История писательницы Лоис Макмастер Буджолд в чем-то напоминает историю Джоан Роулинг. Жительница маленького американского городка. Мать двоих детей. Домохозяйка с дипломом фармацевта. Несколько романов, написанных «в стол». И, в возрасте 36 лет, внезапная всемирная слава. Каждая книга становится бестселлером, высшие премии в области научной фантастики «Хьюго» и «Небула».

Сходство с Джоан Роулинг, впрочем, ограничивается лишь некоторыми биографическими совпадениями. В плане, собственно, литературном разница велика. Если у Роулинг это по большей части продукт грамотного пиара, то у Буджолд главная составляющая успеха — реакция читателей на созданный ей мир, самый живой и реалистичный из возможных. Жанр космической оперы предполагает множество условностей. У Буджолд эти условности не касаются самого главного: характеров героев и тщательно прописанной логики событий, будь то грандиозная космическая битва, или приготовления к свадьбе.

Цикл «Сага о Форкосиганах», на сегодняшний день состоящий из 15 романов, повествует о далеком будущем цивилизации. Люди уже давно расселились по дальним планетам, но о какой-либо галактической империи речи нет. Сообщение между звездными системами возможно только через локализованные в пространстве переходы, у которых можно поставить военную базу способную уничтожить любой флот вторжения. Соответственно, каждый мир может самостоятельно строить свою собственную социальную систему.

Здесь есть колония Бета, однозначно являющаяся экстраполяцией либерального варианта развития Америки. Политкорректность, обеспеченная сверхтехнологиями будущего, равноправие, возведенное в культ, и бетанский доллар в качестве резервной мировой валюты. «Скучно, но до чего же хорошо там воспитывать детей», — вздыхает одна из героинь.

Цетаганда — мир закрытый как средневековая Япония или коммунистический Китай. За занавесом проводится планомерная генетическая модификация жителей, а социальная структура видоизменяется до полной неузнаваемости. Смелые социальные эксперименты требуют в качестве материала целые планеты, поэтому цетагандийцы не скрывают своей воинственности. Количество открытых межсистемных проходов величина конечная и крайне малая, поэтому мир Буджолд находится в состоянии постоянного кризиса.

Симпатии Буджолд, однако, принадлежат вовсе не Бете, а Барраяру, молодому миру, списанному в основном... с России. Немного кайзеровской Германии, немного британского королевского флота и, в равных долях, России 19, 20 и 21 века. Барраяр пережил период жестокой цетагандийской оккупации, и после кровавого освободительного восстания впал в средневековье и состояние полной изоляции от других миров. В Барраяре Буджолд постаралась описать едва ли не самые симпатичные проявления императорской власти: честь, ответственность, служение. Одновременно с этим жесткий милитаризм, пьянство и крайняя отсталость общества.

Главный герой — барраярский фор Майлз Форкосиган не похож на космического супермена. Рост — почти сто сорок пять сантиметров. Горб. Хрупкие кости. Левая нога на четыре сантиметра короче правой. Постоянные самокопания и подверженная депрессии психика. Очевидно, что предметом описания будут являться вовсе не победы плоти, а победы духа. И действительно, космические приключения Майлза служат едва или не фоном к самому главному — победам Майлза над самим собой, разрешению внутренних конфликтов, преодолению сначала физических, а потом и нравственных недостатков.

Все это, конечно, замечательно, но при чем здесь религия? Религии в мире Буджолд практически нет. На этом можно посчитать разговор оконченным, а можно и вспомнить, что религии практически нет и в современном секулярном мире. Весело, спору нет, описывать и торжественно развенчивать теологические системы прописанные, допустим, Толкиеном. Но гораздо полезнее выяснить, что именно постхристианский мир жаждет услышать от религии. Вряд ли мир желает услышать от христианства красивые слова. Их уже достаточно. Возможно, мир восхитится делами. Покорит его лишь конкретное присутствие Бога в человеке — святость. Присутствию Бога в человеке посвящен второй цикл романов Лоис Буджолд — «Шалион». О нем нужно рассказывать отдельно. О том, что касается дел или этики, пищу для размышлений нам даст «Сага о Форкосиганах».

Одной из таких привлекательных христианских историй, в значительной степени повлиявшей на черты характера главного героя саги, Майлза, стала история о сорока мучениках Севастийских.

Это история о 40 воинах из Севастии Каппадокийской, которые служили в Дакии. Языческий военачальник приказал отречься от Христа. Они не подчинились. Святых воинов раздели, повели к озеру и поставили под стражей на льду на всю ночь. Был сильный мороз. Когда холод стал нестерпимым, один из воинов не выдержал и бросился к берегу. Один из стражников — Аглаий сбросил с себя одежду и сказал мучителям: «И я — христианин!» — и присоединился к мученикам.

