Документы «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века» и проект научного переиздания Триодей в редакции Комиссии по исправлению богослужебных книг при Святейшем Правительствующем Синоде (1907–1917) многими были встречены с огорчением. Некоторые священнослужители не замедлили высказать твердую, принципиальную позицию по недопущению реформирования и упрощения церковнославянского языка. Недавно была опубликована замечательная статья почтенного и уважаемого московского пастыря – протоиерея Сергия Правдолюбова (http://www.bogoslov.ru/text/1902908.html). Серьезную озабоченность проектами документов выразила преподаватель МДАиС Н.Е. Афанасьева (http://www.bogoslov.ru/text/1790804.html).
На мой взгляд, документ Межсоборного Присутствия о церковнославянском языке предлагает, по сути, реформу богослужения Русской Церкви. Расплывчатые формулировки позволяют трактовать документ так, как это будет угодно тем лицам, которые будут данную реформу проводить. Из обилия комментариев на портале Богослов.RU и в блоге Межсоборного Присутствия можно заключить со всей очевидностью, что общецерковного согласия по вопросу языка богослужения и книжной справы в настоящее время нет. Каждый понимает эту справу по-своему. В такой ситуации будет преступлением устроить реформу, которая может привести к непоправимым последствиям. В документе декларируется стремление донести смысл молитв до прихожан, вероятно, недавно воцерковившихся или вообще только стоящих на пороге Церкви. Однако складывается впечатление, что делаться это будет с полным пренебрежением к тем, кому дорога традиция нашей Церкви, кто любит наше богослужение и не желает повторения обновленческих экспериментов XX века.
Любая структура, будучи созданной под конкретные цели, со временем начинает доказывать «полезность» своего существования, придумывая «задачи» и «проблемы», чтобы их затем самоотверженно решать. Если литургическая комиссия или, на самом деле, комиссия по исправлению книг, о которой говорит документ Межсоборного Присутствия, будет организована и станет постоянно действующим органом, то через 10 лет мы можем не узнать нашего богослужения. Желание подправить все и вся может привести к тому, что богослужение станет совершаться на новославянском языке, а количество поправок в богослужебных книгах, помноженное на регулярно выходящие тиражи этих книг, приведет к анархии в богослужебной практике. Ведь нередко в одном и том же храме используются книги разных лет, а служить, например, одновременно по стандартной Триоди и по «сергиевской» не получится. Есть опасность, что комиссия просто не сможет остановиться в своей деятельности. Для того чтобы исправить явные и немногочисленные ошибки богослужебных книг вполне достаточно существующих церковных механизмов. Любому здравомыслящему человеку, ознакомившемуся с интернет-дискуссией по этому документу, становится очевидным, что при таком разбросе мнений по вопросу языка богослужебных книг и их исправления, любой результат деятельности комиссии вызовет серьезное недовольство либо одной группы, либо другой, т. е. станет причиной разделений, а возможно, и нестроений. Думаю, что у нас и так достаточно проблем в церковной жизни, чтобы своими руками создавать новые, тем более в той области, которая должна объединять.
Реформа богослужебного языка, проводимая под теми же лозунгами и с теми же «благими» намерениями, что и литургические реформы II Ватиканского собора, не может не привести к тем же плачевным результатам, к каким пришла Католическая Церковь. «Миссионерские» устремления не дали желаемых результатов, и католические храмы в Западной Европе пустеют. В то же время на Западе растет интерес к Тридентской латинской мессе, поскольку реформированный обряд и забвение латыни привели к десакрализации богослужения. Однако Католическая Церковь, служащая живой иллюстрацией того, к чему приводит бесконечное приноравливание литургической жизни под нужды секулярного мира, находится в более выгодном положении, чем то, в каком можем оказаться мы. Католикам в 1962–1965 годах даже не пришло в голову модернизировать латынь, и сейчас им есть к чему вернуться. Проект документа Межсоборного Присутствия о богослужебном языке, на мой взгляд, нацелен на то, чтобы, по сути, уничтожить церковнославянский язык и сделать из него новославянский. Нужно отметить, что более честно поступили румыны, сербы и болгары, которые, не уродуя славянского языка, частично перешли в богослужении на современный язык. Нам же предлагается новодел.
