[57] Там же. Д. 451. Л. 179.
[58] Там же. Л. 301.
[59] Там же. Л. 254.
[60] Там же. Л. 301.
[61] Там же. Д. 505. Л. 8–19.
[62] Иоанн (Снычёв), митр. Всех хочу обнять Христовою любовию. По материалам дневников / под ред. А. А. Власовой. М., 2019. С. 117–118.
[63] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 655. Л. 34.
[64] Там же. Л. 76.
[65] Там же. Д. 8. Л. 36.
[66] Там же. Д. 46. Л. 83.
[67] Там же. Д. 316. Л. 43.
[68] Там же. Д. 41. Л. 111, 112.
[69] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 453. Л. 183, Д. 872. Л. 184.
[70] Там же. Д. 80. Л. 66.
[71] Александрова-Чукова Л. К. Деятельность Учебного Комитета Священного Синода в 1946–1955 гг.: к 70-летию основания // Портал «Богослов.Ru». URL: https://bogoslov.ru/article/4888315 (дата обращения: 30.07.2023).
[72] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 7. Д. 119. Л. 14.
[73] Открытие Православно-Богословского Института и Богословско-Пастырских Курсов в Москве // Журнал Московской Патриархии. 1944. № 7. С. 11–12.
[74] Бартенев Г. В. Новые материалы к биографии архиепископа Филиппа (Ставицкого): происхождение его семьи и студенческие годы будущего архиерея // Церковный историк. 2023. № 1 (11). С. 82–101.
[75] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 7. Д. 119. Л. 17–18.
[76] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 39. Л. 9.
[77] Там же. Д. 505. Л. 8.
[78] Сухова Н. Ю. Духовная школа при безбожной власти: компромисс или свидетельство? (Возрождение духовной школы в России в 1940–1950-е годы) // Религиозное образование в России и в Европе в ХХ в.: исторический опыт и передача ценностей. М., 2019. С. 7–39.
[79] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 505. Л. 8.
[80] Там же. Л. 20, 30, 44.
[81] Там же. Д. 456. Л. 38.
[82] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 655. Л. 33–36.
[83] Там же. Л. 42.
[84] Там же. Л. 43–46.
[85] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 655. Л. 49–50.
[86] Там же. Л. 51–52.
[87] Там же. Л. 16.
[88] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 655. Л. 16, 74–78.
[89] Там же. Д. 782. Л. 27.
[90] Там же. Д. 85. Л. 161.
[91] Там же. Д. 782. Л. 59.
[92] Там же. Л. 47.
[93] Там же. Д. 1044. Л. 30.
Источник: Бартенев Г. В. Борьба за Саратовскую духовную семинарию в контексте церковно-государственных отношений в 1944–1951 гг. // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2024. № 47. С. 149–173. https://doi.org/10.24412/ 2224-5391-2024-47-149-173