Так называемое «Новое время» стало временем постепенного перехода от целостного (как сейчас принято говорить, «холистического») восприятия мира к фрагментарному. А.Ф. Лосев в «Диалектике мифа» писал, что «…понятие Бога есть условие и цель мыслимости бытия, как всего бытия, как цельного бытия. Вот почему понятие Бога рушится одновременно с разрушением интуиции цельности бытия вообще. Новоевропейская мысль не только отринула реальность Бога. Одновременно пришлось отринуть и реальность очерченного и обозримого космоса, т.е. мира вообще; пришлось отринуть реальность души, природы, истории, искусства и т.д.» [4; 271]. И в то же время происходит резкое обесценивание конкретной человеческой личности.
«В мире нет ничего, – учил В.И. Ленин, – кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени» [3; 162]. Основатель антропогеографии Фридрих Ратцель писал: «Всеобщие законы распространения жизни охватывают также законы распространения жизни человеческой. Поэтому антропогеография мыслима только как отрасль биогеографии, и целый ряд биогеографических понятий может быть непосредственно перенесен на вопросы о распространении человека» [6; 8]. Позднее В.И. Вернадский развил учение о ноосфере. В частности В.И. Вернадский писал: «Ноосфера есть новое геологическое явление на нашей планете. В ней впервые человек становится крупнейшей геологической силой. Он может и должен перестраивать своим трудом и мыслью область своей жизни, перестраивать коренным образом по сравнению с тем, что было раньше. Перед ним открываются все более и более широкие творческие возможности… Лик планеты – биосфера – химически резко меняется человеком сознательно и главным образом бессознательно… Человек стремится выйти из предела своей планеты в космическое пространство. И, вероятно, выйдет… Это новое состояние эволюции, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть «ноосфера»… Ход этого процесса только начинает нами выясняться…»[1; 505-520].
Как писал в своей работе «Конец Нового времени» Р. Гвардини, «постепенно исчезает чувство собственного бытия человека и неприкосновенной сферы «личного», составлявшее прежде основу социального поведения. Все чаще обращение с человеком как с объектом воспринимается как что-то само собой разумеющееся: начиная от бесчисленных форм статистически-административного «охвата» и кончая немыслимым насилием над отдельными людьми, группами, даже целыми народами. И не только в критических ситуациях или пароксизмах войн — это становится нормальной формой управления»[2].
Р. Гвардини писал о том, что раньше понимание места человека в мире «выражалось философски в теории о субъекте как основе всякого познания; политически — в идее гражданских свобод; жизненно — в представлении о том, что каждый человеческий индивидуум — носитель неповторимого внутреннего образа,— может и должен развить и выразить себя, прожив ему одному свойственную жизнь. Эта мысль связана с определенной социологической структурой, а именно, с гражданским обществом,— если брать понятие «гражданского» в его самом широком смысле, охватывающем как ориентированного на рациональную ясность, ищущего твердой почвы под ногами человека, так и его антипода — романтика и богему; как обычного, среднего человека, так и исключение — гения. Вместе с техникой оформляется иная структура, в которой, очевидно, уже не может задавать тон идея саморазвивающейся творческой личности или автономного субъекта. И раньше были многие, составлявшие бесформенную массу в отличие от высокоразвитых единиц, но они выражали лишь тот факт, что там, где единица задает ценностные нормы, в качестве ее фона и почвы должны существовать средние люди, ограниченные повседневностью. Однако они тоже стремились стать единицами и создать свою собственную жизнь. Масса в сегодняшнем смысле слова — нечто иное. Это не множество неразвитых, но способных к развитию отдельных существ; она с самого начала подчинена другой структуре: нормирующему закону, образцом для которого служит функционирование машины. Таковы даже самые высокоразвитые индивиды массы. Более того, именно они отчетливо сознают этот свой характер, именно они формируют этос и стиль массы...»[2].
