Глава 15 Первого послания к Коринфянам, в которой подробно представлено видение апостолом Павлом того, что он сам называет «концом», играет важную, если не ключевую, роль в эсхатологии Оригена. 1 Кор. 15, 26 является одним из его «любимых» стихов, в котором Павел после утверждения того, что все враги Христа будут низложены, говорит, что последним из Его врагов будет уничтожена смерть, а еще ниже добавляет, что она будет «поглощена победой» во время воскресения мертвых. Ориген часто обращается к этому стиху, цитируя или перефразируя его в различных контекстах. И если у читателя этот стих ассоциируется лишь с физической смертью, то он будет удивлен, что Ориген видит в последнем враге совсем не это. И тогда встает вопрос: какую смерть имеет в виду Ориген, когда ссылается на 1 Кор. 15, 26, и какая, следовательно, жизнь, по его мысли, противоположна этой смерти? Сам Ориген говорит, что Павел называет смертью разные вещи[1], и часто в экзегезе апостольских высказываний о смерти (как и в иных случаях) он пытается точно установить, что именно подразумевает апостол под многозначным термином. Поэтому если читатель внимательнее всмотрится в те места корпуса сочинений, где автор обращается к 1 Кор. 15, 26, ему станет ясно, что для Оригена существуют две вещи, в которых он видит последнего врага: смерть души и диавол.

Чтобы увидеть оригинальность идей Оригена, необходимо понимать, что в предшествующей ему христианской традиции авторы редко обращались к этому стиху. Для Иринея этот стих указывает на уже совершившееся Христом оживотворение, или спасение, Адама. Первый человек был побежден смертью, а смерть была побеждена Христом. Спаситель освободил пребывавшего во власти смерти Адама и весь человеческий род вместе с ним[2]. Тертуллиан, в свою очередь, видит здесь доказательство будущего воскресения плоти, когда произойдет «смерть самой смерти»[3]. В то же время ранние авторы не развивали экзегезу этих слов Павла, и поэтому у Оригена мы находим первую относительно целостную и развернутую интерпретацию 1 Кор. 15, 26. В данной статье мы постараемся изложить понимание Оригеном этого стиха, опираясь на его труды, в том числе дошедшие до нас в латинском переводе, или же фрагменты, сохранившиеся в катенах. 

I

Ориген говорит о двух видах смерти и о противоположных им видах жизни, разъясняя в Комментариях на Иоанна слова Христа: «Если кто соблюдет слово Мое, то не увидит смерти вовек»[4]. Есть жизнь, «которая не является ни благом, ни злом», то есть не определяется нравственными категориями – это жизнь биологическая, и Ориген называет ее безразличной (ἀδιάφορος). Она в равной мере принадлежит «и нечестивцам, и бессловесным животным». Но есть иная жизнь, которой является Христос и которая уже не является нравственно нейтральной, но есть благо для человека[5]. Биологическая смерть противоположна первой из двух жизней и не может быть определена как благо или зло, но также безразлична. В другом месте Ориген говорит, что она не только безразлична (ἀδιάφορος/indifferens), но и нейтральна (μέσος /media), в отличие от иной смерти, которая является злом и последним врагом Христа, то есть «отделением души от Бога, происходящим через грех»[6]. Эта смерть души является «скверной и тяжкой»[7], но кто соблюдет слово Христа, тот не увидит ее вовек, так как Его животворящее слово препятствует человеку увидеть смерть[8]. Таким образом, согласно Оригену, Христос в рассматриваемом стихе говорил о смерти души, а не тела.

Ориген считает, что именно об этой духовной смерти говорится в 5 главе послания к Римлянам. Чрез грех Адама она вошла в мир, и из-за того, что все согрешили, она перешла на всех людей, а теперь должна быть уничтожена в качестве последнего врага Христа[9]. Эта смерть души есть следствие непослушания первозданного человека. Перед ним, как позже перед Израильским народом, Бог «поместил смерть и жизнь» (Втор. 3, 19) и призвал его выбрать жизнь, но он «оставив жизнь, последовал за смертью». Если бы он исполнил Божий призыв, «несомненно, смертное состояние никогда бы не завладело человеческим родом». Говоря об этом смертном состоянии, Ориген ничего не говорит о смерти тела, но ведет речь лишь о душе. Человеческая душа, которая по своей природе не является ни смертной, ни бессмертной, не стала причастна к жизни и, следовательно, не обрела бессмертие, но она причастилась смерти и сама стала смертной. Смерть души, сотворенной Богом для бытия, конечно же, не означает «уничтожение ее субстанции», но ее отчуждение от Бога[10].

