Идеологи «церковной реформы» отчетливо представляли себе, что «перестройка церковного управления» может оказаться делом «сложным и деликатным». Решение было найдено быстро: «Для того, чтобы не вызвать каких-либо осложнений в отношениях между Церковью и государством, многие мероприятия проводить церковными руками»[1].

18 апреля 1961 года под жестоким давлением Совета по делам РПЦ Священным Синодом было принято постановление об отстранении священнослужителей от хозяйственных дел на приходах. Несогласие со столь радикальной реформой приходского управления многих видных иерархов потребовало дополнительного утверждения ее на Архиерейском Соборе[2]. Впрочем, некоторые архиереи начали воплощение реформы в жизнь уже сразу после Синодального решения. Так, управляющий Калининской епархией архиепископ Калининский и Кашинский Иннокентий в своем циркуляре от 9 мая 1961 года, обращенном к настоятелям всех церквей епархии, писал: «По ознакомлении членов приходского Совета и Ревкомиссии с Постановлением Священного Синода надлежит Вам совместно с  приходским Советом и Ревкомиссией сделать Постановление о передаче Вами своих полномочий председателя приходского Совета церковному старосте и о вступлении последнего к исполнению обязанностей председателя приходского Совета и о принятии на себя ответственности совместно с прочими членами за целость и сохранность имущества, согласно договора.

С данного момента настоятель не состоит и членом приходского Совета»[3].

18 июля 1961 года в Троице-Сергиевой Лавре состоялся Архиерейский Собор, который установил новую организацию приходского управления. Проводилась реформа как вынужденная мера в тяжелые для Церкви дни, когда гонения на нее резко усилились. Выставлено было требование привести «Положение об управлении РПЦ» в строгое соответствие с постановлением ВЦИК и НК РСФСР 1929 года «О религиозных объединениях», которое устраняло священнослужителей, как лиц, лишенных избирательного права, от участия в хозяйственных делах религиозных общин. То, что после издания Конституции СССР 1936 года, предоставившей всем гражданам одинаковые права, постановление это вступило в противоречие с основным законом государства, игнорировалось[4].

В результате реформы приходского управления сложилась ненормальная ситуация, когда настоятели приходов, лишившиеся всякой возможности вмешательства в хозяйственные дела общин, оказались в положении наемных лиц у церковного совета (исполнительного органа общины), состоявшего из мирян, причем зачастую далеко не религиозных. Власть же епархиального архиерея над приходами минимизировалась до такой степени, что после снятия с регистрации назначенного им настоятеля приходы становились подведомственны только государственному регистрирующему органу.

Архиерей, подписывая Указ о назначении священнослужителя, должен был согласовывать его не только с уполномоченным, но и с исполнительным органом прихода. В некоторых указах даже была такая формулировка: «по договоренности с Исполнительным органом вышеозначенного храма»[5].

Священнослужители, кроме того, должны были подписывать с исполнительным органом трудовой договор, в котором могли быть следующие пункты:

«За совершение церковных служб в Храме, а также за причащение больных на дому, Священник лично не получает никаких вознаграждений от прихожан. За нарушение вышеизложенного Священник несет персональную ответственность»[6].

«Исполнительный орган предоставляет временно, для ночлега во время богослужений жилую площадь в задней части церковной сторожки, за чистотой и отоплением в которой следит сам о. диакон»[7].

Некоторые договора были составлены безграмотно с церковной точки зрения. Например, в одном из договоров есть следующий пункт: «Диакон Баслык обязуется совершать службы и исполнять требы, за что получает твердый оклад 300 рублей в месяц»[8]. Между тем совершать службы и исполнять требы имеет право только епископ или священник, а диакон является только помощником при совершении богослужений и треб.

Архимандрит Иоанн (Экономцев) в своем романе «Записки провинциального священника» дает такую характеристику председателя исполнительного органа прихода: «Она была полновластной хозяйкой храма. Кто ее назначил председателем несуществующего приходского совета – секрет полишинеля. Во всяком случае, к ее назначению непричастны ни прихожане, ни тем более настоятель, лишенный всякого права голоса и выступающий в качестве наемной рабочей силы. Елизавета Иванова полновластно решала, сколько заплатить священнику, сколько положить себе в карман (об этом умолчим!), сколько передать в конвертах таинственным лицам, от которых зависит ее пребывание на этой должности, сколько перечислить в местный бюджет, в Фонд мира и сколько, наконец, на поддержание предприятия[9]»[10].   