Но многие люди не желали мириться с этим тотальным обезличиванием; они отстаивали свое право на идеалы, если даже весь мир вокруг будет говорить им, что они выдуманные. Так, Клайв Стейплз Льюис предлагает своим читателям верить, даже если весь мир будет говорить им обратное. Один из героев его сказки «Серебряное кресло» говорит колдунье, предоставившей ему «неоспоримые» доказательства того, что всего, во что он верил, не существует: «Все, что вы сказали, верно. Я всегда хочу знать худшее и держаться как можно лучше. Поэтому спорить не стану. Допустим, мы видели во сне или выдумали все это: деревья, траву, солнце, звезды и даже Аслана. Но тогда выдумка лучше и важнее реальности. Допустим, это мрачное место и есть единственный мир. Тогда он никуда не годится. Может, мы и дети, играющие в глупую игру. Но четверо детей создали игрушечный мир, который лучше вашей реальной ямы. Я не предам игрушечного мира. Я останусь с Асланом, даже если Аслана нет. Я буду жить как нарниец, даже если нет Нарнии. Благодарю за ужин, но мы четверо покинем ваш двор, вступим в темноту и будем искать дорогу наверх. Не думаю, что жизнь эта будет долгой, но стоит ли о том жалеть, если мир таков, каким вы его описали»[5; 95].
Интересно отметить, как мысли английского христианского писателя первой половины XX века перекликаются на глубинном уровне с рассуждениями одного из наиболее харизматичных деятелей движения «Анонимных Алкоголиков» второй половины этого столетия Чарльза Чемберлейна, говорившего о себе самом, что его вряд ли можно назвать христианином, и вряд ли он имел представление об английской литературе, но жил он последние 30 лет своей жизни так, как будто всегда предстоит перед Богом. Его опыт намного шире рамок движения, к которому он принадлежал, и представляет интерес для любого человека, ищущего смысл жизни и точку опоры в своем бытии.
Автор одного из предисловий к книге Чарльза Чемберлейна «Новые очки» дал в нем достаточно убедительную характеристику значимости как самого произведения, так и личности его автора: «Человек, который объяснил свою интерпретацию и понимание программы выздоровления АА на последующих страницах, столь же неординарен, как и описанная им программа. Чак Ч. (вместо фамилий Анонимные Алкоголики используют лишь инициалы — духовный принцип, позволяющий членам сообщества всегда помнить о недопустимости самовозвышения за счёт учения) стал неутомимым активистом АА вскоре после того, как достиг трезвости в 1940-х. В 1946 году он был мужем (чья жена подала на развод), отцом (чьи оба сына смотрели на него со страхом и презрением), бизнесменом (чьи подчинённые заявили ему, что его «вышвырнут в окно», если он снова появится за своим столом). Короче говоря, Чак был конченым неудачником во всех аспектах своей жизни. Сегодня этот удивительный человек является почти что живой легендой — насколько этого возможно достичь в анонимной программе. С годами он стал, пожалуй, наиболее известным, самым любимым и действительно успешным примером воплощения в жизнь принципов АА. И, как он сам доходчиво объясняет, его успех полностью основан на том, чему он научился в АА и что постоянно использует в своей жизни. Прочный брак, шагнувший за порог золотой годовщины, любовь и уважение двух его сыновей, уход на пенсию в качестве владельца компании, по сути выгнавшей его в 1946-ом... это лишь поверхностные показатели гораздо более глубоких изменений, произошедших в нём. «Обнаруживай, узнавай и избавляйся!» Это стало основой его развивающейся философии. Но в отличие от большинства философий, напичканных заумными фразами и псевдопсихологическими бреднями, в этой книге описан прагматический путь жизни, любви и обретения смысла существования»[8].
Название его получившей известность книги «Новые очки» дали слова одного католического священника-иезуита, о котором Чарльз Чемберлейн вспоминал так: «Он сказал мне однажды: «Чак, твоим крестом был алкоголизм, а моим слабость веры. Я выучил всё, что было нужно, и был посвящён в духовный сан, но при этом ни во что не верил». Восемнадцать лет он изучал все эти дела, в духовный сан его посвятили, а он ни во что не верит. И он сказал мне: «Я стал верить, когда увидел, что происходит со всеми вами в сообществе Анонимных Алкоголиков». И он сказал: «Иногда я верю, что Рай – это всего лишь новые очки». Я думаю, что это одно из самых мудрых высказываний, которое мне когда-либо довелось услышать»[7].
