Часть II

И имя Егω на челѣхъ ихъ

Древняя христианская надгробная плита с пальмовой ветвью, крестом и латинским словом «победа», написанная греческими буквами (с употреблением альфы (Α) и омеги (Ω )

Первые иудеохристиане приняли «знак Иезекииля» как мессианский символ спасения и духовного возрождения[1]. Он стал главным символом христианства, «знаком Мессии-Христа» –крестом, которым обозначали сферы религиозной жизни от момента вступления в Церковь, с её практикой крещения, молитвы и общественных богослужений, до погребальных церемоний. И если ветхозаветное пророчество Иезекииля прочитывалось в контексте грядущего пришествия дня Мессии, то после евангельских событий этот знак стал признаком принадлежности Христу Его последователей, – святых (των αγίων) (Деян. 9. 41; 26.10), людей новой расы, – «новой твари», καινή κτισίζ, nova creatura (2 Кор. 5, 17), граждан будущего века, святость которых начинается уже здесь и будет явлена в эсхатологическом завтра, где праведники будут ознаменованы «знаком имени Отца Его» (Ап 14.1).

Между тем, некоторые протестантские исследователи полагали, что крест как почитаемый знак христианства появился позднее, после «реформ» императора Константина и, особенно, после обретения креста Христова его матерью императрицей Еленой в 326 году. А в первые три столетия христианской религии крест был малоизвестен и не почитался как общехристианский символ. Однако такое утверждение противоречит данным исторической науки.

Напротив, в первые три века крест как «знак Мессии» претерпевает наиболее бурное развитие своей формы и образа. Исторические данные свидетельствуют о том, что первичным в этом развитии был не конкретный крест, который позднее обретёт императрица, а именно его сакрализованный библейский символ – «знак Мессии». То есть тот знак Тав-крест (печать), который ставился евреями на косяках дверей во время празднования первой Пасхи и которую ставили праведникам на чело в книге Иезекииля и Апокалипсиса. Среди иудеохристиан ранней Церкви он продолжал обозначать славу Божию, лицо Бога, печать Бога, знак Мессии, был символом духовного возрождения и свободы. Только этим можно объяснить возникновение почитания креста через образ, связанный с именем Мессии: христограммы, или хризмы. Христограмма (монограмма Христа) легко объясняется через образ знака Иезекииля и Мессии и только опосредственно имеет связь со знаком креста как орудия страданий.

Археологические раскопки, осуществлённые императрицей Еленой в 326 году, отчасти унифицировали развитие формы и образа креста, пустив его в традиционное русло, соответствующее образу и форме самого обретённого орудия страданий. В то время как до его обретения его образ уже развился в трёх генеральных направлениях: как орудие страданий (победы), как знак имени Мессии и как символ (штантарт-знак) новой веры. Направления этой эволюции схематически можно обозначить тремя векторами развития: от исторической формы – тав – + (буквы тав) – в греческую Т (тау) и латинскую Т (те) (тип креста как печати Божьей и орудия казни); от тав – – «андреевского креста» к монограмме Христа (знаку имени Его), то есть от знака «имени Божия» до «знака Боговоплощения – Богоявления»; и от тав – +–креста – к выносному кресту и хризме (штандарту-знамени христианства). Кроме знака, буква «тав» –образ креста – в ранней Церкви был почитаем и через другие завуалированные символы, такие как якорь, плотницкий топор-мастерок ascia и др. Однако, это тема других исследований. Мы же постараемся рассмотреть первое из означенных направлений: от Тав-печати к Тау и Те как типу креста (орудию страданий и знака принадлежности Богу). И хотя мы будем приводить слова отцов и современников Константина, тем не менее постараемся рассмотреть в них практику апостольской и послеапостольской «древней» традиции Церкви.

Типы крестов, применяемых в античой практике казни через распятие

Крест как орудие наказания в древнем мире чаще всего употреблялся в виде той формы, которым завершается посох, то есть в виде буквы T. Распятие как казнь пришло в Рим со Среднего Востока. Греки почти не употребляли его, и только в исключительных случаях применяли для рабов и при народных восстаниях. Приговор к распятию обозначал предварительное бичевание и последующее распятие.

Согласно Цицерону, в практике римской юстиции этот образ казни, «crudelissimum, servitutis extremumque supplicium», был «самым жестоким, постыдным и низменным», «crudelissimi taeterrimique supplici», «самым ужасным и отталкивающим»[2]. Приговорённых сначала жестоко бичевали в общественном месте города, потом они должны были (под крики окружающей толпы) нести к месту своей казни тяжёлое завершение креста – его поперечную перекладину (patibulum).

Этот последний термин употребляется в тексте Библии в книге Иисуса Навина (8.29), где речь идёт о казни царя Гайского, который текст Семидесяти оставил как ξύλου διδύμου (ξύλον δίδυμον – «двойное дерево, дерево раздвоенное»), что вошло в русский перевод как [повесил «на дереве»], в то время как в латинской библии там suspendit in patibulo – на «перекладине», в еврейском– הָעֵץעַל־ [al–haetc], «ал–гаэтц» – «на (некоем) дереве». Тоби считает, что в этом месте речь идёт о кресте из двух элементов: вертикального (stipes) и горизонтального (patibulum)[3].

Казнимого раздевали донага, клали на землю вышеуказанную перекладину, и верёвками привязывали к ней его раскинутые руки. К вертикальному, укреплённому в земле столбу (stipes), заготовленному для казни, на высоте таза приговорённого перпендикулярно крепился небольшой узкий брусок-«сидение», на который невозможно было сильно опереться при сидении. Он был несколько вытесан в середине, так что каждый из его боковых концов производил впечатление торчащего рога (cornūs)[4].