Думаю, что для всех очевидно, что язык влияет на сакральный элемент в богослужении, так же как влияют на него предметы церковного обихода. Мы же служим Литургию в облачениях (а не в футболке и шортах), хотя история происхождения облачений, их форма и назначение так же непонятны современному человеку, как и церковнославянский язык. Если мы используем не бытовые предметы для богослужения, то почему язык должен быть обязательно упрощен до уровня развития современного человека с «промытыми» СМИ мозгами? На Литургии мы используем потир, а не граненый стакан или чайную чашку. Так же и богослужебный язык – часть этой традиции, восходящей к вековому опыту Церкви. Сейчас часто забывают о том, что богослужение – это общение с Богом, а не миссионерская акция, и язык этого общения должен соответствовать своему высокому назначению. Литургическая традиция – это часть Предания Церкви. Общеизвестно, что в греческих Восточных Православных Церквах не служат на разговорном языке (димотике), предпочитая сохранение языковой традиции. При этом вопрос модернизации литургического языка там практически не поднимается, а отдельные попытки ввести на богослужении чтение на современном языке хотя бы Священного Писания наталкиваются на ярко выраженное неприятие церковного народа.
Полностью согласен с опасениями, приводящимися в качестве аргументов против книжной справы. Предлагаемый документ Межсоборного Присутствия о церковнославянском языке не указывает критерии «малопонятности» церковнославянских слов (которые предполагается заменить), что неизбежно может привести к субъективизму в проведении справы.
Многие священники, я думаю, подтвердят мое наблюдение, что не существует неразрешимой проблемы в понимании богослужения воцерковляющимися прихожанами. Церковный народ любит славянский язык и к тексту многих молитв настолько привык, что даже незначительные изменения могут привести к нестроениям.
Неразработанность методологии предполагаемой книжной справы вызывает опасения относительно сохранности церковнославянского языка не только как явления литургической жизни Русской Церкви, но и как связующего звена для славянских народов. Русификация церковнославянских текстов и упрощение синтаксиса может привести к тому, что новый «извод» церковнославянского языка, адаптированный для русского слуха, будет еще более непонятным для других славянских народов (например, сербов и болгар), использующих этот язык в богослужении.
Процесс книжной справы и реформирования языка, будучи однажды начатым, может стать не только лавинообразным, но и непрекращающимся. Адаптированные для понимания богослужебные тексты в скором времени опять потребуют новой адаптации и упрощения, ведь проблема непонимания богослужения кроется не столько в богослужебном языке, сколько в относительно невысоком уровне богословской образованности прихожан.
Переводом на русский язык (я уж не говорю об упрощенном и реформированном славянском, к которому призывает документ Межсоборного Присутствия) проблемы понимания богослужения не решить. Даже если нашим прихожанам дать русский перевод, например, Троичных канонов воскресной полунощницы из Октоиха, большинство из них практически ничего не поймет, тем более на слух. Осознанно разобраться в этом гимнографическом материале (а объем песнопений догматического содержания в православном богослужении весьма велик) можно лишь обладая систематическим богословским образованием или, как минимум, серьезной подготовкой в области догматики. Снижать богословскую «планку» путем русификации и упрощения богослужебных текстов мне кажется неоправданным и нецелесообразным.
В результате реформирования церковнославянского языка может появиться язык, отличающийся от русского, но уже не являющийся в полной мере и церковнославянским. Декларируемое документом Межсоборного Присутствия изменение синтаксиса богослужебных текстов может способствовать тому, что церковнославянский язык изменится до неузнаваемости. Все это неизбежно приведет к разрушению церковнославянского языка, как формы богослужебной традиции Русской Церкви. Это может быть даже более опасным для жизни нашей Церкви, чем переход на русский язык в богослужении. Решить проблему понимания службы можно прежде всего через усиление работы по изучению церковнославянского языка на приходах и будущими пастырями – в духовных школах, а также через повышение общего богословского уровня и прихожан, и клириков.
Можно рассмотреть еще практический аспект богослужения, который, конечно, является не определяющим, но мне он кажется немаловажным. Славянский язык обладает особой мелодикой, которая прекрасно ложится на древние роспевы, текст же русифицированный адаптировать для такого исполнения будет чрезвычайно трудно, да и выглядеть это будет несколько комично. Даже для нашего обычного обиходного пения реформа языка обернется значительными сложностями.