Духовенство восприняло реформу приходского управления неоднозначно. Например, один из священников Костромской епархии в беседе с уполномоченным по поводу ее заявил: «С этой перестройкой я, как настоятель, превратился в половую тряпку, которой можно лишь подтереть пол. Никому не имею права ничего приказать. К ящику[11] не подходи, мною могут командовать всякие старухи»[12]. Аналогичное настроение вынашивалось целым рядом священников. Другая же их часть пошла по иному пути: внешне они подчинялись, но фактически продолжали распоряжаться финансово-хозяйственными делами церкви, используя лично им преданных малограмотных членов исполнительных органов[13].

Архиепископ Никон (Фомичев) вспоминал: «духовенство оказалось в подчинении у старост, которые нередко творили полный произвол. В калужском кафедральном соборе, например, староста отменила все крестины – они совершались только во втором, Никольском храме. …старосты возомнили себя «князьками» Церкви. Без их согласия священник или епископ не мог принять на работу или уволить даже уборщицу в храме. На собрание, избиравшее церковный совет, духовенство не допускалось. Решать, какой быть церковной общине, мог атеист, а священник не имел на это права…»[14]

Впрочем, были и совсем иные мнения. Например, на Поместном Соборе 1988 года архиепископ Иркутский и Читинский Хризостом дал положительную оценку приходской реформе 1961 года: «Помню сороковые годы, с 1943 по 1954 годы у нас тоже было возрождение, даже более мощное, чем сейчас; открывались храмы тысячами. Священнослужители имели возможность и административной и пастырской деятельности. Начали с того, что покупали себе роскошные дома на самом видном месте, красили заборы в зеленый цвет. А машины – не просто «Волги», а ЗИЛы. Я думаю, что великим благом… было то, что в 1961 году отказались от административной деятельности. Это промыслительно потому, что последующие годы были трудные, но если бы священники были у власти, то их всех бы пересажали на законном основании»[15].

Но такое мнение являлось единичным. Большинство духовенства и простых верующих восприняли реформы отрицательно.

Выход для духовенства из создавшейся ситуации обозначил Святейший Патриарх Алексий I: «Умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых»[16].

Эти слова наставления дали силу противостоять лавине «церковной реформы», направленной в первую очередь на изменение всего строя церковной жизни и уничтожение порядка приходского управления.

Одновременно с реформой был произведен так называемый «единовременный учет». Проверялось не только количество церковных зданий, их площадь и другие габариты, и даже не только количество совершаемых треб, но все – вплоть до того, сколько людей посещает храм в дни церковных праздников. Так, например, данными единовременного учета 1961 года было установлено, что в Костромской области разовое посещение церквей в дни больших религиозных праздников составляет около 22 тысяч человек[17].

По данным уполномоченного Совета по г. Москве в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы 7 апреля 1959 года в Москве функционировали 36 церквей, в которых совершались две литургии в 8 и 10 часов утра. Количество посетивших церкви в этот день составляло примерно 90–100 тысяч человек, подавляющее большинство (90–95 %) присутствовавших составляли женщины и только 5–10 % было мужчин престарелого возраста[18].

Как отмечал в 1962 году уполномоченный Совета по Тульской области, на церковных службах присутствовали, как правило, женщины пожилого возраста. Их было до 85 %. Мужчин пожилого возраста было 10 %, молодых людей – не более 5 %, детей почти не было[19].

При проведении единовременного учета «было выявлено много бездействующих церквей, не используемых молитвенных зданий, затухающих приходов. Совет принял меры по ликвидации практики субсидий таким приходам со стороны более сильных религиозных объединений и Патриархии, что повлекло прекращение их деятельности. На местах разобрались с каждым религиозным обществом. В соответствии с законом, общественные здания, захваченные церковниками в период войны, были возвращены их прежним владельцам и превращены в учреждения культуры, школы. Многие слабые и распавшиеся религиозные объединения сняты с регистрации. Материальная база православия заметно сузилась». (Такими словами докладывал в ЦК КПСС В. Фуров, заместитель председателя совета по делам религий, рапортуя об итогах перестройки церковного управления)[20].

В Ивановской епархии в одном только 1961 году было закрыто семь храмов: в погосте Ананьин Конец Заволжского района, в селе Бортницы Родниковского района, во Всехсвятском погосте Южского района, в селе Дроздово Шуйского района, в селе Иванове Середского района, в селе Спас Шелутино Палехского района, в селе Филиппково Комсомольского района. Если на 01.01.1961 года число приходов Ивановской епархии равнялось 56, то на 01.01.1962 года оно сократилось до 49[21].