Если Бог есть «истинная жизнь», то смерть, как последний враг, также означает диавола. Бог поместил его перед нами наряду с жизнью, «не для того, чтобы мы последовали за ним, но чтобы держались от него подальше». Человек должен был сделать свободный выбор в пользу жизни, но за диаволом, а не за Богом последовал первозданный. Однако диавол, который «прежде всего» был помещен перед человеком, «будет уничтожен последним»[11]. Выбор между жизнью и смертью стоит всегда перед человеком, и он каждым из своих поступков делает выбор в пользу либо жизни, либо смерти. Или он питается «живым хлебом», то есть жизнью, которая есть Христос, или «мертвым хлебом»[12]. Смерть, которой «умирает согрешающая душа»[13], есть плата за службу греху[14] и конец, который получают все рабы греха за свои дела[15].

Когда Ориген обращается к высказыванию Павла о том, что смерть не может отделить от любви Божией, которая во Христе Иисусе[16], он говорит, что не биологическая, или, по его словам, «обычная» (κοινὸς), смерть подразумевается Павлом. Ведь «обычная» смерть не ведет с нами борьбы, ставя перед собой цель отделить нас от Божией любви, но это пытается сделать смерть, которой является последний враг. Если обычная смерть «отделяет душу от тела», то последний враг «направляет усилия к тому, чтобы отделить душу от любви Божией». Однако в случае с христианами врагу не под силу сделать это, ведь, предпринимая попытку отделить их от Божией любви, он встречает Христа, который, пребывая в них, уничтожает его[17]. Таким образом, смерть души не происходит в тех, кто со Христом – против них она бессильна. Ориген замечает, что вместе с этой смертью действует против человек некая злая жизнь – «жизнь греху», конец которой полагается нашему умиранию со Христом в крещении[18]. Эта мистическая смерть является не врагом, но, напротив, другом Христа[19].

Хотя Ориген и не преуменьшает тяжесть смерти души, все же Он не считает, что «царство смерти так же вечно, как царство жизни и правды», находя подтверждение этому в словах Павла об уничтожении смерти. Если жизнь и смерть одинаково вечны, «смерть уже не будет противоположна жизни, но будет ей равна». Вещи, имеющие одинаковое свойство, не могут быть противоположны, но будут идентичны. И если мы верим, что жизнь противоположна смерти, то, следовательно, если жизнь вечна, смерть уже не может обладать свойством вечности. Смерти души придет конец, что необходимым образом приведет к исчезновению и того, что является лишь ее «тенью», – физической смерти, то есть к воскресению мертвых[20].

II

Выше уже говорилось о том, что Ориген отождествляет последнего врага с диаволом. На самом деле он делает это довольно часто. Например, в Гомилиях на Числа Ориген прямо говорит, что смерть, которая является последним врагом, есть не кто иной, как диавол[21]. Это может показаться неожиданным и даже необоснованным и ставит перед читателем Оригена вопрос: на каком основании он отождествляет эти фигуры? Ориген говорит, что диавол может называться разными именами, в том числе «смертью»[22]. И если смерть души является последним врагом, то и «сам создатель этой смерти» может называться смертью и последним врагом[23]. Диавол есть смерть, потому что он человекоубийца, и он «справедливо» прозвался человекоубийцей, так как «умертвил живого человека», и не просто кого-то одного, но умертвил «весь род» человеческий, «от начала» совершая свое дело убийства[24]. И поэтому «Христос пришел не только для того, чтобы разрушить смерть, но и имеющего державу смерти, то есть диавола»[25]. Смерть, державу которой имел диавол, является «не нейтральной (μέσος) или безразличной (ἀδιάφορος)», но той, которая есть враг Христа-жизни[26].

Уничтожение диавола было неожиданностью для «противных сил». Они предали Христа в руки людей, «чтобы Он умер и чтобы Его враг – смерть – принял Его в подчинение», в котором находятся все смертные люди. Но они не ожидали того, что Христос своей смертью и воскресением разрушит их царство и власть, уничтожит диавола и прочим людям даст освобождение[27]. Христос, уничтожив смерть, становится «начатком усопших и живых»[28] и «смерть больше не имеет над Ним власти»[29]. Какая смерть подразумевается апостолом в высказывании «смерть больше не имеет над Ним власти»? Во-первых, это высказывание приложимо ко Христу, если под смертью мы понимаем обычную, или нейтральную смерть. Христос «претерпел на Себе господство смерти» и умер, как все, так как Он принял образ раба[30], то есть образ, который принадлежит людям, находящимся в смертной плоти. Во-вторых, если перейти на более глубокий уровень толкования, в этом высказывании под смертью можно понимать «последнего врага» – диавола и преисподнюю, в которой он господствует. Именно последний враг, а не физическая смерть, был предызображен китом, поглотившим Иону. Приняв образ раба и тем самым став «способным войти в само место, где смерть имела свою царскую власть», Христос, уподобляясь Ионе, «вошел в эту смерть» и был в сердце земли три дня и три ночи[31], «чтобы вытащить удерживаемых там смертью»[32].