После этого поднимали тело казнимого вместе с привязанной к рукам перекладиной, сажая его на устройство – sedilis excessus, скользя перекладиной по вертикальному столбу (stipes) до его верха. Сверху этого столба была сделана выемка – гнездо. В него вставляли перекладину, которая фиксировалась к столбу специальным деревянным клином на такой высоте, чтобы осуждённый мог «сесть» на рог. Затем к вертикальному столбу привязывали ноги чуть выше их растянутого положения. После того, как осуждённый был размещён на кресте, убирали sedilis и могли прибить гвоздями руки и ноги, что зависело от желания ускорить или продлить страдания. Прибивание ног и рук практиковалось накануне римских праздников (и еврейских суббот).

Такой крест (crux commissa) использавали чаще всего. Его форма подобна букве T. Голова казнимого на нём поднималась над горизонтальной перекладиной. Он трёхсоставный, так как состоял из трёх массивных деревянных элементов: stipes, patibulum и cоrnūs.

Этот крест использовался во время больших репрессий, подавления восстания рабов или войн, когда дело казни было поставлено «на поток», и на месте экзекуции всегда стояли вкопанные в землю столбы – stipes. В местах, где распятия проходили время от времени, кресты изготавливали специально. Тогда могли не прибегать к таким трудоёмким работам, как изготовление сверху столба выемки-гнезда и фиксирующего перекладину клина, а просто вырезали пазы для соединения: на столбе и на перекладине. В этом случае перекладину фиксировали «в паз» на столбе-опоре несколько ниже так, что опора поднималась над уровнем перекладины. Этот крест crux capita или близкий к нему crux immissa. Такой тип креста был применён в евангельских событиях.

Иногда вместо «рога»-«сиденья» под таз делали опору для ног. Под них прикрепляли специальный брус (hypopodium, suppedaneum), который крепился к опоре под углом так, чтобы с него всегда соскальзывали ноги, но чтобы казнимый всё же мог слегка на него опираться. Такой крест тоже трёхсоставной: состоит из трёх элементов – stipes, patibulum и hypopodium-suppedaneum.

Наконец, завершением казни было прикрепление ко кресту таблички – titulus, с объяснением причины приговора. На кресте commissa она крепилась сбоку, на одной из сторон перекладины, а на capita и immissa – над головой казнимого. По римским законам казнили в отведённом месте, вне стен города, где заранее укрепляли в земле приготовленный для казни вертикальный столб[5].

«Знак Христа (Мессии)» – крест в виде букв Тау и Те (у христиан из язычников)

Знак Мессии-Христа передаваемой еврейской буквой – +, (Тав-«крест») – среди неофитов из язычников греческой и латинской традиции трансформировали в её семантическое тождество данных языков в Т (Тау) и Т (Тэ). Этому способствовал сам вид данных букв и терминологическое сходство предмета, ими обозначаемого – креста. Фигура Т, то есть вертикаль с перекладиной, именовалась «крест составной» – crux commissa, от латинского «committere». (Это тот крест, который в древних актах ещё называется «воздающий экзекуцию», «крест воздаяния» или «виселица правосудия»). Почти фактическая тождественность в звучании букв, а также тождественность предмета, ими называемого в качестве орудия страдания – креста, не вызывала никаких противоречий в принятии христианами из язычников этого знака как знака Мессии и Креста Господня. Таким образом, в первые два века почитание креста христианами из язычников передавалось в том числе и этим знаком (и буквой) Т.

Климент Александрийский (ок.150–215 гг.), основатель одноимённой богословской школы, в своих Строматах, в главе, посвящённой числовому символизму, в знаке греческой буквы Τ (ταυ), обозначающей в этом языке число 300 (в еврейском «тав» обозначает 400), видит «знак Господа», понимая в данном контексте «Т» как крест. Он пишет: Φασὶν οὖν εἶναι τοῦ μὲν κυριακοῦ σημείου τύπον κατὰ τὸ σχῆμα τὸ τριακοσιοστὸν στοιχεῖον. (Считается, однако, что цифра 300 по виду является образом знака Господня). И далее в главе, посвящённой геометрии, объясняя символизм размеров Скинии и Ковчега Завета, говоря о длине в триста локтей (на греческом – «Т», тау, ταυ), он опять называет этот знак «символом Господа»: οἳ τοὺς τριακοσίους πήχεις σύμβολον τοῦ κυριακοῦ σημείου λέγουσι[6].

Также и его приемник по школе Ориген (ок. 185-254), комментируя книгу пророка Иезекииля, говоря об известном знаке и о его тождественности кресту, возможно, ссылаясь на своего предшественника, пишет: «Один из тех, кто верил во Христа, говорил, что форма буквы Тау (T) представляет сходство с фигурой креста и является пророчеством о знаке, который христиане изображают на своём лбу»6а.

В латинском языке мы встречаем ту же традицию у Тертуллиана. В апологии «Против Маркиона» он приводит известные слова из пророчества Иезекииля, упоминая его мистическую печать (9.4): «Пройди посреди града, посреди Иерусалима и поставь [знак] Тав на лбах людей». Он продолжает: «Ipsa est enim littera graecorum Tau nostra autem T species Crucis quam portendebat futuram in frontibus nostris apud veram et catholicam Hierusalem» (Этот тип написания греческого Тау, равно как и нашего [римского] Тэ, представляет из себя вид креста, который нам указует на наших челах путь к подлинному и единственному Иерусалиму)[7]. И далее в указанном труде можно определить и время, когда эта практика начертания креста уже применялась в Церкви. Говоря о словосочетании signaculum frontium – «знаки, начертанные на челах (лбах)», Тертуллиан сообщает Маркиону, что традиция такого начертания существует и в маркионитстве, что свидетельствует о её появлении ещё до раскола, который, как известно, произошёл около 150 года.