Чарльз Чемберлейн так описывает свой путь к тому, чтобы придти к «Анонимным Алкоголикам»: «Когда мы пришли сюда, нашей непосредственной проблемой была выпивка. Алкоголь. Он пригнал нас сюда. И меня он пригнал сюда после двадцати пяти лет беспробудного пьянства потому, что у меня больше не было сил продолжать этот бой с бутылкой. Итак, я пришёл сюда в расцвете своих сорока трёх лет, потерпев полный крах во всех аспектах жизни: как муж, отец, бизнесмен, человек и даже как пьяница. У меня всё кончилось, включая людей, места, вещи, деньги, виски и дом, и всё остальное. И не осталось ни одного места, куда я бы мог пойти, кроме как сюда. Однако в мой последний запой мне крупно повезло. Бутылка прибила меня! Она забила меня до смерти, забила меня в ничто, и только тогда я смог присмотреться к Анонимным Алкоголикам. До этого никто бы не смог уговорить меня прийти сюда. Покуда я мог выбирать, я бы не выбрал прийти в АА, и я не приходил до тех пор, пока не потерял всё, включая возможность выбора»[7]. Свое отношение к движению «Анонимных Алкоголиков» он формулирует так: «Я ведь понимал свою проблему за десять лет до того, как пришёл сюда, а это тридцать девять лет назад. Тридцать девять лет. И за эти тридцать девять лет миллионы мужчин и женщин погибли от такого же заболевания, как у меня, от алкоголизма, потому что они не нашли это место. Многие умирают и сейчас недалеко отсюда, умирают от алкоголизма. И они не знают, просто не знают. Мы можем спросить себя: «Как же вышло, что нам так повезло?», но на этот вопрос нет ответа. Повезло и всё. По одному дню я набрал более десяти тысяч шестисот дней самой прекрасной жизни, о которой можно только мечтать: от бормочущего заплетающимся языком идиота до полностью удовлетворяющего, осознанного жизненного союза с Живым Богом, который создал нас. Какая перемена! Настоящее чудо! Какая причина для того, чтобы применять эти принципы во всех наших делах!»[7]
Чарльз дает определение того, что он вкладывает в термин «алкоголик»: «Когда я говорю, что я алкоголик, это означает, что я не могу жить и пить, но и сам по себе я не в силах отказаться от выпивки. И это такая же правда сегодня, как и тридцать лет назад»[7].
Ч. Чемберлейн рассказывает о том, как в его жизни начали происходить перемены: «Как только я понял, что я трезвый уже шесть месяцев, я стал отдавать другим алкоголикам то, что было дано мне. Забулдыги дали мне трезвость. Помогая другим алкоголикам, я вдруг обнаружил, что интересные вещи стали происходить у меня дома. За год до этого жена собиралась разводиться со мной, дети не хотели приходить, когда я был дома, начальник собирался вышвырнуть меня в окно, если я ещё раз попадусь ему на глаза, у меня не осталось здоровья, рассудка, дома, работы или чего-то ещё, и складывалось впечатление, что бой проигран. И вдруг дома стало всё гладко. А это радовало. Это произошло где-то спустя год после моего прихода в АА. А спустя ещё месяцев шесть или восемь я вдруг заметил, что всё ещё стараюсь разгрести всё на своём рабочем столе (мы побеседуем о применении принципов АА в бизнесе чуть позже). Итак, я разгребаю свой рабочий стол, и бизнес идёт хорошо. Сливки. И это радовало! Где-то спустя ещё год я осознал, что я чувствую себя лучше, чем я когда-либо чувствовал в своей жизни. Моё состояние, возможность быть собой оказались лучше любой мечты. И это радовало»[7].
