В статье профессора, доктора теологии, доктора церковной истории, кандидата исторических наук, профессора кафедры общей и русской церковной истории и канонического права Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета священника Александра Мазырина рассматриваются произошедшие в результате поражения Османской империи в Первой мировой войне и революции в России изменения в положении Русской и Константинопольской Православных Церквей и в их взаимоотношениях друг с другом. Констатируется крайняя политизированность греческих церковных деятелей, их стремление к господству в православном мире с одновременной готовностью идти на различные уступки англосаксонским кругам, вплоть до вероучительных. Обращается внимание на интересы западных держав (Великобритании, Франции и др.) в дележе так называемого Османского наследства, а также на церковно-политические противоречия в греческой среде, в том числе и весьма неприязненные взаимоотношения между руководителями эллинистических Церквей (Константинопольской, Александрийской, Иерусалимской, Элладской). Показывается процесс развертывания экспансии Константинопольской Патриархии и реакция Русской Православной Церкви на антиканонические притязания фанариотов.

После 1917 г. взаимоотношения Русской Православной Церкви с Константинопольской претерпели кардинальные изменения. Православная монархия в России была свергнута, после чего Русская Церковь из покровительствуемой государством превратилась в жестоко гонимую. Практически одновременно с этим Османская империя потерпела тяжелое поражение в Первой мировой войне, а греки успели оказаться на стороне победителей и жаждали новых побед, надеясь, что вскоре им удастся воплотить в жизнь «Великую идею» возрождения былого величия своей державы со столицей в Константинополе. В еще большей степени они рассчитывали возвеличиться в плане религиозном: Константинопольская Патриархия должна была превратиться в своего рода Восточный Ватикан, господствующий над всеми Православными Церквами. Горечь былых унижений гордых эллинов должна была компенсироваться с избытком, и в первую очередь за счет Русской Церкви.

Показательна серия программных статей проживавшего в Женеве греческого профессора Эммануила Лукараса, опубликованных в 1920 г. в официальных изданиях Константинопольского и Александрийского Патриархатов «Церковная Истина» и «Пантен». Современный публикатор этих статей на русском языке священник Павел Ермилов отмечает «бросающийся в глаза эгалитаризм и даже некий церковный расизм, пронизывающий рассуждения автора», но оправдывает его тем, что «Лукарас выступает всего лишь в качестве проводника общепринятых (в греческой среде. — А. М.) к тому времени взглядов, а потому не подлежит особой критике»[1].

Лукарас сетовал на «административную дезорганизацию» Православной Церкви, которая, в отличие от централизованной Католической Церкви, существует как бы «без головы». Он настаивал на том, что «должен быть создан один центр, и не теоретический, а реальный. Этот всеправославный центр не может находится ни в Афинах, ни в Москве, ни в Бухаресте, ни в Белграде, ни в Софии, но только в Константинополе». По мысли Лукараса и его единомышленников, «Константинополь был и остаётся средством, через которое греческий род мог действовать, вдохновлять, влиять на миллионные народы для блага как их, так и самого себя»; «греческая нация была бы счастлива и горда лицезреть, как этот город становится центром Православия, а его епископ возвышается над нациями и племенами, как видимая глава и общее связующее звено (ὁρατὴν κεφαλὴν καὶ κοινὸν δεσμόν) всей федерации Православных Церквей». Для русских, по мнению греческих церковных расистов, рупором которых выступал Лукарас, Патриарх Константинополя должен был стать своего рода спасительным божеством: «Россия сотрясается и терзается, а её иерархия и народ… ожидают неожиданной развязки (греч. ἕνα ἀπὸ μηχανῆς θεόν). И такого бога [из машины] они получат в лице будущего Патриарха Константинопольского». Разумеется, этот «бог» мог быть только греком. «Пусть будет избран наилучший среди всех греческих иерархов, невзирая на то, принадлежит он или нет юрисдикции того или иного престола», — писал Лукарас[2].

Итог церковных метаморфоз виделся женевскому профессору и его вдохновителям следующим образом: «После того, как будет принято, что Вселенский Патриарх станет высшей административной главой Православия… как предстоятель федерации православных Церквей (греч. πρόεδρος τῆς ὁμοσπονδίας τῶν ὀρθοδόξων ἐκκλησιῶν), необходимо будет учредить в Константинополе высший Церковный Совет (греч. ἀνώτατον Ἐκκλησιαστικὸν Συμβούλιον), составляемый из представителей всех Православных Церквей, патриарших и национальных. Этот совет федерации… под председательством Вселенского Патриарха будет осуществлять высший надзор (греч. ἀνωτάτην ἐπίβλεψιν) над всем Православием, заниматься общими вопросами и служить видимым центром всех входящих в федерацию Православных Церквей. Поскольку Вселенский Патриарх, как высшая административная глава Православия, принадлежит не какому-то народу, но всему Православию, единство которого он символизирует, славы и процветания которого он добивается, то подобающе и справедливо будет всем Православным Церквам содействовать достойному содержанию (греч. να συντρέχουν εἰς τὴν ἀξιοπρεπῆ συντήρησιν) этого всеправославного центра»[3]. Как видно, замыслы греческих патриотов были весьма масштабны, от русских же они ждали почитательного подчинения и достойного содержания. Никакого обоснования в православной экклесиологии и канонике эти планы по насаждению восточного папизма, сильно приправленного греческим национализмом, не имели. Встретить сочувствие у Российской Церкви они не могли, и только лишь резкое ослабление ее позиций давало грекам шанс на реализацию своих прожектов.