Крест в виде буквы Т Тау (Те) на древнем христианском надгробии Дионисия.

Употребление образа креста (знака Мессии) среди первых иудеохристиан при богослужении (в молитве)

«Богослужение первых христиан представляется в двух видах: с одной стороны, они участвуют в еврейском ветхозаветном богослужении храма и, должно быть, находившейся при ней синагоги, с другой – имеют в качестве восполнения к сему и своё домашнее богослужение»[8]. Апостол Иаков в своём послании собрание христиан всё еще называет синагогой (апостол Павел – уже Церковью, εκκληςία), описывая в ней синагогальные порядки: «если в собрание (εισ την σθναγωγην, славянское «сонмище») ваше войдёт человек, (…) и вы, смотря на одетого в богатую одежду, скажете ему: тебе хорошо сесть здесь, а бедному (…) ты стань там (…) – не пересуживаете ли вы в себе» (Иак. 2. 2-5). Это обычная синагогальная практика, где впереди сидели более состоятельные люди. Так, в Александрийской синагоге молящиеся сидели по уровню социального положения: ювелиры, работающие с золотом, отдельно; далее – с серебром, потом отдельно кузнецы, ткачи и далее по достатку[9]. Синагогальное богослужение, за исключением произношения «Берахотов-Благословений», совершалось сидя, употребляло наклонение головы и поясное наклонение корпуса. В дни особых постов крестообразно простирались на полу[10].

Эта практика сидеть во время богослужений и простирание на земле была принята Западной Церковью. Простирание у христиан сообщало о прямой связи человеческого тела с крестом. Апостол Павел в послании к Римлянам говорит: «Или вы не знаете, что все мы, кто были крещены во Христа Иисуса, в смерть его были крещены? Итак, мы были с ним погребены через крещение в смерть, чтобы, как был воздвигнут Христос из мёртвых славою Отца, так и мы ходили бы во обновлении жизни, (…) зная, что ветхий наш человек был распятс Ним» (Рим. 6, 3-6). В первой Апологии Иустина Философа (105–165 гг.), написанной после 150 года, автор говорит: «И наружный вид человека отличается от вида животного (…), и который не другое что представляет, как фигуру креста»[11]. Крест же в свою очередь ещё во многом осмыслялся им как «знак Иезекииля». Так автор, говоря о распятии и объясняя значение креста, ссылается на ветхозаветного пророка, понимая этот знак через иезекиилевский «знак Мессии»: «Крест, как предсказал пророк, есть величайший символ власти Христовой (евр. Мессии)»[12]. Позднее о связи тела со крестом повторяет Тертуллин (155/165 – 220/240 гг.). Plasta autem lignum crucis in primo statuit, quoniam ips< i > quoque corpori nostro tacita et secreta linea crucis situs est, quod c< aput > emicat, quod spina dirigitur, quod umerorum obliquatio; < . . . >; si statueris hominem manibus expansis, imaginem crucisfe< ceri >s[13]. («Потому, что крест, хотя мы этого и не замечаем, по силуэту и положению напоминает вид человеческого тела. То, что голова возглавляет, позвоночник продолжает, то, что уровень плеч <…>. Фигура человека с распростёртыми руками изображает крест»).

Такая практика, взятая ранней Церковью из синагоги – молиться, распростёршись крестом на земле, не очень поощрялась уже в V веке. Это видно из слов преподобного Иоанна-Кассиана, который говорил, что древние подвижники были против крестообразного лежания на земле, ибо «на того, кто лежит на земле, нападают, (…) не только помыслы, но и сон»[14].

В целом связь человеческого тела с крестом повлияла на практику христиан «молиться всем телом», то есть осенять себя крестом. При такой молитве участвовали все члены тела. Однако если мы исследуем ранние христианские источники, увидим, что Церковь не сразу выработала тот привычный нам образ крестного знамения.

Крестное знамение в ранней Церкви

О ранней практике совершения христианами молитв с использованием крестного знамения (знака) видно из книги Тертуллиана Ad uxorem («К жене»). Говоря о преимуществе брака христианок с братьями по вере и об ущербности брака с язычниками, Тереуллиан употребляет фразу: Elemosinae sine tormento, sacrificia sine scrupulo, quotidiana diligentia sine impedimento; non furtiuasignatio , non trepida gratulatio, non muta benedictio. Sonant inter duos psalmi et hymni, et mutuo prouocant, quis melius Domino suo cantet. Здесь переводчики словосочетание furtiuasignatio обычно переводят в значении «наложить на себя [сделать] крестное знамение», что собственно верно. (Нет им стеснения творить милостыню, нет опасности присутствовать при совершении святых тайн, нет препятствий к исполнению ежедневных обязанностей, нет нужды тайком креститься и шепотом произносить молитвы. Они вместе поют псалмы и гимны, стараясь друг друга превзойти в восхвалениях Бога)[15]. Однако, furtiuasignatio Тертуллиана на латинском обозначает «скрытый, тайный знак». Действительно, здесь речь идёт о наложении на себя знака-знаменiя креста, но ничего не говорится о привычном для нас способе его совершения.