Главным открытием, которое Чарльз Чемберлейн сделал для себя – это то, что Бог рядом с ним. Об этом он говорил так: «А когда прошло пять или шесть лет, я сделал открытие, которое считаю Великим. Когда это происходит с нами, поиск окончен, и начинается жизнь – она не кончается, она только начинается. Честно! И этим открытием было то, что я больше не одинок. Я, который сорок три года шёл по жизни одиноким, совершенно одиноким, больше не одинок. У меня был мой Бог. И Он там, где я. Я часто один, но я не одинок. И это так с момента открытия, и это было так и до него»[7]. «Ещё до этого я трындел в каком-то месте, и вдруг ко мне подошёл мальчишка и спросил меня: «Чак, а знаешь почему нам так трудно найти Бога?» Мне не хотелось отвечать. Я был жутко уставшим. Мне хотелось уйти оттуда. И я подумал: «Сейчас мне придётся битый час выслушивать объяснение, почему нам так трудно найти Бога». Но я не мог просто отойти, и мне пришлось сказать: «Нет, не знаю, ну почему нам так трудно?» И он ответил: «Потому что Он не терялся». Он добавил: «Понимаешь, всё, что нам надо сделать, это вернуться домой, и мы находим, что Бог всегда был там. Это мы блуждали»»[7].
Чарльз Чемберлейн делает вывод об общем корне всех наиболее сильных страстей, разрушающих человека: «я уверен, что единственной преградой между мной и вами и мной и Богом является человеческое эго. Это единственная преграда. Я, кстати, считаю, что лучшим определением эго, которое мне довелось слышать, является «чувство осознанного отделения от». От чего? От всего. От Бога. Осознанное отстранение от Бога, друг от друга и, в конце концов, от самих себя.
Ещё я абсолютно уверен, что никоим образом невозможно удовлетворить наше эго. Я люблю сидеть в своём большом кресле (многие из вас видели его, некоторые даже садились на минутку, но я не позволяю никому сидеть в нём долго!) и смотреть поверх маленького городка Лагуна Бич на линию берега и пролив (прямо перед моим креслом Авалон) к Острову Каталины. Это где-то в тридцати четырёх-тридцати пяти милях от моего дома. Я любуюсь водой пролива, а ведь тридцать пять миль – это только на поверхности. Он к тому же глубокий. И я рассуждаю сам с собой: «Предположим, что весь этот пролив не вода, а виски». Много выпивки! Удовлетворило бы это количество виски мою потребность? И я вынужден признаться, что нет. Всего этого пролива не достаточно, чтобы утихомирить мою одержимость, потому что когда я начинал пить, то вскоре я пил, лёжа пластом в кровати днём и ночью, и как только открывал глаза – пил, и нет способа удовлетворить эту тягу. Это невозможно.
Предположим, что вместо выпивки я бы испытывал такое же чувство по отношению к деньгам. Что тогда? Та же картина. Предположим, что у меня жажда власти. Как насчёт этого? Никаких шансов.
А как насчёт женщин? Допустим, я помешан на женщинах. И допустим, что я самый известный в мире ловелас и что я уже переловил всех женщин, которых хотел, за исключением одной. Вам не кажется, что в моём возрасте это была бы целая армия? Удовлетворило бы это меня? Вроде да. Только вот нет мне покоя из-за той одной. Мы должны избавиться от своих одержимостей. А для этого мы должны избавиться от нашего эго, потому что они происходят именно от него. Я хочу, Я не хочу, Я люблю, Я не люблю, Я-Я-Я-Я-Я. Вот откуда это»[7].
На упреки в том, что он во всем видит духовную подоплеку, автор отвечает так: «Меня иногда обвиняют в том, что я хожу по воде. Некоторые считают, что я перегибаю насчёт духовности. Я не согласен с ними. Я просто знаю, что ничего кроме духовности нет. Это всё, что есть – и больше ничего. Поэтому я склонен двигаться в этом направлении»[7]. «Тут есть один человек, который ругается со мной из-за того, что я цитирую. Он говорит: «Терпеть не могу людей, которые цитируют Библию». А я отшучиваюсь: «Это потому, что ты не знаешь никаких цитат из неё». А потом я вынужден объяснять свою позицию. Единственная причина, по которой я пользуюсь этими цитатами, заключается в том, что они выражают то, что я хотел бы сказать лучше, чем я могу это сделать, вот и всё»[7].