Закрытие проходило неравномерно, в разные годы и в разных областях. Например, в той же Ивановской епархии в 1959–1960 году, когда по всей стране активно шло закрытие храмов, церкви не закрывались; только с июня 1959 года «по предложению органов пожарного надзора» была закрыта епархиальная свечная мастерская, служившая до определенного времени источником больших доходов для епархии. В 1962 и 1963 году в Ивановской епархии было закрыто по два храма, еще один храм был закрыт в 1964 году. В отличие от многих других епархий Советского Союза, начиная с 1965 года закрытия храмов в Ивановской епархии не происходило[22]. (В Костромской  епархии в период с 1962 по 1983 год количество действующих церквей сократилось с 77 до 65[23]. Во Владимирской епархии с 1962 по 1975 год – соответственно 61 и 51)[24].

Приводимые ниже таблицы иллюстрируют, как изменялось количество храмов в период проведения реформы приходского управления в  областях Центральной России:

Таблица 4

Численность православных храмов в регионах Центральной России в 1958 – 1963 гг.[25]

Таблица 5

Снятие с регистрации религиозных объединений

в областях Центральной России в 1960 – 1963 годах[26]

Из таблиц мы видим, что наиболее активно закрытие храмов происходило в тех областях, где на начало антицерковных репрессий Н.С. Хрущева их было наибольшее количество – в Ярославской и Московской, а также в Калининской, где за 1960–1962 гг. был закрыт 31 православный храм. Количество храмов, которые закрывались в Центральной России в 1960–1962 годах, за один год почти вдвое превышало количество церквей на 21.08.1963 года в таких областях, как Калужская или Тульская. Только за 1960–1963 годы в областях Центральной России было закрыто 179 храмов.

Для очередных закрытий использовались все возможности. В плане уполномоченного Совета по Костромской области на 1964 год значилось: «Совместно с райисполкомами и райкомами провести социологическое обследование населенных пунктов в районе одиннадцати церквей, …где из-за отсутствия священников длительное время нет богослужений и где финансовое положение религиозных объединений свидетельствует о том, что церковь не поддерживается населением и после этого решить вопрос о снятии с регистрации религиозных обществ»[27]. Впрочем, число действующих священнослужителей в Центральной России было все-таки достаточно соразмерным количеству открытых храмов, о чем и свидетельствует приводимая ниже таблица.

Таблица 6  

Количество духовенства в регионах Центральной России

в 1958–1960 гг.[28]

Необходимо отметить, что во многих областях РСФСР статистика функционирования церквей и служащих священнослужителей была намного более удручающей, чем в Центральной России. А приводимая ниже таблица иллюстрирует ситуацию в национальных регионах, не имеющих глубоких православных традиций.

Таблица 7 [29]

Количество православных церквей, молитвенных домов

и священников в некоторых областях РСФСР (на 01.01.1958)

Нужно отметить, что к началу 1962 года во Владимирской области имелось 346 недействующих храмов. Общая характеристика их приводится ниже в таблице, как характерная для Центральной России в изучаемый период.

Таблица 8[30]

Закрытые храмы Владимирской епархии (на 01.01.1962 г.)

Из этой таблицы наглядно видно, как мало ценились в советское время культурно-исторические ценности религиозного характера. Из 117 закрытых храмов, являющихся памятниками архитектуры, лишь 44 использовались под культурно-просветительские нужды, следовательно, остальные либо использовались под хозяйственные нужды (склады, цеха и т. п.), либо же были признаны подлежащими сносу. Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР обычно легко утверждал постановления облисполкомов о сносе и переоборудовании недействующих православных церквей. В 1960-е годы, среди множества прочих, были утверждены решения Владимирского облисполкома о переоборудовании церкви в селе Окшово Ляховского района под клуб. В селе Осипово Кировского района – под склад. Был решен вопрос о разборке церковных зданий в селе Сновицах Суздальского района, селе Черкутино Ставровского района, как аварийных[31]. Нужно еще вспомнить о том, что 346 – это не количество храмов, закрытых во Владимирской епархии после революции, а лишь тех из них, которые сохранились до 1962 года. А сколько храмов было уничтожено до этого времени! И из этих 346 оставшихся стоять закрытыми храмов 79 были признаны подлежащими сносу, т. е. почти 23 %.