Чуть ранее в той же книге Тертуллиан говорит о ежедневной практике молитв у христиан. Приведём здесь это повествование в традиционном русском переводе: «А жемчуг ваш – это ежедневно повторяемые христианином действия. Чем больше вы будете их скрывать, тем сильнейшее возбудите любопытство в язычниках. Сможешь ли ты тайком крестить постель и свое тело или же сплюнуть что-нибудь нечистое? Если ты встанешь ночью помолиться, не сочтут ли тебя колдуньей? Неужели муж не заметит, что ты тайком съедаешь перед каждым приемом пищи? А когда он узнает, что это всего лишь хлеб, то что он в своем невежестве подумает о тебе?» Теперь посмотрим, как это выглядит в оригинале: «Margaritae uestrae sunt etiam quotidianae conuersationis insignia. Quanto curaueris ea occultare, tanto suspectiora feceris et magis captanda gentili curiositati. Latebis me tu,cum lectulum, cum corpusculum tuum signas, cum aliquid immundum flatu explodis,cum etiam per noctem exurgis oratum? Et non magiae aliquid uideberis operari? Non sciet maritus quid secreto ante omnem cibum gustes?Et si sciuerit panem,non illum credet esse,qui dicitur?»[16] Мы видим, что Тертуллиан ни разу не употребляет слово крест. Понятно, при переводе необходимо передать главный смысл и отчасти стиль повествуемого. Но нашей задачей является выявить терминологические средства, которыми пользуется автор для обозначения крестного знамения у древних христиан. Говоря: «latebis me tu,cum lectulum,cum corpusculum tuum signas» , «сможешь ли ты сделать знак над кроватью (ознаменовать постель) и на своём теле?», спрашивает автор в этом отрезке, повествуя о кресте, при этом опять употребляя слово «знак».

Итак, мы видим, что слово «знак» или «тайный знак» обозначало для древних христиан то же, что и знак Мессии, – «крестное знамение». Им могли осенять предметы и себя. Но как (на каком месте) это делали в последнем случае?

Об этом более ясно Тертуллиан говорит в другом своём труде: Ad omnem progressum atque promotum, ad omnem aditum et exitum, ad calciatum, ad lavacra, ad mensas, ad lumina, ad cubilia, ad seditia, quae comque nos conversatio exercet, frontem crucissignacula terimus. (Случится ли нам отправиться в путешествие или идти на торжище, выйти или вернуться, одеться ли нам, причесаться ли, погрузиться в ванну, сесть за стол, зажечь светильник, сесть или взойти на ложе, что бы мы не делали, мы запечатляем наш лоб [маленьким] знаком креста)[17].

Тертуллиан любил употреблять уменьшительные значения, например, «corpusculus» для «corpus» – тело, «lectulus» для «lectus» – кровать, этот стиль вообще был характерен для поздней латыни. Однако если учитывать, что в предыдущей цитате он уменьшительного значения к слову крест (знак) не употребляет, следовательно, он сознательно говорит о маленьком знаке («значке») креста signaculum, понимая его как эквивалент греческого σφραγις, что в целом осмысляется как знак или печать.

Иными словами Тертуллиан говорит о практике совершения христианами Карфагенской Церкви этого «тайного знака» – furtiuasignatio, или crucissignacula, – «знака крестика». Они совершали его на том же месте, где стояла печать из книг Иезекииля и Апокалипсиса, на лбу. Позднее ту же практику креститься мы видим у Лактанция, который в книге «О смертях гонителей» повествуя о персидском походе императора Галерия Максимиана (296–298)  говорит, что во время жертвоприношений язычников христиане, присутствовавшие при этом, «стали осенять чела свои бессмертным знаком»17а. «Этот знак signatio делался одним пальцем правой руки, большим или указательным, и воспринимался как приносящий пользу. Он мог иметь как форму известного всем креста «стоящего» (+), а также [креста] Т или [креста] Х»[18].

Данная практика ещё существует в Западной Церкви: такой крест делают одним пальцем правой руки перед прочтением Евангелия, когда налагают крест на лоб, уста и сердце. Также в западной практике даётся благословение священника пасомым и родителей детям (большим пальцем правой руки проводится на лбу благословляемого изображение крестика).

Практика совершать крестное знамение на лбу во втором веке была повсеместно распространена на Востоке. Так, продолжая известный отрезок из Оригена, мы читаем: «форма буквы Тау представляет сходство с фигурой креста и является пророчеством о знаке, который христиане изображают на своём лбу. Так как все верные делают это, что бы они не начинали делать, но особенно в начале молитвы или перед чтением священных текстов»18а.

То есть в церковной практике второго века крестное знамение осмыслялось в контексте пророчеств книг Иезекииля (9.4) и «Апокалипсиса» (Ап. 7.3), обозначая «печать Бога Живого» (Ап. 7.2), передаваемую тем же «знаком Иезекииля» (Иез. 9.4), «знаком Мессии, (Мф. 24. 30) – Тав (+, x ) [Тау и Те (T)], и поставляемого на лоб. Одновременно он приобретает значение как знак исповедания веры, личной духовной жизни и тайный знак для определения братьев по вере.