Интересен рассказ Чарльза о том, при каких обстоятельствах им было принято решение больше не пить: «Я не помню ни сколько было на часах, ни какой это был день. Но за эти четыре недели то, что удерживало меня, сгорело дотла. И я принял тот факт, что всё, чем я дорожил в этой жизни, исчезло и должно было исчезнуть, и что я не заслужил возврата этих ценностей. Это включало мою жену, моих детей, мой дом, мою работу, моё здоровье, моё здравомыслие и мои деньги. Всё это безвозвратно исчезло. Я знал, что умру, потому что я уже был близок к смерти несколько раз. Однажды я упал лицом вниз на кухне, посинел, и родным пришлось вызывать скорую с кислородом, чтобы спасти меня. Врач, который мне тогда помог, сказал, что по всем признакам я был на том свете, и что они еле вытащили меня, и что никто не сможет снова оживить меня в такой ситуации. И ещё он сказал: «На Вашем месте я бы больше не пил!» Он сказал это не кому-то, а мне. Но я снова напился. И я знал, что умру, и принял это. Но я не хотел помирать с таким послужным списком. Теперь послушайте, потому как эта ситуация отличается от многих других. Я, честно говоря, и трезветь-то не хотел, потому что знал, что умру. Я для себя уже ничего не хотел, но я не хотел умирать с таким табелем о рангах. Я не хотел, чтобы жена и дети запомнили меня как пьяного бормочущего заплетающимся языком идиота. И вдруг посреди всего этого я вспомнил ту статью из Ивнинг Пост, и только две вещи, о которых в ней говорилось, что пьяницы помогают пьяницам не пить и что они называются Анонимные Алкоголики. И я сказал себе: «Если я доживу до того, чтобы выбраться из этой койки, я найду Анонимных Алкоголиков». И мгновенно занавес упал – бум! – рухнул. У меня больше не было здравомыслия. Я был смертельно больным, пьяным и сумасшедшим; и мне предстояло долго умирать этой смертью»[7].
Ч. Чемберлейн убедительно показывает, что большинство проблем находится внутри человека: «сегодня я сижу в том же кресле, в котором я просидел десять лет, как в Аду. В этом же кресле я уже двадцать девять лет сижу, как в Раю. С креслом ничего не произошло. Ничего не произошло с моей женой. Ничего не произошло с моими детьми. Но что-то произошло со мной, доказывая, что Рай всегда был в этом кресле. С креслом ничего не случилось, я по-прежнему сижу в нём, и я в Раю. Вот почему в словах Большой Книги так много позитива. Полностью освободиться от себя – там сказано, отринув всё. И препоручить нашу волю и нашу жизнь Богу»[7].
О своем отношении к Богу и к людям Чарльз Чемберлейн говорит так: «И я занимаюсь своими делами, полностью полагаясь на Его руководство и указания. Это так в бизнесе, в АА, на отдыхе, дома и на работе. И я получаю то, что прошу. Люди спрашивают меня: «Откуда ты знаешь?», а у меня есть очень простое мерило: мне ещё никогда не было так хорошо. Это единственная лёгкая жизнь, которую я когда-либо знал, единственная хорошая жизнь, которая была у меня за всю мою жизнь. Это единственное мерило, которое мне требуется. А ещё мне говорят: «Я молюсь о знании Eго воли, которую мне надлежит исполнить, и о даровании силы для этого. Мне кажется, что он даёт мне направление, но откуда я знаю моя это воля или Его?» Это хороший вопрос, и у меня для себя есть на него простой ответ: если это важно лично для меня, то это моя воля. Если это важно для меня, то это удовлетворение собственного «я». И если я молюсь о чём-то, то только не для себя. Я молюсь только о том, чтобы я был нужен вам»[7].
Обращаясь к участникам одного из собраний Анонимных Алкоголиков, он сказал: «Вы мне можете только прибавить к моей жизни, но не отнять от неё, потому что я с вами не обмениваюсь – я люблю вас и всё. Во-первых, потому, что вы забулдыги. Во-вторых, потому что я знаю, кто вы, независимо от того, знаете вы это сами или нет. Вы дети Господни, каждый из вас, и этого достаточно, чтобы я вас любил. Я здесь только для того, чтобы поделиться собой с любым из вас, кому нужен любящий я. Это единственное, для чего я здесь, и единственное, почему я делаю то, что я делаю. Если бы я думал о том, как спасти ваши души, то меня бы здесь не было, потому что если кто-то из вас потерял свою душу, то у меня нет ни малейшего представления о том, где её искать. Ни малейшего»[7].