Эта история произвела большое впечатление на Лоис Буджолд. «Я готовила и слушала музыку, кассету ирландской певицы Энии, и на кассете была песня, которую она пела на латыни. Каким-то образом своеобразное переплетение военных и церковных ритмов этой композиции заставили все эти идеи одновременно сойтись вместе в моей голове. И я подумала: «А! Я знаю! Я пошлю Майлза на убогую арктическую базу в качестве его первого назначения, где он будет метеорологом и получит все неприятности, какие только можно, и воспроизведет историю о "Сорока мучениках Севастии" и он будет сороковым"».

Эта история, описанная в романе «Игра форов», — переломная в жизни Майлза. Он окончил военную академию. Впереди блестящая карьера, к которой он стремится всей душой. Он знает, что для карьеры придется совершать вещи, за которые будет стыдно, придется переламывать себя. Майлз был готов к ответственным решениями. Но не был готов к тому, что нужно будет видеть несправедливость и просто отойти в сторону.

На складе происходит разгерметизация контейнера с опасным химическим веществом, вызывающим мутации. Нужно опечатывать склад и сжигать со всем содержимым. Генерал-самодур приказывает техникам - вытащить контейнер. Они отказываются, после чего он приказывает их раздеться и под прицелом ставит на мороз. Случайно, здесь же оказывается Майлз.

На нем не повисла тяжесть какого-либо решения как на сорока мучениках, которым нужно было не отречься от Христа. Но он оказался перед соблазном отказа от решения. Так же как и стражник, которого напрямую вроде бы ничего не касалось. Именно это подвигло его раздеться и стать вместе с обреченными техниками. Здесь у Буджолд появляется мотив из «Хроник Нарнии» Льюиса. Помешанному командиру показалось, что гораздо интереснее посадить в тюрьму благородного фора, ведь неповиновение фора приказу — это мятеж, караемый смертью. Техники получили свободу, а Майлз отправился в камеру.

Участвовать в любом конфликте на стороне правды. Вот максима, которая может быть приложена к жизни каждого христианина, если его интересует возможность показать миру свою веру. Второй вариант — избегать ответственности за все, что происходит в мире, затаившись в религиозном гетто.

Дальнейшая история Майлза ставит перед ним все более масштабные задачи, самые сложные из которых связаны с тем же ключевым моментом  — добровольном снисхождении героя к несчастным и обездоленным, чтобы разделить их судьбу и спасти их жизни. Оказывается что решения нелогичные, ставящие под удар все, что только можно, но, продиктованные таким желанием, оказываются самыми верными.

Что продуцирует эти правильные решения? На чем должна основываться эта жертвенная этика? Возможно, на идее веры в Бога и Писание? Есть ли ситуации предельного отчаяния, когда спасти людей может только вера?

В романе «Границы бесконечности» Майлз решает освободить военнопленных из цетагандийского лагеря на планете Дагула. «Огромный опалесцирующий купол силового поля ограничивал идеально ровный круг диаметром в полкилометра. Внутри была сцена древнего преддверия ада. Отчаявшиеся мужчины и женщины сидели, стояли или, большей частью, лежали поодиночке и группами по всей поверхности круга. Неужели это и есть пресловутый объект высшей степени секретности на планете Дагула — лагерь военнопленных номер три? Эта голая... суповая тарелка? Майлз туманно воображал бараки, вымуштрованную охрану, ежедневные построения, тайные подкопы, заговоры с целью побега...»

Майлз оказался внутри одного из изощренных экспериментов Цетаганды. Люди в куполе были предоставлены сами себе и могли проявлять себя как угодно. Плитки ежедневного рациона подавались ежедневно в случайном месте у стенке купола и тут же к ней сбегалась толпа отчаянно сражающихся друг с другом людей. Этим простым ходом в корне уничтожается всякая надежда на порядок. Майлз хотел спасти людей, а оказался перед обезумевшими животными, которые уже и забыли о том, что есть какой-то внешний мир. Все, что они делали — тупо лежали на земле ежедневно совершали отчаянный рывок за пищей.

«Отсутствие сведений из внешнего мира может свести с ума кого угодно. Это еще хуже бесплодной молитвы, когда говоришь с Богом, который тебе не отвечает. Неудивительно, что у всех у них тут понемногу развивается солипсическая шизофрения. Майлз чувствовал, что и его начинают одолевать сомнения. В самом деле — есть ли кто-то там, снаружи? В условиях информационного голода спасти человека может только вера...»

У Майлза отобрали одежду и он голый, голодный и неспособный хоть как-то постоять за себя решил вернуть этим людям веру с помощью ... Писания. «Знаете, это единственный кусок текста во всем лагере! — не без гордости добавил он. — Это должно быть Писанием.