Эти прожекты имели и существенную экуменическую составляющую, также очень сильно замешанную на политике. Греки надеялись, что воплотить в жизнь их «Великую идею» им поможет Великобритания. Способствовать этому должно было заключение унии с Англиканской Церковью, ради которой Фанар выражал готовность идти на уступки даже в вопросах вероучения. По воспоминаниям англиканского епископа Египта Ллевеллина Гвинна, ведшего официальные переговоры с фанариотами в 1920 г., они без стеснения говорили ему в кулуарах: «Если Англия сможет заполучить для нас Святую Софию, мы с удовольствием признаем любые рукоположения и согласимся практически с любым учением»[4]. Такова была цена православности Константинопольской Патриархии: Святая София и возможность опереться в борьбе за нее на британскую военно-политическую мощь. Это не было чем-то принципиально новым, в XV веке греки также были готовы расплатиться православием за Константинополь, только рассчитывали тогда не на протестантов, а на католиков. В итоге, однако, ставка на Лондон не сработала, как и ранее ставка на Рим.

Для лучшего понимания хода церковных дел стоит кратко охарактеризовать международно-политический контекст того момента. Для Греции ценою присутствия в числе стран-победительниц в Первой мировой войне, помимо человеческих потерь и разрушений, стал внутренний раскол. Еще в 1916 г. против желавшего сохранить нейтралитет в войне короля Константина был поднят мятеж, возглавленный Елевферием Венизелосом, который организовал в Фессалониках свое правительство. Большинство членов Синода Элладской Православной Церкви и митрополит Афинский Феоклит (Минопулос) поддержали короля и предали мятежного Венизелоса анафеме. Однако Венизелос при поддержке Антанты победил во внутриполитической борьбе, король Константин был вынужден отречься от престола в пользу сына Александра, а митрополит Феоклит был объявлен лишенным сана. На его место с Кипра был приглашен близкий Венизелосу митрополит Мелетий (Метаксакис), который в марте 1918 г. и стал новым митрополитом Афинским[5]. Однако с произошедшими переменами в Греции соглашались далеко не все и положение Венизелоса с Метаксакисом в стране было не очень устойчивым.

Борьба за «Османское наследство» выявила острейшие противоречия между державами-победительницами. Открывшаяся в январе 1919 г. Парижская мирная конференция оказалась не в состоянии решить обозначившиеся проблемы, в результате заинтересованные стороны стали пытаться в явочном порядке утвердиться на тех или иных территориях поверженной империи. В мае 1919 г. греки не без подачи англичан высадили в Малой Азии десант и «день ото дня расширяли зону оккупации вокруг Измира, сопровождавшуюся беспорядками, резней, убийством взятых в плен турок и другими безобразиями»[6]. Узнав об этом, даже британские представители на Парижской конференции, наиболее симпатизировавшие грекам, возмущались, что последние «показали себя такими же варварами, как и турки»[7]. События вокруг Измира (Смирны) стали толчком для возникновения мощного патриотического движения среди турок, возглавленного военачальником Кемаль-пашой (будущим Ататюрком).

Продиктованный Турции в августе 1920 г. Севрский договор был таким, что и едва согласившееся с ним марионеточное султанское правительство занятого англичанами Константинополя не решалось его ратифицировать (страна, в соответствии с ним, расчленялась и фактически полностью лишалась остатков самостоятельности). Набиравшее же силу альтернативное султану кемалистское правительство в Анкаре сразу объявило, что считает Севрский договор несуществующим, и быстро нашло взаимопонимание с большевиками. В том же августе 1920 г. был подготовлен текст первого Советско-турецкого договора о дружбе (торжественно подписан позднее, в марте 1921 г.). А в Греческом королевстве советское руководство не без оснований видело врага: до своей малоазийской авантюры его вооруженные силы довольно активно, хотя и не очень удачно поучаствовали в интервенции Антанты на Юге России.

Единства мнений, что делать с непокорной Турцией, на Западе не было. Наибольшую ретивость проявлял премьер-министр Греции Венизелос. Оккупировавшие район Смирны греческие воинские части готовы были двинуться дальше вглубь Малой Азии. В письме британскому премьеру Ллойд Джорджу Венизелос настаивал на военном решении вопроса и предлагал в качестве наказания за неисполнение Севрского договора изгнать турецкое правительство из Константинополя и создать на черноморском побережье греческую республику Понта[8]. Ллойд Джордж, однако, при всей своей любви к эллинам, исходил из интересов Великобритании, а они в дележе «Османского наследства» были направлены в первую очередь на Палестину и Месопотамию (особенно на нефть Мосула). Малоазийские проблемы англичан если и интересовали, то больше в силу их сопряженности с вопросом о контроле над областью Проливов, которую они, к слову сказать, передавать грекам вовсе не планировали, равно как и сам Константинополь. Как метко выразился современный специалист по данной проблеме, Великобритания отводила Греции «роль наемного солдата, призванного выполнить наиболее грязную и тяжелую работу»[9].