Относительно переиздания Триодей в редакции Комиссии по исправлению богослужебных книг архиепископа Сергия не могу не сказать, что у меня (и не только у меня) имеются сомнения в целесообразности подобного издания. Оно, будучи воспринятым некоторыми клириками и клирошанами в качестве допустимого для богослужения варианта, может нарушить единообразие использующихся Триодей и привести к разнобою в литургической практике. Это издание даже многими сторонниками проведения книжной справы считается не вполне удачным. Реанимировать, мягко говоря, не совсем положительный опыт русификации богослужения – значит сознательно размывать традиции и расшатывать основы той сферы церковной жизни, которую потом будет трудно, если и вовсе не невозможно, восстановить. Тот аргумент, что исправленные комиссией Триоди получили благословение Святейшего Синода, не является основанием для их использования в современной богослужебной практике, поскольку на протяжении ХХ века по благословению Священноначалия издавались и применялись старые, «неисправленные» тексты.
Несомненно, что для изучения богослужебной традиции более полезным было бы полновесное научное издание, показывающее развитие церковнославянского языка Триодей на примере не только деятельности Комиссии по исправлению книг 1907–1917 гг., но и по имеющимся рукописям и печатным изданиям (включая дониконовские версии перевода триодных текстов и греческий оригинал).
Нетрудно предположить, что переиздание «сергиевских» Триодей, вероятно, потребует немалых финансовых затрат. Насколько целесообразно воспроизводить труд, который даже сторонниками книжной справы воспринимается неоднозначно? Но даже если и предпринимать труд переиздания этих Триодей, нужно ясно определить их предназначение и сопроводить текст максимально глубоким научным комментарием. В этом издании, а лучше и в самом документе Межсоборного Присутствия, должно быть четко прописано, что «сергиевские» Триоди издаются не для богослужебного использования, а для научных целей. «Сергиевская» Триодь, действительно, стала библиографической редкостью, поэтому лучшим выходом будет, если вообще ставить вопрос о переиздании, выпуск ее на электронном носителе (со всеми комментариями, предисловиями и т. п.). В таком случае любой желающий сможет ознакомиться с этой книгой, но при этом хотя бы отчасти устранится соблазн использовать этот несовершенный вариант за богослужением.
Хотелось бы привести решение Епархиального совета Московской епархии от 11 августа 2011 года (журнал № 20, http://www.mepar.ru/documents/misc/2011/08/12/4624), которое в краткой форме излагает недостатки и возможные последствия проведения в жизнь идей, изложенных в документах Межсоборного Присутствия о церковнославянском языке и издании «исправленных» Триодей: «Признано целесообразным принятие документа о значении церковнославянского языка в жизни Русской Православной Церкви. В то же время по поводу предлагаемого проекта высказано неудовлетворение отсутствием фундаментальной методологической основы и научных принципов работы с богослужебными текстами, что чревато недопустимой деградацией церковнославянского языка, в частности вследствие его русификации, которая, будучи сомнительна с точки зрения просветительства, наверняка вызовет отторжение в среде церковного народа. Отмечалось, что церковнославянский язык безусловно является основным в богослужении Русской Православной Церкви. Однако в контексте признания допустимости богослужения на национальных языках вызывает недоумение сохраняющаяся до сих пор неопределенность церковной позиции в отношении национального языка русского народа. По проекту научного переиздания Триодей в редакции Комиссии по исправлению богослужебных книг при Святейшем Правительствующем Синоде (1907–1917) высказано пожелание, чтобы эта публикация была максимально глубоко прокомментирована и не означала возможности использования данного несовершенного текста в богослужебной практике».
В заключение, нельзя не отметить, что содержание и «градус» обсуждения документов Межсоборного Присутствия о церковнославянском языке и «сергиевских» Триодях однозначно свидетельствуют о том, что реформа богослужебного языка (как и всякая литургическая реформа) может иметь очень серьезные последствия для Русской Церкви. Редакторская работа с богослужебными текстами при непродуманном подходе приведет к взрывоопасному эффекту. На мой взгляд, уроки и последствия книжной справы XVII века и методы ее проведения должны быть учтены при осуществлении деятельности в богослужебной сфере. Некая архаичность форм и языка богослужения вполне могут быть компенсированы миссионерскими усилиями по приобщению новообращенных к литургическому богатству Церкви.