Библейский знак креста у святителя Киприана Карфагенского

Анализируя ветхозаветные тексты на предмет выявления параллельных и мессианских мест, Святитель Киприан в 250 году в книге Ad Qvirinvm, говоря о спасительном знаке креста, видит его прямое тождество в «знаке-печати» известных библейских повествований Иезекииля (9.4), Исхода (12.13), («и будет у вас кровь знамением (signum-знаком) на домах (…) и увижу кровь и пройду мимо…») и Апокалипсиса (7.9 и 14.1)»[19]. В этом знаке (signum) он усматривает крест, семантически связывая его с именем Божиим. И хотя он цитирует ещё доиеронимовскую латинскую традицию текста Иезекииля, вполне сопоставимого с переводом Семидесяти, где ничего не сказано, какой знак надо поставить на чело праведников, тем не менее для Святителя Киприана это знак креста. Говоря о тождестве этого знака в трёх местах Библии, он продолжает этот ряд, упоминая ещё апокалиптические Альфу и Омегу, таким образом апеллируя к её еврейскому семантическому архетипу Алеф и Тав. Последняя, как известно, была выражена знаком креста и обозначала знак имени Божия[20]. И хотя в контексте книги Святитель ничего не говорит о букве, тем не менее прямо заявляет о кресте, что видно в самом надписании данной главы о том, что «в знамении крестном заключается спасение для всех, кои будут назнаменованы им на челах своих»: «Qvod in hoc signo crvcis salvs sit omnibvs qvi in frontibvs notentvr».

Виды крестного знамения в Карфагенской Церкви

Исследователи Киприана Карфагенского приходят к выводу, что святитель в своих трудах для обозначения крестного знамения употреблял три термина: signaculum dominicum, signum Christi и signum crucis, и также три для обозначения их глагольных форм: signaculo dominico consummari, signo Christi signari и signari[21].

В свою очередь разница в терминах, обозначающих крестное знамение при святителе Киприане, даёт возможность предполагать, что были варианты в его исполнении в частной (креститься) или общественной (благословлять) молитве. Святитель Киприан употребляет эти различные наименования, вторя своему старшему предшественнику Тертуллиану. Последний, по мнению Дольдера, имеет шесть признаков, касающихся видов совершения крестного знамения[22]. В некоторых случаях у Тертуллиана трудно определить, является ли упомянутое действие крестным знамением, однако, безусловно, является доказательством почитания креста Господня, что мы и стремимся показать в исследовании. Так, в труде De oratione Тертуллиан говорит: «Мы не только возносим наши руки вверх, но также и распростираем их [крестообразно], таким образом мы представляем в наших действиях образ нашего Господа в Его страдании и исповедуем, когда мы молимся, нашу принадлежность Христу»[23].

Осмысление креста-знака Мессии при крещении как знака духовного возрождения

В известном высказывании Блаженного Иеронима Стридонского (342–419/420 гг.) следует обратить внимание на одну деталь. Знаменитый составитель Вульгаты, говоря об использовании христианами знака креста, напрямую связывает его с еврейской буквой Тав. «Буква тав последняя из древних еврейских букв, которыми доселе пользуются самаряне, имеет подобие креста, который изображается на челах христиан и часто напечатлевается в надписаниях, делаемых рукою»[24]. Крест, как знак спасения и духовного возрождения, всё ещё прочитывается в контексте «знака Иезекииля». На лбах христиан он приобретает новый семантический оттенок. Если в контексте Ветхого Завета «Тав» обозначал славу Яхве и знак Его имени, то после повествования евангелиста Иоанна: «Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины», слава раскрыла своё значение в двух последних понятиях. Знак «Тав» стал знаком благодати Божией и истины о Его Мессии. Так, в Послании Варнавы, отражающем (александрийскую) антииудейскую полемику, автор говорит: «крест (σταυρος) в образе буквы тау (Т) должен был указывать на благодать искупления»[25].

Этот знак христиане из язычников стали носить на лбах как символ благодати Божией (Святого Духа), полученной в крещении. Сразу после погружения (крещения) он наносился маслом на лоб и назывался «хризма» – помазание[26]. Святой Феофил, шестой епископ Антиохийской Церкви (около 169–180 гг.) видит в этом помазании христиан знак последования Христу (Помазаннику). Он говорит: «Потому мы и называемся христианами, что помазуемся елеем Божиим»[27]. Имя «христианин» производит от помазания елеем и Тертуллиан, понимая в крещении новое духовное рождение последователей Мессии (Христа). (Exinde egressi de lauacro perungimur beriedicta unctione de pristina disciplina qua ungui oleo de cornu in sacerdotium solebant,ex quo Aaron a Moyse unctus est.unde christus dicitur a chrismate quod est unctio,quae <et>domino nomen accommodauit,facta spiritalis quia spiritu unctus est a deo patre (…).sic et in nobis carnaliter currit unctio sed spiritaliter proficit,quomodo et ipsius baptismi carnalis actus quod in aqua mergimur,spiritalis effectus quod delictis liberamur). «Выходя из купели возрождения, мы получаем святое помазание, заимствованное из древнего закона, которыйзапечатлевал священника посредством помазания елеем. Таким же образом Аарон был посвящён своим братом Моисеем. Поэтому Иисус назван Христом от слова «chrismate», обозначающего помазание, которым Бог Отец восполнил Его Духом, своим (…). Это помазание совершается над нашим телом (плотью), его действие оказывается на душу. То есть, хотя действие крещения является с внешней стороны, так как только тело погружается в воду, оно в то же время осуществляет и духовное воздействие, так как освобождает нас от греха»[28].

В другом месте он замечает: ("Christianus"uero,quantum interpretatio est,de unctione deducitur.Sed et cum perperam "Chrestianus"pronuntiatur a uobis-nam nec nominis certa est notitia penes uos -,de suauitate uel benignitate compositum est.Oditur itaque in hominibus innocuis etiam nomen innocuum). «Слово christianus – «христианин» [произошло от греческого, которое] обозначает «помазание», но и когда вы ошибочно произносите "Chrestianus" – ведь вам даже точное именование не известно, то оно сложено из «приятности» и «кротости»». Значит в людях непорочных ненавистно само непорочное имя»[29].