Что касается Франции, то для нее в ближневосточных делах главным тогда было закрепить за собой Сирию (против чего выступало местное арабское население) и с наименьшим ущербом эвакуироваться из оккупированной ею Киликии, в которой французы понесли чувствительные потери в боестолкновениях с турецкими националистами. Самым же страшным кошмаром для нации-рантье был возможный отказ кемалистов платить по весьма внушительным османским долгам (по примеру большевиков). Поход греков в Малую Азию грозил полностью разорить эту территорию, мало затронутую предыдущими войнами. Французам это было крайне невыгодно, поскольку окончательно подрывало способность турок вернуть долги. Свои эгоистические цели были и у итальянцев, причем с интересами греков они не согласовывались никак.

Втягиваться в новую большую войну с Турцией не хотели ни Англия, ни Франция, ни Италия, и только одержимый «великой идеей» Венизелос рвался в бой. В самой Греции, большинство населения которой желало мира, общество было расколото на венизелистов и роялистов — сторонников свергнутого в 1917 г. во имя войны с Турцией короля Константина. В октябре 1920 г. молодой король Александр, ставленник Антанты и Венизелоса, внезапно скончался от укуса домашней обезьяны. Слывший германофилом король Константин, к неудовольствию Великобритании и негодованию Франции, вернулся на престол, а Венизелос был вынужден покинуть Грецию, вслед за чем была произведена чистка его сторонников, в том числе и среди иерархии. Постановление церковного суда 1917 г. об извержении митрополита Феоклита было аннулировано, и он был восстановлен на Афинской кафедре, а митрополит Мелетий в феврале 1921 г. был вынужден покинуть Грецию. При этом Константинопольская Патриархия, возглавляемая местоблюстителем митрополитом Дорофеем (Маммелисом), смещения Мелетия не признала, объявила возвращение Феоклита неканоничным и временно разорвала общение с Элладской Православной Церковью[10].

Подталкиваемый Англией новый-старый король Константин, ранее рядившийся в тогу миротворца, от войны с Турцией не отказался, что кончилось затем для греков более чем трагично. От политиков в своем шовинистическом рвении не отставали и высшие греческие иерархи. В марте 1921 г. делегация Константинопольской Патриархии во главе с митрополитом Дорофеем «посетила Лондон, где на официальных встречах с руководством Великобритании и архиепископом Кентерберийским Местоблюститель призывал к уничтожению Турции и к военной поддержке греческой стороны. Но Англия такой помощи не оказала, причиной чему явилось ее нежелание вступать в конфликт с исламским миром и порождать недовольства среди мусульман Индостана, где находились основные британские колонии»[11]. В Лондоне в том же марте 1921 г. митрополит Дорофей и скончался.

Все эти бурные политические и, как следствие, церковные пертурбации в расколотом на партии греческом мире создавали дополнительные трудности в продвижении идей по возвышению Константинопольского престола. Возглавивший русское зарубежное духовенство митрополит Антоний (Храповицкий) описывал их в апреле-мае 1921 г. Патриарху Тихону следующим образом: «Вселенский патриарх Герман уже около 3-х месяцев назад (видимо, здесь ошибка переписчика, правильно не «месяцев», а «лет». — А. М.) вышел за штат, а в декабре 1920 г. умер. Но синод до сего дня не избирал нового Патриарха, питав несбыточную надежду на предварительное политическое объединение Фракии с Элладой. Умер и местоблюститель престола Митр[ополит] Дорофей в Лондоне сею весной, а новый местоблюститель Николай, М[итрополит] Кесарийск[ий], обещал устроить избрание патриарха сею весною, но вот и лето наступает, а дело не двигается»[12].

Здесь можно заметить, что в церковных кругах Петрограда и Москвы в тот момент строились довольно интересные предположения о будущем Константинопольского престола и самого митрополита Антония. Так, петроградский викарий епископ Ямбургский Алексий (Симанский) писал в мае 1921 г. митрополиту Новгородскому Арсению (Стадницкому): «Слышали ли Вы о том, о чем мне пришлось слышать из разных уст, именно, что митрополит Антоний Киевский является первым кандидатом на место недавно умершего Константинопольского Патриарха Германа? Но этот слух, кажется, неверный»[13]. Слух, конечно же, был неверный. Никогда и ни при каких обстоятельствах греки добровольно не допустили бы восшествия на так называемый Вселенский престол русского — даже митрополита Антония, который хоть и был страстным эллиноманом, но не эллином. Тем более такая комбинация была невозможна в столь судьбоносное для греков время, когда торжество «великой идеи» казалось таким близким.

Сам митрополит Антоний о своих «вселенских» перспективах Патриарху Тихону тоже не писал и сообщал далее о восточных церковных делах: «Патриарх Иерусалимский (Дамиан Касатос. — А. М.), которого святогробские архиереи совсем было низложили, одолел их с помощью англичан, и теперь там, по-видимому, водворился мир. Митр[ополит] Афинский Мелетий низложен вместе с Венизелосом, и там снова прежний М[итрополит] Феоктист (опечатка, правильно: Феоклит. — А. М.)»[14]. Другой видный русский зарубежный иерарх — архиепископ Анастасий (Грибановский) — в докладе о своей поездке в Палестину, направленном Патриарху Тихону осенью 1921 г., дополнительно сообщал, что «Патриарх Дамиан, оставленный всеми своими епископами, требующими его низложения, лично очень добрый человек, но в церковной и внешней, и внутренней политике он постоянно колеблется между традиционным эллинизмом, которым прежде всего вдохновляются все руководящие здешние церковные круги, и робкой попыткой показать себя православным патриархом вообще, для которого должны быть равны все национальности». Про Патриарха Александрийского Фотия архиепископ Анастасий писал, что тот находится вне общения с Патриархом Дамианом, и замечал: «Он более чем кто-либо проникнут византийскими идеалами, ожившими ныне под влиянием греко-турецкой войны… Притом он не может забыть, что мы дважды помешали ему в свое время быть Иерусалимским патриархом, к чему он стремится доныне»[15].