Как отражение уникального жизненного опыта, книга Чарльза Чемберлейна «Новые очки» представляет несомненный теоретический и практический интерес и может быть рекомендована к прочтению всеми, кто связан с проблемой алкоголизма. Но значение «Новых очков» этим не ограничивается.
Большой интерес представляет и рассказ Чарльза Чемберлейна о том, как он применял свои принципы в бизнесе: «Правда – это сильнейшая вещь. Это самая мощная сила на земле, и с ней не торгуются. За двадцать пять лет в бизнесе я имел дело со многими людьми. Сначала они мне говорили: «Ты врёшь. Бизнес так не делают! Это враньё». Но меня это даже не злило – я смеялся, потому что знал то, чего они не знали: я десять лет поступал именно так, и всё у меня работало. Я продолжал делать то же самое, и вскорости они приходили снова, все-то были в таком же бизнесе. Мы бы назвали их конкурентами, если бы мы считали кого-то из них такими, но у меня не было конкурентов потому, что я ни с кем не соревновался. Я просто помогал людям делать то, что им было нужно потому, что мне хотелось им помочь. В последние несколько лет практически все, кто были в таком же бизнесе, побывали у меня (это те самые люди, которые говорили мне, что я вру), и все они спрашивали: «Как ты это делаешь?» И я по два часа подряд досконально объяснял им, как я работаю. А потом они уходили и, наверное, думали: «Ну вот он и попался. Теперь-то я ему покажу! Я знаю, как он это делает. Теперь ему от меня не уйти». Но у них ничего не получалось, и бизнеса они не получали. Потому что они мотивировались не тем, чем я. Они считали, что надо быть сообразительней, результативней и изворотливей. А я знал лучше потому, что работал таким образом тридцать лет и в результате оказался в заднице. Зато после этого в течение двадцати пяти лет я делал это бескорыстно и с радостью, помогая детям Божьим делать то, что им нужно, потому что мне так хотелось, и я разбогател. Я даже не пытался разбогатеть; те, кому я помог, сделали меня богатым»[7].
Свое видение того, как необходимо относиться к жизни, Ч. Чемберлейн формулирует так: «У меня работали пятьдесят человек. Тридцать пять из них работали ради зарплаты. В неделю они теряли пять дней, а жили только два. Они работали ради зарплаты. А другие пятнадцать работали ради удовольствия. У них была дискотека! Они никогда не теряли ни одного дня и были моими лучшими людьми. Они получали больше денег, чем все остальные и жили все семь дней недели; никакой потери времени. Всё, что делается по схеме «цель оправдывает средства» – это самоограбление. И быть хорошим ради чего-то, это тоже самоограбление, даже если это быть хорошим ради того, чтобы попасть в Рай. Это хорошее побуждение, но это по-прежнему самоограбление потому, что в этом деле полностью отсутствует взаимовыгодный обмен. Мы делаем это бескорыстно и в своё удовольствие потому, что мы хотим это делать. Потрясающе. Быть хорошим просто так, вот в чём свобода жизни. Просто быть хорошим. Это не самоограбление, это бескорыстно и ради удовольствия»[7].