 Это место замечательно ещё и тем, что Тертуллиан объясняет неправильность наименования христиан язычниками, которые звали их через «е» подобно тому, как Светоний описывает изгнание иудеев из Рима в своей книге «Жизнь 12-ти цезарей», говоря о Клавдии: «Iudaeos impulsore Chresto assidue tumultuantis Roma expulit». «Им были изгнаны из Рима иудеи, постоянно подстрекаемые к волнениям Хрестoм»[30].

В книге «О воскресении плоти», говоря о помазании после крещения, Тертуллиан говорит о знаке. Понятно, речь идёт о кресте. Автор употребляет уже знакомое нам из книги пророка Иезекииля латинское словоsignatur – знак, печать, подпись. «(…) caro salutis est cardo,de qua cum anima deo alligatur ipsa est quae efficit ut anima eligi possit a deo.Sed et caro abluitur ut anima emaculetur,caro unguitur ut anima consecretur,caro signatur ut et anima muniatur,caro manus impositione adumbratur ut et anima spiritu illuminetur,caro corpore et sanguine Christi uescitur ut et anima de deo saginetur. «(…) плоть является базой для спасения. Наконец, когда душа находится в услужении у Бога, именно плоть позволяет получить эту честь. Именно плоть омывется, чтобы очистилась душа; плоть воспринимает помазание, чтобы освятилась душа; на плоть ставится знак, чтобы укрепилась душа; на плоть возлагается рукоположение, чтобы душа была озарена духом; наконец, плоть питается телом и кровью Христа для того, чтобы душа питалась пищей Божией»[31]. Эта традиция в христианском мире называть крест знаком (знаменiем) при осенении себя крестным знамением стала устойчивой в романских языках (фр. se signer; исп. persignarse; итал. segnarsi) объясняется его связью с контекстом книг Апокалипсиса и Иезекииля. В свою очередь, знак креста, ставимый на лоб первыми христианами после крещения, осмыслялся как знак благодати Божией и как видимый образ помощи для дальнейшего духовного возрождения.

Осмысление креста как знака защиты при оглашении и крещении

Считается, что практика помазания елеем перед крещением восходит к традиции экзерцизма[32]. Перед помазанием оглашенный отрицается от сатаны, повернувшись лицом на Запад. Святитель Кирилл Иерусалимский говорит: «Хочу вам объяснить, почему вы поворачиваетесь в сторону Запада. Как Запад есть область видимой тьмы, и как сатана имеет тьму своим уделом, равно как и его царство во тьме, вы, поворачиваясь к Западу, символически отрицаетесь этого тирана тьмы и мрака»[33]. Традиция осмыслять Запад как мистическую область тьмы восходит к античности. Древние греки воспринимали Запад, где садится солнце, как врата Ада[34]. Этот мотив прочитывается и у отцов Церкви. Так, святитель Григорий Нисский говорит о Западе как о «жилище власти тьмы»[35]. В том же слове Кирилла Иерусалимского смысл отречения от сатаны заключается в «разрыве древнего пакта с Адом»[36]. Святой Иларий, комментируя пятый стих «qui ascendit super occasum…» 67-го псалма, говорит о победе Христа над властью мрака[37]. После отречения от сатаны человек знаменовался печатью (крестом) Христовым (Мессии), которую ставили елеем не только на лоб, но и на все чувственные центры человека. Дидим Слепец (ок.312–398 гг.) в своём труде De Trinitate (II, 14) говорит об обязательности пресвитерам после положения рук и дуновений знаменовать лоб, уши, и ноздри крещаемого[38]. Эта печать (signatio - σφραγις) осмысляется как знак посвящения Богу с последующей Его защитой. Святой Кирилл Иерусалимский говорит: «Священник обозначил твой лоб печатью (σφραγις), чтобы ты получил оттиск отпечатка (печати), которая тебя посвящает Богу»[39].       

В Западной и Африканской Церкви была практика знаменовать лоб «печатью» задолго до совершения крещения[40]. Такое поставление печати могло предшествовать крещению даже за несколько лет, как это было у блаженного Августина[41].

Печать в Античном мире

Распространение христианства в древнем Риме повлекло за собой новое осмысление понятий античной культуры. Если для древнего иудея и иудеохристианина печать – знак Мессии осмыслялся через библейские книги Иезекииля и Апокалипсис, то христиане из языческой среды осмысляли понятие печать из культурной реальности окружающего их мира. В Древнем Риме печатью (σφραγις) обозначался тот предмет, которым делали печать и тот отпечаток, который был этой печатью сделан. Печать обозначала подлинник предмета, вещи, договора. Саму печать (печатку) часто делали из драгоценных камней, оправляли благородными металлами и носили на руке как перстень. Документы могли скреплять печатью из воска. В целом носитель печати являл собой представителя лица, давшего ему эту печать. Печать была знаком принадлежности.

Так, Климент Александрийский рекомендовал христианам следующие печати (σφραγιδες): «Для печати же мы должны пользоваться изображением голубя или рыбы, или корабля с надутыми парусами, или же музыкальной лиры, какая изображена была на перстне Поликрата, или же корабельного якоря, какой на своем перстне приказал вырезать Селевк. Если кто рыбак, то перстень должен тому напоминать об апостолах или же о детях, воспринятых от вод крещения. Идольских же изображений на своих перстнях мы не должны гравировать; не должно и с каким-то почтением относиться к таким перстням; и перстней с изображением меча или лука не должны мы носить»[42]. Хотя все эти символы и употреблялись христианами Древней Церкви, однако, ни один из указанных Климентом не стал главным в христианской религии. Это место (печати Христа – Мессии) прочно занял крест – знак Иезекииля и Апокалипсиса.