Крайняя враждебность друг ко другу высших греческих иерархов, в частности Патриархов Александрийского и Иерусалимского, имела к тому времени уже многолетнюю историю. «Судия Вселенной» Фотий (Пероглу) действительно всячески домогался Иерусалимской кафедры, уступавшей Александрии по месту в диптихе, но существенно превосходившей ее по финансовым возможностям, и с помощью шовинистов из Святогробского братства вел многолетнюю интригу против Дамиана (Касатоса), который «робко пытался показать себя православным патриархом вообще». В 1908 г. последнего обвинили «в предательстве интересов эллинизма и в космополитизме, приписав ему готовность принимать в ряды Святогробского братства русских, арабов, румын и болгар». Организаторами выступления против него были архимандриты Мелетий (Метаксакис) и Хризостом (Пападопулос) — будущие, соответственно, Патриарх Константинопольский (а затем Александрийский) и архиепископ Афинский, принадлежавшие, как их характеризовал российский консул, к «партии русофобов». Иерусалимский Синод тогда встал на их сторону и объявил о низложении Патриарха Дамиана, что было незамедлительно признано Патриархами Константинопольским Иоакимом и Александрийским Фотием. Довести эту интригу до конца не удалось из-за крайнего возмущения действиями греческих националистов со стороны арабской паствы Иерусалимского Патриархата и поддержки, оказанной Дамиану (Касатосу) российской дипломатией[16]. В 1918 г. святогробские шовинисты вновь низложили неугодного им Предстоятеля, но тот вскоре смог вернуть себе кафедру при поддержке утвердившихся в Палестине англичан, о чем и писал в процитированном выше письме Патриарху Тихону митрополит Антоний.

Что же касается Метаксакиса, то он после своего бесславного изгнания Патриархом Дамианом из Иерусалима обосновался на Кипре, где быстро продвинулся по иерархической лестнице и в 1910 г. стал митрополитом Китийским. В таком качестве он в 1913 г. посетил оккупированный греческой армией в ходе Балканских войн Афон, где развернул активную антирусскую и антиславянскую пропаганду, агитируя монахов-греков просить афинского короля принять Святую Гору в полное владение Греции. (Россия тогда выступала за установление кондоминиума православных государств над Афоном). Письменным памятником той мелетиевской пропаганды осталась его более чем 200-страничная книга «Святая гора и российская политика на Востоке»[17]. Русофобская агитация митрополита Китийского возымела успех, и вскоре от имени 20 афонских монастырей (кроме Пантелеймонова) была подписана соответствующая петиция в адрес короля эллинов[18]. В начале 1918 г., как уже говорилось, Метаксакис по протекции Венизелоса был продвинут на Афинскую кафедру, откуда предварительно был изгнан занимавший ее пятнадцать лет митрополит Феоклит (Минопулос). В конце 1920-го Феоклит вернулся на свое место, а Мелетий отправился бороться за «греческое дело» в Америку.

Неудивительно, что столь падкий на интриги Восток привлекал особое внимание разного рода авантюристов из охваченной гражданской войной России, в первую очередь сепаратистов с ее национальных окраин. Они искали поддержки своим устремлениям у Фанара, который давал им понять, что готов действовать в их пользу. Так, в начале января 1919 г. правительством С. В. Петлюры была объявлена автокефалия Украинской Церкви, после чего в Константинополь было отправлено посольство во главе с А. И. Лотоцким добиваться ее «канонического» признания. Если верить петлюровскому представителю, местоблюститель патриаршего престола митрополит Дорофей допускал возможность оформления украинской автокефалии даже без согласия Русской Церкви, но отговаривался тем, что совершить такой акт нельзя, пока в Константинополе отсутствует собственный Патриарх[19]. Лотоцкий доносил своему руководству: «…патріархат дуже рахується (очень считается. — А. М.) з політичною ситуацією і не відважиться на рішучий крок (решительный шаг. — А. М.), аж доки політичне становище наше не прибере сталості (пока политическое положение наше не приобретет устойчивости. — А. М.). Бо інакше загрожують йому великі небезпеки, коли б відродилася єдина Росія»[20]. Страх перед возрождением России сдерживал фанариотов. Также и собственной выгоды надо было не упустить. Переговоры греков с украинцами затянулись и после падения режима Петлюры потеряли актуальность. Через несколько лет ходатайства украинских деятелей об автокефалии перед Фанаром возобновились, и вновь не без обнадеживающих ответов с греческой стороны. Впрочем, к тому времени наиболее ретивые украинские националисты и без участия греков оформились в октябре 1921 г. в «Украинскую Автокефальную Церковь», причем с самопоставленной (пресвитерами, диаконами и мирянами) «иерархией», возглавил которую лжемитрополит Василь Липковский.