Не всегда закрытие храмов происходило спокойно. Верующий народ не желал отдавать свои  святыни на поругание. Например, в 1960 году стоял вопрос о закрытии Успенского собора в г. Владимире и переводе его на музейный режим; взамен верующим предлагалось предложить Успенскую церковь Княгинина монастыря в г. Владимире, являющуюся памятником архитектуры XVI века. Собор этот, открытый в апреле 1944 года, с 1949 по март 1954 года был закрыт для богослужений в связи с ремонтно-реставрационными работами. И в 1960 году, видимо, предполагалось под предлогом таких работ спокойно его закрыть.

Письмо секретаря Владимирского Обкома КПСС К. Гришина и зампредседателя облисполкома Домнина в ЦК КПСС и СМ СССР от 6 июня 1960 г. говорит о том, что в Успенском соборе – архитектурном памятнике XII века – находятся фрески, представляющие собой исключительно большую художественную и историческую ценность, особенно исполненные великим русским художником Андреем Рублевым. Обеспечить их сохранность является задачей первостепенной важности. Но ввиду того, что собор используется общиной верующих, невозможно поддерживать соответствующий температурный и влажностный режимы, что не может не отражаться на состоянии фресок. Гришин и Домнин в своем письме ссылаются на результаты, сделанные комиссией под руководством И.Э. Грабаря еще в 1949 г. В этом заключении говорится, что фрески находятся в процессе недопустимо быстрого разрушения и требуют принятия неотложных мер по их укреплению и поддержанию. Меры эти состоят в первую очередь в необходимости изъятия собора у общины верующих, ибо обеспечение должной сохранности его мыслится только в условиях музейного режима. Заканчивается письмо заявлением, что Обком КПСС и исполком Облсовета поддерживают данное предложение комиссии и просят поручить Совету по делам РПЦ при СМ СССР и министерству культуры СССР рассмотреть вопрос о прекращении богослужения в Успенском соборе и о переводе его в музейный режим. Взамен этого собора церковной общине предлагалась Успенская церковь Княгинина монастыря, являющаяся памятником архитектуры XVI века[32]. По всей видимости, чиновники не оставляли своих попыток отобрать у церкви собор.

Продолжение этой борьбы мы видим и в последующие годы. Дело доходило до того, что управляющий Владимирской епархией архиепископ Онисим (Фестинатов) писал Святейшему Патриарху Алексию I с просьбой помочь «сохранить для молитвы дом Божией Матери – наш великолепный древний Успенский собор». Владыка Онисим отмечает, что кроме Патриарха помочь собору некому, т. к. местный уполномоченный не выказывает понимания по данному вопросу и считает, что передача собора в ведение музея – дело благое, и теперь этот памятник будет открыт для всех – как верующих, так и неверующих[33]. Обращался владыка Онисим и к заведующей Владимирским музеем т. Аксеновой. Так, архиепископ доказывает ей, что судьба собора, его сохранение интересует верующих ничуть не меньше, чем отдел культуры. Церковная община в силу договорных условий аренды собора выполняют все технические указания и сохраняют режим, необходимый для большей сохранности художественных ценностей. Верующие отдают большие средства на реставрацию живописи, ремонт собора. И если сейчас собор представляет собой единственный уникальный памятник архитектуры в нашем Союзе, обращая внимание своей красотой и благоустройством, то этим он обязан исключительно заботам и стараниям этих людей, которые, можно сказать, «возвели его из небытия» и из заброшенного, загрязненного здания превратили его в блистающий памятник истории и культуры[34].

Сильные протесты верующего народа и активная позиция Управляющего епархией помешали закрытию, хотя богослужения и были ограничены ввиду ремонтно-реставрационных работ, продолжавшихся с перерывами вплоть до начала 1980-х годов. Интересно, что обвинявшие верующих в неумении хранить бесценные фрески собора руководители советских органов культуры сами об их сохранности совсем не заботились.

В 1965 году внутри собора проводились съемки киносъемки фильма «Андрей Рублев». По ходу съемок внутри собора разжигался костер (отсюда копоть и прочие загрязнения иконостаса), а применение высоковольтных прожекторов с пучками света, направленного на фрески, привели к грубому нарушению установленного климата (теплота, влажность), фрески под воздействием прожекторов портились и приходили в аварийное состояние. Кроме того, в период съемок под куполом собора возник пожар, разрушивший купол собора. Пожар возник в ходе киносъемок. При тушении пожара в собор проникло много влаги, которая сильно сказалась на сохранности фресок Рублева.