Для лучшего понимания того, что совершил Христос, Ориген сравнивает Его со «справедливым и благородным царем», воюющим «против некого несправедливого тирана», но не желающим одержать победу «жестоким и кровавым противостоянием», а действующим «по более искусному плану». Этот царь ставит перед собой целью «не уничтожить, а освободить» тех, кто сражается на стороне тирана, потому что это на самом деле иначально его люди, захваченные тираном в плен. Царь «берет на себя внешность» солдат тирана, проникает в их среду, подвергнув и себя господству тирана, и убеждает их убежать, чтобы освободится и вернуться в «законное царство». После этого он расправляется с самим тираном. Христос сделал все то же самое: Он стал во всем подобным людям и одержал победу над «последним врагом», связав его на своем кресте как сильного, о котором говорится в Мф. 12, 29. Затем Он проник в его дом – преисподнюю и разграбил его вещи, то есть «освободил души, которые он держал». Смерть более не имеет над Ним власти, так как Христос совершил это однажды и более никогда уже этого не произойдет, что означает универсальный характер произошедшего[33].

Чтобы показать, каким образом Христос упразднил диавола как последнего врага, Ориген обращается также к другому сравнению. Он сравнивает диавола с царем Гая, которого Иисус Навин, согласно тексту Семидесяти, повесил на двойном (διδύμος) дереве[34], и утверждает, что диавол был распят на кресте Христовом, который также был двойным. Ориген признается, что это может показаться «причудливым и неслыханным», и объясняет это так: крест и был «двойным», потому что когда «Сын Божий был распят видимым образом во плоти», диавол «невидимым образом» был пригвожден к этому кресту. Это невидимое распятие диавола и победа над ним произошли при «пришествии Христа в уничижении», когда все еще «сокрыто тенью», а «исполнение и совершенство» всего еще ожидается и предвкушается «верой и надеждой». При втором пришествии Христа «во славе», во время воскресения, когда «во Христе все оживут» и «первые» вместе с «последними» соединятся в Нем, тогда окончательная победа над диаволом, его распятие и уничтожение станут очевидными «для всех народов»[35].

Каким образом будет уничтожен диавол как последний враг, Ориген говорит в трактате «О началах». Комментируя 1 Кор 15, 26, он очевидным образом под последним врагом подразумевает диавола, хотя не называет его прямо. Здесь Ориген говорит, что разрушение врага не означает того, что он прекратит свое бытие. «Его субстанция, созданная Богом» не может исчезнуть, так как «то, что создано, чтобы существовать, не может прекратить существование» и подвергнуться «субстанциальному уничтожению». Но после упразднения изменится способ его существования так, что он перестанет быть тем, кем он был – «врагом и смертью». Исчезнет его «вражеское расположение и воля, произошедшие не от Бога, а от него самого», так как для Всемогущего Бога «нет ничего невозможного» и «нет ничего неисцелимого»[36]. Диавол, как и любое другое творение Божие, созданное для существования, не может его прекратить. И поэтому разрушение диавола является его спасением, он будет разрушен в том смысле, что прекратит быть диаволом, но не прекратить существовать.

ΙΙΙ

В словах Оригена мы особо наблюдаем напряжение между «уже» и «еще не», которое свойственно всей христианской эсхатологии и, можно сказать, является ее важнейшим аспектом. Это напряжение проходит между обетованием и исполнением, потенциальностью и актуализацией. Одни утверждения говорят об уничтожении последнего врага как о том, что уже совершилось, другие – как о том, что произойдет в будущем. С одной стороны, последний враг – василиск, на которого уже наступил Христос, будучи сильнее его[37]. Но, с другой стороны, цитируя Павла, Ориген говорит в будущем времени, что Христос «разрушит всякое начало, и власть, и силу»[38], в том числе «князя этого мира»[39].