Примерно тогда же тему автокефалии отрываемых от Русской Церкви западных епархий стало будировать и правительство воссозданного Польского государства. Летом 1920 г. поляки повели соответствующие переговоры с Фанаром. Об этих переговорах стало известно действовавшему в Крыму церковному управлению Юга России, которое поручило находившемуся в Константинополе архиепископу Анастасию (Грибановскому) прояснить ситуацию и выразить грекам свою обеспокоенность. Фанариоты отвечали архиепископу Анастасию уклончиво, но все же заявили, что «ему нет оснований беспокоиться о каких-либо решениях, неприемлемых для России»[21]. На некоторое время вопрос о польской автокефалии был снят, тем более что, как и в случае с Украиной, дело дополнительно тормозилось отсутствием Патриарха на Константинопольском престоле.

После обмена дипломатическими миссиями между Польшей и РСФСР в августе 1921 г. поляки попытались канонически урегулировать проблему автокефалии Православной Церкви на занятой ими территории с помощью Патриарха Тихона. Если верить польским дипломатам Святейший Тихон в ноябре того года ответил им, что он сам не против желанной им автокефалии, но решить этот вопрос правомочен только Всероссийский Собор, созвать который нет возможности[22]. Однако есть основания полагать, что святитель Тихон идее польской автокефалии не сочувствовал в принципе. Согласно ряду свидетельств, им осенью 1921 г. на обращении официального польского представителя в Москве была наложена следующая недвусмысленная резолюция: «Священные каноны нашей Церкви предусматривают автокефалию для отдельных самостоятельных народов. Если бы польский народ, получивший недавно суверенность, был православным и просил об автокефалии для себя, Мы бы ему в этом не отказали, но давать автокефалию для разноплеменных православных, проживающих в пределах Польского государства на положении национальных и религиозных меньшинств, Нам не позволяют ни здравый разум, ни священные каноны. Что возможно, то Мы уже дали православным в Польше – широкую поместно-церковную автономию»[23].

Действительно, широкую автономию структурам Русской Православной Церкви на территории новообразуемых лимитрофных государств (Польши, Финляндии, Эстонии, Латвии) святой Патриарх Тихон совместно с существовавшим при нем ВЦУ давал в 1921 г. без каких-либо затруднений. Некоторые, как например архиепископ Рижский Иоанн (Поммер), это очень ценили и считали, что большего им и не надо. Но в других случаях местные правительства, используя выдвигаемых ими архиереев-конформистов, домогались полного отделения своего православного населения от Москвы, и Фанар помогал им это реализовать (разумеется, небескорыстно).

В ноябре 1921 г. не без скандалов и серьезных процессуальных нарушений Константинопольская кафедра была наконец замещена. Патриархом был провозглашен бывший митрополит Афинский Мелетий (Метаксакис), пребывавший в тот момент «в изгнании» в Америке. «Во многом его избранию способствовало вмешательство сохранившего свое влияние Венизелоса, лично просившего отдать предпочтение М[елетию]. Противники М[елетия] обвиняли его в подкупе архиереев и даже называли конкретные суммы, к[ото]рые якобы были им переданы в К[онстантино]поль»[24]. В Афинах, где тогда правили противники Венизелоса, на избрание нового Патриарха ответили церковным судом, принявшим решение об извержении Метаксакиса из архиерейского сана и его пожизненном заключении в одном из греческих монастырей. Он отказался подчиняться этому постановлению, и позднее, в сентябре 1922 г., оно было отменено. Регулярно чередовавшиеся извержения и последующие восстановления Феоклита и Мелетия ярко иллюстрируют, до какой степени Церковь у греков была превращена в инструмент жесткой политической борьбы.

Даже советская печать обратила внимание на то, что на Константинопольском престоле в лице Метаксакиса водворился деятель не столько церковный, сколько политический, и крайний шовинист. «Выбранный вселенский патриарх…, — сообщалось в журнале «Революция и церковь», — известен как враг русских, особенно по своей предшествующей деятельности на Афоне. Путешествие его в Америку в 1921 г. вызвало всеобщее смущение верующих, так как одетый во все штатское он проводил целые дни в ресторанах и театрах. Все это было столь скандально, что Мелетий был вызван обратно в Европу своим другом Венизелосом. Выбор его в патриархи — это акт политический и торжество филэллинизма»[25].

Утвердившись, вопреки протестам значительной части греческих иерархов, на Константинопольской кафедре, Метаксакис начал проводить в жизнь программу беспрецедентной экспансии Фанара в общемировом масштабе, причем главным объектом захвата стали части Русской Церкви, находившиеся как на территории бывшей Российской Империи, так и вне ее. В марте 1922 г. им был издан томос о праве Константинополя на «непосредственный надзор и управление всеми без исключения православными приходами, находящимися вне пределов поместных православных Церквей, в Европе, Америке и других местах»[26]. Вслед за этим была образована Фиатирская митрополия с центром в Лондоне, которая стала претендовать на подчинение ей всей православной диаспоры (включая русскую) в Западной и Центральной Европе. В мае того же года была учреждена архиепископия Северной и Южной Америки с претензией подчинить ей все православные приходы на американском континенте. В марте 1923 г. Патриарх Мелетий вмешался в церковные дела в Польше, «утвердив» избрание митрополитом Варшавским епископа Дионисия (Валединского). Наконец, в июле 1923 г. константинопольский Синод образовал в своей юрисдикции «Автономную митрополию Эстонии» и «Православную архиепископию Финляндии»[27].