В крещальной практике христиан печать (крест) стал обозначать собственность Христа (Мессии). Для христиан из язычников образ принадлежности стал формироваться из практики пастухов клеймить своих животных или военных отличать своих солдат[43].

Клеймение как знак посвящения

В послании к Галатам апостол Павел, заканчивая тему об обрезании, пишет: «я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа (…). Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь.(…) Впрочем никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы (stigmata – лат.) Господа Иисуса на теле моем» (Гал. 6.14,15,17). Для апостола последователи Христа – это совершенно новые люди, новая тварь. Те, которых Тертуллиан осмысляет как людей миссиаской «помазанной» расы. Они могут хвалиться только знаком, отличающим их от других, – крестом и принадлежностью к своему Богу (и Его Мессии).     

В античном социуме это было очевидно и понятно. Так клеймили (stigmatisation – лат.) рабов, делая им на лбу несмываемый знак (татуировку) господина[44]. Ещё при Амвросии Медиоланском (340 г. –4 апреля 397 г.) эта практика была известна весьма широко[45]. В языческих культах последователей нередко прижигали раскалённым металлом. Так, в мистериях Диониса адептов клеймили раскалённой иглой – это был знак посвящения божеству[46]. По свидетельству Геродота в устье Нила в Тарихеи был храм Геракла. Все, кто посещал его, клеймились священными знаками (στίγματα ἱρά), после чего на них нельзя было налагать рук. Беглые рабы Египта знали об этой возможности стать неприкосновенными и стремились достичь этого места[47].

Таким посвятительным знаком для христиан стал крест, отменяющий ветхозаветный посвятительный знак обрезание. Носители креста – новая раса, посвящённая Богу. Они неприкосновенны силам зла. Они ставят этот знак, как печать Иезекииля и Апокалипсиса, на лоб. Об этом говорит Святитель Кирилл Иерусалимский (315–386): «Не будем стыдиться исповедовать Распятого. Давайте будем с уверенностью во всяком обстоятельстве делать знамение креста (в оригинале «печать креста» – σφραγις του σταυρου) перстами на нашем челе: когда мы едим и когда мы пьём, входя и выходя, прежде чем лечь спать, ложась и вставая. Это большая защита (μεγα το φυλακτηριον) (φυλακτήριον-амулет), бесплатная для нищих, простая для слабых: так как благодать приходит от Бога. Это символ для верных и ужас для демонов. Он торжествует над ними через это знамение. Ибо когда они видят крест, они вспоминают Распятого, они боятся Того, Кто раздавил головы демонов»[48].

Осмысление креста, как знака Доброго Пастыря

Впервые тема «Бога-Пастыря» звучит в словах праотца Иакова, благословляющего своих сыновей, и относится к благословению Иосифа (Быт. 49.24). Позднее царь Давид говорит: «Господь Пастырь мой» (Пс. 23.1) и «Пастырь Израиля (…) водящий, как овец, Иосифа, восседающий на Херувимах» (Пс. 80.1). В пророчествах Исаии (40.11; 44. 28) и Иеремии (31.10; 49.19; 50.44) это слово устойчиво употребляется как эпитет смотрения Божия над Израилем.

Господь употребляет тот же термин «Пастырь Добрый», относя его к Себе, Который полагает душу свою за своих овец (Ин. 10.2; 11.12.14.16). Этот образ Пастыря был использован отцами древней Церкви в практике крещения. Подобно тому, как пастухи клеймили своих животных, дабы определять их собственника, отцы стали осмыслять печать на лоб как клеймо благодати, позволяющее войти в стадо Христово. Получение на лоб печати – креста в крещении – стало осмысляться как принадлежность стаду Христову. Так, святой Кирилл Иерусалимский в своём слове говорит новопровещённым: «Приблизьтесь к священной печати, (…) чтобы Вы были узнаны Господином. Будьте частью святого и разумного стада Христова, чтобы быть одесную Его»[49]. Та же мысль и у святого Григория Нисского (ок.335 – после394): «Овцы, поспешите к знаку креста и печати (…), которые спасут вас от страданий»[50].

Здесь мы видим одно из осмыслений (σφραγις) печати – креста, поставляемого маслом на лоб новопросвещённых христиан. Она позволяет подобно тому, как пастух отличает своих овец, Господу узнавать своих. Сравним эту мысль у Феодора Мопсуэтского (ок. 350–428 гг.): «Это принятие на хранение (консигнация – consignatio), которым ты теперь заклеймён, является знаком того, что с этих пор ты помечен как овца Христова. Подобно тому, как овца с момента её приобретения получает знак, по которому узнают, какому хозяину она принадлежит; она пасётся на том пастбище и находится в той же овчарне (лоне церкви), что и другие, которых пометили тем же знаком, показывающим, что они принадлежат одному и тому же господину»[51]. Этим знаком печати Феодор указывает признак единой Церкви. Эта печать своего рода доступ для вступления в христианскую общину.

Та же мысль звучит и у святителя Григория Назианзина (329–389 гг.): «Если ты примешь эту печать, которая знаменует твою душу и твоё тело помазанием (хризмой) и Духом, что может с тобой случиться? Это для тебя даже в этой жизни самая большая защита. Помеченную овцу нелегко поймать хитростью, та, которая не несёт метку, является жертвой для воров. После этой жизни ты можешь спокойно умереть, не боясь, что Бог отнимет у тебя ту защиту, которую Он дал тебе для спасения». Таким образом, здесь метка является гарантией спасения.