 - Мы начнем с первого встречного-поперечного. Неважно, где мы начнем, потому что я намерен в конце концов получить их всех. Всех до самого разнаипоследнего. Идем проповедовать язычникам».

Майлз интуитивно выбирает язык веры и надежды, потому что все разумные слова не действуют. Он терпеливо выслушивает саркастические замечания по поводу своей веры, которые очень похожи на те возражения, которые мы слышим от усталых и обремененных жизненным опытом атеистов и агностиков.

«- Позволь дать тебе совет, парень. Как клоун ты здесь не приживешься. Все мыслимые шутки уже заезжены до смерти. Даже черные. Мы уже все пробовали. Устраивали учения, игры, жили по правилам, качали мускулы. Мы устраивали фестивали и ставили спектакли. Мы пробовали силу и хорошенько повоевали друг с другом. А потом занимались грехом, сексом и садизмом, пока не затошнило. Мы все попробовали не меньше десяти раз. Ты что, думаешь, ты тут первый реформатор?

- Нет, Оливер. — Майлз наклонился совсем близко, и голос его упал до шепота. — Я уверен, что я -— последний. Вот что я сижу вам насчет цинизма, сержант: это самая бессильная мораль на свете. Но зато какая удобная! Убеди себя, что барахтаться бесполезно, — и можно со спокойной душой сидеть по уши в дерьме и ничего не делать».

Есть ли разница между пленом и рабством? Почему мы не чувствуем себя свободными на нашей планете, ведь купол может быть сколь угодно большим, вплоть до размеров земной атмосферы? Аналогии Буджолд слишком прозрачны.

Майлзу удалось обратить в свою веру самую активную часть пленных. Для начала, была решена проблема еды. Теперь она раздавалась всем поровну с помощью строжайше соблюдавшейся процедуры. Цетагандийцы пробовали поломать систему раздачи разными уловками, но это только упрочило веру людей. Они воочию увидели, что силы зла задеты и вынуждены проявлять активность. Значит они — на правильном пути и враги оказались в роли догоняющих. После этого цетагандийцы сменили тактику и целых 19 циклов раздачи не делали ничего необычного. Что это как не аналогия первых масштабных гонений на христиан первых веков, когда сатана пытался уничтожить их сначала физически, а потом при помощи последовавшими за этим столетиями затишья и даже господства христианства. Это время было самым тяжелым для Майлза. «В эти минуты Майлз чувствовал себя так, словно он ведет строптивую козу на веревке, свитой из воды. Никогда еще он столь остро не ощущал нематериальность Идеи».

Здесь Буджолд пытается рассказать о тех странных, по мнению атеистов, утверждений Церкви об иных реальностях. «Откуда они это знают? Почему бы просто не основать религию добра, любви и взаимопомощи без этих разговоров о Воплощении, Теле и Крови, Царствии Небесном?». Как знать, может быть именно то, что кажется нам сегодня странным, окажется самым естественным и понятным делом, когда иная реальность соприкоснется с нашей. Когда свернется купол неба.

Странное упорство Майлза касалось числа очередей для раздачи пищи. «Кстати, почему бы нам не сделать двадцать отрядов? Ускорит раздачу, когда построим очереди. Может помочь успешному завершению дела. Нет, — быстро вмешался Майлз, — их должно быть четырнадцать. Четырнадцать отрядов создадут четырнадцать очередей к четырнадцати кучам плиток. Четырнадцать — это... это мистическое, божественное число, — добавил он в ответ на их недоумевающие взгляды».

Значение этого числа стало понятным, когда после 20 цикла раздачи еды купол свернулся, и рядом с лагерем приземлилось 14 спасательных катеров, принадлежащих Майлзу.

«Час настал! Пусть руководители четырнадцати групп соберутся и выстроят людей вдоль окружности лагеря. Если все пойдет так, как мы отработали, улетим все. Но если они кинутся к катерам так же, как кидались к плиткам рациона, не улетит никто. Поняли? Просто выполняйте процедуру раздачи».

В свое время Лев Толстой предлагал вычеркнуть из Евангелия все места, которые лично он не понимал. Я думаю, что с ним согласны многие люди, пытающиеся разложить факт существования Церкви и Евангелия на какие-то понятные большинству шаблоны восприятия. Лоис Буджолд не принадлежит к их числу хотя бы потому, что предпочитает слушать и понимать. Почему бы не предположить, что необходима именно такая церковная организация, с апостольским преемством и Поместными Церквями. Почему бы Таинствам Церкви не быть связанными с истинной реальностью таким простым и естественным способом, что в свое время, узнав его, мы не скажем: «Ну как же мы не догадывались раньше. Ведь все так просто»! Вот этому умению слушать, и стоит поучиться всем, намеревающимся критиковать христианство.