Для алкоголика, да и для любого человека огромную сложность представляет «отпустить» свои проблемы, а затем вновь принять новый груз проблем, но уже с учетом нового опыта. Очень интересен в этой связи реальный опыт, который Чарльз Чемберлейн приводит в своей книге: «Я уже говорил вам вчера, что знал, что умру, потому что мой предпоследний запой чуть было не закончился именно этим, и становилось только хуже. Я смирился с исчезновением всего, что мне было дорого в этой жизни, и всё это должно было исчезнуть, и я не имел никакого право заполучить это обратно. Я принял смерть. Я уже ничего не хотел для себя. Даже трезвости. Как ни странно, это является пожалуй самой большой свободой на земле. Свобода, это когда ты ничего не хочешь для себя. Это не просто свобода, это полная свобода. Моя первая капитуляция, к которой меня вынудила бутылка, продолжалась три с половиной года. Это самое уникальное волшебство, свидетелем которого мне довелось быть. К тому же в течение этого периода времени у меня не было абсолютно никаких ожиданий. Я не ждал ничего от Бога, людей, жены, детей, моего босса, или кого-либо вообще. Это было удивительное время. Все кусочки паззла моей жизни вдруг сложились в эти три с половиной года. Но случилось и кое-что плохое. Я вновь стал что-то представлять из себя за эти три с половиной года, а когда ты что-то из себя представляешь, то ты имеешь определённые права, которые иногда приходится защищать. И вот после трёх с половиной лет покоя и свободы я нашёл себя там, где я был вынужден научиться осознанно капитулировать. Меня это жутко грузило. Я не мог понять, почему это происходит. Ведь три с половиной года у меня всё шло гладко, я был свободен от этого, а теперь я снова должен капитулировать, и я спрашивал себя: «Почему эта фигня вернулась ко мне? Почему? Почему? Почему?» Я пытался разобраться с этим в течение следующих пятнадцати лет, и когда я был трезвым шестнадцать лет и шесть месяцев, наконец-то я нашёл ответ, который устраивал меня.
Да, только спустя так много лет я понял, в чём дело. Я нашёл кое-что положительное в человеческом эго. Это то, что не даёт нам покоя. Это то, что заставляет нас продолжать двигаться. Ведь когда вы и я взяли на себя обязательство, а именно «приняли решение препоручить нашу волю и нашу жизнь Богу», то не существует причины, по которой мы можем остановиться. Когда мы становимся ленивыми, самодовольными и прекращаем двигаться, нас ждут неприятности. В такой ситуации нам остаётся либо снова сдаться, либо идти бухaть. Поэтому мы вынуждены осознанно сдаться, что я и сделал. Но пока я не нашёл ответ, все шестнадцать с половиной лет мне не нравилось это делать. Я уверен, что никогда не настанет момент, после которого у нас больше не будет необходимости сдаваться. Такого не произойдёт. Вечный Отец, вечное Дитя и вечное Путешествие»[7].
Чарльз Чемберлейн показывает, насколько сложен путь к обретению радости жизни: «представьте, что у меня заняло семьдесят лет, чтобы понять, что нашу жизнь делает чрезвычайно интересной не то, что мы знаем, а то чего мы не знаем. Именно открытия, которые мы совершаем, взбираясь по этой лесенке, делают жизнь увлекательной. Впереди нас всегда будет ожидать не меньше, чем сейчас. Вечный Отец, Бесконечность; я ведь даже понятия не имею, что это значит. Вечность. Вечный Отец, вечное Дитя и вечное Путешествие без определённого места назначения. И в этом вечном Путешествии впереди нас всегда будет ожидать не меньше, чем сейчас. Это же здoрово!»[7]
Такое сходство на онтологическом уровне совсем разных людей, как Чарльз Чемберлейн и Клайв Стейплз Льюис, показывает общность их базовых ценностей. Смелому поиску Истины, отринув все, они посвятили свою жизнь, давая новую надежду все дальше отходящему от Христа и от христианского взгляда на жизнь англосаксонскому миру, пытаясь донести старые истины на новом языке тем, кто перестал их понимать и воспринимать.
Литература:
1. Владимир Вернадский. Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков./ Сост. Г.П. Аксенов. М., 1993
2. Гвардини Р. Конец Нового времени www.krotov.info/libr_min/04_g/gva/rdini.htm (дата обращения 03 октября 2013 года)
3. Ленин В . И. Соч., т. 14
4. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 2008
5. Льюис К.С. Серебряное кресло / Собр. соч. в 8 томах. Том 6. М., 2000
6. Ратцель Ф. Человечество как жизненное явление на земле. М., 2011
7. Чак Ч. Новые очки http://www.google.ru/urld.Yms&cad=rjt (дата обращения 5.09.2013)
8. Клэнси И. Предисловие к книге Чака Ч. Новые очки http://www.ydik.com/aa/aa_books/chack_ch/ (дата обращения 5.09.2013)