Дидим Слепец продолжает ту же мысль: «Писание во многом, но особенно в том, что касается святого крещения (…), напоминает о Святом Духе и Его спасительном знаке, которым мы были отмечены, будучи восстановлены в нашем первозданном образе. Действительно, овца, которая не была отмечена, является лёгкой добычей для волков, не имея помощи печати (σφραγις) и не будучи узнанной, как другие, добрым Пастырем, так как она сама не знает Пастыря мира»[52].

Осмысление креста как знака принадлежности воинству Христову (Мессии)

Апостол Павел в обоих посланиях к Тимофею повторяет один и тот же лейтмотив, говоря о «добром воине Иисуса Христа» (1 Тим. 1,18; 2 Тим. 2. 3-4). Этот образ стал использоваться отцами древней Церкви для катехуменов, вступающих в Церковь. Как в Риме воины обозначали свою принадлежность тому или иному полку или генералу, делая себе знак – татуировку на правом запястье или предплечье с их именем, так и приходящие ко крещению получают клеймо-знак – печать принадлежности воинству Христову. «Воин, – говорит Феодор Мопсуэтский, – избирается на службу. Когда по величине своего роста и по состоянию тела он достоин быть избран для служения Империи, он получает на руку знак (отметину), какому царю отныне будет служить; так ныне и ты, который был избран для Царства Небесного, и после испытания теперь известно, что ты воин Небесного Царя»[53]. «Каждый из нас, – вторит ему святитель Кирилл Иерусалимский, – предстанет перед Богом в присутствии непобедимого воинства (армии) ангелов. Дух Святой запечатлеет (отметит печатью) ваши души. Вы будете записаны (завербованы) в армию Великого Царя»[54]. И далее святитель говорит, что это за печать, возводя её к образу креста Господня: «После моей победы (битвы) на кресте, я дам каждому из моих воинов носить на челе (лбу) печать царскую»[55]. О широкой практике среди христиан поставления печати Христа на запястье и на предплечии говорит несколько позднее Прокопий Газский (ок.475 — ок.528). Собственно, этот обычай начался в Газе с чудесного события, произошедшего ещё при Святителе Порфирии[56]. «Многие, – говорит Прокопий, – делают татуировку на запястье и на предплечье имени Иисуса или креста»[57]. Отношения между воином и его полководцем сохранились и в качестве следов клятвы верности, сохранённых в чине крещения, где новообращённый отрицается от сатаны и сочетается Христу. Само латинское слово «sacramentum» Тертуллианом введено в богословскую лексику из церемонии воинской клятвы. Христианские авторы стали употреблять его в значении обещания служения Христу[58].

Употребление креста в погребальных обрядах

Самые древние иудеохристианские надгробные символы, относящиеся к первому и началу второго века, найдены в оссуариях и на погребальных стеллах в Хевроне, Назарете и Иерусалиме. На них, кроме традиционно иудейского знака миноры, начинают появляться символы христианства: пальма, рыба, корабль, виноградная лоза, гроздь винограда, чаша, плуг, кирка-мотыга, Ноев ковчег или топор-секира. Кроме того, целый ряд изображений является образом завуалированного креста, что говорит о его первичном почитании либо в контексте иудейского писания как знаке Мессии (Тав), либо в контексте евангельских повествований-проповедей и притч пришедшего Мессии. Это крест-якорь, надутые паруса, мачта корабля, топорик-мастерок ascia, буква Тав. Леклерк приводит надпись 134 года, находящуюся на иудеохристианском надгробье из Пальмиры, обрамлённую с двух сторон буквой Тав в форме андреевского креста – Х[59]. Она рассматривается ещё как печать Иезекииля и Апокалипсиса, обозначает знак Мессии, имя Яхве и славу Его.

Первые изображения креста, как знака страдания(распятия), появляются на Востоке в конце 2-го – начале 3-го века в греко-римских погребениях. С этого времени они приобретают очень широкое применение и в катакомбах Рима60. Этот крест, как надгробный, погребальный знак в ранней Церкви чаще всего встречается в виде букты Т. Христиане из язычников, не зная языка Библии с её еврейским Тав, употребляли латино-греческий эквивалент этой буквы – Тау или Тэ.

Это дало основание полагать, что восприятие знака Иезекииля и знака креста-распятия в ранней иудейской Церкви не осмыслялись как тождественные61. Иудеохристиане всё ещё видели в кресте знак обетованного Мессии с его призывами к духовному возрождению и свободе. В то время, как люди нееврейской культуры воспринимали крест (+ -Тав) как орудие страдания, передавая его знаками креста Т (Тау или Те).

Другая же разновидность буквы Тав (Х) среди христиан из эллинистической культуры эволюционирует в новом направлении. Она становится знаком-носителем имени Мессии (Христограмма). Это было связано с самой формой изображения Тав в виде буквы икс – Х. Она стала восприниматься в значении греческой буквы χ «хи», что напоминало о первой букве греческого эквивалента еврейскому слову Мессия – Христос (ΧΡΙΣΤΟΣ) и что относилось к Иисусу из Назарета. Этим было положено основание для эволюции второго направления в образе креста в виде монограммы Христа (Христограммы) как знака явления имени Мессии, как знака Богоявления.

Крест Т (тау – те) выделяет это надгробие Домиции как христианское.