Церковная община собора провела работы по консервации этих фресок и затратила на это 25000 рублей. Община также произвела полный ремонт кровли собора[35].

Верующие боролись не только за соборы, но и за маленькие сельские храмы. В 1964 году по поводу закрытия церкви в селе Елховка Тейковского района Ивановской епархии около ста человек прихожан направили письма протеста уполномоченному Совета по делам РПЦ при Совмине СССР, Патриарху, уполномоченному по Ивановской области, в Ивановское епархиальное управление.

Сам захват этой церкви иначе как разбойничьим назвать невозможно. 11 декабря 1963 года уполномоченный при Тейковском райисполкоме, вместе с некоторыми представителями местной власти, среди которых был начальник местной милиции, приехали в церковь и потребовали от председателя церковного совета выдать им ключи от церкви под предлогом производства ревизии и проверки церковного имущества. Староста отдавать ключи не хотела, но ее запугали и чуть ли не силой отобрали ключи. После этого было изъято мелкое церковное имущество и утварь, а также были изъяты и другие ценности: свечи, наличные деньги, банковские документы по текущему счету, церковная печать, штамп и регистрационная справка на церковь. В этом случае все апелляции верующих оказались бесполезными[36].

Но нередки были случаи, когда храмы закрывались «по-тихому». Митрополит Николай (Ярушевич) приводил такой пример закрытия храма: «уполномоченный снимает священника с регистрации. Архиерей вынужден подчиниться и назначает на приход другого священника. Но уполномоченный продолжает упорно, под разными предлогами отказывать в регистрации нового священника. В результате в храме свыше шести месяцев не совершается  богослужение, и власти закрывают храм как недействующий»[37].

Подобные вещи происходили повсеместно. Например, «священник села Межи Родниковского района Ивановской области о. И. Рябинин указом от 7 августа 1962 года был перемещен настоятелем церкви села Филисово, того же района и области с тем, чтобы настоятель церкви села Филисово о. И. Табаков был перемещен в церковь села Межи.

Когда протоиерей о. И. Табаков приехал в епархию за назначением в село Межи, то уполномоченный по делам РПЦ по Ивановской области Н.Н. Желтухин попросил повременить с его назначением, ссылаясь на решение Ивановского облисполкома о закрытии церкви в селе Межи»[38]. Также уполномоченным Совета по Ивановской области отмечалось, что и после закрытия церкви в селе Филиппково Комсомольского района никаких жалоб и заявлений с просьбой ее открытия не было[39]. Не везде верующие достаточно активно боролись за свое право на свободу совести.

Митрополит Николай (Ярушевич) приводил и более резкие способы закрытия храма: «В один назначенный властями день, обыкновенно в воскресный, после окончания богослужения, когда народ уже разошелся, около храма собирается толпа в несколько сот человек. Все это коммунисты, комсомольцы и весь так называемый актив. Они вооружены соответствующими инструментами и в течение нескольких часов физически разрушают и уничтожают храм! А церковную утварь, книги, облачение, иконы – грузят на грузовики и увозят в неизвестном направлении»[40].

Сокращались и представительские возможности епархий и их управляющих. В середине 60-х годов управляющий Ивановской епархией митрополит Антоний (Кротевич) передал городу хорошее деревянное здание епархиального управления, в котором имелся и большой домовой храм, а также некогда располагались и свечные мастерские. В настоящее время это здание, расположенное на улице академика Мальцева, сохранилось: в нем размещается медицинское учреждение.  Взамен этого здания был куплен небольшой дом, куда было по благословению Патриарха Алексия I перенесен и домовой храм, расположенный в старом здании епархиального управления[41].

Последствия реформы приходского управления оказались весьма негативными. Вследствие ее священник превратился в «служителя культа», нанятого исполнительным органом, а следовательно, мог быть уволен по усмотрению этого органа. Проведение так называемого «единовременного учета» способствовало установлению тотального государственного контроля над всеми сторонами церковной жизни. Ограничилась проявившаяся вновь после ВОВ власть епархиальных архиереев над приходами, которые после отстранения священника становились подчинены и подотчетны только государственному регистрирующему ведомству. Под любыми предлогами происходило закрытие храмов. Соотношение открытых и закрытых храмов в 1960-е годы на примере Владимирской епархии было примерно один к шести. А, например, в Кировской области с 1960 по 1964 год из 75 церквей и молитвенных домов, действовавших в 1959 году, было закрыто путем произвола и насилия 40 церквей, или 53%. В Полтавской епархии в 1958 году было 340 храмов, в которых совершалось богослужение, а в 1964 году их осталось только 52. Всего в СССР за указанный период было закрыто более 10000 церквей, или половина всех храмов, действовавших после войны[42]. Исходя из имеющихся фактов, можно констатировать, что подавляющее большинство храмов закрылись не сами собой (в силу того, что люди оставили христианскую веру), а незаконно, организованным административным нажимом.

