Житие Стефана Пермского, созданное иноком Троицкой обители Епифанием Премудрым[1] — одно из самых известных произведений древнерусской словесности, на протяжении многих десятилетий вызывающее интерес у самых разных ученых.
В то же время отношение к этому тексту в научной среде далеко не однозначно: если филологи в целом высоко оценивают творчество Епифания, то церковные историки изначально увидели в его произведениях ряд недостатков, что привело к переделкам и дополнениям житийных текстов. Светские историки, начиная с XIX столетия, стали предъявлять существенные претензии фактографической составляющей епифаниевских житий. Претензии основаны на позитивистском понимании объективной исторической истины, причем традиция такого понимания дошла до наших дней[2].
При этом, как кажется, никто не задавался вопросом о сущности исторических представлений самого автора. Агиограф последовательно вводит жизнь, деятельность и учение своего персонажа в контекст христианской православной космологии и мировой истории. Реализация данного плана привела к соединению и переплетению нескольких излагаемых в Житии повествований, каждое из которых вступает в специфические отношения с основным биографическим стержнем, выявляя исторические и сакральные смыслы составляющих его эпизодов. Можно насчитать не менее восьми основных историй, которые агиограф вплел в свой рассказ. Стержневой историей является, несомненно, само жизнеописание Стефана Пермского, логично перерастающее в историю его идей и деяний как философа и святителя. В результате рождается Пермская церковь, обретающая свою предысторию в деяниях апостолов и в развитии письменности. История Перми (страны и народа) получает свой центр в виде миссии Стефана и делится ею на две части, причем первая из них имеет исток в библейской истории родов, языков и земель. Все эти части общечеловеческого пути имеют в Житии разное значение, которое меняется в зависимости от степени актуализации каждой из частей относительно эпизодов центральной биографии и друг друга.
История языков, земель и стран в Житии начинается с послепотопного времени и продолжается до смерти Стефана. Епифаний создал самую разработанную историю народов в культуре средневековой Руси. Так же, как описание племен в Повести временных лет обозначало конституирование объединившей их древней Руси, епифаниевское сочинение отметило начало становления полиэтнической России. Фактически именно Стефан и Епифаний разработали первую этнологическую концепцию страны[3].
История родов, возникших как потомство сыновей Ноя, Епифания (в отличие от авторов Повести временных лет или «Задонщины») интересует мало. Главным событием библейской мировой истории, с которого началось подлинное развитие языков (народов), он считает не Потоп, а Вавилонское столпотворение, рассматривающееся как второе (коллективное) грехопадение. По мнению Епифания, со времен столпотворения количество народов осталось неизменным, но пути их существенно разошлись. Языки расселились по сторонам света и обрели каждый свою землю, а по ней и свое имя. Некоторые народы создали письменность или приобрели другие знания и умения, привнося свой вклад в общечеловеческую культуру.
Главным рубежом, обозначившим качественное различие языков и земель в историческом движении, стала миссия Христа, открывшая возможность выбора дальнейшей судьбы. Принявшие христианство народы выдвинулись на первые роли, а отвергнувшие его языки лишились божественной поддержки, хотя эта ситуация не является однозначной и неизменной. Отринувшие Христа евреи в результате лишились своей богоизбранности. Отныне это качество может обрести любой народ, или сразу несколько языков и земель, обретающих в этом случае духовное единство. Множественность народов в христианской культуре была персонифицирована множеством апостолов, заговорившим на разных языках в результате сошествия на них Святого Духа. Это событие может считаться антитезой Вавилонского столпотворения.
Множественность этносов закреплялась в христианстве не только на семиотическом, но и на пространственном уровне, поскольку каждая земля получала своего, посетившего ее апостола. Связь земли-страны с живым носителем божественного Слова была особо важна в плане организации мифологического сознания. Для христианских земель апостолы заменяют языческих богов и героев, выступая не только распространителями новой веры, но и создателями стран, предопределителями их будущего. Все последующие крестители стран и народов получают титул равноапостольных, что дает им право претендовать на акт творения.