Ориген сам дает объяснение того, как необходимо понимать это кажущееся противоречие, когда комментирует слова Павла: «Надлежит Ему царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои»[40]. Он говорит, что Христос действительно царствует уже ныне, однако это царство он видит частичным. Полнота царства Христова может быть достигнута только через войну с царством смерти и победой над ним. Поэтому «настоящее время кажется не столько временем царства, сколько войны». Но если до пришествия Христа царство смерти «распространялось на всех людей», то сейчас оно «до некоторой степени сокрушается и постепенно разрушается», что и позволяет говорить о том, что Христос уже царствует[41]. После войны наступит время «совершеннейшего мира»[42], когда будет уничтожена смерть и «не останется ни одного врага»[43]. Мы также призываемся к войне с силами тьмы, если желаем «царствовать в жизни через Иисуса Христа»[44]. В каждом из нас должно произойти уничтожение смерти и ее царства. Более того, все, что описывает апостол Павел в 15-й главе, приложимо индивидуально к каждому, о чем говорит Ориген в трактате «О молитве»[45].

Ориген дает и другое объяснение, делая различие между уничтожением смерти и ее царства. Христос «через Свое воскресение уже разрушил царство смерти» и освободил удерживаемых в нем пленных. Однако сама смерть – «последний враг и тиран» – еще не уничтожена, но «подлежит уничтожению в последнюю очередь и в конце века»[46]. Поэтому можно сказать, что смерть уже сейчас «уничтожается в том смысле, что более не царствует»[47]. И когда мы видим сейчас смерть в мире, мы понимаем, что она, лишившись своего царства, лишь «совершает разбой», а не царствует по праву[48]. Здесь мы можем увидеть пример того, как под словом «смерть» вместе со смертью души Ориген подразумевает также и то, что называет ее тенью, то есть телесную смерть, о которой уже упоминалось выше. Таким образом, если первое породило второе, то и уничтожение первого приведет к уничтожению второго. Ориген не склонен наделять статусом последнего врага Христа то, что есть лишь следствие смерти души.

Упразднение последнего врага – это переломное эсхатологическое событие, которым заканчивается длительный процесс подчинения всего Христу[49]. Смерть как самый лютый враг занимает здесь последнее место, ведь чем большим злом что-либо является, тем позже ему предстоит подчиниться Христу[50]. Этот процесс связан с постепенным очищением мира от греха, которое совершает Христос. Ориген, комментируя слова Иоанна Крестителя «вот Агнец Божий, уносящий грех мира», говорит, что до момента уничтожения Своих врагов, в том числе последнего, Христос продолжает уносить грех мира, «чтобы мир стал без греха». Следовательно, Христос уносит грех не однократно, но продолжает Свое дело до конца времен, и, когда последний из врагов будет окончательно уничтожен, в мире уже не будет какого бы то ни было греха, но каждому «целиком и полностью» станут доступны все дары Божии. Чтобы мир достиг такого состояния, Христос совершает дело Божьего Агнца не просто в мире в целом, но «в каждом отдельном из тех, кто в мире»[51]. Смерть прекратит свое существование тогда, «когда умрет грех мира»[52]. Таким образом, до сих пор во Христе продолжается примирение Бога и мира[53], который «прежде через злодеяние стал врагом» для Него»[54].

После уничтожения смерти, последнего врага, наступит время, когда Церковь как собрание всех во Христе, воспоет свой «эпиникий», который был предызображен в песне Деворы, прославившей подвиг Иаиль, – образ побеждающей врага Церкви[55]. Тогда «больше не будет перед лицом спасаемых смерти, но только жизнь, в которую они верят». Ведь видя смерть и находясь под ее властью, люди не могли поверить в жизнь, но после ее уничтожения все уверуют в жизнь[56], то есть в Христа. Это время «восстановления» Ориген описывает так: созерцание Бога станет «единым действием» тех, кто пришел к Нему через Его Слово; «познание Отца» трансформирует их так, что они обретут единство и станут Его сыном; им будет доступно такое же знание Отца, какое сейчас имеет Его Сын[57].

Ориген, обращаясь к словам Павла об уничтожении последнего врага, имеет четко сформированное видение того, что эти слова означают. Последний враг – это смерть души, заключающаяся в ее отпадении от Бога. Эта смерть была следствием греха и стала причиной смерти тела. Диавол привел человека в такое состояние, и поэтому сам называется смертью и последним врагом. Христос уничтожил смерть изнутри и лишил диавола власти, которую он имел над человеком. Через крест и воскресение Он уже одержал эту победу, но ее полнота будет реализована и явлена в конце истории.