В момент развертывания этой агрессии Фанара пребывавший под арестом Патриарх Тихон не мог заявить протест, но позднее (в мае 1924 г.) в письме так называемому митрополиту Варшавскому и всея Польши Дионисию он вполне ясно, хотя и со свойственным ему тактом, выразил свое отношение к действиям Метаксакиса: «Для нас остается неясным, на основании каких канонических правил часть Всероссийской Православной Церкви без согласия Поместного Собора и благословения ее предстоятеля могла стать независимой, и какими каноническими правилами руководясь, Святейший Мелетий IV, бывший Патриарх Константинопольский, счел себя вправе простирать свою власть на часть Патриархата Российского»[28].

Вопрос святителя Тихона был совершенно резонен. В обоснование своих притязаний на гегемонию в мировом православии фанариоты обычно ссылались и ссылаются на 9-е и 17-е правила IV Вселенского собора, в которых говорится, что, если кто «будет обижен от своего митрополита», может судиться пред Константинопольским престолом. Однако, по разъяснению наиболее авторитетных канонистов (греческих, надо заметить), ни о какой всемирной юрисдикции этого престола здесь речи нет, и принимать апелляции от «обиженных» клириков Константинопольские Патриархи могут только в пределах своей канонической территории, которая, в соответствии с 28-м правилом того же Собора, ограничена Понтийской, Асийской и Фракийской областями (то есть, в основном, территорией современной Турции). Так, знаменитый Иоанн Зонара прямо писал, что «не над всеми без исключения митрополитами Константинопольский патриарх поставляется судиею, а только над подчиненными ему». Далее он разъяснял, что митрополиты Сирии подлежат суду Патриарха Антиохийского, Палестины — Иерусалимского, Египта — Александрийского[29]. Также и преподобный Никодим Святогорец в своем толковании на «Пидалион» писал, что «Константинопольский предстоятель есть первый, единственный судья над подчиненными ему митрополитами — но не над теми, которые подчиняются остальным патриархам»[30]. Таким образом, никаких исключительных прав Константинопольским Патриархам каноны не давали и не дают.

Восточно-папистские притязания Патриарха Мелетия вполне сочетались у него с идеей греко-англиканской унии. В июле 1922 г. Константинопольский Синод под его председательством «принял скандальный церковно-канонический акт о признании действительности иерархии Англиканской Церкви»[31]. Профессор-протоиерей С. Н. Булгаков, высланный в 1922-м из Советской России в Константинополь и увидеший там воочию, что собой представляет так называемая Вселенская Патриархия, очень выразительно прокомментировал в своем дневнике этот шаг Фанара: «Узнал по дороге, что К[онстантипо]льский патриарх признал англиканскую иерархию и фактически установил Interkommunion, — столь же произвольно, сколь еретично и неканонично, и это, кажется, подтвердили “восточные патриархи”, эти вечные статисты. Со всех сторон ползет почва под историческим православием, и перед этим актом детскими шутками представляются претензии живой церкви. В греческой лавочке теперь все продается и покупается за дешевую цену, — и идет ориентация и спекуляция на англосаксов, на англ[ийских] и амер[иканских] епископов. <…> Какая гниль! И благочестивый Афон, который умел скандалить в иных случаях, теперь также безмолвствует. По-видимому, вообще греческое православие выдохлось и превратилось в фольклор»[32]. (Нельзя не обмолвиться, что все эти наблюдения и эмоциональные переживания не помешали впоследствии С. Н. Булгакову перейти в юрисдикцию Фанара, закрыв глаза на «гниль».)

Международная активность Мелетия (Метаксакиса) подстегивалась тем, что в августе-сентябре 1922 г. авантюрный поход греческой армии вглубь Малой Азии (с попыткой взять далеко не прибрежную Анкару) обернулся для нее и для местного греческого населения страшной катастрофой, после которой встал вопрос о том, останется ли вообще Константинопольская Патриархия в своем историческом месте пребывания. Можно проиллюстрировать печальное положение дел Фанара статистическими данными, приведенными в апреле 1924 г. в аналитической записке советского дипломатического представительства в Турции. О количестве паствы Константинопольского Патриарха в записке сообщалось: «Перед мировой войной она составляла уже не более 1.800.000 верующих. Около миллиона их находилось в Малой Азии. Тысяч 400 находилось в европейской Турции. Около 300 тысяч в Константинополе, 100 тыс. на остр[овах] Архипелага. После отторжения от Турции некоторых областей, в результате массовой эмиграции греков — вселенский патриарх останется лицом к лицу с паствой в каких-нибудь 600–700 тысяч душ. Это стадо верующих должны поделить между собой 47 митрополитов и сам патриархат»[33]. Надо заметить, что и оценка остатка в «600–700 тысяч душ» в действительности оказалась сильно завышенной: число греков в Турции стремительно сокращалось ниже этих цифр (согласно переписи 1935 г., их оставалось уже немногим более 100 тысяч[34]).