В то же время необходимо отметить, что в 1961–1963 годах, несмотря на разгул антицерковных репрессий, количество крещений и венчаний, например, в Ивановской епархии было намного более значительным, чем в 1968 году. Вопрос о высокой обрядности в Ивановской области рассматривался даже в органах Совета Министров РСФСР[43]. После чего, вероятно, были приняты «соответствующие меры», снизившие данные показатели. Но до этого, в 1961 году, в Ивановской области было совершено 13720 крещений и 394 венчания, в 1962 году 13586 крещений и 282 венчания, за первое полугодие 1963 года – 5337 крещений и 123 венчания[44].

Процент крещения новорожденных детей был значителен и в других областях. Например, в Тульской области в 1960 году крестили 36,5 % новорожденных, в 1961 году – 40 %[45].

Сокращалось количество духовенства. Во Владимирской епархии на 01.01.1962 года имелось 72 священника, на 01.01.1970 года – 62 священника[46]. Особенно резкое сокращение количества духовенства отмечалось в начале шестидесятых годов – во время пика хрущевских гонений. Так, в Костромской епархии на 01.01.1961 года было 77 священников и 3 диакона, а на 01.01.1962 года стало 70 священников и 5 диаконов[47]. В Тульской области на 1 января 1961 года служили только 51 священник и 10 диаконов, действующих церквей имелось 32[48].

Большой вред духовной жизни приносила и частая смена управляющих епархиями. Так, в Костромской епархии в течение только 1961 года сменилось 4 архиерея: архиепископ Пимен, архиепископ Иоанн, епископ Донат и епископ Никодим.

Уполномоченный по Костромской области в своем отчете писал об этом: «Пимен – выбыл из области в марте 1961 года, будучи одновременно управделами Московской Патриархии. Большую часть времени находился в Москве, Костромской областью интересовался мало, за пределы Костромы не выезжал.

Иоанн – получив назначение от Патриархии к управлению епархии не приступал – ушел за штат.

Донат – прибыл из Новосибирской области в мае 1961 года, уволен 15 июля 1961 года. Имел крупные неприятности в прежней епархии. Вел себя крайне осторожно, за пределы областного центра не выезжал, влияния на религиозную жизнь не оказывал.

Никодим – зарегистрирован 12 августа 1961 года. С первых же дней проявил активность по ознакомлению с приходами. В отличие от своих предшественников принимает меры, чтобы оживить деятельность церквей, в первую очередь за счет комплектования их духовенством»[49].

1) Итак, Архиерейский Собор 1961 года в очередной раз показал, как государственная власть делает попытки легализации своих непопулярных решений в глазах верующих масс с привлечением церковной иерархи. Инициированная советскими органами власти реорганизация приходского управления 1961 года стала очередным непопулярным решением, которое руководство Церкви объективно вынуждено было принять под мощным государственным давлением.

2) Церковные советы, ставшие полноправными хозяевами на приходах, зачастую комплектовались из людей неверующих, интеллектуально неполноценных, но в силу случая получивших возможность расхищать церковные средства и показывать свою «власть» над духовенством. Все случаи их злоупотреблений, как правило, покрывались государственной властью. Духовенство, лишившееся возможности распоряжаться церковными средствами, оказалось в крайне сложном положении. С другой стороны – отстранение от хозяйственной деятельности, возможно, предотвратило часть репрессий в отношении священнослужителей по экономическим обвинениям.

3) Закрытие храмов при Хрущеве имело своей целью «выровнять» общее их количество по Советскому Союзу, так как на оккупированных территориях, особенно на Украине и в Центральной России, количество действующих храмов отличалось в разы. В Центральной России в этот период количество закрытых храмов было хотя и существенным, но не носило тотальный характер.

4) Частой сменой правящих архиереев власть стремилась воспрепятствовать их сближению с массами верующего народа.