Епифаний перевернул описанную выше ситуацию, обозначая переход от мифологического мышления к историческому[4]. Объявляя и доказывая, что все апостолы обошли стороной Пермскую землю, он выделяет ее как особое пространство, призванное сыграть свою специфическую роль в божественной драме. Епифаний не отрицает наличие у пермян дохристианской истории, но в плане развития их мировоззрения и в высшем провиденциальном смысле эта история заканчивается Вавилонским столпотворением. Пермь в Житии предстает землей, не только обойденной стороной апостолами, но и сохранившей изначальное ветхозаветное качество, не изменившейся с момента своего возникновения. Просветительские деяния в Житии логично прирастают историей апостольского служения. Выделенные в ее рамках примеры апостола Павла и Константина (Кирилла) Философа отмечают связь Стефана с первоначальным и славянским периодами распространения христианства.
Сакральная историчность концепции Епифания подтверждается датировками основных событий жизни Стефана. Их в Житии около полутора десятков, но они неодинаковы по характеру, происхождению и организации. Неопределенные временные указания, вероятно, связаны с агиографическими или фольклорными стереотипами: «и еще детищем сый измалада», «и еще млад буда, в уности, отрок сы верстою», «въ един же от дний», «и паки иногда, по несколицех днех», «прииде некогда». Сакрализованные датировки отсылают к церковным праздникам. Наиболее разработанная из них, обозначая основание первого храма в Усть-Выми Благовещением, содержит символическую характеристику месяца марта, как времени начала. К этому же ряду относится датирование создания стефановского алфавита по году конца света: «точию за 120 лет до скончаниа веку». Персонологические, относительно точные, датировки связывают событие с каким-либо историческим лицом, современником Стефана, не всегда, впрочем, с ним взаимодействовавшим. Значительное число упомянутых в Житии персон создает исторический контекст, в который вписывается жизнь первого Пермского епископа.
Точных датировок в Житии немного. Две из них сделаны по историческим событиям: «таче по сем, по преставленьи митрополита Алексиа», «по Тахтамышеве рати на другую зиму». В двух основополагающих приведены точные даты: «от создания миру в лето 6883» и «на 4-й неделе по Велице дни, егда бывает праздникъ Преполовлениа Пасхи и Межюпендикостиа, вечеръ въ среду среди Пятидесятници, месяца апреля в шестый между десятма день, на память святого отца Василиа, епископа Амасийского, индикта 4, а от сотворенья миру, еже есть от Адама, в лето 6904». Хронологическая точность, несомненно, возрастает к концу Жития, завершающая дата жизни Стефана оказывается самой точной и, тем самым, становится отправной. Все точные датировки не являются для Епифания самодостаточными, они синтезируются с сакральными и персональными сведениями. Агиограф постоянно представляет читателю космический и исторический масштаб личности и деяний Стефана, наиболее подробно продемонстрировав его в последней датировке, занявшей почти целую страницу.
В контексте мировой истории миссия Стефана предстает необходимой частью Промысла, развернутого в пространстве и времени от Вавилона до Перми, христианизация которой символизирует новое единство народов в преддверии конца мира. Персонифицируя Пермь в плане мировой истории, Стефан преображает не только ее, но и Русь, и весь христианский мир, изменяющийся в личностном свете его деяний не столько количественно, сколько качественно. Выход в библейскую и мировую историю придает каждому конкретному событию трансцендентальный смысл, возвышая его до уровня космологического элемента.
[1] Преподобного священноинока отца нашего Епифания слово о житии и учении отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископом // Святитель Стефан Пермский. Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях». Статья, текст, перевод с древнерусского, комментарии. СПб.: «Глагол», 1995. С. 50-263. (Далее - Житие).
[2] Шестаков П. Св. Стефан, первосвятитель Пермский. Казань, 1868. С. 2. Ключевский В. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 93-95.
3 Котылев А.Ю. Язык и земля. Этнологическая концепция Стефана Пермского и Епифания Премудрого // Семиозис и культура. Вып 3 - Сыктывкар, 2007. - С. 313-320.
[4] Котылев А.Ю. Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископом, как историческое произведение // Историческое произведение как феномен культуры. Сыктывкар, 2007. С 91-115