В итоге, если ранее, до Первой мировой войны, Константинопольский Патриархат в своих исконных границах (исторических провинциях Асии, Фракии и Понте) являл картину полноценной Поместной Церкви, то после 1922 г. он с трудом мог претендовать на сохранение прежнего статуса и вынуждался далее существовать за счет паразитирования на других Церквах. Для Фанара началось время, с одной стороны, борьбы за выживание, а с другой — усиления попыток компенсировать потери церковного достояния на своей канонической территории приобретениями в других местах. Удержаться от взгляда на Русскую Церковь, как на некий питательный ресурс, оказалось превыше фанариотских сил.

 

Источники и литература

Источники

1. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943 / Сост. М. Е. Губонин. М.: Изд-во ПСТБИ, 1994. 1064 с.
2. Булгаков С., прот. Из «Дневника» // Вестник РХД. 1979. № 3 (129). С. 236–268; № 4 (130). С. 256–274.
3. «В интересах усиления влияния и престижа СССР на Ближнем Востоке». Донесение советского представителя в Турции руководству НКИД СССР о положении Константинопольского патриархата в 1924 г. / Публ., вступ. ст. и примеч. свящ. А.В. Мазырина // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2020. Вып. 94. С. 131–140.
4. Грамота Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему Дионисию, митрополиту Варшавскому // Церковные ведомости. 1924. № 15–16. С. 1.
5. Никодим Святогорец, прп. Пидалион: Правила Православной Церкви с толкованиями. В 4 т. Екатеринбург: Изд-во Александро-Невского Ново-Тихвинского женского м-ря, 2019.
6. Письма Патриарха Алексия своему духовнику. М.: Сретенский м-рь, 2000. 304 с.
7. Правила Святых Вселенских Соборов с толкованиями. М.: Паломник; Сибирская благозвонница, 2000. (Репр. воспр. изд.: М.: Изд. Мос. О-ва любителей дух. просвещения, 1877). 736 с.
8. Самурцев М. За рубежом // Революция и церковь. 1923. № 1–3. С. 44.
9. Следственное дело Патриарха Тихона: Сборник документов по материалам ЦА ФСБ РФ. М.: Изд-во ПСТБИ; Памятники исторической мысли, 2000. 1048 с.
10. Μελετίος Μεταξάκης, μητρ. Κιτίου. Τὸ Ἅγιον Ὄρος καὶ ἡ ρωσικὴ πολιτικὴ ἐν Ἀνατολῇ. Ἀθήναι, 1913. 216 σ.

Литература

1. Герд Л. А. Константинопольский патриархат и Россия. 1901–1914. М.: Индрик, 2012. 320 с.
2. Ермилов П., диак. Константинопольская Православная Церковь [1908–1948 гг.] // Православная энциклопедия. Т. 37. М.: ЦНЦ «Православная Энциклопедия», 2015. С. 256–275.
3. Ермилов П., диак. Мелетий IV (Метаксакис) // Православная энциклопедия. Т. 44. М.: ЦНЦ «Православная Энциклопедия», 2016. С. 564–566.
4. Ермилов П. В., свящ. Взгляд в будущее Константинопольской Церкви из 1920 года в статьях Э. Лукараса // Богословский вестник. 2024. № 1 (52). С. 186–213.
5. За балканскими фронтами Первой мировой войны / Отв. ред. В. Н. Виноградов. М.: Индрик, 2002. 502 с.
6. Мазырин А. В., свящ., Кострюков А. А. Из истории взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей в ХХ веке. М.: Изд-во ПСТГУ, 2017. 376 с.
7. Милякова Л. Б. Вопрос о признании автокефалии Православной Церкви на Украине Константинопольским Патриархатом в период С. Петлюры // XVI Ежегодная Богословская конференция ПСТГУ: В 2 т. М.: Изд-во ПСТГУ, 2006. Т. 1. С. 114–116.
8. Михеев С. Ф., Остапенко С. Н. К истории происхождения автокефальных расколов на Украине и в Польше в первые десятилетия XX века // Причины и вызовы текущего кризиса межправославных отношений: Материалы научно-практической конференции (ПСТГУ, 25–26 февраля 2019 года). М.: Изд-во ПСТГУ, 2020. С. 205–248.
9. Свитич А. К. Православная Церковь в Польше и ее автокефалия // Православная Церковь на Украине и в Польше в ХХ столетии, 1917–1950: Сборник. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1997. С. 87–293.
10. Слесарев А. В. Старостильный раскол в истории Православной Церкви (1924–2008). М.: Изд-во Крутицкого подворья; О-во любителей церковной истории, 2009. 549 с.
11. Троицкий С. В. Афон и международное право // Богословские труды. Вып. 33. М.: Изд-во МП, 1997. С. 138–154.
12. Фомин А. М. Война с продолжением. Великобритания и Франция в борьбе за «Османское наследство». 1918 – 1923. М.: Ун-т Дм. Пожарского, 2010. 449 с.
13. Чибисова А. А. Лига Церквей: к вопросу о нереализованном проекте Константинопольского Патриархата // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 87. С. 51–71.
14. Чибисова А. А. Патриарх Тихон и автокефалия Польской Православной Церкви 1924 года // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2020. Вып. 95. С. 118–141.
15. Якушев М. И. Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е — начало ХХ века. М.: Индрик, 2013. 534 с.

 

[1] Ермилов П. В., свящ. Взгляд в будущее Константинопольской Церкви из 1920 года в статьях Э. Лукараса // Богословский вестник. 2024. № 1 (52). С. 191.

[2] Там же. С. 199–208.

[3] Там же. С. 211.

[4] Цит. по: Чибисова А. А. Лига Церквей: к вопросу о нереализованном проекте Константинопольского Патриархата // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 87. С. 54.

[5] См.: Ермилов П., диак. Мелетий IV (Метаксакис) // Православная энциклопедия. Т. 44. М., 2016. С. 564–565.

[6] За балканскими фронтами Первой мировой войны / Отв. ред. В. Н. Виноградов. М., 2002. С. 432.

[7] Там же.

[8] См.: Фомин А. М. Война с продолжением. Великобритания и Франция в борьбе за «Османское наследство». 1918 – 1923. М., 2010. С. 268.

[9] Там же. С. 441.

[10] См.: Ермилов П., диак. Мелетий IV (Метаксакис) // Православная энциклопедия. Т. 44. С. 565–566.

[11] Слесарев А. В. Старостильный раскол в истории Православной Церкви (1924–2008). М., 2009. С. 55.

[12] Следственное дело Патриарха Тихона: Сб. документов по материалам ЦА ФСБ РФ. М., 2000. С. 681–682.

[13] Письма Патриарха Алексия своему духовнику. М., 2000. С. 238.

[14] Следственное дело Патриарха Тихона. С. 682.

[15] Там же. С. 698–699.

[16] Подробнее см.: Якушев М. И. Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало ХХ века. М., 2013. С. 208–219.

[17] См.: Μελετίος Μεταξάκης, μητρ. Κιτίου. Τὸ Ἅγιον Ὄρος καὶ ἡ ρωσικὴ πολιτικὴ ἐν Ἀνατολῇ. Ἀθήναι, 1913.

[18] См.: Герд Л. А. Константинопольский патриархат и Россия. 1901–1914. М., 2012. С. 238–239; Троицкий С. В. Афон и международное право // Богословские труды. Вып. 33. М., 1997. С. 142–145.

[19] Подробнее см.: Милякова Л. Б. Вопрос о признании автокефалии Православной Церкви на Украине Константинопольским Патриархатом в период С. Петлюры // XVI Ежегодная Богословская конференция ПСТГУ: В 2 т. М., 2006. Т. 1. С. 114–116.

[20] Цит. по: Михеев С. Ф., Остапенко С. Н. К истории происхождения автокефальных расколов на Украине и в Польше в первые десятилетия XX века // Причины и вызовы текущего кризиса межправославных отношений: Материалы научно-практической конференции (ПСТГУ, 25–26 февраля 2019 года). М., 2020. С. 217.

[21] Цит. по: Мазырин А. В., свящ., Кострюков А. А. Из истории взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей в ХХ веке. М., 2017. С. 251.

[22] См.: Чибисова А. А. Патриарх Тихон и автокефалия Польской Православной Церкви 1924 года // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2020. Вып. 95. С. 124.

[23] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943 / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 181; Свитич А. К. Православная Церковь в Польше и ее автокефалия // Православная Церковь на Украине и в Польше в ХХ столетии, 1917–1950: Сборник. М., 1997. С. 138.

[24] Ермилов П., диак. Мелетий IV (Метаксакис) // Православная энциклопедия. Т. 44. С. 566.

[25] Самурцев М. За рубежом // Революция и церковь. 1923. № 1–3. С. 44.

[26] Ермилов П., диак. Константинопольская Православная Церковь [1908–1948 гг.] // Православная энциклопедия. Т. 37. М., 2015. С. 260.

[27] Там же. С. 260–263.

[28] Грамота Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему Дионисию, митрополиту Варшавскому // Церковные ведомости. 1924. № 15–16. С. 1.

[29] Правила Святых Вселенских Соборов с толкованиями. М., 2000. (Репр. воспр. изд.: М., 1877). С. 213.

[30] Никодим Святогорец, прп. Пидалион: Правила Православной Церкви с толкованиями. В 4 т. Т. 2: Правила Вселенских Соборов. Екатеринбург, 2019. С. 149.

[31] Слесарев А. В. Старостильный раскол в истории Православной Церкви. С. 75.

[32] Булгаков С., прот. Из «Дневника» // Вестник РХД. 1979. № 4 (130). С. 267.

[33] «В интересах усиления влияния и престижа СССР на Ближнем Востоке». Донесение советского представителя в Турции руководству НКИД СССР о положении Константинопольского патриархата в 1924 г. / Публ., вступ. ст. и примеч. свящ. А. В. Мазырина // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2020. Вып. 94. С. 136.

[34] См.: Ермилов П., диак. Константинопольская Православная Церковь // Православная энциклопедия. Т. 37. С. 274.

 

Источник: Мазырин А. В, свящ. Изменение международно-политического контекста взаимоотношений русской и константинопольской церквей в ситуации военно-революционных потрясений конца 1910-х — начала 1920-х годов // Теологический вестник Смоленской православной духовной семинарии. 2024. №3. С. 23–39.